Танец смерти среди живых

На грани

Ранним январским утром Онегин шагал по заснеженному полю. Воздух был так холоден, что обжигал лёгкие, а ветер пронзал до костей. Белая пелена, словно саван, окутывала всё вокруг, размывая границу между небом и землёй. Зачем сегодня этот туман? Что он скрывает? Сердце колотилось в груди, отдаваясь глухими ударами по рёбрам… Но это не было страхом… Нет, скорее, это была тяжесть раскаяния, которая давила с каждым шагом. Сомнения и сожаления становились всё отчётливее.

Дуэль – результат злой шутки и легкомысленного поступка – вот-вот должна была решить судьбы двух людей. «Как я мог втянуть себя в эту бессмысленную игру!» – с горечью подумал Онегин. Вязко и медленно тянулось время, наполняя ожиданием чего-то неизбежного. Внутри Онегина кипела борьба: желание исправить ошибку сталкивалось с пониманием того, что назад пути уже нет. Смерть? Или, может быть, шанс начать всё сначала? Осталось только дождаться, когда белесая мгла рассеется и судьба вынесет свой приговор.

Вскоре из-за деревьев появился Ленский, шагая бок о бок с Зарецким. За ними следовал Гильо, секундант Онегина, чья фигура выделялась на фоне мутной дымки. Его лицо оставалось непроницаемым, и невозможно было угадать, какие мысли скрываются за этим спокойствием. Онегин заметил, как тот слегка кивнул ему, подтверждая готовность к предстоящему событию.

Зарецкий сохранял привычную невозмутимость. Этот «Старый дуэлист», как его часто называли, слыл мастером не только оружия, но и распространения слухов. Онегин никогда не питал особой симпатии к этому человеку. Хотя кого он вообще когда-либо любил, кроме себя?

Когда взгляды Онегина и Ленского наконец пересеклись, в глазах Ленского читалась решимость, граничившая с отчаянием, боль… Казалось, что он хотел что-то сказать, но слова словно застряли у него в горле.

Тени фигур застыли, нависла тяжёлая тишина. Ветер, подобно незримому призраку, продолжал шептать свои зловещие мотивы. Все четверо ощущали, что путь назад отрезан и их ждёт роковой выбор.

Остановившись в нескольких шагах от соперника, Ленский произнёс: «Онегин, я пришёл сюда для одного – чтобы отстоять свою честь».

Онегин, не меняя выражения лица, ответил: «Я уважаю твоё решение. Но помни, что порой цена чести оказывается выше, чем мы готовы заплатить».

Ленский, крепче сжав кулаки, выпрямился и сказал: «Цена мне известна. Сейчас это единственное, что имеет значение. Судьба уже решила, кто из нас вернётся домой».

Онегин, слегка наклонив голову, тихо добавил: «Судьба? Она любит играть в кости. Сделаем последний бросок».

Секунданты завершили последние приготовления. Зарецкий, стараясь сохранить спокойствие, обратился к противникам:

– Господа, согласно установленным правилам, позвольте предложить вам последний шанс на примирение. Возможно ли, чтобы ваши разногласия были разрешены без кровопролития?

Голос звучал твёрдо, но в глубине души он надеялся на благоразумие молодых людей. Слова секунданта утонули в глухом молчании. Все замерли, ожидая последнего шага к финалу.

Зарецкий, тяжело вздохнув, произнёс:

– Тогда приступим.

Внезапно раздался едва уловимый скрип – это мельничные крылья на краю поля медленно повернулись. Звук плыл над заснеженным полем, смешиваясь с завыванием холодного ветра. Крылья, покрытые снегом и льдом, казалось, двигались сами по себе. Среди тишины мельница издавала звуки, напоминающие скрип старых деревянных досок. Но никто не обратил на это внимания.

Ленский сделал шаг вперёд, его глаза сверкнули холодной решимостью. Подняв пистолет, он прицелился в Онегина.

– Прощай, Евгений, – прошептал он ледяным голосом.

Выстрел раздался неожиданно, разрывая тишину, и эхо прокатилось между деревьями. Белая пелена начала таять, открывая жуткую картину. Сначала Онегин почувствовал едкий запах пороха, который мгновенно заполнил его ноздри.

«Чёртов туман… Редкость зимой… Всё изменил…» – с трудом сформулировал Онегин. – «Ленский… Тот, кто должен был… Я всегда мог выйти сухим из воды… Почему? Неужели… Конец?»

