О выделенном мышлении и до-мышлении. Опыт странного мышления. Часть III

До-мышление, дух и явленное

Как происходит остановка? Как происходит реализация того, что нельзя остановить, того, что не останавливается? Как все-мышление становится конкретным происходящим?

Можно предположить какое-то до-мышление, какую-то неопределимую неопределенность, какое-то происходящее, но невозможное для извлечения в качестве такового. В таком состоянии присутствуют основания явленного через слова мышления. И доступ к такому всегда происходит через выделение его, через мысли… через остывание его в словах, в конкретном языке, в смыслах, в понятиях… культуре… происходящем после… Но «все, что до» этого явленного – это загадка, это некое квантовое (очень условно) мышление, о котором ничего неизвестно на самом деле. Поэтому для работы с присутствующим, с широким присутствующим, для реализации присутствия, для остановки до-мышления, для использования в присутствии «квантового мышления» приходится использовать какое-то «выделенное мышление», и таковым выделением является все явленное мышление в языке и весь язык в целом как некая мгновенно застывающая форма условного до-мышления.

Любое явленное мышление, выделенное мышление1 через язык всегда взаимодействует с тем «квантовым мышлением», с тем, что до него. Можно себе представить, что язык-мышление – это остывший-остывающий воск, а до-мышление – это расплавленный, сверхтвердый воск, и между ними есть некая точка перехода, и дух2 в таком смысле – это некий холодный огонь, который постоянно плавит или охлаждает эти две взаимодействующие субстанции. Возбуждаясь, дух-энергия подключается к до-мышлению, возникает процесс холодного горения, дух что-то выжигает из той сверхтвердой субстанции, а затем после переплавки такое остывает в виде уже явленного мышления, явленного мышлением, мыслительных конструкциях. При этом все такое или «акты плавки» проходят вне явленного языка-мышления, поэтому они непонятны, не явлены…, но присутствуют как мгновенно-остывающие гипотезы. При этом явленные конструкты не подлежат обратной переплавке в обычном значении. Поэтому философия всегда обречена использовать обычный язык необычным образом, пытаясь «вскрыть» до-мышление, но почему-то всегда такие попытки – это «удар рыбы об лед». И широкое взаимодействие в присутствующем и соприсутствующем – оно все же шире…

И сооруженный застывший после-акта-духа-конструкт, как вырваность куска из до-мышлений – это уже нечто необратимое, и любой такой кусок, например, «гносеологическая теория Канта» – это нечто уже вырванное и необратимо застывшее, но это не то, о чем такой конструкт хочет, но не может сказать. Также и любая явленная мысль, мысль «время», мысль-явленность-застывание, но обратно никак не преодолеть эту явленную мысль, то есть невозможно посмотреть откуда возникает эта мысль, из какого до-мышления она возникает, поэтому определения понятия «время», «точка»… – это всегда другие остывшие слова, но не то-до-мышление… И можно научиться понимать чужие конструкты, но такое не всегда позволит как-то свободно и глубоко взаимодействовать с до-мышлением3.

Так же и математика в целом – это нечто переплавленное-остывшее оттуда и другое также…

При этом всегда возникает вопрос, а почему кроме такого явленного мышления есть и это «присутствие тут», которое как-то напрямую связано с до-мышлением, но как? И они, возможно, как-то взаимодействуют? И это одно и то же? И почему до-мышление взаимодействует с присутствующим только через вот такое явленное мышление? И «явленному мышлению» ни присутствие, ни до-мышление не явлены по-другому, кроме как вот так, вот в такой «формальной форме», которая есть просто какая-то болтовня, абракадабра… То есть, например, «точка» – это тра-та-та, и потом еще тра-та-та и так до бесконечности тра-та-та…, но ничего более такого… «Сознание» – это тра-та-та… «Информация, число, цвет, бесконечность…» При этом все разговоры, что есть какие-то конкретности, – например, «голод» означает «реальное» ощущение и «реальную» необходимость в употреблении пищи и «автомобиль» означает конкретный предмет – это все тоже превращается в тра-та-та, то есть все это широкое происходящее будет вступать во взаимодействие с до-мышлением через вот эти «явленные остывающие формы», через «что-мышление», через «выделенное мышление».

