Редактор Алексей Медоваров
Редактор Милена Миллинткевич
Дизайнер обложки Ita Gotdark
Корректор Анна Рыжак
Редактор Дмитрий Белихов
© Анна Рыжак, 2025
© Ita Gotdark, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0065-5126-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Летний ветер, пропитанный ароматами трав и меда, взъерошил мне волосы и обдал теплым дыханием легкую щетину на щеках. Это единственное, что я мог чувствовать, сидя напротив полуразрушенной церкви.
Рядом с ней были построены несколько аккуратных современных домиков, где, видимо, проживали паломники, когда посещали этот отдаленный скит Абалакского мужского монастыря. Чуть дальше виднелись крыши нескольких покосившихся серых избушек: крошечная деревушка, Липовка. Я сомневался, жил ли хоть кто-то в этом глухом месте. По крайней мере, сейчас никого не видел вокруг. За исключением красивой рыжеволосой девушки, что разговаривала с братом Владимиром недалеко от часовни. Именно ему настоятель монастыря поручил присматривать за мной. Поэтому я ждал, пока он освободится, и задавал себе единственный вопрос – правильное ли решение принял, спрятавшись от своего прошлого в Сибири?
Здесь все казалось непривычным, но каким-то умиротворяющим: за полем возвышалась окутанная легкой дымкой стена темно-зеленого леса, высоко в небе еле слышно заливались песнями птицы, над цветами и липами жужжали пчелы, где-то поодаль блеяли овцы. Сладко пахло ягодами, пыльцой и чуть влажной почвой. День был прекрасный. Хотя мне отчаянно хотелось плакать. Нестерпимая душевная боль разрывала мне сердце. Но я не мог дать волю эмоциям из-за парочки передо мной, которая о чем-то оживленно болтала, не собираясь расставаться.
Мне хотелось остаться на поляне одному, чтобы никто не видел моих красных, распухших от слез глаз. Или, может, вернуться обратно в Абалак, откуда мы с послушником приехали сегодня утром сразу после братского молебна. Там я мог бы укрыться ото всех в своей комнатушке.
Брат Владимир что-то шепнул своей знакомой, и она бросила на меня мимолетный взгляд зеленых глаз. Затем неловко заправила за ухо выбившуюся из-под косынки прядь огненных волос и кивнула ему в ответ. Я отвернулся. Мне не хотелось, чтобы меня кто-то рассматривал. Особенно девушки.
Когда я снова посмотрел на них, они друг другу улыбнулись и наконец-то распрощались. Рыжая неспеша направилась к деревенским домикам, еще раз украдкой взглянув на меня. Мне показалось, что ее веселил мой джинсовый комбинезон, одетый поверх белой футболки. Должно быть, для провинции такой наряд – слишком эксцентричный. Наверняка, здесь такие не носят. А может, незнакомка посчитала неуместным, что на ногах у меня красовались чересчур белые кроссовки? На пыльных дорогах Липовки такая обувь быстро станет серой.
Она больше не оборачивалась. Среди травы мелькали ее смешные коричневые ботиночки. Никогда не видел, чтобы кто-то из моих знакомых девушек носил такие – потертые и с развязанными, торчащими в разные стороны короткими шнурками. Ветер дул ей в спину, когда она пересекала поле, и струящееся до колена темно-зеленое платье ненадолго обхватило ее стройную фигурку. Я с трудом заставил себя отвести глаза, потому что услышал недалеко от себя шаги. Ко мне приближался послушник Владимир.
Он присел передо мной и, кажется, похлопал меня по плечу.
– Матвей, ты в порядке? – его голос был умиротворяюще спокойным.
– Да.
– Сейчас загоню овец и вернусь за тобой, хорошо?
Я кивнул и хмуро добавил:
– Будь спокоен, никуда не уйду.
Его лицо озарила светлая улыбка, а в ярко-голубых глазах заплясали искорки веселья, черные брови насмешливо приподнялись. По-видимому, он оценил мой юмор. Мне понравилось, что в его взгляде не было жалости – за последний год я ею уже пресытился.
