Югэн

Глава 1. Искра

День выдался солнечным и тёплым. В обед в кофейне было немноголюдно – все, в основном, ходили на ланч в дешёвые семейные ресторанчики. Арина протирала полки, заново расставляя сладости и стараясь поддерживать витрину в идеальной чистоте. Её коллеги – Юри, вечная сплетница, и Кен, щеголь с завышенным самомнением – снова шептались, перемывая всем кости.

Звякнул колокольчик. Разговоры за стойкой тут же стихли.

– Рина, Рина… – послышался громкий шёпот.

Коллеги жались у стойки, активно ей жестикулируя. Девушка в недоумении подошла к испуганной парочке.

– Смотри, смотри, там якудза! – затараторила Юри.

В кофейню зашёл высокий, брутальный мужчина с очень короткими, почти наголо остриженными чёрными волосами. Обычно японцы так не стригутся. На нём были берцы, чёрные штаны военного кроя, серая майка и бомбер. Под ними плотный узор татуировок, поднимающихся к подбородку и уходящих за уши. На лице – несколько шрамов: один перечёркивал уголок губ, второй – правую бровь. Взгляд тяжёлый и пронизывающий.

Теперь Арина поняла, почему её коллеги жмутся друг к другу, как напуганные котята.

– Он больше похож на военного, – сказала она, пожав плечами, и попыталась вернуться к своим делам, хотя взгляд то и дело скользил по новому посетителю.

– Да какие у нас тут военные? – припечатала Юри с пренебрежением.

– Юри! – шикнул на неё Кен.

– А что я? Пусть тогда идёт и обслуживает его!

– Рина? – Кен вопросительно посмотрел на девушку, мол, справишься?

Арина со скепсисом взглянула на хитрые лица коллег и направилась к мужчине, который уже разместился за столиком.

Рэн слышал весь этот разговор, как бы работнички ни старались говорить шёпотом. Ему было смешно. Реакция на него не менялась: застарелое мышление – ничего с ним не поделаешь. Казалось бы, молодёжь должна реагировать иначе, но всё повторяется из раза в раз.

А вот вторая девушка… было понятно, что она сразу увидела в нём военного. Иностранцы редко заблуждаются на его счёт.

К нему уже приближалась фигуристая брюнетка, «ростом с ноготок». Наверное, она ему даже до груди не достанет. И выглядела она очень молоденькой – видимо, студентка, как и те двое за кассой. Но взгляд притягивала. Тут таких девушек не водится – японки в основном не отличаются округлыми формами.

– Добрый день, чего желаете? – Арина попыталась говорить непринуждённо.

Мужчина развалился на стуле. Одной рукой обнял спинку, вытянув свои длинные ноги. Его взгляд был нагло оценивающим, но не похотливым и липким, как у пожилых японцев, а скорее заинтересованным, изучающим.

– Американо. И что-нибудь клубничное с собой. Небольшой торт или пару пирожных, – произнёс он лениво, немного растягивая слова.

Он смотрел ей прямо в глаза, не отрываясь – будто проверял, выдержит ли она его тяжёлый взгляд.

Несмотря на пристальное внимание тёмных, как ночь, глаз, у девушки не дрогнул ни один мускул на лице. Она вежливо улыбнулась и удалилась за стойку. Через пару минут на столе уже стояла чашка горячего кофе.

Все в кофейне настороженно следили за происходящим, но Арину совершенно не волновало чужое внимание. За пять лет жизни в этой стране она привыкла и к косым взглядам, и к шёпоткам за спиной.

Юри, бледнея, вцепилась Кену в рукав и всё не унималась, пока Арина упаковывала десерты:

– Ужас, у меня аж живот свело. У него взгляд… жуткий. И эти рисунки на коже… Он что, совсем не знает, что здесь так не принято? – Она замолчала, затаив дыхание, и через секунду прошептала еще трагичнее: – Боги… Смотрите, он повернулся. Кажется, он только что взглядом пригвоздил чашку к столику. Я бы на месте той чашки уже треснула и испарилась.

Ну да, это не её сладкие пижонистые мальчики, к которым она привыкла. Тут была своя красота: брутальная, полная силы и мужества. Арина давно не встречала таких. Тем более в этой стране. Всё-таки воспитание и устои совсем другие… Чтобы так открыто смотреть в глаза, словно бросаешь вызов…

Мурашки поползли по коже от мимолётного взгляда на незнакомца, но не от страха.

