Глава 1. Последний танец
Рио-де-Жанейро, 1968
Город жил в двух ритмах одновременно.
Один был привычный – ритм самбы, раскатистый, зовущий, вплетенный в само дыхание улиц. Он звучал из окон, доносился с пляжей Копакабаны, звенел в серых переулках, где под гулкие удары барабанов босоногие мальчишки играли в мяч. Это был ритм жизни – свободной, пьянящей, наполненной солнцем и ароматами солёного ветра, манго и дешёвого рома.
Но вторая мелодия, куда более тревожная, разливалась по городу в эти месяцы – ритм гнева. Тяжёлый, глухой, он звучал в сапогах военных, стучащих по мостовым, в резких выкриках студентов на протестах, в шелесте газет, напечатанных на нелегальных станках. Диктатура. Контроль. Аресты.
Два ритма.
Один звал к танцу, другой – к войне.
Но сегодня ночью Маркуса не волновал ни один из них. Сегодня его сердце билось в третьем ритме – ритме любви.
Маркус поднимался по каменной лестнице Санта-Терезы, легко перепрыгивая через две ступени сразу. В одной руке он держал старенький, но дорогой магнитофон – "his baby", как он называл его. В другой – бутылку кашасы, дешёвой, но горячей, жгущей горло приятным теплом.
Ночь была влажной, как бывает только в Рио после вечернего ливня. Горячий воздух смешивался с испарениями дождя, наполняя улицы тяжелым ароматом мокрых камней и сладких цветов жасмина.
Санта-Тереза, район художников, музыкантов и мечтателей, жила в своём темпе. Здесь, в отличие от центра, не было хаоса протестов и полицейских кордонов. Здесь люди продолжали смеяться, пить и танцевать, словно время застыло в вечном карнавале.
Маркус улыбался сам себе.
Он вспоминал её лицо – Карлу, её мягкую улыбку, её сияющие глаза. Вспоминал, как несколько часов назад она накрыла рот руками, шокированная его словами, а потом, смеясь, кивнула:
– "Да, да, тысячу раз да!"
И теперь она ждёт его. В том же доме, на террасе, где они когда-то впервые поцеловались.
Маркус чувствовал себя королём мира.
"Ты выходишь за меня замуж."
Он повторял эти слова снова и снова, как любимый припев.
Он поставил магнитофон на плече, щёлкнул кнопку, и из динамиков разнеслось плотное, глубокое биение барабанов.
Tum-tum!
Tum-tum!
Самба. Ритм, в который вплетена сама душа Рио.
Маркус зашагал под музыку. Его движения были лёгкими, плавными, будто сам город нес его вперёд. Он пританцовывал на каждом шаге, улыбался прохожим, чувствовал, как волны тепла раскатываются по телу, как кровь поёт в унисон с музыкой.
Проходя мимо открытых окон, он ловил одобрительные возгласы:
– "Эй, Маркус, ты снова несёшь самбу по улицам!"
– "Где вечеринка?!"
– "Hoje é dia de festa?" (Сегодня праздник?)
Он только смеялся в ответ. Праздник был внутри него.
Здесь, в Санта-Терезе, все знали Маркуса.
Его называли O Rei da Dança – Король Танца.
Не потому что он выступал на сцене, нет. Он просто жил в ритме музыки, и люди чувствовали это. Они завидовали той лёгкости, с которой он двигался, той свободе, которая лилась из его жестов, как вино из переполненного бокала.
Но сегодня он танцевал не ради публики.
Сегодня он шёл к своей любви, к Карле.
Узкие улочки становились круче, поднимаясь вверх по холму. Дома сменялись заборами, за которыми скрывались тенистые сады.
В одном из таких садов, на большой террасе, его ждала Карла.
Сердце подсказывало ему, что она уже вышла на крыльцо, опершись локтями о перила, и смотрит в сторону лестницы, пытаясь разглядеть его среди теней.
Маркус прибавил шагу.
Музыка всё ещё звучала.
Но что-то изменилось.
Ночь, которая сломалась
Звук… исчез.
Не музыка – весь мир.
Голоса замолкли.
Даже ветер больше не шевелил листья деревьев.
Маркус нахмурился, ощущая, как по коже пробежал холодок.
И в этот момент он увидел их.
Фары.
Машина неслась по узкой улочке слишком быстро, слишком бесшумно.
Маркус не успел даже вскрикнуть.
Визг шин.
Удар.
Полёт.
Время замедлилось.
Он летел. Видел над собой темное небо, слышал хрип собственного дыхания.
Удар о мостовую разорвал реальность на куски.
Тьма и свет
Боль.
Она пришла не сразу.
Сначала было только удивление.
Маркус чувствовал себя лёгким, невесомым, как перо, подхваченное ветром.
Он понял, что лежит на спине. Каменная мостовая под ним была тёплой от дневного зноя, но кожа уже начинала покрываться мурашками от влажного ночного воздуха.
Где-то рядом шипел и трещал его магнитофон, изуродованный ударом. Музыка, которая ещё секунду назад была чистой, звонкой, теперь звучала искажённо, рвано, будто старая пластинка с глубокими царапинами.
"Tum… tum…"
"Tshhh… skrkk… tum…"
Звуки становились всё тише.
"Нет, нет, только не это…"
Маркус попытался вдохнуть.
Не получилось.
Лёгкие застыли, как два мешка с песком. Горло сжалось, будто кто-то вдавил в него невидимый нож.
Стало страшно.
Он попытался пошевелить рукой, но пальцы не слушались.
Попробовал поднять голову – мир взорвался острой, пронизывающей болью.
Где-то вдалеке слышались крики.
– "Meu Deus! Ele está vivo?"
– "Chamem um médico!"
– "A polícia! Chamem a polícia!"
"Нет! Не полицию!"
Губы Маркуса дрогнули, но не смогли произнести ни слова.
Голоса становились всё дальше, тише, отдалённее…
"Não! Não me deixe ir!"
"Нет! Не отпускайте меня!"
Но мир не слушал.
Мрак окутал его, как мягкое покрывало, и потянул вниз.
Океан памяти
Маркус не исчез.
Он плыл.
Не в обычной воде – в океане воспоминаний.
Сначала всё было пусто.
Потом появились цвета – размытые, словно краска, растворённая в воде.
Жёлтые пятна – солнечные лучи на песке Копакабаны.
Голубые полосы – небо над Рио в полдень.
Алые вспышки – губы Карлы в первый раз, когда он её поцеловал.
Звуки возникали и исчезали.
– "Ты уверен, Маркус?"
– "Mais do que nunca."
Лёгкий смех.
Карла…
Он увидел её чётко, как будто оказался в прошлом.
Она стояла на террасе, освещённая вечерним солнцем, её длинные тёмные волосы развевались на ветру.
Карла улыбалась, глядя на него с любовью и надеждой.
Маркус потянулся к ней, но не смог дотянуться.
Свет исчез.
Всё вокруг потемнело.
Между мирами
Маркус открыл глаза.
Но это не было Рио.
Он стоял.
На чём-то гладком, холодном, бесконечном.
Вокруг был свет – ослепительный, но не жаркий. Он не исходил из какого-то конкретного источника, он просто был.
– "Где я?" – голос Маркуса прозвучал глухо, словно в огромном пустом зале.
Впереди что-то двигалось.
Он сделал шаг.
Ноги были сильными. Не было боли, не было страха. Только тишина.
Шаг.
Ещё шаг.
И вдруг он увидел людей.
Сотни. Нет, тысячи.
Они шли в длинных рядах, направляясь к невидимым пунктам назначения.
Некоторые стояли молча, опустив головы.
Другие разговаривали, но их слова смешивались в единый гул, который невозможно было разобрать.
Они были в белых одеждах.
Они были спокойны.
"Это сон?"
Маркус зажмурился, потом снова открыл глаза.
Но мир не изменился.
"Я умер?"
Где-то рядом послышался голос.
– "Ты не должен быть здесь."
Маркус резко обернулся.
Перед ним стоял мужчина в белый одежде.
Его лицо было спокойным, но в глазах читалась усталость.
– "Кто ты?"
– "Я здесь, чтобы объяснить."
– "Объяснить что?"
Мужчина выдохнул.
– "Ты умер, Маркус."
Сделка с судьбой
Нет.
Нет, он не мог умереть.
Только что… Только что он был в Рио!
Только что он шёл к Карле!
Он предложил ей выйти замуж!
"Нет, это ошибка!"
– "Ты хочешь вернуться?" – голос мужчины был тихим, но твёрдым.
Маркус замер.
Ему не нужно было думать.
– "Да."
– "Ты уверен?"
– "Mais do que nunca."
Мужчина наклонил голову.
– "Это возможно. Но есть цена."
Маркус застыл.
Цена?
Что это значит?
– "Я готов."
Мужчина посмотрел на него как на ребёнка, который не понимает, во что ввязывается.
– "Будь осторожен, Маркус. Иногда возвращение – худшее, что может случиться."
Маркус открыл рот, чтобы что-то сказать, но всё вокруг взорвалось светом.
Он падал.
Падал.
Падал.
Возвращение
Первое, что он почувствовал – давление.
Что-то сжимало его со всех сторон, сдавливало, лишало свободы.
Он не мог двигаться.
Грудь не наполнялась воздухом.
"Где я?!"
"Почему так темно?!"
Резкий звук.
Сильный толчок.
Что-то ударило его.
И вдруг воздух ворвался в лёгкие.
Маркус… Нет.
Теперь он был кем-то другим.
И кто-то смотрел на него сверху, говоря слова, которых он не понимал.
Но одно он понял точно.
Он вернулся.
Глава 2. Новая жизнь
Рождение в чужом мире
Тьма сменилась оглушающим светом.
Глаза рефлекторно зажмурились, но сквозь сомкнутые веки всё равно пробивалась слепящая белизна. Воздух вокруг казался густым, насыщенным чем-то новым, непривычным. Всё тело пульсировало глухой болью, но эта боль была иной, не той, что приходит после удара машиной.
В ушах раздавался чей-то голос.
– "Девочка… она дышит! Господи, она жива!"
Девочка?
Маркус… или то, что осталось от его сознания, попытался произнести что-то, но из горла вырвался только пронзительный детский крик.
Мир содрогнулся.
Запахи. Острые, странные. Смешение йода, пота, влажного полотна.
Резкий толчок – его… её? – маленькое, беспомощное тело прижали к чему-то тёплому.
Голос над головой был женским, уставшим, но полным облегчения:
– "Мария…"
Рядом послышался глуховатый мужской ответ:
– "Она такая маленькая… но она выживет."
Смысл слов уплывал.
Сон… или новая реальность?
Маленькое сердце билось быстро, как крылья пойманной в ладони птицы.
Но в этот момент сознание Маркуса окончательно потонуло в мягкой, вязкой темноте.
Он умер.
Но жизнь Марии только начиналась.
Ранние годы
В первые годы существования Марии прошлое оставалось в тени.
Дни сменялись ночами, наполняясь теплом маминых рук, голосами взрослых, лёгкими покачиваниями колыбели.
Но порой что-то тревожило.
В снах появлялось море, расстилавшееся перед ней синим простором. На горизонте вставал город с высокими холмами и яркими домами.
Её маленькое тело вздрагивало, пальцы сжимались, как будто пытались удержать что-то ускользающее.
Иногда она плакала во сне, но не от голода или холода.
От чего-то другого.
Родители беспокоились.
– "Она так часто скулит ночью, как будто видит кошмары…"
– "Дети бывают тревожными. Она вырастет – забудет."
Но Мария не забывала.
Голос из прошлого
Ей было три года, когда она впервые заговорила не на том языке.
Было обычное утро. Мама мыла пол на кухне, папа собирался на работу.
Мария сидела на полу, возясь с деревянными кубиками. В голове звучала музыка – не из комнаты, а откуда-то изнутри.
Ритм.
Тепло.
Знакомое чувство, как будто кто-то ждал её.
Она уставилась в пространство, не понимая, почему сердце вдруг затрепетало от радости и тоски одновременно.
А потом губы сами сложили звуки, которые не должны были существовать в её детской речи.
– "Música…"
Мать замерла.
– "Что ты сказала?"
Мария моргнула.
– "Música… dança…"
Голос её был тихим, растерянным, словно слова всплыли сами по себе.
Но мать испугалась.
Она схватила дочь за плечи, заглянула ей в лицо:
– "Где ты это слышала?!"
Мария смотрела на неё непонимающе.
Она и сама не знала.
Но в этот момент где-то глубоко внутри Маркус шевельнулся.
Тайна, которую нельзя рассказывать
После того случая мать не раз спрашивала, кто научил её странным словам.
Но Мария не знала ответа.
Она просто чувствовала, что это часть её самой.
Чем старше она становилась, тем чаще приходили сны.
Они были яркими. Чрезмерно насыщенными, полными запахов, звуков, голосов, которые она не знала, но знала.
Голоса смеялись, звали её, и один из них всегда звучал ближе других.
– "Ты уверен, Маркус?"
– "Mais do que nunca."
И каждый раз, когда этот голос появлялся, её маленькое тело вздрагивало от необъяснимой боли и радости одновременно.
Она никому не рассказывала.
Она уже понимала, что что-то в ней не так.
Воспоминания, которые не исчезают
К пяти годам Мария поняла правду.
Она не была Марией.
Точнее, она была Марией.
Но была ещё кем-то.
Иногда, когда она смотрела на своё отражение, её не покидало странное ощущение несоответствия.
Как будто душа внутри тела была не та, что должна быть.
Один раз, когда мама завязала ей белый бант, Мария вдруг сказала:
– "Мне не идёт. Я мальчик."
Мать рассмеялась:
– "Что ты говоришь, глупышка? Конечно, ты девочка."
Но Мария знала.
И это пугало её до дрожи.
Страх быть другой.
В детстве дети живут эмоциями. Они не анализируют, но чувствуют.
Мария не могла объяснить, почему иногда хотела сказать "я" о ком-то другом.
Почему имена и лица, которых она никогда не знала, казались ей родными.
Почему всегда, когда на улице кто-то играл на гитаре, у неё начинало щемить сердце.
Она не могла разобраться в себе.
Но чувствовала.
И однажды приняла решение:
Никто никогда не должен узнать.
Что бы это ни было, это должно исчезнуть.
Она будет нормальной.
Она будет такой, какой от неё ждут.
Только бы эти мысли не вернулись снова.
Мария перестала говорить о странных снах.
Она не произносила больше ни слова по-португальски.
Она училась жить так, как должна была жить обычная советская девочка.
Но забыть полностью не получилось.
Потому что Маркус всё ещё был внутри неё.
И ждал.