Он встал, развернулся на пятках, поправив на ходу пятерней растрепавшиеся от ветра темные волосы, и направился в сторону поля, откуда доносилось блеянье овец. Длинная черная ряса обтягивала его широкую спину, при движении под тканью играли накаченные мышцы. Владимир был самым сильным и высоким среди братии монастыря. Наверное, поэтому именно его попросили возиться со мной. На вид послушнику было примерно как и мне – тридцать лет.
Я облегченно вздохнул.
Над головой закружили две птицы, раздражая меня своим щебетанием, а потом и они исчезли в синеве неба так же быстро, как появились. Как же здесь было уединенно!
Белая церковь без куполов молча смотрела на меня, а я – на нее. С одной стороны ее древняя стена разрушалась: Владимир рассказывал, что в советское время внутри хранили аммиачную селитру, поэтому сейчас пропитавшиеся удобрением кирпичи рассыпались, и ничего нельзя было сделать.
На мою руку села оранжевая бабочка, свела крылышки вместе и через мгновение снова раскрыла веером, демонстрируя черно-оранжевый узор.
– За что? – спросил я тихо у Кого-то.
Мой голос спугнул крапивницу, и она улетела, легкая, свободная, принадлежащая сама себе.
Чувства вновь нахлынули на меня, и я стал безутешно рыдать…
***
– Долго еще? – ворчал Никита, мой друг детства, сын папиного друга-банкира, он был утомлен духотой Барселоны и потому начинал нервничать. – Матвей, мы уже полчаса тащимся через этот огромный порт.
– Скоро все узнаете, – сказал я, едва сдерживаясь, чтобы не проболтаться, очень не хотелось испортить друзьям сюрприз.
Мы следовали за загорелым испанцем в соломенной шляпе и светло-песочном костюме вдоль гавани для яхт и катеров. Я обернулся и посмотрел на блондина Макса, шатена Саню и рыжего кудрявого Миху – им тоже было нестерпимо жарко. Лица были кислые, с нотками страдания: мы, дети богатых родителей, не привыкли терпеть какие-либо неудобства. Однако сегодня я их заставил немного попотеть, все же мой папа был более влиятелен, чем их отцы, и мои карманы были набиты деньгами плотнее.
– Признавайся, ты взял в этой марине судно напрокат, и мы отправляемся на рыбалку за голубым марлином? – предположил Макс.
– Терпение, амиго, – я сжимал пальцы в кулаки, сам сгорая от нетерпения и щекочущего нервы волнения.
Наконец, мы остановились. Темноволосый продавец протянул мне ключи и пожал руку, поздравив с покупкой. Я повернулся к друзьям и сверкнул самодовольной улыбкой, повертев на указательном пальце связку ключей на кольце. Позади меня на бирюзовых волнах покачивалась новенькое двухэтажное судно со всеми удобствами. Я с удовольствием наблюдал, как парни переглянулись, а потом начали безудержно хохотать, потеряв дар речи.
– Ты сдурел? Сколько она стоит, Матвей? Ты что, разорил отца? – откашливаясь, просипел Миха.
– Небольшая компенсация за то, что мне придется на него работать, – хмыкнул я.
– Красиво, конечно, – лениво сказал Никита, единственный, кто не поддался всеобщему ликованию. – Но спускать деньги на такое огромное корыто, да еще и в чужой стране – безрассудно. Я бы не стал…
Он стоял, обижено поджав губы и рассматривая лодку, будто хотел найти неисправность, вмятину или царапину. Но не находил.
– Не завидуй так громко, – смеялся рыжик Миха, вытирая слезы после истерики.
Судя по их реакции, они не ожидали, что я решусь на такую крупную покупку. Сюрприз удался!
– Матвей! Теперь все дамы будут твои! – присвистнул скромняга Саня.
– Да они и без яхты висли на этом красавчике! – сказал Миха, обнимая и хлопая меня по спине. – Поздравляю!
– Значит теперь вообще прохода не дадут. Того и гляди кто-нибудь тебя женит на себе. Вот погоди, только узнают, что у тебя в Испании вилла и яхта, сразу скажут, «какой же ты интересный мужчина».
