Улица Свободы

Иллюстратор Ирина Андреевна Янаева

Редактор Оксана Васильевна Петрова

© Павел С. Желтов, 2021

© Ирина Андреевна Янаева, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-0053-1648-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

«Я живу в чудесном городе Земли, на улице Свободы.

Во все моря отсюда ходят корабли, и во все концы взлетают самолеты.

Ты тоже можешь быть моим соседом, мне не важно, кто ты.

На улице Свободы».

«Тараканы!»

1.

Идея стать покорителем сибирских рек пришла мне в голову этой зимой в диспансере. Я попал в заведение перед Новым годом, числа 27-го: организм запротестовал, не выдержав предпраздничного марафона. Главным образом дело было в нервах.

Я сидел в столовой и смотрел в окно. Куропатки, появившиеся вдруг в городе в чрезмерном количестве, смотрели на меня. Падающий из окна свет позволял хорошо их разглядеть. Четыре белые птицы покрупнее голубя, но помельче курицы. Глаза у них были глупые.

Я сидел и думал, как славно, наверное, отправиться в неспешное путешествие на стареньком катере по глади Оби – вверх или вниз по течению, мне было совсем не важно. Постепенно мои фантазии стали обрастать подробностями. Катер в моих мечтах был небольшим, но и не сказать, чтобы совсем маленьким. Речного класса, с рубкой, каютой и палубой. На радиомачте я бы поднял свой собственный флаг, думаю, оранжевый. А называлось бы судно как-нибудь изысканно. Размышления, как именно, я отложил на потом.

Я сидел и смотрел в окно. А куропатки сидели на присыпанной снегом березе. Впрочем, вместо птиц у меня перед глазами проплывали берега – справа пологий, слева обрывистый; блестела речная гладь, там и тут рыбы своими толстыми спинами делали на глади буруны. Себя я видел стоящим у штурвала.

На тот момент я точно знал, что пойду в речной поход в компании. Мне виделась дама, которая встанет со мной плечом к плечу к штурвалу, будет жарить на камбузе пойманных мною щук.

Рядом завозились двое игроков в подкидного. Они сидели со мной в столовой уже час. Вели себя настолько тихо, что я успел о них забыть. Это были очень уставшие люди в полосатых, как у всех нас, пижамах. Игроки собирали карты: пришло время приема вечерних лекарств.

Я стряхнул грезы и встал в очередь. Сегодня таблетки выдавала старуха нянечка – усатая и всегда насупленная. Сегодня в баночке с моей фамилией оказалось три пилюли – антидепрессант, успокоительное и «витаминка». Когда я сюда поступил, мой ежевечерний таблеточный рацион состоял из семи пунктов. Утренний и обеденный имел меню из пяти наименований.

Я лег в диспансер, чтобы немного прийти в себя. Последние полгода выдались трудные, мои расшатанные нервы иногда выдавали неожиданную реакцию на раздражители, а душе не хватало радости. На самом деле, я не сам пришел сюда. Меня привезли фельдшер, полицейский и казак. Это они позвонили в мою дверь, когда я сидел на подоконнике, свесив босые ноги на улицу и разговаривая по телефону доверия. Оператор, который уже полчаса развлекал меня беседой, услышал звонок и сказал: «Иди открывай, к тебе пришли». Я открыл, за дверью стояли фельдшер, полицейский и казак.

Утром следующего дня я впал в отчаяние – мне хотелось домой, меня, наверное, хватились на работе. Хотя, нет. Мне просто не хотелось здесь находиться – среди людей в полосатых пижамах, шатающихся по коридорам. До такой степени не хотелось, что я зарыдал. Пришла заведующая отделением, и мы поговорили. В конце концов остаться меня убедили ее слова о том, что мои рыдания – явный признак душевной и физической усталости. Я, конечно, сказала она, могу уйти домой, хоть сейчас, но вскоре вернусь обратно – еще более угнетенным. Я решил довериться и не экспериментировать.

К слову, вечером этого же дня меня пришли проведать с работы. Электрик и начальник смены. Оказалось, что меня действительно хватились. Обзвонили несколько больниц и нашли. Они принесли мне блок сигарет, два кило печенья и два пака молока. Мы не были особо близки на работе, а тут такое. Впрочем, я ни с кем не был особенно близок. У меня даже женщины не было уже полтора года.