Он казался сделанным из стали: широкоплечий, но не перекачанный. Огромный – наверное, под два метра. Тело – пропорциональное и гармоничное. И она была почти уверена: оно всё покрыто татуировками. Лицо суровое, но красивое, с чертами, которые невольно приковывали взгляд. Несмотря на это, он выглядел довольно молодо и совершенно не вписывался в местный колорит. Как и она.

Посетителей и так было немного, но с появлением этого мужчины последние поспешили уйти. На что он только усмехнулся и продолжил пить свой кофе.

Рэн наблюдал за невозмутимой девушкой с каштановыми волосами и каре-зелёными глазами. Да, он успел разглядеть их цвет – ведь она, в отличие от остальных, не прятала взгляд и не отворачивалась. Это было приятно.

Без лишних вопросов она выбрала и упаковала десерт. Поняла, наверное, что это не для него и ему всё равно, что именно там будет. Умница. Он ненавидел эти постоянные услужливые вопросы, искусственное внимание и фальшивые улыбки.

Он – человек военный. Всё должно быть чётко и без лишней болтовни. Ну, разве что не в постели… Там он мог дать волю своей словоохотливости, возбуждая себя и партнёршу грязными словечками.

Взгляд снова упал на миниатюрную брюнетку. Нет, всё-таки слишком молоденькая, хоть и притягательная. Нужно держаться подальше от этой кофейни.

Рэн был очень разборчив в том, кого тащить в постель. Казалось бы, с его образом жизни – где он видит кровь и смерть чаще, чем родных – он мог бы хватать любую. Но нет. Иногда воздержание длилось месяцами. Зато после заданий он отрывался по полной – обычно с одними и теми же женщинами. И, как правило, он им платил. Они знали, чего ожидать от его необузданности.

А вот этот маленький оленёнок с огромными каре-зелёными глазами… Не отвела взгляда, и голос не дрогнул – уже хорошо.

Допив последний глоток, Рэн поднял блюдце и направился к кассе. Двое «студентиков» поспешили найти себе дела и улизнули подальше. А девушка уже всё подготовила – пакеты с десертом и счёт. Ну, умница же.

Расплатившись и стараясь не пялиться на неё, он коротко попрощался и вышел на улицу.

Арина смотрела вслед мужчине. Стеклянные стены веранды позволяли наблюдать, как он надел солнцезащитные очки и повернулся, уставившись в стекло. Наверное, все любят любоваться собой… Но она была готова поклясться – кожей ощутила его взгляд на себе.

Глава 2. Возгорание

Несколько недель пролетели незаметно. Учёба. Работа. Дом. Учёба. Работа. Дом. Если, конечно, её крошечную съёмную квартирку вообще можно было назвать домом. Хотя, стоит признать – ей повезло: у неё даже была ванна.

Каждое воскресенье в кофейню заходил он, мужчина с тяжёлым, чернильным взглядом. Теперь он не задерживался, просто забирал клубничные сладости с собой. Из коротких, отрывистых фраз Арина поняла: лакомства для младшей сестры-школьницы, которая обожает клубнику. Нет, ей не стало легче от этих сведений. И, конечно же, её отношение к нему не изменилось. Правда. Абсолютно. Она просто… убеждала себя в этом снова и снова.

Обслуживать его по-прежнему приходилось ей одной – коллеги шарахались, как от чумы, боясь даже взгляда. И она радовалась. Радовалась их трусости. Радовалась возможности подольше задержать его у прилавка, услышать хрипловатый голос, увидеть, как его сильная рука с выпирающими венами прикладывает карту к терминалу. Эти мелочи наполняли её недели смыслом. Она стала жить от воскресенья до воскресенья, как от вдоха к вдоху.

Суровый, молчаливый мужчина с насмешливой ухмылкой, покупающий клубничные пирожные для сестры. Что-то в этом разрыве между внешним и внутренним разило её в самое сердце. Она старалась не придавать этому значения, но мысли о нём возвращались – внезапно, назойливо, в самых обычных моментах.

А сейчас…

Арина стоит в вагоне метро, у окна. Едет на вечеринку – редкий случай, когда она всё-таки решилась. Хотела успеть до часа пик, пока весь город не хлынул в подземку. Хотела просто… отвлечься.

На ней – облегающее чёрное платье с откровенным вырезом, почти на грани японского приличия. Волосы распущены, лёгкий макияж. Губы подчёркнуты. И почему чёрт дёрнул её сегодня так нарядиться?

