Магифрения

Мир качнулся.

Нет.

Это не может быть правдой.

Я шагнул назад, голова закружилась, руки дрожали. Весь мой разум пытался оттолкнуть эти слова, но они уже проникли в меня, пронзили, как нож.

– Нет… – я прошептал, сам не веря, что произношу это вслух.

Доктор смотрел на меня с сочувствием, но я уже ничего не видел.

Лилит мертва.

Всё, что я знал, всё, что любил – рухнуло в один миг.

Ночь была бесконечной.

Я сидел в приёмной, не двигаясь, не ощущая времени. В голове была пустота, какая-то тёмная дыра, в которую засосало всё: эмоции, мысли, даже боль. Вокруг были люди – врачи, медсёстры, посетители, но я не слышал их. Мир существовал отдельно от меня.

Иногда кто-то подходил, говорил что-то, спрашивал, но я не отвечал. Я просто сидел, уставившись в одну точку, пока усталость не взяла верх.

Я заснул прямо на жёстком кресле, подложив руку под голову. Сон был тяжёлым, тревожным, наполненным тенями, которые я не мог разглядеть.

Когда я открыл глаза, в окно уже пробивался серый рассвет.

– Доктор Лоуренс, – тихий голос медсестры вывел меня из забытья.

Я поднял голову, чувствуя, как затекли плечи.

– Ваша дочь пришла в себя. Вы можете к ней пройти.

Я вскочил, сердце забилось быстрее.

Коридор казался бесконечным, шаги отдавались гулким эхом. Я остановился перед дверью палаты, глубоко вдохнул и толкнул её.

Джозефина лежала в кровати, укутанная в белоснежные простыни. Она выглядела такой хрупкой, что у меня сжалось сердце.

Когда она открыла глаза и посмотрела на меня, её губы дрогнули.

– Папа…

Я почувствовал, как ком застрял в горле, и подошёл ближе, опускаясь рядом с ней. Осторожно взял её маленькую ладонь в свою.

– Я здесь, моя девочка, – прошептал я, с трудом сдерживая слёзы.

Она моргнула, её губы дрожали.

– Где мама?

Воздух сжался вокруг меня.

Я не знал, как сказать ей правду.

Доктор смотрел на меня с выражением глубокой серьёзности, смешанной с сочувствием. Мы стояли в его кабинете, вдали от палаты Джозефины, но я уже знал, что разговор будет тяжёлым.

– Сеньер Марио, – начал он осторожно, будто подбирая слова. – Нам нужно поговорить о состоянии вашей дочери.

Я кивнул, чувствуя, как сердце забилось быстрее.

– Вы уже знаете, что у неё был перелом позвоночника. К сожалению, травма слишком серьёзная. Спинной мозг сильно повреждён, и… – он замолчал на мгновение, – мы не можем это исправить.

В комнате воцарилась тяжёлая тишина.

– Что… это значит? – спросил я, хотя уже знал ответ.

Доктор опустил взгляд.

– Это значит, что Джозефина полностью парализована. Она никогда не сможет ходить.

Слова ударили, как нож в грудь.

Я закрыл глаза, пытаясь осознать услышанное, но внутри всё сжалось в бесконечное, мучительное нет.

Нет.

Нет, это невозможно.

Нет, моя дочь не может провести всю жизнь в неподвижности.

Я зацепился за что-то внутри себя, за слабую надежду.

– Но… но она может двигать руками? Или хотя бы чувствовать?..

Доктор покачал головой.

– Нет. Полный паралич. Она может говорить, видеть, слышать, но её тело… оно больше не будет ей подчиняться.

Я глубоко вдохнул, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

– Но… но… – я запнулся, а затем взорвался: – Должен же быть выход! Операция, экспериментальные методы, что угодно!

Доктор тихо вздохнул.

– Я понимаю ваше отчаяние, доктор Лоуренс. Но, к сожалению, такие повреждения не лечатся. По крайней мере, на нынешнем уровне медицины.

Я отвернулся, стискивая кулаки. В голове пульсировала одна мысль: Это несправедливо.

– Но, – продолжил доктор, – это не значит, что её жизнь закончена.