Я подставил горсточку, хмурая старуха высыпала в нее мои пилюли. Я направился в палату за кружкой – набрать воды и запить лекарства. За нами не следили: никто из пациентов не пытался профилонить прием снадобий. Пили все, что давали. Потому что знали, что на благо.

Я набрал в баке воды, закинул в рот все три таблетки, задрав к небу язык, налил туда же воды и по-птичьи резко запрокинул голову. Проглотил. Выплеснул остатки воды в раковину, сходил в палату за печеньем и молоком и вернулся в столовую.

Налив молока, я взял из пакета печенье и попытался вернуться мыслями к катеру и всему, что с ним связано, – лету, воде, ветерку, а также даме и щукам. Но мечты не возвращались. Куропатки тоже куда-то делись.

– Есть сигареты? – к столу с другой стороны подошла пациентка нашего заведения. – Дай парочку. И пошли покурим.

Я достал из кармана пижамных штанов пачку «Элэма». Открыл, вытащил две сигареты и протянул однокашнице. Она была довольно миловидна, стройна и молода. Во всяком случае, моложе меня лет на пять. Не слишком чистые волосы были собраны на макушке дулей. Серые глаза, правда, слегка мутные. Впрочем, у нас тут у всех были мутные глаза из-за успокоительных. Врачи говорят, что оглушенной душе легче выздоравливать.

***

Солнце, степь, прямая пустая дорога. На дороге машина. В машине бог понимающий. Дорога и помогала богу понимать. Вернее, не сама дорога, а движение по ней. Чем больше скорость, тем больше понимания. Когда он шел, тоже понимал. Но это было медленно. Сейчас он двигался чуть быстрее разрешенной вне городов скорости. Но бывало, что он несся быстрее самой мысли. Вот тогда понимание вливалось в него Ниагарским водопадом. Так мощно, что он не успевал это понимание обуздать. Потом, остановившись, долго сидел и приходил в себя.

Сейчас Андрей ехал не для понимания. У него была точка назначения. Он сидел за рулем немалого размера пикапа. В кузове стоял механизм – стим, как его называли в Андреевой тусовке. Был и прицеп – настоящий дом, в котором можно жить. Небольшой, но зато условно двухэтажный, уютный и функциональный. Его Андрей построил в том же гараже, где ремонтировал и модернизировал свой стим.

А понимал Андрей Вселенную. Не пытался понять, а именно целенаправленно черпал из скорости знания о ней. Информации, врывающейся раскаленным волнами в его сознание во время движения, было очень много. Гонялся в буквальном смысле за ней он уже несколько лет. И понимал, что все еще в самом начале пути.

Сейчас Андрей ехал на юго-восток. После того, как в Новосибе гонки на стимах не просто запретили, а стали устраивать против гонок настоящие силовые операции, Андрей отыскал, что ему нужно. Точку на карте Монголии. Его внимание привлекла сеть линий – как рулежные дорожки на аэродроме – заключенные в большое, полкилометра в диаметре, кольцо. На спутниковых снимках он разглядел, что все это похоже на дороги. И кольцо тоже дорога. Довольно широкая, четыре полосы может уместиться. Собрался и поехал.

Он ехал и понимал. Это не мешало ему следить за дорогой, держать в голове карту и управлять своим небольшим автопоездом.

2.

Надо отдать должное этому диспансеру: тут есть курилка, и курить в ней можно в любое время. Я бывал в нескольких заведениях. И там курильщики оказывались в роли людей второго сорта. В одном из них курить выводили на улицу трижды в день, выдав перед прогулкой по две сигареты в руки. Разобрав в раздевалке валенки и бушлаты, мы, возглавляемые свирепой нянечкой, строем выходили во двор и жадно курили. Можно было спрятать сигарету или окурок, чтобы потом, во время смены менее свирепой нянечки, покурить в туалете. Это было унизительно.

В другом сигареты пациентов собирали в кабинете персонала и выдавали четко по расписанию. Кажется, четырежды в день. По четыре сигареты за раз. Можно было назвать фамилию товарища и получить его сигареты. Некоторые так и поступали. В зависимости от того, знал об этом товарищ или нет, возникали или не возникали конфликты. Курить можно было в любое время в туалете – при наличии табака, конечно. Там постоянно кто-то был. Стояли, сидели на подоконнике, разговаривали о своих болезнях. Однажды я увидел, как один из пациентов – неопрятный мятый старик, который выглядел наверняка старше своего настоящего возраста – помыл подоконник унитазным ершиком, и перестал садиться.

