Я люблю другого

Она помолчала минут пять, снова задумавшись, откинув назад длинные волнистые волосы, мысленно она отвечала на все свои вопросы категоричным «нет» и потому постояв ещё немного, вытерев с лица слёзы, она вернулась к машине. Дядя Эмир стоял рядом, докуривая сигарету

– Айшегюль, не надо, – заметив в глазах племянницы слёзы, обнял её дядя обеими руками, крепко прижав к себе. Айшегюль прижалась к нему , обхватив его спину.

– Отвезите меня в аэропорт, я хочу вернуться в Лондон! – успела произнести она, как всё вокруг озарилось неоновым цветом и где-то недалеко раздался щелчок любопытного фотоаппарата. Айшегюль вздрогнула и подскочила к машине, бросившись внутрь. Дядя Эмир тоже хлопнул тоже хлопнул дверцей, и машина ринулась вперёд по широкой магистрали.

– Надо будет сделать время и заехать в дом Фунды, проведать Сердама, – шепнула мама, запивая горький кофе и рассматривая цветную газету.

– Обязательно, – ответила я, и взяв со стола свой уложенный в сумку ноутбук стала собираться на работу. Сегодня предстояло важное собрание.

– Что за глупость? Засудить бы их за такие статьи! – вдруг раздался удивлённый голос мамы, на что она протянула газету отцу, а тот, рассмотрев что-то, протянул её мне.

«Дон Жуан вернулся» – огромными чёрными буквами пестрело заглавие, и после трёх колонок любопытной статьи, красовалась фотография дядя Эмира и Айшегюль, обнимающихся у стен городского кладбища.

– Глупость! – будто кто-то проговорил за меня, когда я торопясь садилась в свой автомобиль, оставив за недопитым кофе маму и отца.

– Они не узнали в Айшегюль племянницы, иначе по городу снова поползли бы слухи. А если узнают племянницу – это станет грандиозным скандалом, похуже, чем позорная смерть моей сестры!

– Успокойся Джейла! Не преувеличивай! Тут нет ничего такого! Это фотография сделана у городского кладбища. У девочки недавно умерла мать, по совместительству его сестра. Тут нет ничего страшного! – отец накинул на плечи пиджак и тоже ушёл. Я ехала, напряжённо сжимая в руках баранку руля, не понимая почему с глаз не уходила сцена первой встречи Айшегюль и дяди Эмира во дворе дома дедушки. Его восторженные взгляды за столом. Я кружилась в этом круговороте мыслей, пока не змаетила, как дважды пролетела на красный.

– Глупость! – всё же разогнала я тучи и с шумом тормознула у офиса компании. В это же утро о статье узнал и дедушка.

– Эмир, – раздался его повелительный голос по всему салону. Дядя Эмир вышел из комнаты, со всей тяжестью опустившись на стул.

– Что это значит? – вынужденно сдерживая из-за стоящих у стола слуг голос, спросил дедушка.

Дядя Эмир, привыкший к такого рода нападкам, краем глаза взглянул на фотографию.

– Айшегюль…

–Что Айшегюль? – вырвалось у дедушки, на что слуги, накрывающие стол к завтраку, сразу же покинули комнату.

– Вчера вечером Айшегюль попросила отвезти меня на кладбище, она как раз вышла… заплаканная, расстроенная… и тут щелчок…

Дядя Эмир тяжело выдохнул, запустив руку в густые волосы и ещё раз взглянув на меняющееся выражение лица дедушки Суфи, который вышел в кабинет, услышав звонящий телефон.

– А где Айшегюль? – спросил по возвращению дедушка.

– Сегодня утром она вернулась в Лондон.

– Как Лондон? Как это вернулась? – дедушка Суфи верил и не верил ушам.

– Папа, вчера по возвращению с кладбища всю дорогу она просила меня отвезти её в аэропорт, я отказывался, и тогда она сошла с машины, села в такси и уехала.

– Ты уверен, что она вернулась в Лондон?

Дядя Эмир пожал плечами.

– Джахан, Джахан, – закричал дедушка, и в дверях салона появилась запыхавшаяся горничная, – проверьте, на месте ли вещи Айшегюль.

– Да, господин, я только что убиралась у неё в комнате, всё на месте, но госпожа Айшегюль не ночевала дома, – быстро договорила услужливая Джахан и не дождавшись другого вопроса, взяла со стола чайный набор и быстро вышла из комнаты. В это время дедушка Суфи позвонил в Анкару дяде Сулейману.

– Сулейман, как мне связаться с Айшегюль?! – нервничая спросил дедушка, рассказав сыну, что этой ночью она улетела в Лондон. Дядя Сулейман был удивлён, не понимая, что происходит, и быстро диктуя номера общежития, где она проживала. В общежитии Айшегюль не оказалось, мобильный не отвечал. Откинув в сторону трубку, дедушка уселся в подготовленное авто и не сказав никому и слова, выехал со двора особняка.