Первое определение, гипотеза о возникновении

Можно начать «думать о чем-то», думать с помощью обычных слов, слов о чем-то видимом тут, тут… в уме4, но абстрагируясь от всего и концентрируясь на «каких-то мыслях о чем-то», о чем-то происходящем, взаимодействуя с таким происходящим, наблюдая за ним, работая с ним, воздействуя на него… Такие мысли «в итоге взаимодействия» могут становиться чем-то оформленным, чем-то определенным, чем-то выделенным в «отдельный объект мышления»5, в какой-то «способ мышления», в «формат мышления о чем-то происходящем», но уже в качестве выделенного мышления, условно абстрактного, какого-то сформированного мышления.

В последующем такое мышление может обрастать разным – какими-то знаковыми системами, каким-то структурами, такое мышление может быть разобрано на части, в нем может быть найдено что-то другое, какие-то важные неделимые единицы, в нем также могут быть определены какие-то связи внутри между тем, происходящим в нем.

Нельзя сказать, что выделенное мышление возникает случайно. Если говорить о какой-то практике мышления, например, о теоретической физике или о какой-то практике управленческого мышления, или о практике охоты на мамонта, то точно можно понять, что такое мышление не возникает на голом месте, и причиной его было какое-то стремление, стремление как-то взаимодействовать в происходящем и с происходящим. И если какое-то древнее «почему» – это сегодня загадка, то, в общем, это причина стремления быть как-то тут или не быть есть как какое-то основание что-мышления. То есть такое мышление не совсем «ни о чем» или «не почему», любое выделенное мышление уже достаточно конкретно, основательно, значительно и влияет на все происходящее тут достаточно определенным образом (мышление, взятое у Гегеля).

То, как начинали разные сообщества, было каким-то похожим, но разным, но выводы, к которым они пришли, очень схожи. То есть можно предположить, что внешняя структура языка и мышление – это разное, но для того чтобы это мышление проникало наружу, нам приходится использовать эти контуры-структуры. Можно придумать другие специальные языки – математику, физику… и использовать эти внешние контуры для того чтобы…, но все равно постоянно чтобы понимать, это все приходится обращать в до-мышление и переводить контуры обычного языка и так далее. То есть там есть мысли и есть мышление, на которое указывают слова, предложения, формулы, доктрины, но они ни есть это до-мышление. Там, в основании всего есть загадочное до-мышление, на которое указывают структуры, но как о нем можно говорить без структур? И почему это загадка?

Взаимодействие с тем, что находится за выделенным мышлением, и критерии выделенного мышления

Такое мышление будет взаимодействовать с тем, что связано с таким мышлением, и такое взаимодействие может быть очень сложным, то есть результаты такого мышления могут становиться частью обыденного языка, частью обыденной культуры. И происходящее вне, в каком-то значительном происходящем может передаваться в такое мышление. Это взаимодействие с другим (разным, выделенным, определенным, упрощенным, отвлекаемым) предполагает и эмпиризм, и проверку опытом, и какую-то априорность, и интуицию, и инструментализм. Такое мышление может как-то передаваться другим, оно может излагаться, повторяться, воспроизводиться…

Выделенное мышление может обрастать разными критериями, например, истинности, научности, повторяемости, проверяемости, соответствия практике… и многим другим, но все эти критерии будут относиться к взаимодействию такого выделенного мышления с происходящим, с его становлением, применением, определением… Вне границ такого выделения такая методология будет ничем…, конечно, такие выделения могут быть достаточно значительным инструментом взаимодействия «с» и «в» происходящем. Такое выделенное мышление – это определенный инструмент, который позволяет каким-то новым другим образом работать с тем, что происходит, с широким тем… Но это не меняет того, что это мышление ничего не знает о своем происхождении, о своем источнике. Источник, огонь, колодец – что это?

Искусственный язык и взаимодействие с обыденным

Все «выделенное мышление», снова же, может быть понято как какой-то искусственный язык, как какое-то «выделенное мышление о каких-то абстрактных объектах», как какая-то культура мышления. Но все это мышление будет обращаться в обыденный язык и так же будет возникать из того мышления, которое стоит за всем этим явленным.

Тут может возникнуть мысль, что речь идет о каком-то научном мышлении, но тут все сложнее. Дело в том, что такое выделенное мышление – это не только научное мышление, тут может быть и музыкальное мышление, и какое-то сложное игровое, поведенческое, управленческое мышление, и знакомство с таким мышлением – это значительная практика. Конечно, все такое мышление, как и все-мышление, пересекается там, в своем начале, но как?