– Черта с два! Никому меня не охомутать, – хохотал я, но при этом в глубине души надеялся, что буду кому-то интересен не только из-за денег… – Ну? Что стоите? Поднимайтесь на борт!
Когда мы ступили на судно, Миха приобнял меня за плечи:
– Вот это роскошь! Твой отец уже знает? Он уже звонил? Орал? Мой постоянно так делает. Единственный способ заставить его проявить ко мне внимание – совершить какой-нибудь бесшабашный поступок.
– Нет, он сам мне перечислил необходимую сумму, – рассказывал я, шагая по палубе, засунув руки в карманы белых брюк. – Подарок за то, что не отказался жениться на Полине Орловой и вести вместе с отцом семейный бизнес. Отмечаю первый отпуск по полной!
– Утомился, да? – повис на мне Миха, хохча. – А почему не с невестой?
– Она моим родителям нравится, вот пусть с ними и отдыхает!
Я скинул его и тоже засмеялся.
– Во дела…
– Они думают, что рядом с женой я стану серьезнее, перестану кутить и начну работать.
– Работать… Какое странное слово. Я считаю, что после учебы надо немного отдохнуть, годик-другой. После каторжного труда в Оксфорде!
– Каторжного? Твой отец, по-моему, оплатил все несданные тобой экзамены.
– И что? Я тратил душевные силы – волновался из-за зачетов.
– Вот заливаешь! – покачал я головой. – Эх! Мой отец считает, что двух высших образований и ученой степени достаточно, чтобы начинать работать.
– Не повезло тебе, – выдохнул Миха, и мы спустились в каюты.
Парни проверяли мягкость кроватей и холодильник с выпивкой.
– Этого будет явно мало! – возмущался Никита. – Надо докупить.
– Этим и займемся, когда закончим с осмотром. Пойдем сначала на обед, потом – за продуктами. И сразу на виллу собирать рюкзаки для морского недельного путешествия вдоль побережья Коста-Брава.
Парни загудели.
– Повара ты тоже нанял, мажор?
– Конечно. Кто-то из вас разве умеет готовить?.. Вот и я нет. Идемте, познакомлю с капитаном судна, сам я пока еще не получил права.
– Еду в каюты нам будут разносить?
– Нет, будет шведский стол.
– У-у… на официантов, значит, не хватило? – поддел меня Никита.
Я показал ему красноречивый, неприличный жест одним пальцем, и он наконец-то загоготал. Достал меня! Бубнил без умолку, стоило только увидеть мою яхту.
– Обязательно возьмите флисовые толстовки или ветровки – вечером в море может быть довольно прохладно, – я распоряжался, когда мы шли в один из ресторанчиков марины.
– Мы точно не пойдем ко дну? – забеспокоился Саня. – Я не умею плавать.
– Не бойся! – я успокоил его, потрепав по темно-русой макушке. – Капитан опытный, и на борту есть все необходимое. К тому же удача всегда со мной. Будь уверен, с нами ничего плохого не может случиться!
…Я наблюдал, как Владимир возвращается на поляну: на ходу он протирал руки серой тряпкой, видимо, после какой-то грязной работы. К этому времени теплый ветер уже высушил мои слезы. Но я чувствовал, что глаза все еще были немного красными, а на губах и щеках до сих пор чувствовались дорожки от соленых потоков. Подойдя ближе, он задержал взгляд на припухших веках, но ничего не сказал. Вместо этого взял ручки инвалидной коляски и покатил меня ближе к полуразрушенной церкви.
– Хочу показать тебе как там внутри, – его голос был низким, мягким и успокаивающим.
Перед входом в храм он перекрестился и поклонился, после чего перекрестил меня. Открыл дверь, и мы оказались в абсолютно пустом помещении с высокими сводами. Здесь не было ни икон, ни цветов, ни лавочек. Только бетонный пол и белые стены, с которых кое-где облезала штукатурка, открывая коричневые кирпичи. В нос ударил аммиачный запах лежавшего тут когда-то удобрения.
Владимир встал передо мной, поставив руки на бока, рассматривая храм изнутри, будто был здесь в первый раз.
