Власть и свобода на весах конституционного правосудия: Защита прав человека Конституционным Судом Российской Федерации

1.4. Конституционный Суд – универсальный институт обеспечения баланса власти и свободы

Важнейшим государственно-правовым механизмом обеспечения баланса власти и свободы является правосудие, реализующееся в рамках судебной власти. Это вытекает уже из того обстоятельства, что в результате исторического правового прогресса государственности именно суд выделился в качестве единственного самостоятельного органа, предназначение которого состоит в разрешении споров о праве, а следовательно, и в поиске справедливого баланса вступивших в противоречие интересов.[8]

В наиболее полном объеме предназначение судебной власти раскрывается в ситуациях, когда человек приобретает юридически обеспеченную возможность спорить с государством, обладает всей полнотой прав на судебную защиту от произвола власти независимо от уровня ее проявления, а суд при этом наделяется реальными и эффективными полномочиями по пресечению незаконных, противоправных действий и по упорядочению, согласованию – исходя из свойственных ему средств, способов и методов реализации государственного управления – частных и государственных интересов в таких спорах. В этой связи и сама по себе судебная власть предстает не только в качестве организационно-правовой формы реализации права на судебную защиту, но и формой осуществления свободы, т. е. не только ее защитой, но и утверждением, созиданием, расширением.

Именно поэтому право на судебную защиту, как неоднократно подчеркивал в своих решениях Конституционный Суд РФ, носит абсолютный характер. Оно универсально и не знает никаких исключений. Одним из проявлений качеств права на судебную защиту как абсолютного является возможность обращения человека за защитой своих прав и свобод не только в суды общей юрисдикции, арбитражные суды, но и в органы конституционного правосудия, к которым относятся Конституционный Суд России, а также конституционные (уставные) суды субъектов РФ.

В системе разделения властей Конституционный Суд является уникальным публично-властным субъектом, призванным находить оптимальный баланс между властью и свободой, публичными и частными интересами, защищать личность, общество и государство от необоснованных посягательств, поддерживать состояние защищенности и безопасности конституционно-правового статуса всех и каждого субъекта социальных и правовых отношений. Такой подход непосредственно вытекает из конституционных полномочий и функций Конституционного Суда как единственного органа, могущего толковать Конституцию и оценивать на ее основе действующее правовое регулирование и правоприменительную практику, а следовательно, и обладающего возможностью взвешивать воплощенные в тех или иных анализируемых конституционных и законодательных нормах и институтах конституционные ценности. Это подтверждается и положениям ст. 1 (ч. 1) и 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», согласно которым защита основных прав и свобод человека и гражданина является, наряду с защитой основ конституционного строя, обеспечением верховенства и прямого действия Конституции Российской Федерации, основной целью деятельности Конституционного Суда Российской Федерации как судебного органа конституционного контроля, самостоятельно и независимо осуществляющего судебную власть посредством конституционного судопроизводства.

В этом плане все полномочия Конституционного Суда РФ по осуществлению нормоконтроля и разрешению компетенционных споров, официальному толкованию Конституции Российской Федерации, как и все виды обращений в Конституционный Суд, включая запросы Президента или Правительства РФ, парламента в лице его отдельных палат или одной пятой депутатов Государственной Думы (членов Совета Федерации), высших органов судебной власти, непосредственно или в конечном счете, направлены в том числе и на обеспечение оптимального и гармоничного сочетания (равновесия) названных конституционных ценностей, в концентрированном варианте предстающих в облике власти и свободы.

Разрешая конкретные дела о конституционности оспариваемых законодательных положений и, тем более, осуществляя непосредственное толкование Основного Закона, Конституционный Суд Российской Федерации раскрывает содержание конституционных норм, оценивает проверяемые положения отраслевого законодательства в их системной взаимосвязи, одновременно утверждая на основе конституционных императивов верховенства и прямого действия Конституции РФ (ст. 15) непосредственность действия и самих по себе прав и свобод человека и гражданина (ст. 18) – как для законодателя, так и для всех правоприменителей. В этом плане Конституционный Суд не только призван обеспечивать достижение баланса власти и свободы, создавать условия для конституционно-правовой оптимизации публичной власти, с одной стороны, и для эффективной защиты прав и свобод человека и гражданина – с другой, но Суд играет активную роль в формировании новых доктринальных подходов к институтам публичной власти и основных прав и свобод человека и гражданина и механизмам их обеспечения, а в конечном счете, и в утверждении приоритетов конституционных ценностей.