Онегин вспомнил, как раньше всегда удавалось избегать серьёзных последствий. Дуэли, споры, конфликты – всё это было для него игрой! Он всегда оставался победителем. Но сейчас…

Всё изменилось. Мысли путались, теряли логику и последовательность… Онегин попытался собраться с силами, но тело предало его. Боль начала растекаться волнами. Он упал на колени и почувствовал, как земля холодит руки. Онегин истекал кровью, а Ленский стоял в оцепенении и не понимал, что произошло. Пуля пробила грудь Онегина, он судорожно сжимал рану. Кровь медленно стекала по его пальцам, оставляя алые следы на белоснежном снегу. Онегин рухнул лицом вниз. Вдруг перед глазами закружился волчок воспоминаний – так же стремительно, как тот самый игрушечный волчок, некогда его верный спутник в детстве. И вот он снова мальчишка, радостно бегущий по скрипучим половицам родительского дома. Лицо озарено улыбкой, глаза сверкают от восторга. А теперь отец крепко держит его за руку, ведя к старой карете. Новая вспышка, и он впервые сосредоточенно играет на рояле, пальцы неуверенно касаются клавиш… первая долгая поездка верхом, и он с восторгом разглядывает переплетающиеся ветви деревьев в густой листве, щебечут птицы, и золотистые пятна солнечных лучей мягко касаются щёк и лба…

Дыхание Онегина становилось всё слабее, превращаясь в редкие, едва ощутимые вздохи.

Фигуры дуэлянтов склонились над ним. Гильо тщетно пытался вернуть Онегина к жизни. Его лицо, обычно столь хладнокровное, теперь отражало напряжённое внимание и внутреннюю борьбу. Он сжимал руками грудную клетку Онегина, пытаясь восстановить ритм сердца, но безуспешно. Каждый толчок казался последним, и вскоре Гильо вынужден был остановиться, понимая, что ничего нельзя сделать.

Зарецкий, отступивший на пару шагов назад, стоял в стороне, скрестив руки на груди. В его глазах промелькнула тень сомнения. Ленский, напротив, был сломлен. Он сидел на коленях возле Онегина, не в силах поверить в произошедшем. Слёзы катились по его щекам, и он повторял имя друга, словно надеясь, что тот услышит его и проснётся. Вокруг Онегина начали расплываться очертания, и он чувствовал, как его связь с телом слабеет. Участники поединка, склонившиеся над ним, постепенно становились размытыми, словно бы растворяющимися в воздухе. Сначала Гильо, затем Зарецкий, и, наконец, Ленский – все они превратились в маленькие тени, которые закружились в какой-то безумной и страшной круговерти. В этом безудержном танце боли, лиц, предметов, событий… и всё это вокруг него… И всё глядело на него, засасывало. Быстрее… стремительнее… И уже ничего не разобрать в этом смертельном водовороте, и он был его центром. Его лицо с пустыми глазницами было центром. И была вспышка… и боль. И боль ушла. И всё закончилось.

Последние ускользающие образы и звуки стремительно растворялись в бесконечно пронизывающей пугающей пустоте небытия.

Между мирами

Была темнота . Такая плотная, черная, траурным платком заматывающая в кокон. "Этот кокон и есть темнота …"– Мысль сформировалась в сознании , и возродила Его.

Не было больше темноты . Он стоял. Стоял твердо посреди комнаты, скрестив на груди руки с широко открытыми глазами. И звуки, запахи, ощущения, эмоции, воспоминания проникали в него, возвращались к нему с каждой секундой, с каждым вдохом жадно заполняющим легкие, с холодом пронизывающим его , с каждым ударом сердца к нему возвращалась жизнь .

Глаза Онегина медленно привыкали, постепенно различая контуры предметов в тусклом свете. Сначала всё казалось размытым и неясным, но со временем тени обретали форму. Онегин чувствовал, как сердце начинает биться быстрее. Он не знал, где находится и как сюда попал, но понимал, что этот сон скрывает в себе нечто большее, чем просто игра воображения..... Стены покрывал плотный слой плесени. Потолок нависал низко. Пространство над головой сжималось, и ему становилось всё труднее дышать. Единственный источник света исходил от небольшого зарешеченного окна. Дождь струился по стенам, проникая сквозь щели и трещины. Капли падали на пол, монотонный ритм которых, эхом разносился по всему помещению. Запах затхлости наполнял воздух.В углу комнаты угрюмо замерла деревянная дверь, потемневшая от многолетней службы и покрытая сеткой мелких трещин. Дверь была плотно закрыта, и казалось, что она намеренно охраняет свои секреты, не позволяя никому разгадать, какие мрачные тайны скрываются за её неприступной поверхностью.