– За много лет селитра пропитала толстенные стены насквозь, – он подошел к стене и провел по ней пальцем. – Ты только посмотри… – вниз посыпалась пыль. – Вековой кирпич крошится от одного прикосновения.
– Ого!
Владимир прошел мимо меня, ведя рукой по пустым стенам.
– Храм выглядит… внушительно, – я наконец подобрал подходящее слово.
– Да, – согласился он, глядя вверх. – Жаль, что находится в такой глуши. О нем мало кто знает. Раньше тут проходил Сибирский тракт, – послушник махнул рукой в сторону, – по которому Император Николай II ехал из Тобольска в Екатеринбург на расстрел. Он молился здесь… А еще по этой дороге ссыльные каторжане шли пешком от этапа к этапу. Радищев, Достоевский, декабристы… Но со временем дорогу перенесли в другое место, и храм остался в стороне, укрытый стеной густых лесов.
Лицо Владимира светилось добротой и жизнелюбием. У него была необъяснимо приятная аура, какая бывает только у маленьких детей, которые еще не столкнулись с жестокостью этого мира. Я не ждал от него подвоха, не анализировал его жесты, мимику, интонацию, как нас учили в Оксфорде на уроках психологии. Просто как-то неожиданно для себя расслабился.
Мы познакомились с ним только сегодня утром и пока успели обменяться лишь парой слов. Я думал, что он откажется присматривать за мной. Однако, к моему удивлению, Владимир был оптимистично настроен и с рвением взялся за дело. У меня в голове не укладывалось: разве может быть такое, что человек хочет помочь бескорыстно? И не просто помочь, бездушно отсыпав денег, а именно вкладывая свои самые дорогие ресурсы: личное время и физические силы. И не потому, что кто-то на него смотрел и со стороны оценивал поступки, а потому что он сам по себе был такой – добросердечный. Я раньше никогда не встречал таких людей.
– А там выход на колокольню, – Владимир указал на узкую лестницу в стене. – Давай наперегонки, кто первый доберется до верха.
– Очень смешно, – ответил я и состроил кислую мину.
Послушник хохотнул.
– Не вешай нос. Все будет хорошо, – подбодрил он меня, и я почему-то ему поверил, поэтому улыбнулся в ответ.
– Последний раз видел такую лестницу, когда поднимался на купол храма святого Петра в Ватикане, – я снова посмотрел вверх. – Она так же замурована в стене и ведет к куполу и к статуям на крыше… Тогда я был еще на своих ногах.
– Расскажешь как-нибудь, что с тобой случилось… Когда будешь готов поделиться, – это был не вопрос, но все же я согласно промычал ему в ответ. Хотя при том сам точно не знал, что произошло. Мне еще предстояло выяснить, кто в компании друзей был предателем.
Стоило только вспомнить произошедшее, как щеки и уши наливались кровью от злости.
Ничего-ничего! Как только узнаю, кто это сделал, ноги ему вырву!
Я стиснул зубы.
Владимир взял ручки коляски и направился к выходу. Нам в лица дохнул медовый аромат. Июнь. Это было время, когда густо цвела липа.
– Место здесь намоленное веками, – я слышал, как Владимир улыбался за моей спиной, – настоящее место силы.
– Поэтому здесь построили жилье для паломников? – я все еще злился, но нашел в себе силы мотнуть головой в сторону нескольких современных домов с зелеными крышами.
– Да, здесь часто бывают гости. Приезжают даже иностранцы.
– Правда? – я сделал вид будто мне интересен этот разговор. – Никогда бы не нашел это забытое Богом захолустье!
– Не Богом. Людьми, – поправил меня Владимир и повез коляску по территории скита.
В траве были уложены бетонные тротуары, на клумбах яркими огнями пестрели цветы. Складывалось впечатление, будто храм каждый день посещали люди. Кто-то усердно трудился над чистотой этого места, заботился о нем.
– Уже год прошел, а все никак не привыкну к тому, что зависим от других, – мой голос дрогнул. – Тебе надо было просто оставить меня в монастыре. Не надо было тащить меня с собой в отдаленный скит.
Было слышно, что он тихо посмеивается.