И тут… он.

Стоит у противоположной стены вагона. Рядом – другие пассажиры. Но её глаза видят только его. Он тоже смотрит. Внимательно. Его взгляд – чёрный, как штормовая вода ночью. Сдержанный, напряжённый. Как у голодного хищника, перед которым поставили мясо и сказали «нельзя».

Это их первая встреча вне кофейни. И она впервые ловит в его взгляде такое плотное, почти физическое напряжение. Лёгкий кивок. Она отвечает ему еле заметным наклоном головы, вцепившись до белых костяшек в поручень. И не успевает даже отвести взгляда, как двери открываются – и в вагон обрушивается толпа.

Люди давят, шумят, толкаются. Мужчина ругается себе под нос, и поток офисного планктона тащит его прямо в её сторону. И вот – он прижимает её к окну своим телом. Сильным. Массивным. Горячим. Не оставляя ни сантиметра пространства. Плотно.

Кажется, они оба в шоке.

Арина, инстинктивно поднимая руки, упирается в его грудь. Пальцы ощущают ткань – чёрную рубашку и твёрдую мускулатуру под ней. Она машинально замечает, что и он сегодня при параде. Что, тоже куда-то собирался? На свидание? Эта мысль вызывает в ней странную волну раздражения. Тёмную. Колкую.

Девушка отдёргивает руки, чтобы убрать их, но они застывают в воздухе между ними.

– Извини, – её голос дрожит и уходит в тишину между их телами.

Она прикусывает губу, поднимает взгляд… И снова эта улыбка. Насмешка в уголке губ. Но в глазах – ничего смешного. В них – буря. Жаркая, жадная, сдерживаемая.

– Всё в порядке, – хрипло выдыхает он. – Мне приятно.

Голос севший, низкий. Слишком близко. Слишком жарко. Он наклоняется.

Первое, что она чувствует – запах. Тёплый, терпкий, обволакивающий. Не парфюм – нет, это запах мужского тела: слегка вяжущий, с нотками кожи и чего-то металлического. Как будто он пахнет оружием и опасностью. И всё это – не отталкивает, а тянет ближе. Этот запах – не чужой, не пугающий. Он настоящий. Живой. Такой, от которого кружится голова и дрожат колени. В нём столько мужской силы, что хочется вжаться в него ещё ближе. Раствориться. Поддаться.

Чёрт. Рэн снова чертыхается про себя. Он ведь хотел держаться от неё подальше. А теперь – она в его объятиях. Её ладони – на его груди. А это платье… оно обтягивает её бёдра, грудь, талию – каждый соблазнительный изгиб её миниатюрного тела. Она такая крошечная, хрупкая. Макушкой едва достаёт ему до ключиц. А её ладошки… такие маленькие. Как бы они выглядели на его коже… Чёрт.

Он тряхнул головой, будто хотел стряхнуть с себя морок. Чёрт. Стоп. Она ведь может быть несовершеннолетней. Мысль врезалась в разум, как лезвие, как ледяное ведро воды, опрокинутое на голову. Он же не извращенец. Не «охотится за школьницами в метро». Он никогда… Господи, да он всю жизнь контролировал себя, знал, где черта, за которую нельзя. А сейчас – эта девчонка, её запах, её глаза – сводят его с ума, лишают воли и стирают границы.

Рэн сжал кулаки, заставляя себя дышать. Дыши. Просто дыши.

В этот момент поезд накренился на повороте. И девушка, воспользовавшись качкой, развернулась в его объятиях – теперь её спина прижата к его груди. Он стиснул зубы. Боги. За что ему это испытание?

Арина смотрит в окно и наконец немного приходит в себя. Её сердце бешено стучит, дыхание сбилось, а в животе клубится нечто тяжёлое и тёплое. Он нереальный… Нереально сексуальный. И нереально близко. Желание жарко пульсирует между бёдер. Она сжимает ноги, стараясь успокоиться. Но не может.

Она мечтала о таком моменте. Столько раз. Просто коснуться. Просто быть рядом. А теперь… она хочет большего. Хочет почувствовать его губы. Его руки. Хочет зарыться пальцами под рубашку. Хочет дотронуться до его груди, живота, бёдер. Ощутить, как он срывается за грань, как его хриплый голос шепчет её имя, ломаясь на звуках…

Вдруг он касается её волос. Осторожно, почти нежно, перекидывает их через плечо, обнажая шею. И его дыхание касается мочки уха.