Таким образом, на весах конституционного правосудия практически всегда присутствуют власть и свобода, права и свободы человека и гражданина – как в рамках конкретного, так и абстрактного нормоконтроля.

1.5. Власть и свобода как конституционные ценности в их коллизионном единстве

В чем состоит смысл баланса власти и свободы? Как его обеспечить, если иметь в виду, что, с одной стороны, реальная свобода личности невозможна вне сильной государственности, а с другой – сильное государство, не обеспечивающее последовательную защиту свободы, обречено на вырождение в тоталитарный режим?

Все это отчетливым образом проявляется в том числе в судебных процедурах защиты прав и свобод человека и гражданина. Ведь любое нарушение прав и свобод представляет собой либо необоснованное чрезмерное властное вмешательство в сферу автономной самореализации индивида и тем самым чрезмерное ограничение его свободы, либо произвольный отказ публичной власти от принятых на себя позитивных обязательств по обеспечению свободы индивидов (в большей степени это относится к социальным правам) и, следовательно, недопустимое блокирование реализации конкретного права человека и гражданина. В результате снижается активность и инициатива индивида, он перестает ощущать себя ответственным как за свою собственную судьбу, так и за решение общих дел.

Отсюда со всей очевидностью вытекает, что конфликтующая с властью свобода нуждается в «покровительстве» со стороны самой власти, в публично-властном обеспечении прав и свобод человека и гражданина. Неограниченная, неконтролируемая свобода неизбежно порождает анархию и произвол, который отличается от произвольного вмешательства публичной власти в сферу автономии личности лишь тем, что носит неорганизованный, неупорядоченный характер. Отсутствие властных ограничителей свободы особенно опасно в условиях переходных периодов общества, когда социальная доминанта связана с изменениями политической и экономической систем, что чаще всего сопровождается разрушительными, а не созидательными тенденциями. Соответственно, в этом случае и сама по себе свобода воспринимается в своей основе в негативном аспекте – как запрещение вмешательства в автономию личности («свобода от…»), а не в позитивном – как ответственная самореализация, сообразующаяся с общественным интересом, пользованием социальным благом («свобода для…»).

Анализ деятельности Конституционного Суда в контексте достижения баланса власти и свободы предполагает выяснение содержания данных конституционных ценностей, их взаимосвязей, позволяющих говорить о существовании принципа баланса власти и свободы, а также о внутренних и внешних механизмах его обеспечения.

Несмотря на их системное, диалектическое единство, власть и свобода представляют собой самостоятельные конституционные ценности, каждую из которых необходимо оценивать с учетом собственной значимости и своих особенностей. Так, публичная власть как политическая функция по обеспечению нормального функционирования общества объективируется посредством права в конструкции государственной и муниципальной власти. Такая объективация означает внутреннюю сущностную ограниченность государственной и муниципальной власти правом, их подчиненность праву.

В демократических правовых государствах, к которым относится в соответствии с Конституцией РФ и Российская Федерация, ограничения государственной власти правом приобретают четко структурированный характер, что на формально-юридическом уровне выражается, с одной стороны, в конституционном закреплении, признании прав и свобод человека и гражданина как высшей ценности, а значит, и высшего ориентира (эталона) ограничения власти, а с другой стороны, в конституционализации принципов формирования, организации и функционирования государственной власти как внутренних самоограничителей власти и одновременно – институтов обеспечения, гарантирования свободы личности. К ним относятся, в частности:

принцип народовластия, предполагающий, что единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ, осуществляющий свою власть непосредственно и через своих представителей (ст. 3 Конституции);

