Кто шумит на чердаке

© Л. С. Фокс, 2020

ISBN 978-5-0051-9019-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ 1. БЕЗ ТЕБЯ

– Всё будет хорошо?

Она подняла голову и посмотрела на своего мужа. Они минут пять просто стояли в объятиях друг друга и молчали. Затем он начал курить, и дым нежно обволакивал их, словно желая укрыть, спрятать от всех обстоятельств, которые так внезапно навалились за последнюю неделю.

– Да. Конечно, – она улыбнулась. Голос звучал вполне утверждающе. Ольга медленно набрала воздух в лёгкие и вздохнула с облегчением: ей вовсе не хотелось показывать слабость или страх в этот вечер. Она не хотела выдавать ни волнений, ни переживаний, которые грызли где-то глубоко внутри. Только спокойствие и ободрение. Сейчас это нужно было им обоим.

– Ты уверена? – уже без того оттенка беспокойства, гораздо мягче поинтересовался он. – Справишься?

– Ради Тебя. Ради неё. Я уверена, – заверила она, ласково погладив голову мужа.

Константин выдохнул сигаретный дым вместе с остатками волнения. Позволил жене обнять его голову, вдохнув молочный запах с её груди, такой непривычный, хотя прошло больше года с рождения их дочери. После этого Оля ни разу не использовала духи и эфирные масла, к которым он так привык.

В принципе, с появлением Евы всё у них очень изменилось.

– Хорошо так, – шепнул он, обнимая любимую. Сигарета тлела, испуская томный дым. Ольга терпеливо подождала, пока её муж приткнул окурок в переполненную банку из-под оливок. Переполнена она была не оливками, разумеется.

– Идём, – тихо поманила она в дом, нежно потянув за руку, легко охватывая мужскую кисть своими пальцами. – Пока Ева крепко спит.

Ночь началась для них незаметно. Время беспощадно, секунда за секундой, приближала следующий день. Времени осталось так мало, а так многого хотелось. Так хотелось задержаться с друг другом подольше. И они жертвовали сном, только бы ещё немного побыть рядом, только бы ощутить на коже горячее дыхание, удержаться за разгорячённые тела, разделить между собой это тепло, любовь, страсть. Надышаться этим любовным жаром, заставить сердце биться так часто, так громко, чтобы заглушить ненасытность на год вперёд. Чтобы не было холодно. Чтобы всегда грели воспоминания. Чтобы эта ночь перед разлукой была словно вчера. Чтобы не думать, что они не увидятся ещё год.

– Ох, – выдохнула Ольга, опускаясь нагой грудью в подушки. Сердце бешено колотилось, уши на секунду заложило. Константин медленно упал рядом, стараясь дышать тише, после ненасытной гонки за кратковременным удовольствием. Они не двигались, лишь сплели пальцы в единый замок. Стало тихо. Из соседней комнаты слышалось мирное сопение ребёнка.

Женщина, не шевелясь, взглянула на часы. Яркие цифры показывали 3:18.

«Три часа до будильника. Три часа и десять минут. И Я его не увижу».

– Тебе надо поспать, – тихо и совершенно несчастно, грустно сказала Оля. Услышав свой голос, она приподнялась на локте и постаралась реабилитироваться улыбкой и заботливым выражением лица. Однако на этот раз Константин не дал себя обмануть.

– Не первый раз не сплю ночь. И не последний. Всё равно не усну сейчас.

Он поднялся и вышел в коридор. Оля слышала, как чиркнула спичка, и открылась входная дверь.

«Волнуется. Как же Я так…? Дура!» – Ольга накинула на себя халат и заглянула в спальню. Маленькая дочка крепко спала, единственная, не переживающая по поводу того, что в ближайшее время не увидит отца. Оля задержалась в дверном проёме и задумчиво смотрела на лицо малышки.