Повсюду висели портреты Онегина разных возрастов. Каждый из них был выполнен с невероятной точностью, передавая мельчайшие детали его внешности. Но самое удивительное заключалось в том, что лица на портретах менялись прямо на глазах. То он видел молодого Онегина с дерзким блеском в глазах, то зрелого мужчину с усталой грустью на лице. Эмоции на портретах сменяли друг друга так быстро, что невозможно было уследить за ними: тревога, насмешка, равнодушие – всё это отражалось на лицах, словно они жили собственной жизнью.

Один из портретов привлек его внимание. Это был тот самый молодой Онегин, которого он помнил с юности. Лицо на картине изменилось, взгляд стал напряжённым, почти злобным. Онегин заметил, что портрет двигается, его черты меняются прямо на глазах. Сначала он подумал, что это галлюцинация, вызванная болью и шоком, но затем понял, что происходит нечто странное и необъяснимое. Портрет молчал, но его глаза продолжали следить за каждым движением Онегина. Внезапно изображение на полотне стало меняться быстрее. Молодой Онегин превратился в старика с глубокими морщинами и усталым взглядом. Затем снова вернулся к своему первоначальному облику, но уже с другим выражением лица – спокойным и уверенным.

Постепенно взгляд Онегина остановился на новой фигуре.. В углу комнаты стоял высокий мужчина в длинном чёрном плаще. Когда он откинул капюшон, Онегин увидел его лицо: жёсткий профиль, острые скулы, два холодных луча голубых глаз. Тонкие губы растянулись в издевательской улыбке. Через белую кожу пробивались редкие голубые вены, словно молнии.Коротко остриженные волосы обнажали высокий лоб. На одном из пальцев – массивное кольцо с чёрным камнем, который словно поглощал свет, превращая его в тёмные вспышки. Каждое движение человека сопровождалось тихим, едва уловимым шипением, словно шелестом змеиного дыхания. Его голос был глубоким и уверенным, когда он представился: "Азазелло"…

Азазелло щелкнул пальцами, и в комнате неожиданно зажегся яркий огонь, отбрасывая длинные тени на стены. Огонь горел спокойно, но его пламя переливалось оттенками серебра и голубизны. Тени, плясавшие на стенах, постепенно начали приобретать форму человеческих фигур, чьи вытянутые руки тянулись вперед, словно пытались дотянуться до Онегина.  "Живые силуэты" двигались в такт колебаниям пламени.

 Азазелло ухмыльнулся, его глаза сверкнули холодной насмешкой: – Судьба твоя изменилась, Евгений … – он сделал театральную паузу, растягивая удовольствие от момента. – Не должен был ты оказаться здесь… но что-то пошло не так, да? – его голос был полон сарказма. – А что если… – он замолк, словно раздумывая, стоит ли продолжать. – Что если я предложу тебе… нечто большее?

Онегин почувствовал,как его бросило в жар. В словах Азазелло сквозила угроза и интрига. Однако, Онегину стало интересно. Несмотря на страх и неопределённость, он почувствовал проснувшееся любопытство. Его жизнь давно потеряла всякий смысл, Бесконечные серые будни утомляли однообразием. А сейчас впереди не было даже их. Он готов был на всё, лишь бы вырваться из этого замкнутого круга. Онегин скептически приподнял бровь, его губы чуть дрогнули в ироничной усмешке: – «Нечто большее», говоришь? – он фыркнул, не скрывая своего цинизма. –  Ну, полагаю, хуже уже не будет. Почему бы и нет?"

Он пожал плечами. Что ему терять? Всё, что у него было, давно потеряло ценность. Азазелло рассмеялся, но его смех был безрадостным.

Онегин стоял неподвижно, глядя на тени, которые продолжали свой танец. Их контуры дрожали и плавились, словно пытались вырваться.. Одна из теней внезапно начала удлиняться, вытягиваясь вверх, пока не превратилась в женскую фигуру с длинными развевающимися волосами, которые мягко вздымались и опускались под воздействием невидимого ветра. Её силуэт казался настолько знакомым, что Онегин ощутил, как его сердце замерло на мгновение.... Это была Татьяна, хотя её лицо всё ещё оставалось скрытым.