принцип разделения властей, относящийся к числу общих принципов демократического федеративного правового государства и требующий разделения в рамках единой в своем социальном предназначении государственной власти функций законодательствования, исполнения законов и правосудия и гарантирующего в известной степени недопущение произвольного властвования. Данный принцип означает, в частности, что органы законодательной и исполнительной власти в пределах своей компетенции действуют независимо друг от друга, каждая власть формируется как самостоятельная, а полномочия одной власти по ограничению или прекращению деятельности другой допустимы только при условии сбалансированности таких полномочий, обеспечиваемой на основе законодательных решений[9]. Принцип разделения властей предполагает не только распределение властных полномочий между органами различных ветвей государственной власти, но и взаимное уравновешивание (сбалансирование) ветвей власти, невозможность ни для одной из них подчинить себе другие (ст. 10, 11 Конституции РФ);[10]

принцип федерализма как способ территориальной децентрализации государственной власти, обеспечивающей, в частности, возможность культурного развития народов России посредством внутреннего самоопределения в рамках Российской Федерации[11] (ст. 5 Конституции). Он не допускает каких-либо произвольных изменений в статусе субъектов Российской Федерации, в том числе одностороннего перераспределения государственной власти.[12]

Очевидно, что каждый из конституционных принципов организации публичной власти несет в себе определенное сочетание власти и свободы. Достаточно сказать, что народовластие, разделение властей и федерализм не только гарантируют незыблемость свободы в государстве и обществе, но эти принципы реализуются посредством осуществления прав граждан, в частности посредством пользования правами: на участие в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей; избирать и быть избранными в органы государственной власти и органы местного самоуправления, а также участвовать в референдуме; на равный доступ к государственной службе; на участие в отправлении правосудия (ст. 32 Конституции РФ) и др.

Одним из принципов организации публичной власти, наиболее ярко отражающим внутреннее единство власти и свободы, является принцип самостоятельности местного самоуправления. Местное самоуправления в отличие от государственной власти – это прежде всего институт гражданского общества. В этом качестве местное самоуправление, во-первых, закрепляется как одна из форм народовластия, основа конституционного строя Российской Федерации (ст. 3, 12 Конституции). Во-вторых, это институт правового положения личности. Этот аспект местного самоуправления находит свое закрепление в целом ряде конституционных норм, посвященных индивидуальным и коллективным правам на местное самоуправление (ст. 24, 32, 33, 40, 41, 130, 131, 132 и др.), что подробно будет раскрыто в дальнейшем. И лишь в-третьих, местное самоуправление – это институт организации публичной власти. Поэтому, рассматривая местное самоуправление в данных аспектах[13], и возможно утверждать, что местное самоуправление, с одной стороны, может существовать вне организационных структур муниципальной власти (в рамках государственной модели местного самоуправления), а с другой – оно может находить свое воплощение в муниципальной власти как организационно обособленной от государства самостоятельной форме публичной власти. Именно организационное обособление местного самоуправления от государственной власти – как функции по самоорганизации и налаживанию совместной деятельности населения, проживающего на соответствующей территории, – придает ему природу муниципальной власти как особой формы публичной власти. Одновременно подобный подход позволяет выявить глубинные характеристики местного самоуправления, его сущность, которая находит свое воплощение в балансе и высоком уровне единства власти и свободы. Ведь самоуправление населения невозможно без свободы. По самой своей глубинной природе и целевому назначению местное самоуправление есть проявление свободы общества и личности. Общинная свобода и права личности – глубинная основа местного самоуправления. При этом своеобразным связующим звеном между личностью и ее свободой, с одной стороны, и местной властью как функцией – с другой, является свобода местного сообщества, общинная свобода. Еще А. Токвиль, один из основателей теории свободной общины, отмечал естественный характер общинной формы человеческой жизнедеятельности и, соответственно, наличие определенного уровня общинной свободы. Он подчеркивал, что «община является тем единственным объединением, которое так хорошо отвечает самой природе человека».[14] Это становится возможным, между прочим, еще и потому, что сама общинная (местная) власть, если она не навязана извне, а ее реальным источником и субъектом выступает вся община (местное сообщество), может рассматриваться не только как функция по управлению, но и как своеобразный масштаб, предел свободы деятельности субъектов самоуправления, их возможностей распоряжаться материальными и духовными ценностями местного сообщества. Тем самым в системе реальных отношений самоуправления воплощается воля местного сообщества, его общинная свобода в сочетании со свободой каждой отдельной личности. Ведь местное сообщество является в этом случае в одинаковой мере субъектом власти и субъектом свободы, а личность – главным компонентом субъекта и объекта системы местного самоуправления. Поэтому свобода личности должна рассматриваться как составная часть понятия муниципальной власти, ее высшая ценность и органическое проявление самоуправленческих начал в нашем обществе. Ведь сама по себе возможность для граждан управлять местными делами, осуществлять местную власть является важнейшим проявлением свободы личности.