Ева унаследовала от отца густой тёмный волос, шикарные ресницы, которым позавидовала бы любая модель, аккуратный нос и тонкие губы, к сожалению для Ольги, обладательницы широких губ и русых волос, крашеных в чёрное с синим отливом. Малышка казалась копией отца, что первое время даже немного огорчало её мамочку. С другой стороны, любого родителя должно больше всего волновать только здоровье своего ребёнка, и Оля не была исключением. Однако каждый день она требовательно искала хоть что-то, любую мелочь, которую могла бы унаследовать от неё дочь: длинные пальцы, фигуру, разрез глаз или форму ушной раковины. Может быть округляющиеся младенческие ножки? Темнеющие и подчёркивающие светлые глаза брови? Или флегматичный темперамент, привычку, интонацию голоса? Но нет, осталось лишь надеяться, что со временем черты лица начнут меняться, взрослеть и напоминать отчасти материнскую внешность. Ольга обняла себя, с удовлетворением пробегаясь по изгибам тела и прикасаясь к наполненной груди, прикрытой шёлковым пеньюаром. Не без труда она вернула себе подтянутую фигуру, сексуально и женственно очаровывающую, притягивающую. Правда, единственным мужчиной, вниманием которого Ольга дорожила, являлся только её муж, Константин.

В противовес всем доводам и её вкусам, крепыш-брюнет чуть выше среднего роста покорил её сердце с первого взгляда и первого слова. С первого свидания и первого кусочка лакомого десерта. Хорошо, когда твой муж – повар. Плохо, когда он работает почти круглые сутки в ресторане, и дома сил на готовку уже не хватает. И очевидно, он мог бы часами критиковать твою зажарку к супу, слишком крупно нарезанную зелень, или ещё хуже – не вовремя подсоленную воду, а сверх того – приготовленные на ужин полуфабрикаты из магазина, заваренный на ужин доширак. Но Константин никогда не критиковал стряпню своей супруги, пусть не всегда всё было идеально.

Оглядываясь в прошлое, четыре года от их первой встречи, Ольга продолжала задаваться вопросом: почему они сейчас в браке? Как так вышло, что их ребёнку уже год? Почему она не успела оглянуться, как всё пролетело, словно один день, как сон, история, где её не спрашивали, согласна ли она участвовать во всём этом?

Была ли она счастлива? Должна была быть. Но почему-то это чувство было прозрачно и скоротечно, словно сухой песок, скользящий сквозь пальцы.

И она зарывалась с головой в этот зыбучий песок, с ежедневными и однообразными хлопотами с ребенком, словно застревая в «дне сурка».

Была ли она несчастна? Нет. Она улыбалась, глядя на свою маленькую дочь, и с радостью встречала мужа, понимая, что только с ним и была бы готова создать семью, только в нём была уверена. Кроме того, желающих нянчиться с ребенком было достаточно, а тут ещё денежная помощь от государства в виде ежемесячного пособия. И дом. Свой собственный дом. Наследство от бабушки мужа.

Частный дом. Небольшая старая одноэтажная пристройка с высокой крышей и просторным чердаком. В уютном дворике аккуратно расположились несколько шин, переделанных в клумбы для цветов. Круглый год там торчали листья ирисов, в этом году они даже цвели своим удивительным сиреневым цветом. В уголке двора под старыми перекрашенными воротами был ещё небольшой кусок земли, высотой по пояс, декоративно украшенный небольшими камушками с ладонь взрослого человека. Особый шарм придавал и плющ, бегло распространившийся вдоль камней. Очень удачное сочетание.

В этой необычной клумбе разрослись вьющиеся розы. Только из-за отсутствия ухода, они угрожающе нависали над двором, опираясь тяжёлыми стволами-ветвями о ворота и проволоку, натянутую для белья. Розы были алого цвета. Красиво цвели, а когда опадали – у клумбы расстилался нежный и плотный ковёр из ярких лепестков. Розами давно следовало заняться, но ни у Кости, ни у Ольги так и не находилось времени, чтобы немного обрезать стволы, убрать засохшие ветви. В этом месте было так приятно находиться: словно кустарник мог укрыть от каких-то забот. Ольга выходила по вечерам, выпивая кружку чая или кофе, и всё спрашивала: что скрывают эти розы? За острыми шипами, за нежными лепестками, за очаровательным запахом – хранилось что-то таинственное. Что-то, что осталось в забвении вместе с умершей бабулей.

Уютный дом красовался просторным чердаком, который они решили переделать во второй этаж и огромную детскую комнату. А внутри дома, на чердаке, хранилось несчётное количество хлама и металлолома, старой мебели и множества раритетных вещей: грамофон с пластинами, самовар и набитый различными сервизами сервант, старинные часы, идущие, когда по ним постучать, и разнообразие бесконечных статуэток, ваз, деревьев из бисера, вязаных пледов, фотографий и пыльных испорченных книжек. Была и посуда, спрятанная в шкафчиках с плесенью, и застеленные старыми рассыпающимися коврами бетонные полы.