Другая тень стремительно превращалась в мужской образ. В нём угадывалась фигура самого Онегина, но искажённая. Эта тень выглядела грозно и властно, её движения были резкими и решительными, словно она могла сокрушить любого, кто посмел бы встать на её пути.

Между этими двумя тенями появился третий силуэт – маленький ребёнок, чья форма колебалась между двумя другими фигурами. То он приближался к одному силуэту, то отдалялся к другому, словно его душа разрывалась между родителями.

Онегин вдруг понял, что все его прошлые сожаления и разочарования потеряли значение перед лицом этой странной и пугающей реальности. "Что ж, может быть, и правда, нечего мне терять…", – подумал он, ощущая, как внутри поднимается волна безразличия и отчаянного спокойствия.

Азазелло скривил губы в усмешке:

– Потерял себя, Евгений. Остальное – мелочи.

Он резко щелкнул пальцами, и тени на стенах начали менять свои формы.

Фигура Татьяны стала расплываться, её волосы растянулись, превращаясь в тонкие, как нити, полосы, которые начали извиваться. Лицо, которое прежде оставалось скрытым, теперь начало проявляться, но вместо нежных черт появились пустые глазницы и оскаленный рот, полный острых зубов.

Тень мужчины вытягивалась и расширялась, пока не приобрела устрашающие размеры. Руки превратились в когтистые лапы, а голова – в звериную морду. Глаза горели ярко-красным светом.

Маленький силуэт ребёнка начал сжиматься, словно таял на глазах. Вместо того чтобы исчезнуть совсем, он превратился в маленькую черную точку, которая начала пульсировать. Затем эта точка начала расти, увеличиваясь в размерах, пока не заполнила собой весь угол комнаты.

При воспоминании о Татьяне в груди Евгения еще раз мелькнуло что-то тёплое, но это ощущение тут же угасло. Азазелло был прав – он утратил себя.

Азазелло взглянул на Онегина с дьявольской искрой в глазах и произнёс с злобным весельем:

– Ну что ж, Евгений, не будем терять времени даром. Время – штука дорогая, особенно для тех, кто уже потерял столько. Пора двигаться дальше?

Онегин почувствовал, как внутри него вновь поднялось чувство тревоги, однако он подавил его, понимая, что отступать уже поздно.

Взглянув прямо в глаза Азазелло, он ответил:

– Конечно, зачем откладывать неизбежное? – Знаешь, время действительно дорого, особенно когда терять уже нечего. Давай, не будем затягивать этот спектакль."

Азазелло кивнул, удовлетворённый ответом Онегина. Он повернулся к окну, через которое продолжал литься лунный свет.

– Ты готов к тому, что ждёт тебя впереди? Сомневаюсь. Но назад пути уже нет, – прошептал он, и в его голосе зазвучала зловещая нотка предвкушения.

Азазелло резко хлопнул в ладоши, и окно с треском лопнуло, разбрызгивая стекло, стена разошлась. Холодный лунный свет залил комнату, прорезая темноту. Перед ними появилась узкая тропа, ведущая вглубь ночи. Она мерцала зловеще! Каждый шаг мог стать последним прыжком в бездну, но другого выхода не было.

Евгений бросил взгляд на Азазелло, криво улыбнувшись ему. И, собрав всю волю в кулак, шагнул на тропу.

Завеса откровения

Туфли Онегина скрипнули на сверкающей глади дорожки, когда он сделал первый неуверенный шаг. Сердце его стучало в тревожно-быстром ритме. С каждым новым движением, он все больше боялся подскользнуться, поэтому, старался сохранить равновесие. Луна, полная и яркая, сквозь дымку облаков освещала путь, придавая ему сияющий оттенок.

Осторожно опустив глаза, Онегин увидел, как там, вдалеке, подернутая белым покровом даль, простирается вперед, ровная и безмятежная.. Лишь редкие тени деревьев, отброшенные лунным светом, играли на снежной глади. Переведя взгляд, он увидел вершины гор, увенчанные снежными шапками. Сверкающей лентой, извивалась река, ее воды блестели, отражая звёздное небо.

На страже зимнего царства стояли ели, ветви которых были окутаны сверкающими гирляндами.

В момент, когда мир раскрылся перед ним во всей своей безмолвной красе, Онегин ощутил, как земля где-то внизу под ним начинает кружиться, словно сама природа, в своем безмятежном танце, приглашала его к «вечному полету». Запорошенная морозом долина манила его, уводя в бесконечные просторы зимней сказки.