Ну, а здесь никто не забирал сигареты, а курилка – отдельная от туалета – была открыта всегда. Сигареты хранились в тумбочке, и никто из персонала на них не зарился.

Пока шли, я узнал, что пациентку зовут Лилия. А в курилке ждет тетя Валя. Тете Вале я был представлен, когда мы вошли, и Лилия вручила ей добытую у меня сигарету. Я достал зажигалку и прикурил – Тете Вале, Лилии, себе. Немного покурили молча.

– Ну, как тебе тут? – это тетя Валя начала светскую беседу. На пальце руки, которой она держала «Элэм», был перстень с камнем.

– Хорошее место, – ответил я светским тоном. – И медики вроде неплохие.

– Да. С персоналом здесь хорошо. Квалифицированные, – кивнула тетя Валя важно.

Дверь в курилку распахнулась от толчка. На пороге был человек в инвалидной коляске. На вид ему можно было дать лет 55. Глубокие морщины на лице и костлявые кисти рук выдавали тяжелую судьбу за плечами. Хотя у кого здесь, в месте, где приходят в себя наркоманы, шизики и просто уставшие люди, легкая судьба?

– Парсунов, – вполголоса сказала Лилия.

В курилку Парсунова вкатил санитар. Он поставил его рядом со скамейками и вышел, закрыв за собой дверь. Персонал заведения курил на улице.

На Парсунове была необычная пижама. Черная, в крупный белый горох. Позже я разглядел, что это не горох, а черепа с костями, как на пиратских флагах – «веселые роджеры». Стало быть, и человек веселый, заключил я. Но знакомиться не торопился. Мне рассказали, что Парсунов здесь пациент особый: заезжает снова через два месяца после выписки. Оказавшись за воротами диспансера, чуть не на пороге, начинает пить горькую. И пьет так до потери всякого здоровья. Уже и ходить не может – передвигается на колесах. И изможден, как Кощей. Как постоянный клиент имеет специальную пижаму – вот эту, с черепами.

Парсунов докурил и, ни на кого не глядя, выехал вон. Я достал из кармана пачку и предложил дамам. Дамы угостились. Я повторил ритуал с зажигалкой, а тетя Валя рассказала краткую историю Парсунова. «Хороший мужик», – добавила она.

– Да, хороший, – кивнула Лилия. – Ходила к нему этой ночью. Если кто идет, надо замереть под одеялом. Не заметили.

Я посмотрел на нее другими глазами. Она договорила и посмотрела на меня:

– Хочешь, к тебе сегодня приду?

Я не ответил. Размышлял о том, что у человека с отказавшими ногами, не все функции отключаются.

Я стоял и смотрел на Лилию. Она смотрела на меня снизу вверх. Потом расстегнула две пуговицы на пижамной рубахе и открыла левую грудь. Грудь оказалась небольшая, но немного отвисшая. Овальная и с бледным, непропорционально большим соском. На почти гладкой ареоле я рассмотрел четыре несимметричных пупырышка. Лилия покачала плечами, грудь послушно покачалась следом. Тетя Валя тоже посмотрела на грудь, сложила одобрительную гримасу и покивала, выпуская из ноздрей дым.

Лилия закрыла левую грудь и повторила манипуляции с правой: продемонстрировала и покачала. Застегнулась и сказала: «Приду».

Я стоял и смотрел на нее, пытаясь сохранить каменное выражение лица. Лишь ответил: «Да. Приходи». И, немного помедлив: «Классные сиськи». Лилия с благодарностью приняла комплимент. И вдруг протянула ко мне руку ладонью вверх, будто что-то просила. Но она не просила, а приложила ладонь к паху моих пижамных штанов. Внутри штанов шевельнулось ей навстречу. Мне пришлось сесть.

Она не пришла. За 15 минут до отбоя ее чем-то обкололи, и разбудить ее стало невозможно. Я подумал и решил, что это к лучшему. Мы больше не возвращались к этому разговору.