– Для меня ты – не обуза, а мое послушание. Я с радостью берусь за все, что мне поручают. К тому же мы с тобой, похоже, ровесники. Нам не будет скучно вместе… Даже если ты теперь в коляске, окружающие тебя люди особенно хотят помочь тебе жить в полную силу. Знаешь, как говорит батюшка Серафим? Если ты здоров, это не значит, что ты – везунчик. Ты должен стать глазами для слепого, ногами – для лежачего. Бог с нас спросит по делам нашим: не сколько денег мы на кого-то потратили, а сколько любви и утешения подарили людям. Мне совсем не сложно было взять тебя с собой в поездку.
Я вздохнул.
Позади нас остался аккуратный деревянный дом, у забора которого красовалась приличная поленница березовых дров. Вокруг храма раскинулись широкие поля, вдалеке просматривался гребень смешанного леса. Как же здесь легко было дышать!
Мы направлялись к действующей часовне.
– Сейчас здесь работают десять трудников, – Владимир указал на мужчин, занимающихся прополкой гряд на огороде. – Но бывает и больше. Алкоголики, наркоманы, зэки. Сливки общества! Отец Серафим для всех нас находит доброе слово.
Для нас?
– Зачем они сюда приезжают? – я посмотрел на работяг: их поношенные штаны лоснились от грязи, клетчатые рубахи были такими старыми, что начали уже кое-где рваться. Пыльными руками с грязью под ногтями они время от времени протирали сморщенные лица или прогоняли от себя каких-то надоедливых, жужжащих насекомых. Я невзначай посмотрел на свои ухоженные руки и с облегчением выдохнул.
– Каждый за своим, – Владимир ненадолго задумался. – У кого-то душа просит потрудиться на земле, кто-то хочет познакомиться поближе с монастырем, чтобы потом вступить в братию, кого-то привозят родственники, если человек не может справиться с недугом, например, с пьянством… А ты зачем приехал, Матвей?
– Не знаю… Сменить обстановку. Надоели все!
У небольшой часовни пожилой мужчина в длинной черной одежде склонился над грядой георгинов, он полол сорняки. Седые волосы были собраны в длинный хвост, достающий до лопаток.
– Бог в помощь, отец Серафим!
– Спасибо, Владимир! – кивнул монах. Заметив, что послушник не один, он выпрямился. Батюшка был суховатого телосложения. Судя по изможденным рукам, очень трудолюбивый. Морщинки улеглись на подсушенном ветрами старческом лице.
– Это Матвей. Парень приехал паломником в монастырь. Я хочу показать ему часовню. Там открыто?
Отец Серафим кивнул.
– Проходите-проходите, – батюшка достал платочек из кармана подрясника и протер лицо.
Владимир положил пару досочек на мраморные ступени часовни, и у него быстро получилось закатить коляску внутрь. Он перекрестился и поклонился, после чего перекрестил меня.
Место было похоже на церковь. Я раньше видел такое на картинках: здесь были и иконы, и цветы, и свечи. С семьей мы никогда не бывали в подобных местах – и отец, и мать были заняты своими бизнесами. Вот только после произошедшего со мной мама начала посматривать в сторону религии, даже открыла мастерскую при своем модном доме. Нанятые ей мастерицы начали вышивать оклады для икон из жемчуга и золотых бусин.
Владимир подвез меня к старинному образу.
– Настоящая реликвия! – его глаза засветились от восторга.
– Кто это? – в религиозном плане я был полный профан. – Кто… изображен на иконе?
– Великомученик Пантелеймон, целитель. Он был врачом при жизни… И продолжает лечить людей даже через несколько веков после земной кончины.
Я внимательнее присмотрелся к образу. С иконы на меня смотрел красивый юноша с открытым, смелым взглядом, в багрово-голубых одеяниях. В одной руке – мерная ложечка, в другой – ларец со снадобьями.
– Раньше икона была в богатом окладе с драгоценными камнями, но после революции его украли. Посмотри, даже сам лик святого пытались осквернить: изрезали ножом, поцарапали гвоздем, исчеркали, разрисовали и даже жгли.
Я следил за рукой Владимира, он водил пальцами по царапинам на изображении святого.