Я резко посмотрел на него.

– Есть специальные методики ухода за парализованными людьми. Специальные костюмы, поддерживающие циркуляцию крови, лечебные массажи, физиотерапия. Существуют технологии, которые помогут ей пользоваться компьютером, управлять коляской, взаимодействовать с миром. Такие люди могут жить, Марио. И, если рядом будут любящие люди, они могут быть счастливы.

Его голос звучал твёрдо, но мягко, как будто он пытался вытащить меня из бездны отчаяния.

Я закрыл глаза и глубоко вдохнул.

Джозефина жива.

Пусть её тело сломано, но она жива.

И теперь вся моя жизнь будет посвящена тому, чтобы она не чувствовала себя пленницей в этом теле.

Следующие дни слились в одно бесконечное серое пятно.

Я занимался похоронами Лилит, но при этом продолжал ходить на работу. Каждый день был борьбой между долгом и болью, между обязанностью и опустошением.

Я не мог позволить себе сломаться. Не теперь, когда Джозефина осталась одна.

Утром я уезжал в клинику, а вечером возвращался к бюрократическому аду, сопровождающему смерть близкого человека: оформление документов, разговоры с агентствами, выбор гроба, организация церемонии. Всё это казалось чужим, будто происходило не со мной. Люди что-то говорили, предлагали варианты, а я лишь молча кивал.

На работе всё шло своим чередом: пациенты, истории болезней, новые назначения. Коллеги осторожно смотрели на меня, кто-то пытался выразить соболезнования, но я не давал этим словам проникнуть в себя.

Жакаб появился в моём кабинете на третий день после трагедии.

– Ты бы взял отпуск, Марио, – сказал он, прислонившись к двери.

Я даже не поднял на него глаз.

– Не могу.

– Да ладно, никто не осудит. Потерять жену… это не просто.

Я резко поднял взгляд.

– Спасибо за напоминание.

Жакаб тяжело вздохнул и, покачав головой, вышел, оставив меня одного.

Я не мог позволить себе отпуск. Работа держала меня в реальности. Пока я лечил других, пока слушал пациентов, пока назначал лекарства, мне не приходилось думать.

Но стоило мне остаться одному, в квартире, где больше не звучал голос Лилит, где теперь был только тяжёлый воздух и её вещи, которые я не решался убрать, – тогда приходило осознание.

Она ушла. И больше не вернётся.

День был тяжёлым. Я уже успел провести несколько консультаций, разобраться с документами и проверить состояние пациентов, но когда я посмотрел на расписание, то увидел ещё одно имя.

Я глубоко вдохнул и пригласил следующего пациента.

В кабинете так тихо, насколько это возможно в психиатрической клинике. Я уже привык к размеренному ритму работы: пациенты, истории болезней, медикаменты, разговоры. Некоторые приходили за лечением, другие – просто за пониманием. Но этот случай был особенным.

В дверь кабинета раздался осторожный стук.

– Войдите, – сказал я, даже не поднимая головы от записей.

Дверь скрипнула, и в кабинет вошёл мужчина, мой пациент, с которым мы работали уже несколько месяцев. Некогда тревожный, наполненный сомнениями человек, теперь он выглядел иначе. Спокойнее. В глазах читалась твёрдая уверенность.

Я отложил ручку и посмотрел на него.

– Рад вас видеть. Как вы себя чувствуете Сеньер Пали?

Он сел напротив меня и сложил руки на коленях.

– Доктор, я пришёл сказать… что больше не нуждаюсь в терапии.

Я слегка приподнял бровь.

– Это довольно неожиданно.

– Я нашёл свой путь, – он улыбнулся, и в этой улыбке было нечто, что заставило меня насторожиться. – Бог открыл мне глаза. Я понял, что все мои страдания были испытанием. Теперь я верю, и мне больше не нужны лекарства и ваши методы.

Я откинулся на спинку кресла, внимательно наблюдая за ним.

– Вы действительно считаете, что религия может заменить вам терапию?

Он кивнул, даже не задумываясь.

– Да. Бог исцеляет души, а не химия. Я осознал, что весь этот мир – лишь иллюзия, созданная для испытания нашей веры. И я больше не боюсь.