***

Осознал Андрей, что с ним происходит что-то, что отличает его от других людей, курсе на третьем. Тогда он начал активно пользоваться воздушным транспортом. Во время разгона самолета, на скорости около двух сотен километров в час, в голову парня начинали бить потоки чего-то горячего, как ему представлялось. Это не было больно. По первому времени это было просто страшно. Потоки прекращались, как только шасси самолета отрывалось от земли. Вторая серия начиналась, когда самолет касался взлетной полосы аэропорта прибытия – мощный, внезапный и неостановимый пресс чего-то – прямо в лобные доли полушарий. По мере торможения он сходил на нет.

Андрей понял, что и раньше чувствовал это. Только скорости были слабоваты, чтобы начать выделять новое ощущение. Со временем он научился видеть новые волны даже на скоростях ниже сорока. Ехал на велике – слабая струйка, будто ежик пописал. На машине на загородном шоссе – словно открыли на всю в ванной горячий кран, только хлещет оттуда не вода, а какая-то лава.

Вот и сейчас бог понимающий ехал и напитывался новым пониманием. Он понимал – был в процессе понимания – возникновения материи и ее ненавистницы антиматерии – из одного… хм… яйца. Да, именно яйцо виделось Андрею, когда он думал об этом. И именно это вселенское яйцо дало начало беспрестанной борьбе энтропии и негэнтропии, упорядочивания. Там много всего было. Яйцо дало понимание механики в средних классах школы, интегралов – в классах постарше. Когда учитель начинал объяснять темы на уроке, юный бог уже откуда—то знал все это. И просто вспоминал. В общем, учиться Андрею было легко.

Никаких потоков не наблюдалось при передвижении по воздуху и по воде. Нужен был контакт с землей. Именно за скоростью и подался Андрей в стимеры.

Это сообщество людей, которые на своих повозках, стимах, разгоняются до баснословных скоростей, а потом хвастают друг перед другом своими достижениями. Бывает, гоняются друг с другом, но такое происходит не слишком часто: и опасно, и самих стимеров не слишком много живет на земле. Чересчур уж экзотическое средство передвижения они выбрали.

Стим – пар. Стимер – паровоз.

Четырехколесная повозка, которую приводит в движение пар. А пар разогревает ядерный реактор. Это если по-простому.

Поначалу, во времена появления первых стимеров, власти относились к ним, как к помеси сумасшедших кастомайзеров с технофетишистами. Прощупали тусовку на предмет наркотиков – отклонений от нормы не нашли. Других явных нарушений закона тоже. Большинство работало, а в свободное время зависало в своих гаражах, где колупалось внутри не совсем понятных механизмов. Нравится – пусть. Редкие выезды на покатушки, правда, вызывали у властей тревогу. Неофициальные гонки проводили на заброшенных дорогах и закрытых аэродромах. Выбирали участок с асфальтом поцелее, засекали время – и в путь.

Потом кто-то узнал, что топят свои телеги эти неадекваты не чем-нибудь, а нитридом урана. Где берут – не говорят, а значит, происходит что-то плохое.

Пара сотен стимеров сначала сбежала из Москвы, а потом и из других крупных городов. Новосибирск, конечно, попал в их число. А не гонять на бешеной скорости Андрей уже не мог. Душа требовала новых потоков понимания. Вселенная выстраивалась во все более стройную картину. Пазл нужно собирать, пока есть время.

3.

Во время вечерней раздачи лекарств я не получил успокоительного. Наверное, врач посчитал, что я уже достаточно успокоился. Думаю, именно в этом причина того, что я не мог уснуть до трех часов ночи. Я даже какое-то время подумывал пойти разбудить Лилию, представляя, какова на ощупь ее грудь, и отличается ли левая от правой упругостью. Но так и не пошел. Этому было несколько причин.

Во-первых, она была наркоманка. А потому вероятность наличия у нее вич или гепатита, не говоря уже о менее страшной заразе, была почти стопроцентная. А «резины» здесь нет. Может быть, именно у нее и был запас, но проверять я не стал.

Во-вторых, гигиена. Здесь душ один на всех, и пользоваться им не слишком удобно. Эдакое корытце метр на метр на полу, а из стены торчит шланг с лейкой на конце. Дверь не запирается. Не то чтобы я слишком стеснялся – я далеко не ребенок и ложной скромностью не болею. К тому же у меня довольно привлекательное тело, особенно на фоне остальных пациентов. Из-за неудобства пациенты пренебрегали водными процедурами. К неподмытой женщине я идти не хотел. Может, кому и нравится этот запах, но только не мне.

Ну а в-третьих, я видел, как ей снова делали укол в вену – за 15 минут до отбоя.