Очевидно однако, что такая степень единства (а не только баланса) власти и свободы становится возможной в современном обществе лишь на уровне местного самоуправления. Государственная власть имеет более жесткие линии взаимосвязей с личностью и ее свободой. Но и в том, и в другом случаях главным внешним ограничителем публичной власти являются права человека, признание которых означает позиционирование человека в обществе и государстве как самостоятельного, автономного, свободного и равноправного субъекта.

В Конституции РФ это выражается путем провозглашения человека, его и прав и свобод высшей ценностью, определяющей смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти и обеспечиваемой правосудием (ст. 2 и 18). Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – императивная обязанность государства. Вместе с тем признание человека высшей ценностью не должно абсолютизироваться, восприниматься таким образом, что ради блага одного индивида можно пожертвовать общим благом. Неограниченная свобода опасна настолько же, насколько опасна и чрезмерная власть.

Поэтому Конституция РФ, основываясь на принципе единства свободы и ответственности, исходит из необходимости установления пределов осуществления прав и свобод, фундаментальными среди которых являются следующие:

1) принцип недопустимости злоупотребления правом, вытекающий из ч. 3 ст. 17 Конституции РФ, согласно которой осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц. Содержание данного принципа значимо не только для граждан, но и для органов публичной власти, включая и законодателя, который не вправе принимать решений, способствующих злоупотреблению правом, и во всяком случае должен стремится к тому, чтобы свести возможности для злоупотребления к минимуму[15]. Он предполагает также, что развитие и защита одной категории прав никогда не могут служить предлогом или оправданием для освобождения государства от развития и защиты других прав. В противном случае при реализации любого права будет иметь место не осуществление права, а злоупотребление правом;[16]

2) принцип допустимости соразмерного ограничения прав и свобод в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства, т. е. в том числе и в целях поддержания нормального режима функционирования публичной власти, стабильности политической системы, в рамках которых создаются условия для удовлетворения и (или) удовлетворяются основные потребности всех или большинства членов общества (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ).[17]

Данные принципы находятся в тесной взаимосвязи, которая выражается, в частности, в том, что государство, даже имея цель воспрепятствовать злоупотреблению правом, с тем чтобы осуществление конституционных прав одного не нарушало права и свободы других лиц, должно использовать не чрезмерные, а только необходимые и строго обусловленные целями меры.[18]

Важнейшим институционным средством обеспечения баланса власти и свободы является принцип взаимных прав, обязанностей и ответственности гражданина и государства, впервые сформулированный Конституционным Судом РФ в постановлении от 20 декабря 1995 г. №17-П по делу о проверке конституционности ряда положений п. «а» ст. 64 Уголовного кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.А.Смирнова[19]. Данный принцип основан на идее наличия фундаментального конституционно-правового отношения между гражданином и государством, в рамках которого государство вправе осуществлять регулирование общественных отношений посредством установления общеобязательных правил поведения (ст. 4 (ч. 2), 15 (ч. 1) Конституции РФ), а гражданин обязан этим правилам подчиняться (ч. 2 ст. 15 Конституции РФ); наряду с этим государство обязано признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина (ст. 2 и 18 Конституции РФ), а гражданин вправе требовать от государства исполнения этой обязанности (ст. 45, 46, 52, 53, 125 Конституции РФ).