– Отец Серафим говорит, что эта икона находилась при храме со времен его освящения. Кто-то из местных жителей Липовки смог ее сохранить. – Владимир посмотрел на меня украдкой. – Я знаю, зачем ты на самом деле сюда приехал, Матвей. Думаю, что тебе надо чаще молиться у иконы этого святого, а еще у чудотворной Абалакской иконы Пресвятой Богородицы «Знамение», что у нас в монастыре. Когда просьба искренняя и рождена в чистосердечной молитве, помощь приходит.
– Я не умею молиться. Мне, скорее всего, уже ничто не поможет.
Владимир хмыкнул и подошел к иконе. Он поцеловал ее и приложился лбом, а потом принялся убирать потухшие свечи и чистить подсвечник. В часовне было тихо, никого не было кроме нас двоих. Я же продолжал рассматривать изрезанный лик святого, в его чистые, добрые глаза. Никогда раньше не видел иконы так близко. Разве что только мельком у мамы в мастерской последние несколько недель перед отъездом сюда.
Послушник закончил поправлять цветы в вазах, после чего подвез меня к еще одной старинной работе.
– Здесь изображены Серафим Саровский и святитель Феодосий Черниговский. У этой иконы тоже любопытная история, потому что ее сюда принес какой-то мусульманин. Здесь в округе полно татарских деревень. Так вот. Он взял ее у своей бабушки, которая долгие годы рубила на ней мясо, не подозревая, что это икона: настолько доска была грязная и потемневшая от времени. Но очень прочная, поэтому так нравилась бабуле в хозяйстве. Однажды она решила ее хорошенько отмыть, и когда сквозь грязь проступили веки, хозяйка так и ахнула. Попросила внука отнести ее поскорее в православный храм… Снимать иконы в храме без благословения настоятеля никому нельзя, но я сейчас немного приподниму эту и покажу тебе кое-что.
Я заметил, что на обратной стороне кипарисовой доски виднелись глубокие следы от топора.
Когда послушник закончил хозяйничать, мы выбрались на улицу. После прохлады каменного помещения нас окутал душный июньский воздух. Батюшка Серафим уже закончил пропалывать грядку с цветами и куда-то ушел. Наверное, в свой дом выпить чаю, время близилось к обеду.
Мы вышли за территорию скита на деревенскую дорогу. На полях без умолку стрекотали кузнечики, мимо нас с резким жужжанием по своим срочным делам пролетали пчелы, осы и стрекозы.
– Покажу тебе свое любимое местечко в этой округе, – Владимир втянул носом цветочный аромат.
Мы шли вдоль поля с высокой травой, по накатанной колесами машин и истоптанной ногами тропинке, потом – через липовую рощу, вдоль крутого берега Тобола. На деревьях обильно раскрылись золотистые цветы: они наполняли воздух сладким медовым духом. Было слышно, как над цветущими вершинами ветвистых деревьев с густой листвой гудели пчелы. Как здесь сладко пахло!
Мы вышли из аллеи и направились дальше вдоль высокого берега, внизу неслась широкая река. Теперь нам на пути встречались бронзовые свечки сосен и белые тонкие березы.
– О! Посмотри-ка, тут недавно был медведь, – Владимир отодвинул черным ботинком траву и указал на огромный след дикого животного на земле, – любит разрушать муравейники, проказник!
Мне стало не по себе. К моему обычно хмурому настроению добавилась еще и тревога. Я точно не успею убежать, если косолапый случайно выйдет на эту тропу. Хотя… Может быть, это случилось бы к лучшему.
– Вот мы и пришли. Это мыс любви.
Впереди в жарких лучах солнца утопал высокий утес. На нем, недалеко от обрыва, росло одинокое вековое дерево липы с мощным стволом. Не уверен, что смог бы обхватить его двумя руками. Могучие ветви с бело-желтыми цветами почти касались земли. Я подумал, что под пышной кроной наверняка приятно отдыхать от летней жары. Мы направились к нему.