Я переплёл пальцы, тщательно подбирая слова.

– Слушайте, я рад, что вы нашли что-то, что помогает вам справляться. Вера может быть мощным источником поддержки… Но это не значит, что вам нужно отказываться от лечения.

Его взгляд стал жёстче.

– Доктор, вы просто не понимаете. Все эти ваши таблетки, разговоры – это временно. Бог лечит по-настоящему.

Я медленно выдохнул.

– Бог может дать вам силу, но он не отменяет болезни. Вы же не перестали бы лечить сломанную ногу, если бы поверили в Бога? Почему же вы считаете, что психическое здоровье можно оставить на волю судьбы?

Он покачал головой.

– Вы не верите, доктор. Поэтому вам не понять.

Я нахмурился.

– Это не вопрос веры. Это вопрос вашей жизни, вашего состояния. Мы добились прогресса, вы стали чувствовать себя лучше. Отказ от терапии может привести к рецидиву.

– Я больше не боюсь, – твёрдо повторил он. – Бог ведёт меня.

Я смотрел на него и понимал: его уже не переубедить.

Я мог бы настаивать. Мог бы попытаться разложить всё по полочкам, привести десятки примеров. Но он уже выбрал.

Я тихо вздохнул.

– Хорошо, – сказал я, хотя внутри всё протестовало. – Но если вам станет хуже, если вы почувствуете, что снова теряете контроль – приходите.

Он встал, улыбнулся и кивнул.

– Бог вас благословит, доктор.

Я смотрел ему вслед, пока дверь не закрылась.

И почему-то мне казалось, что мы скоро увидимся снова.

Сеньер Пали наклонился вперёд, глаза его загорелись.

– Я понял, как устроен мир. Всё гораздо проще, чем вы, учёные, пытаетесь объяснить. Если человек молится Богу, Он исполняет все его желания. Абсолютно все!

Я чуть сдвинул брови, но продолжил слушать.

– Вы понимаете, доктор? – он сделал широкий жест руками. – Мне не нужно работать, не нужно заботиться о деньгах, не нужно беспокоиться о здоровье! Бог заботится обо мне! Я просто молюсь, и всё, что мне нужно, само приходит в мои руки.

– И как долго вы следуете этому принципу? Это интересный взгляд. Возможно, дело не только в том, кому молился ваш друг, но и в том, как он это делал, во что верил и что сам предпринимал для исполнения своих желаний. Во многих религиях говорится, что Бог помогает тем, кто сам движется вперёд, а не просто ждёт чуда. Может, суть не в конкретном боге, а в том, что молитва без действий – это просто слова, а не путь к изменению жизни?– ответил я.

– Уже несколько месяцев, молюсь богу и прошу-прошу – гордо ответил он.

– И… какие желания исполнились?

Он замялся.

– Ну… пока ещё ничего. Но Бог испытывает меня! Он проверяет, насколько сильна моя вера!

Я слегка кивнул, изучая его выражение лица.

– А если ничего не сбудется? Один мой прошлый пациент тоже молился богу но его желания так и не исполнелись.

Он вздрогнул, будто мои слова были ему неприятны.

– Это невозможно, доктор. Бог всегда слышит своих детей. Я просто должен ждать… и верить. А может ваш пациент молился не тому богу?

Я какое-то время молчал.

– Вы сказали, что не работаете. А на что вы живёте?

– Друзья помогают. Бог посылает мне поддержку через них.

– А если перестанет?

Его глаза сузились.

– Почему вы всё время сомневаетесь, доктор? Вы не верите в Бога?

Я вздохнул.

– Дело не в Боге, а в том, что человек должен сам что-то делать, а не просто ждать. Вера важна, но реальность устроена иначе. Вы можете молиться, но если не будете прилагать усилий, ваши желания останутся только словами.

Он покачал головой.

– Вы слепы, доктор. Вы живёте в мире логики, а не чудес.

Я ничего не ответил.

Он встал, вздохнул и, нацепив на лицо снисходительную улыбку, произнёс:

– Но ничего… Я буду молиться и за вас. Бог вас услышит. Доктор, вы не понимаете, – произнёс он, покачав головой. – Бог слышит нас. Просто он отвечает тогда, когда мы готовы принять его ответ.