Вокруг мерцали звёзды-жемчужины на бархатном фоне ночи, и Онегина охватывало чувство, что они смеются над ним. Эти далёкие и близкие огоньки были недоступны, как мечты, когда-то лелеемые им, а теперь казавшиеся лишь призрачными обрывками, напоминая о бесконечной всеобъемлющей скуке. Он вспомнил о тех временах, когда смотрел на бездонное небо в поисках вдохновения, мечтая о любви, о славе, о путешествиях.

«Что же произошло со мной?» – подумал Онегин, ощущая, как его окутывает тишина ночи. – «Где та искра жизни, что когда-то горела в моей душе? Теперь я лишь тень самого себя, блуждающая в бездне неопределённости и утраченных надежд.»

Евгений не раз уже пожалел о том, что согласился на этот рискованный договор с Азазелло. Он шёл, чувствуя, как учащается пульс,а ладони становятся влажными. Онегин знал, что, скорее всего, он здесь не один. Сзади должен быть человек, толкнувший его на это сомнительное приключение. Наконец, не в силах дальше терпеть гнетущее чувство, он резко обернулся – и тут же заметил мрачного рыцаря, бесшумно идущего за ним по пятам. Шлем закрывал лицо, но Онегин мгновенно узнал Азазелло. Черты его лица, скрытые под стальной маской, вдруг обострились, став резче и строже. Глаза рыцаря смотрели сквозь Онегина, проникая в самую глубину его души. Доспехи покрывали тело, как броня давно забытого века, неподвластная времени и человеческому прикосновению. Они выглядели изношенными, но не потерявшими своей устрашающей силы. Каждый шов, каждая вмятина словно хранила в себе историю – историю побед и поражений, надежд и разочарований. В этом наряде скрывалось нечто, что заставляло даже самых мужественных колебаться от страха.

Рыцарь заговорил, и его голос звучал, как проклятие, произнесенное в полумраке:

– Евгений, запомни: тем, кто выбирает путь предательства, не дано покоя. Счастье для таких людей – лишь мираж, который исчезает при первом прикосновении. Всё, что ты оставляешь за собой, – это пепел сожжённых мостов и разбитых надежд.

Онегин ощутил, как подкашиваются ноги,а в ушах появился резкий, высокий звон, словно металлический предмет задевает стекло. Он вспомнил те моменты, когда, поддавшись соблазну, соглашался на безумные проделки, которые привели его сюда. Он понимал, что Азазелло не оставит его в покое.

– Ты прав, – произнёс Онегин, его голос едва слышен. – Я запутался. Я думал, что следую за своей судьбой, но, кажется, лишь бреду в тумане. Я не знаю, как выбраться из этого.

– Ты сам предпочел этот путь, – жестко и равнодушно ответил рыцарь, его слова звучали как приговор. – Но помни: я здесь, чтобы напомнить тебе о твоих грехах..и заставить тебя заплатить за каждый из них!

Онегин вновь взглянул в глаза Азазелло, и в них он увидел отражение своих собственных страхов. Его ошибки всё ещё живы и требуют возмездия. Азазелло растворился в ночи,оставив Онегина наедине с мыслями и луной.

Шаг за шагом продвигался Онегин по этой неровной, скользкой, серебристой дороге, чувствуя, как усталость и отчаяние медленно овладевают им. Каждая мышца его тела ныла от напряжения, а мысли запутались в голове, как клубок ниток. Его душа, давно утратившая всякий смысл существования, была пуста, и лишь глухая, беспричинная злость жила в нём.

Он шёл, не зная, куда идет, и с каждым шагом становилось всё холоднее и темнее. Луна, словно издеваясь, продолжала следить за ним, бросая тени на неведомую тропу, которые то растягивались, то сжимались, создавая обманчивую игру света и тьмы. Онегину хотелось, чтобы всё это закончилось, но силы продолжали покидать его, а конца не предвиделось.

Мгновение казалось вечностью. Евгений чувствовал, что его душа уходит всё дальше и дальше, покидая бренное тело, возвращение к теплу и покою казалось невозможным. Он продолжал идти, проклиная всё на свете, но путь его не заканчивался. Теперь он стоял на этой лунной тропе, словно призрак прошлого, потерявшийся в настоящем. Глядя на свои разбитые туфли, он подумал о том, как далеко он ушёл от того мира, где ценились элегантность и манеры.