Владимир подвез коляску почти к кромке высокого берега. Честно говоря, я так устал жить в тюрьме своего тела последний год, что сейчас только и мечтал, чтобы песок под колесами провалился. Или, может быть, чтобы Владимир случайно отпустил ручки, и тогда…
От этих мыслей стало горько. Послушник будто прочитал их и откатил коляску немного назад. А еще остался за моей спиной, придерживая кресло.
– Близко не будем подходить, здесь бывают обвалы, – донесся до меня его спокойный голос.
Я видел, как внизу на песчаный берег накатывала одна за другой волны коричневой сибирской торфяной воды. Широкая река Тобол неслась дальше на север. Здесь неплохо бы смотрелся дубель-шлюп, отправляющийся в полярную экспедицию. Такая стендовая модель из ценных пород дерева была в моей частной коллекции. Я думал о том, что зря унес в рабочий кабинет уменьшенные копии парусных судов – китайскую торговую джонку и пиратскую шхуну. Вряд ли я теперь когда-нибудь вернусь в офис, чтобы полноценно работать, а стоимость этих моделей с каждым годом только растет. «Надо попросить отца, чтобы отправил их с курьером на мою новую квартиру», – размышлял я, когда Владимир вдруг спросил:
– Ты любишь рыбалку?
– Хм… Я рыбачил несколько раз на Средиземном море. У меня там вилла и яхта, – мне захотелось по привычке гордо расправить плечи, но мое тело не отозвалось, удалось только вздернуть подбородок, – мы с компанией ловили голубого тунца, марлина, морского окуня и угря, но потом отпускали рыбу обратно в воду.
Я умолк, а Владимир не стал ничего расспрашивать, будто каждый день ходил на яхте и это было обычное дело. Не спросил про марку судна, сколько стоит. К моему удивлению, не заинтересовался… В моей прошлой полноценной жизни рассказы про собственную лодку премиум-класса всегда вызывали бурное обсуждение среди друзей и знакомых, просьбы взять их с собой в круиз, обязательно с заходом в разные иностранные порты. Чужая зависть была так сладка и приятна! А с Владимиром больше не хотелось обсуждать яхтинг, раз его это не впечатлило.
– Тогда в следующий раз придем сюда на рыбалку.
– Тебе действительно хочется возиться со мной?
– Почему бы нет? Делать других людей счастливыми так просто.
Я засмотрелся на белую птицу, что сидела на краю берега. Она взмахнула крыльями и полетела над Тоболом, над огромной водной пропастью…
Какой же свободной она, должно быть, себя чувствовала!
У меня к горлу подкатил ком. Все вокруг передвигались самостоятельно, делали, что хочется. Но только не я!
Владимир развернул меня к дереву и принялся собирать липовый цвет со свисающих ветвей в платок, что у него был заткнут за пояс все это время.
– Сейчас чай заварим, – сказал он, завязывая узел на синей ткани. – Надо будет на днях еще сюда прийти, пока цветы не облетели. Насобирать и положить сушиться на расстеленную газетку. Зимой такой отвар здорово от простуды помогает.
Послушник привязал пухлый платок-мешочек к одному из моих ремешков и направился вместе со мной обратно к деревне. Иногда мы останавливались в поле: я наблюдал, как мой новый знакомый сосредоточенно собирает зверобой и чабрец для чая. Потом продолжали путь, и цветочный букет в его руке щекотал мне правое ухо.
– Сейчас зайдем к сестре Виталине на обед, – предупредил Владимир. – Потом вернемся на территорию скита, я буду стричь овец, а ты – развлекать меня историями о своих путешествиях.
– Идет.
Однако представил, как Владимир будет вести долгие, размеренные беседы с тучной монахиней и закончит точно лет через сто. В Абалак мы вернемся наверняка только к полуночи.
Я тяжело вздохнул.
Надеюсь, мне удастся отмолчаться, потому что сейчас мне не хотелось ни с кем общаться. И тем более рассказывать о себе, слышать жалостливые ахи и ловить сочувствующие взгляды. Врачи поставили мне неутешительный диагноз, они бессильны. Мое тело было полностью парализовано – от шеи до кончиков пальцев ног. Ни российские, ни европейские, ни американские врачи за последние несколько месяцев мне не помогли, какие бы я процедуры ни проходил, сколько бы денег я ни тратил. Все усилия были бесполезны. Оставалось только надеяться на Бога, в Которого я не верил.