Я устало потер виски.

– А если он просто не отвечает? – спросил я.

Мужчина улыбнулся, будто я задал детский вопрос.

– Бог всегда отвечает. Иногда он говорит «да», иногда – «нет», а иногда просто испытывает нас. Но он всегда рядом.

– Послушайте, если желания сбывались только благодаря молитве, мир был бы совсем другим. Но реальность жестока. Люди молятся, но их мечты разбиваются, их близкие умирают, их жизни рушатся. Разве вы этого не видите?

Он кивнул.

– Вижу. Но, доктор, вы не понимаете одного. Мы не должны ждать, что Бог устранит нашу боль. Мы должны принять её.

Я нахмурился.

– Принять?

– Да. Каждый человек должен познать любовь Бога. А любовь Бога – это не избавление от страданий, а способность полюбить свои оковы, свою боль, свою судьбу.

Я почувствовал, как внутри закипает раздражение.

– Вы правда хотите сказать, что нужно просто смириться? Что боль – это нечто хорошее?

– Боль делает нас ближе к Богу, – твёрдо ответил он.

Я покачал головой.

– Я не могу с вами согласиться. Человек должен бороться за своё счастье, а не просто принимать страдания. Если Бог и есть, может, ему вообще всё равно на нас? Может, он просто смотрит со стороны, но не вмешивается?

Мужчина нахмурился.

– Вы заблуждаетесь, доктор. Бог не оставляет своих детей.

Я сложил руки перед собой.

– Если вы действительно верите в это, то почему тогда до сих пор несчастны? Почему приходите ко мне?

Он посмотрел на меня с лёгкой растерянностью.

– Я просто… я ищу ответ.

– Тогда, возможно, вам стоит попробовать не только молитвы, но и более земные методы? Я могу предложить вам терапию, работу с осознанием эмоций, техники, которые помогут вам разобраться в себе.

Сеньер Пали задумался.

– Я… подумаю об этом.

Я кивнул.

– Это уже что-то.

Он поднялся, снова сжав в ладони свой крестик.

– Я всё равно буду молиться за вас, доктор. Рано или поздно Бог коснётся и вашего сердца.

Я только устало улыбнулся.

– Посмотрим.

Сеньер Пали вышел из кабинета, а я остался сидеть, размышляя о том, насколько по-разному люди смотрят на этот мир.

Я смотрел ему вслед и чувствовал, что в этом кабинете только один человек пытался отвернуться от реальности. И это был не я.

Я сидел за своим столом, крутя в руках ручку, пока его мысли всё ещё блуждали вокруг странного пациента, который верил, что молитва исполнит все его желания.

Я глубоко вдохнул, потянулся к телефону и набрал номер ресепшена.

– Это доктор Марио, – произнес Я – Клиент, который только что был у меня… он оплатил приём?

На другом конце провода короткая пауза, звук листаемых бумаг, а затем спокойный голос администратора:

– Да, доктор Галетти! Сенбер Пали оплатил сегоднешний сеанс.

Я закрыл глаза и, откинувшись на спинку кресла, вздохнул с облегчением.

– Слава богу… – пробормотал он себе под нос.

На другом конце провода раздался лёгкий смешок.

– Всё-таки верите?

Марио усмехнулся, потерев переносицу.

– Иногда да. Особенно, когда дело касается денег.

Я положил трубку и какое-то время просто сидел, глядя в потолок.

Жизнь была странной штукой.

Я сидел в своём кабинете, уставившись в пустую чашку кофе, когда вдруг услышал шум в коридоре.

Громкие крики, топот ног, чей-то раздражённый голос.

– Чёрт, держите его!

Затем – звонкий удар, будто что-то тяжёлое упало на пол.

Я вскочил и распахнул дверь.

В конце коридора трое санитаров пытались скрутить пациента – Иисуса. Он отбивался, размахивая старой деревянной шваброй, словно мечом, дикий огонь плясал в его глазах.

– Успокойся, нам не надо тебя связывать! – выкрикнул один из санитаров, пытаясь перехватить его руку.