Ранним утром я с мамой решили отправиться в дом моей тётюшки Фунды Актекин. У входа нас улыбчиво встретила няня Сердама. По всей гостиной комнате расползся запах только что закипячённого молока. Видимо, няня готовила завтрак. Сердам сидел у большого окна гостиной, выходившего во двор. Меня так тронуло, что он совершенно не отреагировал, когда я с мамой вошли, даже не обернулся, рассматривая нас в отражении стекла. Мама сжимала в руках маленький пакетик со сладостями.

– Сердам, – шёпотом позвала мама, и он медленно обернулся к ней теперь уже опустошёнными глазами.

– Сердам, тётя Джейла приехала навестить тебя, – послышался за спиной голос няни, говорящей на турецком с интересным, но приятным акцентом. Мальчик перевёл глаза няню, улыбнулся ей и снова отвернулся к окну.

– Он очень скучает по матери. Каждую ночь просит встретиться с ней. Спрашивает, когда она вернётся, – заплакала впечатлительная няня, – предлагая нам кофе. Мама задумалась.

– Может, будет лучше, если мы заберём его к себе, обратилась ко мне моя добродушная мама, и я кивнула головой в знак согласия, понимая, что другого ответа мама от меня не ждёт, – но сначала надо будет поговорит с отцом и с дедушкой.

– И с девочками придётся поговорить, – вздохнула я, понимая, что раз мама решила так оно и будет.

– Я так привыкла к Сердаму, он мне, как родной! – продолжала плакать няня.

– Не волнуйтесь. В любом случае, вы всегда будете рядом с ним. Вы нужны ему, – начала плакать мама, – несмотря на всех нас, вы самый близкий ему человек.

Я успокаивала её, прижимаясь головой к тяжело дышащей груди. Что-то угнетало маму со дня смерти тёти, что-то она будто не договаривала и не хотела об этом говорить. Обратно домой мы ехали молча. Так обычно бывало, когда мама раздумывала над чем-то особенным. Я задумчиво крутила кожаный руль, мама задумчиво поджав губы, смотрела в боковое окно пассажирского сидения.

Сегодня дедушка Суфи решил провести собрание. Он уже сидел в своём кресле, когда вошла в кабинет и я.

– С опозданием, Селин! – прошептал дедушка, увидев меня в дверях. Казалось, в кабинете были все. По правую руку от дедушки сидел Нихат, раскрыв перед собой чёрный ноутбук, он явно нервничая водил пальцами по клавиатуре, щёлкая и сменяя одна за другой выплывавшие картинки на мониторе. Слева от дедушки сидел Халид. Мой старший брат. Рядом с ним сидел дядя Эмир, что было удивительно, потому что он никогда не появлялся в здании компании. По комнате кружилось несколько секретарш, занося и вынося какие-то бумаги. Моё место было свободно, и потому я мигом уселась в него, чтобы не раздражать дедушку своим опозданием. Я тоже раскрыла перед собой родной ноутбук.

– Я собрал вас здесь, чтобы сообщить вам о своём весьма важном решении.

Секретарша, сидевшая за столом, быстро протоколировала всё сказанное дедушкой, чтобы не упустить и слова. Я и дядя Эмир почему-то переглянулись, выразив открытое удивление утреннему заявлению дедушки Суфи.

– Годы дают о себе знать, – вздохнул дедушка, проведя рукой, как это любил делать и дядя Эмир по густым волосам, – хотя мне и пришлось пережить своего ребёнка, но я давно уже не тот Суфи Таиб.

Я внимательно слушала, всё, что говорил дедушка, но ещё внимательнее слушал Нихат, нервно вертя в руках шариковую ручку.

– Как я уже говорил, я хочу всё поставить на свои места ещё при жизни. Я не хочу оставить неразрешённых проблем для своей семьи. Я хочу, чтобы моя семья всегда оставалась дружной и преданной нашим принципам и семейным традициям. Дядя Эмир устало опустил голову, явно давая понять, что ничего из сказанного дедушкой ему не интересно.

– Итак, в отношении дел компании. Записывай, Фатима, – вдруг взбодрился дедушка, ощущая настрой каждого из сидящих, – на должность президента нашей компании текстильной компании, то есть на должность, которую в течении пятидесяти лет возглавлял я, назначаю своего младшего сына – Эмир Таиба. Я думаю, творческая натура, долгие годы жизни в Европе, коммуникабельность, решительность и настойчивость Эмира ещё больше продвинет наше дело вперёд. Мой брат Халид тут же заулыбался, вежливо протянув дяде Эмиру руку в знак поздравления. Дядя Эмир от неожиданности привстал, а Нихат, с трудом сдерживая чувства, опустил голову, отшвырнув от себя ручку. Хотя я и не поддерживала решения дедушки, но тоже улыбнулась, стараясь ничем его не огорчать. Дядя Эмир был самым последним, кого можно было рассмотреть в качестве президента компании.

– Я думаю, отец, это немного поспешное решение. Плюс я ещё не определился, буду ли я жить в Стамбуле вообще.

– Я уже принял это решение, Эмир. Прими мои поздравления.