– Ты только хуже сделала, глупая, – шепчет он. Его голос дрожит от возбуждения. Мужчина почти рычит сдержанно, хрипло, так близко, что от вибрации его слов у неё мурашки по спине. Он напряжён весь, до кончиков пальцев, и она чувствует это… всем телом.

Он почти не двигается, но этого достаточно. Она ощущает – прямо внизу спины, сквозь тонкую ткань платья – как он прижимается к ней. Твёрдо. Безошибочно. И теперь у неё нет сомнений – он хотел держаться подальше. Хотел не подходить. А теперь… его тело само говорит за себя.

У Арины перехватывает дыхание. Щёки обжигает жар, но он будто расползается глубже: к груди, к животу, между бёдер. Всё внутри ноет, пульсирует, тянет. Она словно перестаёт существовать – есть только он, его голос, его горячее дыхание у её уха, и это жёсткое, твёрдое доказательство его желания, от которого подгибаются колени.

И вдруг – всё исчезает.

Мгновение – и как будто дёрнули стоп-кран – и реальность резко сменила кадр. Двери открываются с привычным звуком. Вагон сотрясается от шагов. Люди вываливаются наружу, унося с собой наваждение, от которого ещё кружится голова. Становится зябко. Слишком быстро, слишком обыденно. Словно ничего и не было.

Но было.

Она знает.

И он знает тоже.

Арина разворачивается, оглушённая, и видит: он стоит на перроне. Прямо перед дверью. Чёрная рубашка, закатанные рукава, руки, увитые татуировками, в карманах. Он не двигается. Только смотрит – исподлобья, обжигающе. Челюсть сжата до боли, по скулам ходят желваки. Он будто сдерживает что-то – тёмное, острое и опасное.

И она – тоже не отводит глаз.

Двери закрываются. Вагон трогается. А они продолжают смотреть друг на друга.

Никто не двигается. Будто всё уже произошло – и в то же время ещё только начинается.

Глава 3. Пепел

Снова воскресенье. И снова – пусто. Он не пришёл.

С того вечера в метро прошёл уже месяц, но внутри у девушки всё будто застыло. На ту самую вечеринку Арина так и не добралась. Отзвонилась, пообещала приехать в следующий раз. Ослеплённая, сбитая с толку, она просто доехала до своей съёмной квартирки, залезла под одеяло – и рассыпалась. Тихо, без свидетелей.

Слёзы лились рекой. Солёные и горячие, почти злые. Всё напряжение, вся внутренняя дрожь, вся невозможность ситуации – вырывались наружу одним потоком. Она плакала, пока не вымоталась до пустоты и не уснула прямо так – в одежде, в боли и одиночестве.

А потом потянулись дни и недели. Привычные, выматывающие. Учёба. Работа. Дом. И снова – учёба. Работа. Дом. Только теперь между этими буднями зияла невидимая трещина, обрывающаяся в пустоту.

Арина жалела. До ломоты. До тошноты.

К чёрту место. К чёрту людей вокруг. К чёрту даже имена – она не знала его, он не знал её. Это ничего не значило. Значило только то, как он смотрел. Как дышал рядом. Как сдерживал себя.

Надо было пересечь черту самой. Поддаться зову, инстинкту, безумию.

Девушка корила себя за нерешительность. За страх. За эту наивную, дурацкую «правильность», которая в самый неподходящий момент перехватила ей голос, парализовала тело. Ведь если бы он сделал шаг – всего один – она бы подчинилась без остатка. Прямо там. У всех на глазах.

Но он не сделал. Он тряхнул головой, сжал челюсти – и вышел. Он удержал себя. Она это видела. Чувствовала. Знала, сколько сил ему это стоило.

Но всё было бы по-другому, если бы она не растерялась. Если бы не позволила страху задушить её желание. Если бы в ответ на его сдержанность подарила ему свою смелость.

Но она молчала. А он исчез.

И каждое воскресенье, когда дверь кофейни открывалась, сердце девушки замирало – а потом снова падало вниз, не находя опоры в виде чернильных глаз и насмешливой улыбки. Будто время шло, а Арина всё ещё оставалась в том вагоне метро – прижатая к окну, разгорячённая, затопленная эмоциями, но без возможности двинуться. Будто всё остановилось там. С ним. А потом – началась тишина. Не умиротворяющая, а глухая, выжженная. Жизнь вроде бы продолжалась – но как будто безвкусная, бесцветная и на автомате.