Ещё одним примечательным элементом в одной из комнат было единственное окно, которое смотрело не на улицу, а на чердак.

Это действительно было небольшое окно в потолке, много лет назад служившее просто переходом по лестнице на чердак с первого этажа. Сейчас же комната была переделана под спальню для гостей, а дыру облагородили до состояния окна. Теперь на чердак попадали с внешней стороны дома по лестнице. Окно же в комнате пока никому не мешало, и его судьба собиралась решиться, как только начался бы очередной ремонт.

Да, поначалу предстояло много работы. Этот дом, хоть и был в хорошем состоянии, но нуждался в ремонте то здесь, то там, не говоря уже об условиях для маленького ребенка. Первое время Ольге пришлось жить у родителей, чтобы привести дом в порядок, хотя бы жилые нижние комнаты, включая спальню, кухню, ванную.

Но теперь это был их дом. И это во многом укрепило их отношения, их жизнь. Свой дом, где будет подрастать их маленькая дочь. Свой уголок, где безопасно, уютно. Где всё, что их окружает – сделано совместными усилиями. И это согревало их в первую холодную зиму – когда отопление едва обогревало одну общую комнату, и приходилось сидеть в тёплых вещах, и держать при себе малышку. И это помогало им пережить сезонные дожди, ухаживать за запущенными клумбами растений во дворе, сделать первую качель для дочери и маленький детский уголок. Собрать друзей в весёлый вечер, уединиться под фильм. Уснуть втроём на кровати, обнимая друг друга. Кричать от бессилия и выгорания под истерику. Хохотать во все лёгкие от смешной выходки или истории. Радоваться первым успехам маленькой Евы.

Да, это был их дом. Где они начинали свой путь родителями, едва прожив четверть века, получив образование и пустившись во взрослую жизнь.

И вот теперь, когда Константину должно исполниться 27 лет, не хватило всего одного месяца, он отправляется в армию. Откосить не удалось.

Эта новость ошеломила и выбила из привычного строя. Мгновенно последовало увольнение, покупка необходимой мелочи, сбор армейской сумки, быстрое завершение мелких погрешностей бесконечного ремонта, покупка долгохранящихся продуктов. Нужно было предусмотреть всё, и в какой-то момент Ольга поймала себя на мысли, будто её муж никогда не вернётся, и он завершает все неоконченные дела, пишет пароли, какие-то заметки для неё, словно зловещее завещание с непростым наследством.

Это, конечно, было непросто. Принять удар, собраться с силами и не раскиснуть. Константину гораздо проще было принять новый статус призывника с уравновешенной супругой, а не рыдающей без остановки и причитающей о тяжёлой судьбе в безденежье с маленьким ребенком на руках яжематери. И Оля была ему той опорой, той заботящейся и любящей женой. Не жалуясь, она принимала своё положение и гордилась своим защитником, провожая мужа на службу. У неё, как она считала, не было другого выхода. К тому же после первых дней шока для грусти и слёз просто не было ни сил, ни желания. Остальное время требовала на себя дочь, которой грустные и уставшие родители были ни к чему. Чем ближе ко дню повестки, тем больше приходило в их души смирение. Они просто приняли это как неизбежный факт, говоря о предстоящей разлуке не больше, как о долгой командировке.

«Я даже не волнуюсь. Нет ни малейшего страха или переживания. Ничего. Будто он вернётся вечером, после очередного рабочего дня», – Оля поджала губы. В комнату просочился слабый запах сигарет. Через секунду сухие губы мужа коснулись её щеки.

«Не колется. Побрился же вечером», – невольно подумала женщина и повернулась к Константину, обнимая его с мыслями, что это в последний раз, возможно, за эту ночь.

– Ложись, Я сейчас… – его шепот прервал шум на чердаке: это напоминало беготню суетливого грызуна или частое махание крыльями небольшой птички, попавшей в нелётное узкое пространство.

Ольга переглянулась с Константином. Обычно он никогда не придавал особого значения подобному шуму. А такое происходило раз в пару недель, а могло не происходить и месяцами. В любом случае, на неоднократные просьбы супруги найти источник шума – мужчина отмахивался словно от какой-то нелепости. Сейчас она вновь увидела эти безразличные пожимания плечами. Но в отличии от Константина, женщину и вправду беспокоили эти шумы.