Мысли о том, что может быть такое мышление искусственным и естественным – это упрощение. Все мышление в каком-то смысле сконструировано из обыденного языка (и из какого-то до-мышления, скрытого мышления), который каким-то образом позволяет застывать явленному из него мышлению. Но и такое обыденное тоже сконструировано, то есть его естественность – это тоже условность.

Выделенное мышление всегда как упрощение

Упрощение – это способ общения с происходящим. Мышление как-то происходит в происходящем, но мышление – это не только «отражение» происходящего, это нечто иное, но это тоже какое-то особое происходящее. И все-происходящее, и мышление как-то взаимодействуют, и это взаимодействие каким-то образом мышление пытается «сделать явным». И вот это явленное после в чем-то будет являться каким-то упрощением, понятым, понятным, осознанным или уже определенным понятием, идеей, схемой, конструкцией, теорией, гипотезой, предположением, мыслью о чем-то.

Итоговым упрощением может быть какая-то языковая модель, какая-то математическая модель, какой-то предмет и вообще что угодно в границах «этого угодно». Но такое упрощение – это не то, что происходит, не то, что как бы на самом деле до упрощения, и его можно понимать, как копию6 происходившего, но это будет тоже упрощением. И любая станция по производству энергии – это не то, что происходит само по себе, а это упрощение, то есть конструирование из этого происходящего какого-то упрощения. А что происходит само по себе и что это за происходящее?

Проблема любого остывающего мышления (явленного духа, присутствующей действительной духовности) – это то, что оно, даже пытаясь понять самое себя, создает «упрощенные схемы», но когда оно происходит в происходящем, это нечто другое, чем упрощение о себе после.

Как приблизиться к тому, что происходит на самом деле? То есть на самом деле понять это происходящее в его первом значении и происходящее мышление? Как преодолеть этот порог? Возможно ли его преодолеть? Как понять этот порог и то, что находится за этим порогом? Всякие предположенные кантовские «вещи в себе» можно предполагать в качестве какой-то бессмыслицы и предполагать, что нет никакого скрытого, но если это так, и есть только «явленное мышление» с его аристотелевскими законами формального мышления, то тогда можно заметить и опредметить мышление, и классическая физика тогда – это единственная физика, но увы…, и разгадка мышления, и теория всего будут являться в этот «мир видимого» только в качестве очередных предположений через какой-то ино-язык.

Любое выделенное мышление и даже «мышление о самом мышлении»7 – это всегда какое-то явленное упрощение, которое не может приблизиться к тому, что происходит на самом деле. Но при этом через такое «выделенное мышление» удается взаимодействовать с происходящим, то есть другой слышал вас, он что-то и как-то понимает и может адекватно взаимодействовать с вами, то есть «выделенное мышление», через которое происходит обращение, в другом обращается в тот первоисточник, из которого возникает выделенное мышление.

«Выделенное мышление» – это особый инструмент, который позволяет так же взаимодействовать со средой, создавать различное, и это различное очень значительно, то есть оказывается, что если и «выделенное мышление» – это упрощение, и это не то, что происходит на самом деле, то все же почему-то присутствует какая-то «адекватность взаимодействия», и это не исключает и какой-то «неадекватности». Такая «неадекватность» может иметь различное упрощенное мышление о себе, то есть какие-то схемы упрощения о ней, но, возможно, за ней тоже есть нечто очень сложное.

Как в таком значении понимать математику, логику в виде явленных чистых форм мышления? В каком-то смысле после оценки возможностей математики как чистого мышления могут возникать мысли о необходимости отбросить мысль о каком-то «выделенном мышлении» и «чего-то за ним»8 и принять вот такое мышление, допустим, «обычную логику» в виде вот этого единственного мышления, которое точно показывает, как существует мышление в том его «не явленном первоначальном виде», в виде происходящего, и это также касается и широкого происходящего, но после всех попыток как-то опереться на такое мышление и понять все происходящее все это опять оказывается почти бесполезным.

То есть в виде выделенного мышления математика позволяет создавать значительные инструменты взаимодействия с происходящим, но при этом в итоге это только упрощение происходящего, потому что оказывается, что для создания «теории происходящего» приходится создавать какой-то ино-язык, какую-то «схему происходящего», и эта схема не является математикой, а является каким-то особым выделенным мышлением, какой-то «теоретической физикой», которая, конечно же, взаимодействует с остальным выделенным мышлением, с языком в целом и разным, что есть в языке, и самое главное, с тем, что за ним, до него и происходит в каком-то происходящем значении.