Снова воскресенье. И снова – он не пошёл.

Рэн уже давно избегал тот район. Обходил улицы, где находилась кофейня. Сладости для сестры теперь покупал в других местах. И кофе пил в совсем иных заведениях. С тех пор – совершенно безвкусный кофе.

В тот вечер он почти переступил черту. Ещё чуть-чуть – и сорвался бы. Но сработала армейская выдержка. Или просто вовремя опустел вагон. Он выстоял. Справился. И это, казалось бы, должно было принести облегчение.

Но нет.

Что-то скребло внутри. Что-то не отпускало. Не давало той лёгкости, которая обычно накатывает, когда возвращаешься с задания домой – живой, целый, свободный.

Он стоял до последнего. Пока поезд не скрылся из виду. Пока в шуме колёс не растаяло её лицо. Пока пустота не захлопнулась.

А потом Рэн пошёл к другой. К той, что никогда не была его женщиной, но всегда удовлетворяла все его мужские потребности. К женщине, с которой всё давно было просто и ясно. Без чувств. Без обязательств. Его старая знакомая, любовница. Та, кто не была ему близка, но безупречно знала, чего он хочет. Та, кому он платил. И не потому, что не мог иначе, а потому что иначе – не имело смысла.

Он часто уезжал. На недели, месяцы. Иногда – в никуда. Он не знал, вернётся ли. И не хотел, чтобы кто-то ждал. Чтобы кто-то надеялся. Чтобы кто-то страдал.

Он не был тем, с кем живут. И сам давно уже разучился быть с кем-то.

Рэн зашёл на автомате, не сдерживая хмурого выражения. Внутри всё кипело, сжималось и требовало выхода. Он не стал говорить лишнего, не стал шутить, как обычно. На этот раз – ни лёгкости, ни игривости. Только напряжение в теле и злость, которую он не мог заглушить.

Он не смотрел ей в лицо. Просто делал то, зачем пришёл. Жёстко. Механично. Без удовольствия. Она не сопротивлялась, не задавала вопросов – знала правила. Он всегда платил хорошо. Не перегибал, умел держать себя в руках. Но сейчас всё было по-другому. Вместо привычного облегчения – глухая тяжесть.

Когда всё закончилось, мужчина резко встал, будто его ударило током. Молчание трещало в ушах. Он схватил ближайший светильник и с яростью метнул его в стену. Тот разлетелся с глухим стуком.

– Чёрт, – выдохнул он и провёл ладонями по лицу, будто хотел стереть себя.

А потом медленно опустился на край кровати – тяжело, словно рухнул под весом ярости, вины и чего-то ещё, чему не знал названия. Он сидел, уставившись в пол. Тяжело дышал, стискивал пальцы – будто это могло удержать на месте то, что внутри разрывалось на части.

Сзади послышался голос – спокойный, без упрёка, даже с любопытством:

– Кто она?

Он замер. Медленно повернул голову, будто не сразу понял, что говорят с ним. Посмотрел в ответ – нахмуренно, настороженно. Потом просто уставился. Ошарашено.

– Ты сам не свой, – продолжила она, прикрывшись простынёй. – Я таких, как ты, видела десятки. Это не злость. Это не ярость. Дай угадаю… Женщина. И судя по всему, она выбила тебя из равновесия.

Он молчал. Но молчание было уже не защитой, а скорее трещиной, в которую всё сыпалось.

– Говори уже, – мягко сказала она. – Полегчает.

Он не знал, зачем начал. Просто – начал. Сначала одно слово. Потом другое. А потом уже не смог остановиться.

Про кофейню. Про метро. Про то, как её запах и близость этого хрупкого тела впечатались в память. Как он сдерживал себя до последнего – и как теперь, спустя месяц, ни один кофе не имеет вкуса, ни одна женщина не вызывает желания. И ничто не приносит облегчения.

Когда он замолк, женщина усмехнулась. По-доброму, без насмешки. Смешно стало ей – не над ним, а над мужской глупостью.

– Ты дурак, Рэн, – сказала она, подтягивая простыню. – Надо было спросить, как зовут. Сколько ей лет. Нормальные люди так и делают. А не мучаются потом, как в дешёвом романе.

Он хмыкнул. Горько.

А она продолжила, уже весело:

– Ну да, конечно. Такая вся невинная, смотри не сломай, ага. А потом – бац – и ты уже не знаешь, кто кем играет. Поверь, такие девочки в постели могут быть куда страшнее, чем ты сам.