Звук длился недолго, но его было достаточно, чтобы разбудить малышку. Ева покряхтела и беспокойно начала оглядываться, в поисках мамы. Оля, по идеально сложенной привычке за год, подхватила ребёнка, чтобы убаюкать.

Константин не мешал. Он пробрался на кровать, чтобы поскорее улечься и заснуть.

– Чшшш, – прошипела как можно мягче женщина, гладя головку Евы.

«Поставил будильник? Мы увидимся утром? Нет, не буду спрашивать. Разбужу Еву», – Оля тихо вздохнула. Наткнулась взглядом на тёмный силуэт телефона на тумбочке.

3: 45.

«Красиво. Цифры подряд», – она почувствовала, что очень устала и хочет спать. И что не выспится, и будет с трудом справляться днём с дочкой. Вдруг ощутила на плече теплую руку и быстрый поцелуй.

– Спокойной ночи, родная.

«Я не могу говорить, Я разбужу ребенка», – с внутренним раздражением заявил голос в голове. Оля кивнула и улыбнулась в темноту мужу, зная, что он не увидит, но поймёт. Вскоре легла и сама, пытаясь ловко переложить дочь и найти среди одеяла руку Константина. О том, чтобы уснуть в объятиях, она не могла мечтать: Ева словно чувствовала, что маму трогают и просыпалась, будто на нюх, явно ревнуя.

Оля не помнила, как уснула. Но когда в очередной раз открыла глаза – за окном уже было светло. И хуже того – Константина не было в кровати.

В доме было тихо.

«Ушёл. Верно, уже слишком поздно. Поцеловал и ушёл. А Я… Даже не попрощалась», – Оля грустно уткнулась лицом в подушку. Хотелось спать, но горькое чувство вдруг сжало горло и не давало отрубиться так быстро, словно дразнясь, проворачивая эти мысли в голове.

Но вдруг она услышала скрип входной двери. И не успела поверить, как в комнату тихо вошёл Константин. Их взгляды встретились. Он улыбнулся. Она сглотнула, сдерживая слёзы. Оле хотелось тихо подняться и обнять мужа, ведь времени у них осталось совсем немного, возможно, он уйдет уже прямо сейчас.

«Только бы тихо… аккуратно», – но она не успела даже двинуться с места, как проснулась Ева.

«Рано. Ещё рано, сейчас уложу спать и смогу попрощаться. Только бы побыстрее вырубилась. Засыпай!» – просила женщина про себя, с просьбой глядя на призывника. Костя наклонился и поцеловал обеих.

– Мне пора, – он сказал это шепотом, но получилось слишком громко. От неловкости, он запнулся, заметив недовольный взгляд ребенка, решившего увидеть, что это шумит. В глаза бросились наступивший день и одетый папа.

– Спи, дочь, – он усмехнулся и поспешил выйти из комнаты. Но Ева приподнялась вслед, не желая засыпать.

«Ах, постой! Постой, сейчас!!!» – Оля в спешке подхватила дочь и подскочила с кровати. Теперь уже было нечего терять, и ей так хотелось попрощаться, проводить солдата из дома. Пусть в неприлично коротком пеньюаре, со сна, с разбуженным ребенком на руках. Но ей хотелось ещё немного, ещё чуть-чуть его присутствия, ещё сказать последнее «прощай».

Костя неспешно обулся и уже не шептал:

– Проснулись. Проводить меня решила, дочка? – он улыбнулся и погладил малышку по голове, пока та усиленно тёрла глаза маленькими кулачками.

– Позвони мне, как только, так сразу! – попросила Оля, не контролируя предательское волнение в голосе. – Я буду… Мы ждём тебя. Каждый день. Всегда! И очень-очень любим тебя.

«Ах, нет, нет, это такие банальные фразы! Это всё не то, и совсем не то, что Я хотела ему сказать на прощание! Но что тогда сказать? Что сказать?!» – Оля явно выглядела растерянной, понимая, что время уходит, как воздух, когда слишком долго находишься под водой, и задержанное дыхание пузырьками поднимается вверх, заставляя задыхаться от бессилия.

Константин обнял её с дочкой, некрепко прижимая. Ей хотелось отложить это в памяти, запомнить, не забыть. И она понимала, что это так кратковременно и неуловимо, так быстро погаснет в памяти.