В таком же ключе может быть понята и логика, и формальная, и другая, в каком-то смысле это какое-то выделенное мышление, это какой-то способ «упрощения мышления», «конкретизации каких-то аспектов» явленного мышления. Но это все не позволяет создать «тотальную теорию мышления», то есть приходится прибегать к каким-то «гносеологиям», которые есть «теории явленного мышления», но никакая «теория познания-сознания», никакая эпистемология не может вскрыть того, что находится за явленным мышлением.

Разговоры о таком происходящем ино-мышлении могут быть, сюда можно отнести мысли Юнга о таком, но что есть такие мысли на самом деле? Такие мысли о том находящемся за ино-мышлением становятся чем угодно, иногда такое «выделенное мышление» – это просто какая-то негативность, какая-то выдумка, какая-то бесполезность. И опять же дилемма в том, что «выделенное мышление» как-то взаимодействует с тем, что за ним, но «определить» его не может. Такое «за мышлением», возможно, не бессознательное, не…, а это нечто абсолютно неопределимое в формате выделенного мышления, и взаимодействие с ним как-то происходит, но выдавать такое взаимодействие за определение – это тоже бесполезность.

И что в итоге? В итоге вот только такие разговоры, которые, конечно же, позволяют создавать выделенное мышление, такое мышление позволяет взаимодействовать со всем широким происходящим, и такое взаимодействие очень значительно, и в воздействие на происходящее значительно, и воздействие этого «выделенного происходящего»9 на мышление тоже значительно.

И все такое «возникающее», все это «выделенное» и «взаимодействие» дает надежду на то, что даже не получив возможности раскрыть в границах сознательного мышления «чем это все является на самом деле», можно все же создавать различное, очень значительное и взаимодействие, и выделение, и выделение за ним, и выделенное после. И, возможно, можно будет создать какое-то «выделение», и его можно будет назвать в явленном виде «искусственным интеллектом», а внутри этого будет происходить нечто, что будет непонятым и неизвестным до конца10, как и то, что происходит внутри другого «происходящего, но выделения».

Всякое мышление – это всегда упрощение? Если упрощение – это не то, что есть на самом деле, то что же есть на самом деле? Что? И тут про то, что на самом деле, могут быть разные неокончательные мысли.

Упрощенное мышление – это примитивность мысли, оно берет какую-то конструкцию и, не погружаясь в ее содержание, берет из нее что-то, упрощает это до чего-то примитивного. Но раскрытие конструкции – это тяжелая работа ума, это распутывание клубка, сотканного из множества смысловых частей, значительности связей, цепочек, выводов, планов, решений, эха какого-то отражения в каком-то произошедшем. Но какая-то сложенная мысль – это какое-то значительное здание, в котором есть множество всего, и звук в каком-то конце такого строения может отражаться эхом под сводами купола такого храма мысли множествами оттенков и повторений. Такое эхо позволяет каким-то образом схватывать какое-то скрытое, какое-то невидимое там, в этом мироздании застывшей мысли. Но простота в виде упрощения не хочет напрягаться, не хочет утомлять себя.

Промежуточные конструкции

Есть мысль, что у нас нет последнего ответа, и что у нас есть только промежуточные конструкции, и такие конструкции позволяют создавать более совершенную следующую конструкцию. Таким и является процесс развития знания. Но где конец такому? Такой способ – это некая дурная бесконечность? И тут нужно предположить:

– что либо все конструкции – это ложность…, но как тогда возникает возможность создавать нечто положительное, а не только некие фантастические химеры;

– либо они не все в каком-то смысле ложные, но и не ложные одновременно. То есть нам не удастся создать последнюю конструкцию, так как наше мышление не равно происходящему, и конструкции – это единственный «способ общения» с происходящим. И в этом общении есть нечто большее, и такое большее, возможно, присутствует в некоторых математических симметриях, точнее, они говорят нечто о том, как мышление соответствует происходящему. Попытка разгадать такое взаимодействие будет преследовать человеческий ум постоянно.

Чем являются такие конструкции на самом деле, это только конструкции? Что значит расшифровать такую конструкцию? Что есть общего между различными конструкциями? Есть ли какие-то общие черты? Возможно, такие черты говорят нечто не только о конструкциях, но и о чем-то другом?