Он вскинул бровь.

– Серьёзно, – кивнула она. – Самых скромных бойся, Рэн. Они и себя, и тебя разнесут в пыль. Особенно, если сильно захотят.

Он тихо усмехнулся и потёр глаза. А внутри – всё ещё зудело.

Глава 4. Признание

Вечер пятницы выдался тяжёлым. Арина сама не поняла, зачем согласилась прийти на студенческую вечеринку. Наверное, устала кормить однокурсников отговорками, устала от мёртвой тишины внутри, от пустоты, от одиночества. Но шум, гам и запах дешёвого алкоголя не поднимали настроения, а, наоборот, раздражали.

Особенно взгляды. Женские – завистливые, некоторые даже ненавидящие. Мужские – сальные, цепкие, но без настоящего интереса. Просто способ развлечься. Они обволакивали её со всех сторон, и если раньше Арина умела их игнорировать, то сегодня… сегодня всё это не просто задевало, а будто в душу залезли грязными руками и вывернули наизнанку.

Особенно после подслушанного накануне разговора. На неё спорили. И, как оказалось, не в первый раз. Ставки росли азартно: кто первым обнимет, кто напоит, кто добьётся поцелуя – и, наконец, кто затащит в постель. Это было мерзко, но не ново. Новым было другое: девушки тоже делали ставки. Смеялись, подначивали, обсуждали, кто из парней "справится" быстрее. И те старались: улыбки, шутки, "случайные" прикосновения. Алкоголь, как всегда, был частью плана.

Ещё в начале учёбы она пыталась встречаться с парнем из университета. Приятный, милый, душа компании. Ни с чем её не торопил, ни к чему не принуждал. Но со временем оказалось: встречался он с ней лишь ради статуса. Красивая иностранка – редкий трофей. Шутки про неё за спиной, хвастовство в мужских компаниях. Хотя дальше пары поцелуев дело так и не зашло, этого оказалось достаточно, чтобы запачкать её имя и надолго отбить желание кому-то доверять.

Арина любила эту страну. Иначе бы не переехала сюда. Но она не ожидала, что за вежливыми улыбками может прятаться ледяная отстранённость. Всё казалось искренним, пока не начинало рассыпаться на глазах. Может, ей просто не повезло. А может, она и сама не хотела никого впускать. Не тянулась ни к друзьям, ни к парням, ни к коллегам. Просто не жила, а проживала день за днём.

Ни о ком не ныло сердце. До него. До мужчины с тяжёлым, пронизывающим взглядом.

В груди снова кольнуло, будто всё внутри покрылось мелкими трещинами, и стоило пошевелиться – становилось больно. Арина снова потянулась к стакану с виски, который ей настойчиво подливали «услужливые» ухажёры. Гадость редкостная, но сейчас – сойдёт. Ей было настолько паршиво, что даже эта пустая, фальшивая компания поначалу казалась чем-то вроде стены, удерживающей её от полного внутреннего развала.

Но сумерки сгущались, и с темнотой всё стало окончательно невыносимо. На веранде бара зажглись фонари. Повеяло вечерней прохладой. Арина накинула кожаную куртку и решительно начала собираться. Ни сил, ни желания оставаться у неё больше не было.

– Ты куда? Да побудь ещё, – потянулись голоса, елейные, липкие.

Она едва сдержалась, чтобы не скривиться. Все они были такими вежливыми и такими фальшивыми. К счастью, учёба подходила к концу, и теперь ей почти не придётся общаться с однокурсниками. Только с преподавателями. А значит – уходить можно без сожалений. Арина молча кинула деньги на стол, скупо попрощалась и направилась к выходу. Всё. Она удалит номера. Оборвёт все ниточки. Перевернёт страницу.

Но не успела она пройти и полсотни метров, как кто-то резко схватил её за руку. Она обернулась. Тот самый «участливый». Самый внимательный. Самый липкий. Разговоры на веранде стихли. Кто-то даже обернулся.

– Рина, ну что ты, – протянул он, голос его стал сладковато-настойчивым. – Не уходи. Смотри, все такие счастливые, а ты одна грустишь. Мы так редко видимся…побудь с нами ещё немного.

На его лице было такое трагическое выражение, что ей почти стало смешно. Он не отпускал её руку и уже начал было вещать заготовленные обольстительные речи…