Поцелуй в щёку и ещё более скупой в губы. Он подхватывает рюкзак и быстрым шагом уходит по улице.

Оля машет ему рукой на прощание и улыбается. Костя улыбается в ответ, словно уже возвращается со службы, а не уходит на неё.

– Аппаааа паааа! Папапапа! – вдруг громко пищит Ева, радостно махая рукой удаляющемуся Константину. Оля тихо смеётся и машет рукой, пока муж не скрывается за поворотом.

Вот и всё. Вот так просто.

«Всё? Всё… Всё. Вот и всё. Да», – подтверждает мозг факт.

– Всё, Ева, – повторяет свои мысли Ольга. – Папа ушёл. Мы теперь его очень долго не увидим. Ну… Идём домой. Надо поспать ещё немного. Хорошо?

Ева засыпает почти сразу, и мамочка остаётся на минуту с мыслямио том, что теперь она одна с ребенком.

И ей не верится. Ей не хочется верить. Будто это сон. Но ей не страшно. Ей не грустно. И ей не радостно.

Ей хочется немного поспать. И просто…

«Просто не думать об этом» – приказывает Оля, прежде чем снова заснуть.

– Я не забуду о тебе… никогда, никогда…1, – тихо напевала Ольга, мурча себе под нос, чем действительно озвучивая слова. Она не могла себе позволить лишний шум. Ей казалось, что даже падающие капли воды из душа слишком громко вытекают, разбиваются о пол. Любой мелкий шорох был таким нервирующим. А так хотелось хотя бы минуту спокойно постоять под потоком горячей воды, ни о чём не думая.

Ева крепко спала. Женщина прислушивалась, беззвучно поглаживая влажную кожу, подставляя лицо брызгам и выдыхая пар. Только слух оставался обострённым: чтобы суметь вылететь в любую секунду из ванной и прибежать к проснувшейся дочери. Но пока было тихо. И Ольга надеялась, что успеет закончить водную процедуру до пробуждения дочери.

Раньше ей не приходилось так рисковать. Всегда можно было оставить ребёнка под наблюдение мужа, даже если он был на круглосуточных сменах – день или два потерпеть, это не неделю, месяц. Но сейчас они с Евой остались вдвоём. Теперь всё по-другому.

Ольга тщательно продолжала прислушиваться. Горячие капли приятно ударялись о грудь, словно пули, пробивающие теплом кожу. Жар распространялся по телу, расслабляя, согревая, словно ласки любимого.

Малейший всхлип или шуршание, которые так нелегко различить в шумящем потоке воды, – мешали полностью расслабиться. Молодая женщина прикрыла глаза и попыталась хотя бы на несколько секунд перестать тревожиться: позволить этому водному прикосновению ублажать тело, губы, шею. Позволить себе немного забыться в уединении. Она улыбнулась воспоминанию.

В тот вечер, Ева так заигралась в песочнице, что песок сыпался со всех декоративных карманов, скрывался во вьющихся тёмных кудряшках, прилип ко лбу, рукам, покрывал маленькую ступню девочки словно вторая подошва.

Ева была щедрой на песок и в азарте сыпала из маленькой лопатки на свою маму, считая, что это очень весело. Оля веселья не разделяла, песок скрипел даже на зубах. Не смотря на все попытки отруситься на улице, песок лихорадочно покрыл кафель к ванной, где молодая женщина долго отмывала дочь в горячей воде. А когда уложила девочку спать, решила, что нет смысла сидеть в таком состоянии и ждать мужа. Напротив, следует как можно скорее убрать в доме, привести в порядок и себя. И вот, едва мыльная пена аккуратной шапочкой покрыла чёрные волосы в очаровательной причёске, начала медленно стекать по влажной коже, как Ольга услышала детский плач. В тот момент она запаниковала и тут же выскочила из ванной комнаты, хватая по пути полотенце, чтобы прикрыться и стереть с себя падающую пену. Она напоминала рождённую из пены Афродиту, скользила влажными ногами по кафелю, однозначно летящей во всех смыслах походкой. В тот момент Оля и не знала, успеет ли домыться? Может мыльная пена полопается раньше, чем любопытствующая Ева снова уснёт? В любом случае, с того времени Ольга принимала душ за две минуты. В прочем, это скорее напоминало обливание горячей струёй. Большего она позволить не могла, пока была одна. Так она считала. А потом Константина забрали в армию.