Всеобщее мышление и преодоление специализации

В любом случае все выделенное мышление всегда обращается к какому-то всеобщему мышлению, к какой-то общей культуре, к какому-то общему базису, к тому, что дано во всеобщей культуре, но все эти обращения выделенного и всеобщего – это, конечно же, неясность.

Сложность противостоит желанию теоретических физиков с помощью простых закономерностей описать ВСЕ. Можно ли с помощью какой-то теории объяснить все? Всегда возникает вопрос о возможности преодолеть «специализацию», но такой вопрос всегда останется открытым и неопределенным.

То есть любое выделенное мышление – это только какое-то ответвление от всеобщего мышления. И так, как каждое конкретное мышление – это всегда часть всеобщего, но и конкретность в том числе, поэтому преодолеть проблему выделения не выйдет, потому что любая всеобщность становится частностью в конкретном мыслящем. А затем конкретное мышление становится причиной ответвления от всеобщего, и при значительности такого мышления оно может начать влиять на другие умы и дальше стать чем-то выделенным для части таких умов. Но после оно, возможно, обратится ко всеобщему источнику и станет менять его, вносить в него коррективы, а затем весь процесс двинется в какую-то обратную сторону. А если быть точным, то «такое взаимодействие» происходит постоянно.

Отсутствие единой теории мира (теория всего)

Почему нет единой теории, которая объясняет Вселенную, микромир, мир…? Можно ли создать некую «теорию всего»?

Существует множество точек зрения, различных концепций, представлений, мировоззрений, идеологий, историй, рассказов, религиозных доктрин, научных теорий, которые «что-то говорят о мире», о происходящем…, однако все это не сводится к единому знаменателю, но почему? Почему? Не потому ли, что любой рассказ о происходящем, любая мысль, даже если такая мысль очень значительна, – это не то же, что происходит на самом деле? В таком значении поле для мышления о мире – это какая-то незамкнутая бесконечность, то есть наше мышление может рисовать разные причудливые узоры, но это не то, что есть на самом деле в его последнем значении, хотя это все как-то и соотносится. Но как? И чем является такое соотношение?

– Отсюда – возможность бесконечной множественности интерпретаций «мира».

– Отсюда возможна и ложь, и пропаганда… и остальное…

– Отсюда могут возникать различные суеверия и эзотерические учения…

При этом религиозный опыт и все, что связано с неким запредельным, не сводится к «что-то объяснять», тут все сложнее…

Всегда нужно помнить про ситуацию «проб и ошибок», каждый практик знает, о чем речь, то есть «ты думаешь, что это так», и приготовил «концепт», но «происходящее ведет себя не так, как ты о нем думаешь», и затем нужен «новый концепт», а затем оказывается, что «концепт» – это из мира мысли? И снова нужен концепт для объяснения происходящего… И, конечно же, «концепт» – это нечто, позволяющее очень существенно взаимодействовать с происходящим, но «слиться с ним», увы, не получится.

Конечно, такому всегда можно противопоставлять фундаментальную физику, но стоит вспомнить работу Гейзенберга «Физика и философия» и мысли о том, что квантовая теория не возникла как логическое продолжение классической физики. И это не логическая выдумка ума для того чтобы придать эксперименту (происходящему) какое-то определение, и абсурд такого определения неважен, главное, что «этот абсурд как-то объясняет… это», тут главное вот это «как-то» и происходящее затем…, а после – значительное количество физико-механических опытов и экспериментов, а после – различные установки…

Невозможность сведения какого-то выделенного мышления к общему знаменателю и проблема перехода мышления к мышлению

Существует значительная проблема перехода-связи метафизики и физики11; метафизики, математики и логики; математики и логики; математики и физики; физики и химии; элементарной физики и квантовой… и обращения всего этого в обычный язык…, в обычное мышление… Но в первую очередь это особое предположение о том, что метафизика – это бесплодные фантазии, а физика – это очень практичное знание, позволяющие управлять действительностью в отличие от всяких химер.

При этом большая часть физиков не замечает, что они не могут не использовать обычный язык для разговоров о чем-то необычном, то есть когда они нечто произносят, они не замечают того что-то, что они произносят действительно только в границах какого-то концептуального взгляда, некоего вырезанного новояза12