Потом я стал думать о куропатках. О них мне немного рассказал новый знакомый. А именно – о способе охоты на них.

Нового приятеля звали Вова. Он подсел ко мне в столовой, когда я смотрел на березу, на которой сейчас куропаток не было. Он был примерно одного возраста со мной, круглолиц и быстр на смех. Он сел напротив меня, протянул руку, представился и засмеялся – негромко, но отчетливо. Я представился в ответ и пожал его ладонь. Нормально – сухое и в меру твердое рукопожатие.

Мы заговорили о куропатках. Вова рассказал, что для охоты на них нужна двухлитровая бутылка с горячей водой и рябина.

– Приходишь в лес. Делаешь горячей бутылкой несколько лунок в снегу. Снег на стенках тает и сразу замерзает. Получается лед. Как его, как наст. Твердый, – начал он. – Достаешь ягоды – рябина там, еще что-то – красные. Несколько разбрасываешь вокруг лунок, потом на дно каждой сыплешь понемногу. И уходишь. Лучше сразу возле кустов делать, чтобы далеко не прятаться. Садишься в кусты и ждешь. Можно водку пить. Они, короче, сначала сверху жрут, а потом видят на дне и ныряют. Вылезти, короче, не могут. Когда все дырки заткнут, выходишь и собираешь в мешок.

И Вова заливисто захохотал.

Я лежал без сна, и меня душило возмущение и недоумение: как с точки зрения эволюции объяснить такую тупость? Ни одно животное не полезет туда, откуда не сможет вылезти. А эти ныряют, как на соревнованиях по прыжкам в воду. Да еще, говорит Вова, долго ждать не приходится. Недолгий кайф от халявной рябины, наверное, отключает и без того невеликий мозг. Меня всегда раздражала тупость.

***

Монгольскую границу он пересек с легкостью. Конечно, на официальном КПП пограничники не выпустили бы из страны пикап с радиоактивной повозкой в кузове. Но вокруг КПП в обе стороны простиралась степь, по которой вполне комфортно можно было проехать. Незаконно пересекать границу в Монголию станет разве что сумасшедший. А чего его, сумасшедшего, ловить?

Так что, когда навигатор показал, что в Монголию Андрей забрался аж на 50 километров вглубь, бог понимающий вернулся на дорогу, внимательно просмотрел дальнейший путь и двинулся дальше.

Андрей не спешил. До точки назначения оставалось три сотни километров. Он их преодолел в размышлениях, не встретив по пути ровным счетом никого. Лишь краешком сознания отмечал поступление в душу слабеньких волн нового понимания.

Солнце сделало три четверти своего пути по небу. Пикап выбрался на возвышенность, и перед водителем открылось место, куда он направлялся. Весьма грандиозное плоское сооружение: будто был когда—то город со своей дорожной сетью и окружной дорогой, а потом его смахнули, только дороги и оставили. Где-то виднелись деревца, в основном же все было плоско. Воображение дорисовало десяток перекати—поле, снующих по этим дорогам в разных направлениях и уступающих где положено друг другу право приоритетного проезда.

Окружная дорога – то самое, что привело Андрея в эту пустую землю. Неизвестно, что здесь было раньше, но опоясывало это что-то просто замечательное кольцо: гладкое и широкое. А в одном месте, кажется, через дорогу был перекинут мост. Одним богам да строителям было ведомо, зачем. Впрочем, богам тоже не всем.

Андрей взялся за руль, спустился со взгорка. Подъехав поближе к дорожной сети без города, остановился, заглушил двигатель и поставил машину на ручник. Потом вышел и занялся жильем.

Собственно, с жильем было все в порядке. Андрей лишь отцепил свой дом на колесах от фаркопа да закрутил упоры по углам, как у подъемного крана, – чтобы жилище обрело устойчивость и не нужно было рисковать собственноручно облиться утренним кофе.

Андрей вошел в помещение, открыл на проветривание окна, набрал в чайник воды и включил. Потом разблокировал стулья, сложенные в транспортировочное положение, взял один, вышел с ним на улицу, уселся и закурил. Солнце было уже над горизонтом. Андрей подумал, что пока все складывается неплохо. От назойливых властей он ушел. Здесь, по слухам, до него никому нет и не будет дела, припасов, заготовленных с умом, должно хватить месяца на два с половиной.