***
Мы вышли к деревенским серым лачугам, теснящимся недалеко от храма. В одном из огородов семья работала на земле – родители и пять детей.
Тут все-таки кто-то живет! Надо же!
Прошли до конца улицы и остановились у большого двухэтажного коттеджа, стоящего в стороне от других домов, скрытого густыми кронами деревьев. Неудивительно, что я не обратил на него внимания, когда сидел у церкви.
Эта монахиня еще та отшельница!
– Зайду первым, проверю – в клетках ли собаки, – Владимир уверенно открыл калитку, повернув кольцо высоких, глухих ворот. Раздался собачий лай и тут же стих. Послушник вернулся за мной через пару минут, и мы оказались в уютном дворе. Возле дома благоухала сирень. Окна были открыты, от дыхания ветра легкий белый тюль вырывался наружу и вздымался, как парус корабля. Воздух был напоен ароматами цветов и смородинового листа, нагретого солнцем. В клетках сидели три черных ротвейлера с коричневыми бровями. Псы подозрительно на меня поглядывали, рычали и издавали звуки недовольства.
– Сестра, ставь чайник, – крикнул Владимир, когда проходил мимо окна, и подвез меня к крылечку. На ступени положил две доски и закатил меня наверх. Не без труда. Его лицо покраснело от усердия, жилы на шее напряглись, ведь мы с ним были одинаково высокие и крепко сложенные. Вытирая пот со лба, он открыл дверь на летнюю веранду.
Здесь, перед входной дверью в дом я увидел разные засушенные травы, подвязанные маленькими букетиками под потолком, и пустые банки в коробках. Я ожидал увидеть добрую пухленькую бабушку в серой рясе и с платком на голове. Но когда мы вошли в дом, нам навстречу выскочила улыбающаяся рыжеволосая девушка, которую я сегодня мельком видел и от которой не мог отвести взгляд. Она совершенно не походила на монашку: короткие джинсовые шорты демонстрировали стройные длинные ноги, белая футболка была с одной стороны шорт заткнута за пояс. На плечи и ниже – до талии – ниспадала копна буйных огненных кудрей. За ее спиной стоял коричневый питбуль. Я сглотнул.
Улыбка девушки вмиг погасла, когда она увидела, что Владимир пришел не один. Рыжая тут же развернулась и скрылась в одной из комнат.
– Гера, ко мне! – она властно приказала псу, и он тут же пошел вслед за ней. – Владимир, почему не предупредил, что приведешь гостей? – буркнула незнакомка откуда-то из комнаты и вернулась уже в джинсах.
Мне хотелось провалиться сквозь землю.
– Не успел. Знакомься, это Матвей, – сказал Владимир, остановившись у входной двери. – Настоятель монастыря дал мне новое послушание – теперь он мой подопечный. Матвей, это Вита, моя сестра.
– Привет, – еле выдавил я, стараясь не смотреть на нее. Вместо этого искал взглядом собаку, и нашел: питбуль устроился на лежанке в гостиной и оттуда внимательно наблюдал за мной.
– И тебе привет, – она не протянула мне руку, вместо этого дернула подбородком и откинула волосы за спину. – Я не ждала гостей, – и многозначительно посмотрела на брата, – прошу извинить за мой домашний вид, сегодня жарко. Проходите на кухню.
– Нет, – Владимир неопределенно махнул рукой. – Мне надо отлучиться на час. Нужно съездить в соседнюю деревню за продуктами для батюшки. Поболтайте пока, я скоро вернусь.
Ее глаза цвета летней липовой рощи немного расширились в замешательстве, а рот приоткрылся от возмущения. Из-за всей этой нелепой ситуации я начинал злиться.
– Я могу побыть в домике для паломников, – проворчал я. – Владимир, отвези меня туда.
– Он совершенно безобидный, – продолжал послушник, не обращая на мои слова внимания. – Не тронет тебя, обещаю. Буквально час. Поставь чайник и приготовь что-нибудь поесть. Я скоро. Спасибо.