«А могла бы просто смыть с себя пену, обтереться и выйти к ребёнку без спешки. В декрете мозги совсем съезжают с пути логики».

Горячая вода продолжала ударяться о солнечное сплетение. Оля с блаженством выдохнула и прикрыла глаза. Уходить не хотелось. Было так хорошо. Она снова прошлась ладошками по влажным волосам. Высунула язык и подставила струе. Улыбнулась собственному баловству и выключила воду.

Стало тихо. Где-то за стенкой лаяла собака. Послышались голоса. Создавалось впечатление, что шумят сверху, на чердаке. Но она знала, что это из соседнего дома, только никак не могла понять, почему ей слышатся звуки сверху. Сейчас, летом, странные звуки уменьшились. Или она просто к ним привыкла и перестала обращать внимание? Костя предположил, что это мыши или птицы, чудом забравшиеся через щель. Правда, ничего подобного они так и не наблюдали: не было никаких следов присутствия живности, самих животных или других признаков, почему раздавались странные шорохи.

«Не́когда, не́когда! Мне совершенно не́когда здесь торчать!»

Она вышла из ванной, обмакивая влажную кожу полотенцем. Стыдиться было некого, и она без скромности прошлась голышом по дому, завернув волосы в полотенце. Её малышка крепко спала, представляя собой самое невинное и прекрасное существо в мире, такое нежное и милое, что хотелось лечь рядом, обнять этот маленький комочек, этого маленького человечка, и больше не знать никаких тревог, забот, печалей. Только добрый, сладкий, долгий сон в маленьких объятиях. Оля поразилась своим ощущениям и мыслям: она никогда в жизни не могла себе представить, как появление маленького ребёнка в жизни может так существенно повлиять на сознание взрослого человека. Разумеется, она слышала и читала множество историй о материнской любви, но представлять и видеть – совсем не одно и то же, что и испытать всё самостоятельно. В этом была какая-то удивительная сила чувств и эмоций. Сознание словно диктовало давно забытые знания по общению и заботе о ребёнке, не смотря на то, что она никогда ранее не только не держала, но и не видела настолько маленьких детей, не представляла себе начало материнского пути, будто это что-то невозможное и далёкое. Будто это никогда с ней не случится, а если случится – то это будет так не скоро.

«И вот уже прошёл целый год. Год!!! С ума сойти, Оля. Как мы выжили?»

Мама легла рядом, едва касаясь пальчиками волос девочки. Она хотела погладить маленькую головку, которая с каждым днём становилась всё умнее, хитрее и сообразительнее.

«Она начнёт говорить новые слова. Она будет бегать всё увереннее, перестанет держать меня за руку. Будет бегать за другими детьми, хлопать в ладоши от радости, подражать другим малышам. Учиться. Удивлять и удивляться. И всё это будет без тебя», – женщина с грустью посмотрела на пустую подушку с другой стороны кровати. Что-то вдруг отозвалось в ней ощущением одинокого существования. Оля нежно прижала подушку к себе. Она почувствовала запах. Его запах. Запах родного человека, тепла и улыбки. Запах его волос, ярких глаз и умиротворённости. Запах мужа.

Так близко, совсем рядом. Так далеко.

«Так невозможно описать такое простое чувство. Он не пахнет пшеницей или выпечкой, мужским потом или одеколоном, гелем для душа. Нет, это его природный запах. Его не спутаешь, хотя и не ощущаешь, когда он рядом. Этот запах так будоражит что-то внутри, ведь он такой родной. Такой… тёплый? Как запах может быть тёплым? Как запах может быть… таким? В нём нет ничего конкретного, чтобы ассоциировать с чем-то знакомым. Но Я точно знаю, что это его запах. Это Костя. Не могу найти слов, чтобы понять…»

Оля дышала и не могла надышаться. Как-то грустно вздохнула, начиная взбивать подушку. Она всегда так делала. Каждую ночь. Для него, будто он и сегодня придёт и уснёт рядом с ними. Нет.

– Сейчас-сейчас! – Оля поспешно обувала девочку в маленькие сандалии. Ева кряхтела и всячески извивалась, явно не понимая, почему нельзя выйти на улицу прямо сейчас. Мама терпеливо и настойчиво всовывала маленькую ножку, проверяла, удачно ли встала пяточка на своё место, прежде чем с резким звуком липучки закрепить обувку.