Вскипел чайник. Андрей услышал щелчок, зашел внутрь, разыскал чашку и заварил в ней пакетик черного с ароматом бергамота чая. Постоял над чашкой несколько минут, ни о чем не думая, выбросил пакетик в пустое ведро. Он упал на дно сигналом о том, что началась новая жизнь. Беглец-поселенец вышел с чашкой «во двор», выпил чай, съел шоколадный батончик и проводил на покой солнце. Кивнув на прощание скрывшемуся светилу, почти привычно вошел в жилище, разделся до трусов, забрался на просторную полку над входом – она служила спальней и была размером с двухместную кровать. Андрей забрался под одеяло. Самое вкусное – разведку новых владений – он оставил на завтра.

4.

К думам о катере я вернулся утром. Из-за успокоительных у меня что-то случилось со зрением, поэтому я не мог читать. По телику утром ничего интересного не показывали. Потому я вернулся в столовую после завтрака, когда убрали со столов. Я подсел к куропаточному окну. На березе сидела всего одна птица. На меня она не смотрела. Было видно без термометра, что на улице мороз под тридцать.

Мой катер не будет слишком большим. Но и на утлой лодчонке я в плавание не пойду. Я знаю, что такое весла, – в детстве я плавал на шедевре советской промышленности – полутораметровой алюминиевой «раскладушке», лягушачьего зеленого цвета. Весла – это нагрузка. Пусть на веслах ходят всякие спортсмены и прочие Конюховы. Потому катер будет с мотором.

Конечно, я буду ловить щук на спиннинг. В Оби попадаются такие трофейные экспонаты, что одному человеку нипочем не съесть за один раз. Но провизию нужно будет взять все равно. Это будут разномастные консервы: каша, тушенка, всякие завтраки туриста. Крупы тоже нужны. И, наверное, овощи – морковка там, картошка. Опять же, уху варить. Надо рассчитывать на месяц.

Конечно, надо взять спиртного. Я не алкаш какой-нибудь. Мне приходилось несколько раз напиваться. Иногда я даже не помнил вчерашнего вечера. Но я не алкаш. Я просто люблю выпить. Спиртное помогает расслабиться. Оно благотворно влияет на нервы. Впрочем, мне оно не слишком помогло: из-за нервов и общей усталости я оказался здесь. Среди наркоманов, психов и настоящих алкашей. Лилия, кстати, была наркоманкой. На сгибах ее рук виднелись следы. Тетя Валя была алкоголичкой. Она потом сама так сказала. Я жалел их – эти люди потеряли контроль. Они напивались до беспамятства, кололи свои вены ядом, сходили с ума, когда было нечего выпить или употребить другим способом. У меня же было все под контролем. Я умел вовремя остановиться. И если я слишком напивался, так, чтобы ничего не помнить назавтра, значит, я просто так сам хотел. Когда не хотел – не напивался. Бывало, вообще не пил неделями.

Спиртное я на борт возьму. Хорошо, если это будет ром. Это романтично, это по-пиратски, по-морскому. Пожалуй, бутылочку ямайского нектара я прихвачу, хоть он и слишком дорогой. Конечно, возьму водки и коньяка. Месяц плавания без нормального мужского запаса спиртного немыслим. Воды надо взять еще. Литров сто. Соков и колы – делать коктейли. Я люблю коктейли. И, в конце концов, со мной отправится спутница. Может быть, она будет похожа на Лилию. Она тоже захочет коктейль на закате, когда мы пришвартуемся к лесистому берегу и будем смотреть, как умирает день.

Тут я понял, что хочу коктейль. Коренастый стакан с толстым донышком. Треть рома, треть колы, лед. Стакан запотел. На нем образуются крупные капли и скатываются по стенкам. Пузырьки газировки пляшут на поверхности. Я почти услышал их шепот. Если взять в руку, то пальцы ощутят холодную влагу. Она приятная.

Я сглотнул. Сейчас мне было нельзя. Те медикаменты, которые я принимал, в сочетании с алкоголем превращаются в яд. Можно даже умереть. Впрочем, я не алкаш. Я легко потерплю до выписки.

***

Солнце взошло раньше, чем в родном Новосибе, – перемещение на восток располагает к таким подвижкам. Прежде разведки местности нужно было проверить, как стим пережил транспортировку. Вроде бы крепкий механизм, однако случиться могло всякое.