На Онегине был сюртук из дорогого английского сукна, жилет из шелковистого атласа, рубашка и шейный платок, завязанный с особым изяществом. Но теперь всё это было в таком состоянии, что ни один портной не узнал бы своего творения. Края сюртука были оборваны, ткань местами протёрта до дыр, а пуговицы отсутствовали. Жилетка, некогда ярко-синяя, теперь была выцветшей и грязной, с несколькими крупными разрывами, сквозь которые виднелась изорванная рубашка. Платок, некогда белый и воздушный, теперь был серым и мятым, как старая тряпка. Светлые волосы, некогда аккуратно зачёсанные и уложенные, теперь торчали во все стороны. Лицо, заросшее щетиной, было грязным и усталым, с глубокими тенями под глазами, говорившими о бессонных ночах. Резкий свист ветра внезапно заполнил уши Онегина звуком, напоминающим смех.

Внезапно, в этом безмолвии, стал прорисовываться мужской силуэт. Он словно возник из самого света луны. Фигура была окутана призрачным сиянием, мягко рассекающем ночную тьму вокруг. Онегин замер, в нём заколебались чувства, как ураган в спокойном море.

Наконец он смог рассмотреть теперь уже вполне осязаемого путника. Тот был облачён в белую рясу, развевающуюся на ветру. Этот наряд придавал его облику божественную лёгкость. Волосы, длинные и волнистые, спадали на плечи, словно золотые лучи солнца, отражённые в воде. Лик мужчины излучал такую теплоту и умиротворение, что Онегин, застывший в недоумении, почувствовал удивление.

Когда человек в рясе подошёл ближе, Онегин заметил его глаза – глубокие и светящиеся добротой. В них отражалась вся палитра эмоций: мудрость древних времён, сострадание к потерянным душам и свет, способный растопить даже тьму. Глядя в эти глаза, Онегин ощутил, как его собственные страхи и сомнения начали отступать.

Улыбка Человека была мягкой и искренней, она согревала, наполняя всё вокруг лёгким теплом, словно весеннее солнце, просыпающееся после долгой зимы. Онегин ощутил, как в его сердце зарождается надежда. В облике скитальца читалось понимание всех страданий и потерь, которые он нёс в себе.

– Кто ты, странник? – спросил Онегин, дрожа от неожиданного волнения.

– Я – Иешуа, тот, кто пришёл в мир, чтобы возвести потерянные души. Я здесь, чтобы свидетельствовать о надежде, которую ты давно забыл, – произнёс он, и его голос прозвучал как мелодия, пробуждая глубоко спрятанные чувства.

На мгновение Онегин почувствовал себя легко и свободно.

– Я Евгений Онегин, – произнёс он, выкладывая своё имя, как приговор. – Я потерял всё: мечты, радость, даже собственное «я». Как ты можешь знать об этом?

– Потеряться – значит найти себя заново. Вспомни притчу о блудном сыне. Он ушёл, оставив всё, но когда вернулся, его встретили с радостью.Иешуа внимательно посмотрел на Онегина и сказал:

– Но как же мне вернуться, когда я не знаю даже, кто я такой?Онегин, словно пробуждаясь от глубокого сна, ощутил, как в его душе встрепенулись давно забытые чувства. Он произнёс, и его голос, полный отчаяния, звучал как эхо:

– Есть одна библейская истина, – произнёс Иешуа, его слова словно пропитывались светом. – «Истина сделает вас свободными». Свобода – это не отсутствие оков, а осознание того, что в твоих руках находится сила изменить свою судьбу. Отпустив свои страхи, ты освободишься от тени, которая так долго тебя преследует.

– Открой своё сердце, Онегин. Позволь свету проникнуть в самые потаённые уголки. Помни: «Где двое или трое собраны во имя моё, там я среди них». Ты не одинок. Вся вселенная ждёт твоего возвращения к жизни. Смотри на жизнь как на путешествие, где каждая болезнь и каждый шрам – это урок, который дарит нам возможность расти.Слова Иешуа ласково касались слуха Онегина. Иешуа взглянул на него и понял, что перед ним душа, полная смятения. Он сказал:

– Может быть, я всё ещё способен мечтать…В этот момент Онегин ощутил, как что-то внутри него начинает меняться. Он вспомнил о своих мечтах, о том, как смотрел на ночное небо, искал вдохновения и верил в величие. Он произнёс, и его голос наполнился новым смыслом: