Договор с тьмой

– Люди сами приходят к нам, – его голос прозвучал тише, становясь опасным шёпотом, предназначенным только для меня. – Со своими самыми тёмными желаниями… – его пальцы медленно скользнули по линии моей челюсти, и я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. – Они приносят нам свои души в изящных шкатулках, перевязанных лентами отчаяния.

Его дыхание коснулось моих губ, и я невольно зажмурилась, пытаясь скрыться от пронизывающего взгляда. Но даже сквозь закрытые веки я видела отсвет его сияющих зрачков.

– Ты дрожишь, – прошептал он, и мне не нужно было смотреть на него, чтобы понять, что на его лице снова возникла ухмылка. Я слышала её в бархатной интонации, чувствовала в лёгком движении его пальцев на моей коже. – Но не от страха. Ты чувствуешь правду в моих словах, не так ли?

Его пальцы медленно скользнули от виска к подбородку, заставляя меня встретиться с его горящим взглядом. Казалось, в них отражалось пламя каждого адского костра, что он когда-либо видел.

– Мы не чудовища. Мы – отражение. И тьма, которую вы видите в нас, всего лишь эхо того, что вы несёте в своих душах.

Он отпустил меня, и его уход ощущался как внезапное падение температуры. Воздух, что секунду назад вибрировал от его присутствия, стал неподвижным и тяжёлым. Я слышала, как моё сердце стучит в тишине – неровно, сбивчиво.

Дверь закрылась без единого звука, но я почувствовала этот щелчок всем существом. Одиночество накатило волной, холодной и безжалостной. Я осталась стоять посреди этой огромной, пропитанной знанием комнаты, такая маленькая и растерянная.

Его слова продолжали звучать у меня в голове, ядовитые и неотвязные. Что, если он прав? Что, если вся моя жизнь, все тренировки, вся вера в наше доброе дело – ложь. Я медленно опустилась в кресло и обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Не от страха перед ним. От страха перед той бездной, что внезапно разверзлась у меня под ногами. Кто я, если не охотник? Что во мне правда, а что – чужая ненависть, вложенная в меня с детства?

Впервые мой дар, эта голодная пустота внутри, не рвался наружу. Он затих, прислушиваясь. И эта тишина была страшнее любого хаоса.

Я сидела, не двигаясь, пока свет за окном не начал меняться. Тени удлинялись, наползая с углов, и вот уже закатные лучи пробивались сквозь витражное стекло, раскрашивая пол библиотеки в пёстрые пятна. Я наблюдала, как пылинки танцуют в багровом свете, и думала о том, сколько веков эта пыль копилась на этих фолиантах. Сколько лет лжи было аккуратно упаковано в кожаные переплёты и выдано за истину.

В горле стоял ком. Не от слёз – слёзы требуют хоть какой-то определённости, а у меня не было даже этого. Только пустота и тяжёлое, гнетущее понимание, что всё, что я знала о себе, о своей семье, о своём предназначении… всё это могло оказаться прахом.

Вспомнился отец. Его твёрдая рука на моём плече, его голос, наставляющий меня: «Мы – всё, что стоит между людьми и тьмой» А что, если эта тьма была лишь тенью, отброшенной нашим собственным страхом и желаниями? Что, если мы сражались не с демонами, а с отражением собственной испорченности?

Я провела ладонью по плечу, пытаясь стереть призрак его прикосновения. Но оно въелось в кожу. Меня учили, что демоны обманывают, соблазняют, заманивают в ловушку. А если нет? Если они просто… дают людям то, чего те на самом деле хотят?

Воздух передо мной заструился знакомым серебристым сиянием. Лираниэль возникла беззвучно, её звёздные глаза мягко светились в полумраке.

– Ужин подан, – произнесла она шёпотом, будто боясь меня спугнуть – Вам нужно поесть.

Я молча кивнула, слишком уставшая даже для мыслей. Она развернулась и плавно пошла к выходу, и я послушно поплелась за ней, чувствуя себя выжатой.

Мы шли по бесконечным коридорам, и я не пыталась запоминать путь. Свет парящих светильников мягко освещал нам дорогу, выхватывая из темноты то резной дверной проём, то витражное окно. Лираниэль не произносила ни слова, и я была благодарна ей за эту тишину.

Наконец мы вошли в небольшую столовую с дубовым столом, на котором стояла простая посуда и дымилась миска с ароматным рагу. Ничего лишнего – лишь еда и высокий кувшин с водой.

– Ешьте, – сказала Лираниэль и отступила в тень, предоставив мне полное уединение.

Я опустилась на стул и машинально поднесла ко рту первую ложку. Еда была горячей, сытной, но вкус почти не ощущался. Я просто ела, глядя в стену, и чувствовала, как понемногу усталость начинает перевешивать хаос в моей голове.

Когда я доедала последние кусочки рагу, воздух в дальнем конце столовой сгустился. Каэл вышел из тени, его движения были бесшумными, как и всегда.

– Лираниэль, – он кивнул в сторону помощницы, – накрой и для меня.

Он занял место напротив, не глядя на меня. Через мгновение перед ним появилась такая же миска с едой. Мы ели в полной тишине, и лишь звон столовых приборов нарушал тишину. В этой обыденности было что-то нереальное – демон и охотница, мирно ужинающие вместе.

Когда он отодвинул пустую тарелку, его золотые глаза наконец встретились с моими.

– Завтра в саду, на рассвете, – произнёс он – Не опаздывай. Лираниэль покажет путь.

Он отодвинул стул, и дерево тихо скрипнуло в наступающей тишине. На мгновение его взгляд задержался на моих руках, сжимающих ложку, будто оценивая остаток дрожи в пальцах. Затем он развернулся, и тень поглотила его, оставив меня наедине с тиканьем старинных часов.

Лираниэль проводила меня до комнаты безмолвным скольжением, её серебряный силуэт растворялся в воздухе, едва дверь закрылась. Я осталась одна в тишине, где лишь трепетал свет огневика.

Мои пальцы сами потянулись к фамильному кольцу на безымянном пальце. Широкий серебряный ободок, а на нём – выгравированный клинок. Оно было холодным и невероятно тяжёлым, будто в этом металле заключалась вся многовековая ненависть моих предков.

Я сжала руку в кулак, ощущая, как кольцо впивается в кожу. Этот простой символ когда-то означал для меня всё: честь, долг, семью. Теперь он был лишь напоминанием о слепой вере, о лжи, в которой меня растили. О том, как моя же кровь решила, что я должна умереть.

Я распахнула окно.

Ночной воздух хлынул в комнату, влажный и густой, пахнущий остывшей землёй и цветами. Ветер шевельнул пряди волос. Где-то внизу, в непроглядной черноте сада, шелестели листья.

Я подняла руку с зажатым в пальцах кольцом. Серебро на мгновение блеснуло в лунном свете, и выгравированный на нём клинок будто ожил, сверкнув ледяным остриём. Я не стала бросать его с силой, с яростью. Вместо этого просто разжала пальцы.

Кольцо, вращаясь, упало вниз, в сгущающиеся тени сада. Оно не звенело о камни, оно просто растворилось в темноте, словно его никогда и не было. Ещё несколько секунд смотрела в ту точку, где оно исчезло. След от кольца на коже горел, но это было жжение затягивающейся раны.