Вдох
Экспедиция «Андромеда» была самым масштабным проектом Человечества. Десятки кораблей, от исследовательских зондов до тяжёлых крейсеров, прорвали границу варпа, устремившись к далёкой галактике. «Первопроходец» был лишь одним из разведывательных судов, задачей которого было первичное обследование планеты Ксенос и обеспечение ретрансляции для связи с флагманом и другими кораблями флотилии.
Человечество привыкло к победам. Планеты Млечного Пути, словно спелые плоды, падали в руки корпораций и колониальных администраций. Каждая новая система – графики добычи, логистические цепочки, военные патрули. Космос стал понятен, предсказуем, и… немного скучен. Экспедиция к Андромеде, на планету Ксенос, должна была вернуть остроту ощущений. И, надо признать, вернула с лихвой.
«Первопроходец» едва не развалился на подлёте. Атмосфера Ксеноса оказалась плотнее рассчитанной, турбулентность выматывала даже генерала, которого, казалось, ничем не проймёшь.
Посадка вышла жёсткой. Шасси врезались в податливую почву, корабль тряхнуло, заскрежетал металл. Техник выругался в вокс из машинного отделения.
– Генерал, у нас тут небольшие… нюансы с правым двигателем. И с левым, если честно. И с центробежным стабилизатором… В общем, сели удачно. Но дальше пешком.
Рогов выдохнул.
– Оцени ущерб. Петренко, готовьте протоколы первичного контакта… хотя с кем тут контактировать, пока не ясно.
В голосе генерала звучало напускное бодрствование, но внутри нарастало необъяснимое напряжение. Ксенос не казался враждебным, он ощущался… иным. До самой глубины клеток.
Первые часы на планете прошли в суете и рутине. Развёртывание лагеря, диагностика «Первопроходца», попытка связаться с орбитой. Биологи брали пробы почвы, ботаники пытались определить тип местной растительности, которая оказалась странной смесью знакомых земных форм и чего-то совершенно непостижимого.
– Посох, – буркнул Морозов, рассматривая толстый, полый стебель лилового растения, – просто посох. Или нет.
Рогов посмотрел на ботаника с недоумением.
– Андрей Николаевич, чего вы там бормочете? Пробы берите, а не философствуйте.
Генерал не любил ботаников и биологов – вечно они витали в облаках, вместо того, чтобы заниматься делом. Дело – это ресурсы, карты, потенциальные военные укрепления. А растения… ну трава как трава, просто другого цвета.
Ксенос не спешил раскрывать свои секреты. Анализы почвы показывали присутствие неизвестных элементов, растения не поддавались классификации, атмосфера была насыщена частицами, вызывающими лёгкую эйфорию и одновременно беспокойство. Связь с орбитой периодически прерывалась, словно кто-то заигрывал с частотами.
Вечером, сидя у костра из местных сухих стеблей (которые, к удивлению, горели жарко и без дыма), Рогов смотрел на небо Ксеноса. Созвездия были незнакомыми, чужими. Луна, точнее – две луны, висели низко, отбрасывая лиловые тени на лагерь. Тишина стояла такая, что звенело в ушах.
Первая неделя ушла на ремонт. Пашка Сидоров, чертыхаясь, ползал под обшивкой «Первопроходца», менял предохранители, перепаивал контакты, но двигатели молчали. Запчастей катастрофически не хватало, а местные ресурсы, как назло, оказались совершенно не подходящими для земных технологий.
– Генерал, – докладывал Пашка, вылезая из-под корабля с перемазанным маслом лицом, – тут, как ни крути, без орбиты никак. Микросхемы нужны. Из местных плодов такие не выжмешь.
Рогов мрачнел. Связь с орбитой и так барахлила, сеансы становились всё короче и неустойчивее. Скоро, похоже, останется только тишина.
– Петренко, что со связью?
Коммивояжёр, похудевший и подёргивающийся, сидел у радиостанции, безуспешно крутя ручки настройки.
– Только шумы, товарищ генерал. Иногда кажется, что кто-то дышит в микрофон… но это наверное помехи.
«Помехи», – подумал Рогов горько. Помехи во всём. В технике, в связи, в понимании этой планеты.
Лагерная жизнь текла размеренно и однообразно. Утром – завтрак из сублиматов, потом – бесплодные попытки ремонта и исследования окрестностей. Вечером – костёр, ужин, молчаливое созерцание лиловых лун. Разговоры становились короче, паузы длиннее. Тишина Ксеноса проникала под кожу, оседала в душе.
Морозов проводил целые дни в одиночестве, бродя по лиловым рощам. Он перестал брать пробы, перестал делать записи. Просто ходил, смотрел, слушал. Иногда приносил в лагерь странные цветы или причудливые корни, молча протягивал их Елене, и та также молча принимала дары Ксеноса.
– Андрей Николаевич совсем того… ушёл в себя, – шептал Петренко Рогову. – И Ленка тоже странная стала. Ходят как сомнамбулы.
Генерал молчал. Он сам чувствовал изменения. Эйфория покорения первых дней сменилась вялостью, апатия подкрадывалась незаметно, как туман с лиловых болот. Даже привычная генеральская бодрость начала давать трещины. Рогов всё чаще задумывался о том, что они здесь делают. Зачем прилетели в эту глушь?
Через месяц связь с орбитой оборвалась окончательно. Радиостанция молчала. Лишь космический шум и редкие потрескивания нарушали тишину. «Первопроходец» остался на Ксеносе один.
Пашка перестал чинить двигатели. Он днями сидел у костра, уставившись на огонь пустыми глазами. Иногда вдруг начинал смеяться без причины, а потом так же внезапно замолкал. На его загорелом лице проступила новая морщина, не от улыбок, а от внутренней пустоты.
Петренко стал бояться темноты. Его аккуратная причёска растрепалась, под глазами легли тени, костюм помялся и потерял вид. Каждую ночь он зажигал все фонари в палатке, но тени Ксеноса всё равно проникали внутрь, касаясь его лица холодным дыханием неизвестности. Он перестал говорить о «протоколах первичного контакта», забыл про «межгалактический этикет». Теперь его волновал только один вопрос: выберутся ли они отсюда живыми?
Когда счёт дней стал бессмыслен Андрей Николаевич вернулся в лагерь с улыбкой на лице. Его глаза, обычно задумчивые, сейчас сияли внутренним светом, а в бороде запутались лиловые лепестки.
– Я понял, – сказал он, глядя на генерала ясным и просветлённым взглядом. – Здесь не нужно ничего исправлять. Нужно просто быть.
Но Леонид Александрович не проникся. Он посмотрел на ботаника как на сумасшедшего. Внутри вскипала глухая ярость. Сдаться? Принять лиловую пассивность? Никогда! Он генерал Рогов, чёрт возьми, и не для того прошёл сквозь варп-шторм, чтобы теперь сидеть и созерцать.
Нет, Ксенос не покорил его, это он покорит Ксенос! И пусть техника барахлит, пусть связь оборвалась, человек – вот главный ресурс!
Выживем, адаптируемся, найдём способ запустить чёртовы двигатели! И начнём осваивать эту планету по-настоящему, по-человечески. Прежде всего, нужно уходить с открытой всем ветрам равнины.
Рогов ощутил, как холодный ветер пробирает до костей. Кажется, Ксеносу всё же знакома зима. И если так, нужно срочно искать укрытие.
– Всем собираться! – Голос генерала снова обрёл стальную твёрдость, привычную командирскую властность. Сомнения отступили.
Впереди – новая цель. Выжить.