– Мне кажется, дедушка Суфи, что дела компании должны быть переданы в руки более опытного и перспективного сотрудника.

– Твоё время ещё не прошло, Нихат, ты нам нужен как арт-директор. Отдел по торговле и организации рекламы я передаю тебе, Селин. Думаю, у тебя достаточно опыта для этой важной должности, – дедушка захлопнул папку, оставив каждого при своих мыслях, и попросил у секретарши воды.

– Благодарю, дедушка Суфи и не подведу, – старалась смягчить я обстановку, понимая, что теперь обстановка в компании будет меняться из-за уже возникших внутренних распрей между Нихатом и дядей Эмиром. Дедушка вышел, а вслед за ним вышел и дядя Эмир.

– Что же ты смолчала? – тут же обратился ко мне Нихат, еле сдерживая накопившуюся злость и стискивая зубы.

– А что я могла сделать? – пыталась оправдаться я, понимая его чувства, – а потом пусть дядя Эмир немного попробует себя. Может быть, мы зря так переживаем. А может, у него ничего не получиться и он снова улетит в свой Дюссельдорф.

– С какой кстати, понятия не имея о делах компании, он сразу бухается в кресло президента правления, в то время я больше четырёх лет варюсь в этом соусе и не сдвигаюсь с места? – договорил Нихат и хлопнув дверью, вышел из комнаты совещания.

Айшегюль стояла у стойки бара местного клуба. Стрелки часов давно закатились за поздний вечер. Она чувствовала, как алкоголь скапливается в крови, давя на виски и поражая сознание. В голове, как мухи, кружились обрывки фраз их последнего разговора с дедушкой, что чрезмерно огорчало её и каждый дабл бокал с жгучим ароматом, казалось, охлаждал кипящие чувства. Она уже качалась на ногах, как в кармане куртки который раз зазвучал назойливый телефон. «Из дому» – мелькнуло в голове. Последний коктейль оказался довольно крепким и заставил Айшегюль доверительно отнестись к скопившимся на устах словам. Она выдернула из кармана аппарат и резко прижала к уху, стараясь собрать в одно предложение, несколько важных на данный момент слов, предполагая, что звонит дедушка, но в трубке приветливо зазвучал голос дяди Эмира. Айшегюль сбавила тон, качаясь на месте.

– Где ты, Айшегюль? – спросил дядя.

– Мой любимый дядюшка, объяви всем, что тем же вечером я укатили обратно в свой Лондон. Завершать, так скажем, свою учёбу, – пьяно вытягивая каждое слово, договорила она.

– Тебя совершенно не слышно. А где ты именно?

– Аааааа у вас есть волшебная палочка и как только я назову где я, вы тут же появитесь тут? – старалась подшутить Айше, но её голос постоянно сбивался громкостью басов, звучащей в баре музыки. – Ну, к примеру, я в баре Олд Сити по улице… Айшегюль закрыла аппарат и вернула его обратно в карман, сделав знак бармену, повторить порцию спиртного. Позади неё шатались танцующие пары, неоновый цвет, меняясь на тысячи других, обкатывал их тела, ползая по стенам и дверям бара. Запах крепких сигарет смешался с техническим запахом искусственного тумана, и Айшегюль допивала плод творчества бармена. Сознание настолько опьянело, что в голове не осталось ни одной мысли. Опершись на стойку, она скатилась вниз между длинноногими креслами стойки бара. В глазах стало совершенно темнеть и окружающая картина стала превращаться в один большой шар мрака, как вдруг она ощутила чьи-то руки у себя на талии. Кто-то будто перебросив её через плечо, вынес из туманного бара, потом тщетно усаживал в такси, потом привёз в какую-то светлую комнату. Айшегюль пыталась рассмотреть его лицо, но сон сполз на самые глаза, и она в него провалилась, не ощущая более реальности.

Что именно тогда повело дядю Эмира в Лондон для всех осталось загадкой. О том, что дяди в Стамбуле нет – я узнала от мамы, ну а о том, что дядя в Лондоне мы узнали намного позже и то, после его возвращения домой.

– Мне нужно было побыть одному, – чуть слышно объяснил он свой отъезд и приезд, запивая молочную шоколадку жасминовым чаем.

– Тебе, и не тебе одному, надо бы приучиться предупреждать меня о своих резко возникших планах, – закашлялся дедушка и закончив фразу, медленно поднялся наверх, более ни на кого не оглядываясь. Сидела у камина, а дядя Эмир стоял надо мной, рассматривая догорающие кусочки душистого бревна.

– Вы такой задумчивый… – прошептала я, говоря таким тоном, будто то, о чём мы говорили – это тайна. Дядя Эмир подхватил мой настороженный тон, обернувшись ко мне лицом и улыбаясь своей фирменной улыбкой.

– в последнее время, – завершила я нахлынувшую мысль.

– В моей жизни всё так резко поменялось. Обстановка. Распорядок дня. Люди. Вот и сказывается, – проговорил дядя, и принялся за очередную шоколадку.

– От вас многого ждут, – вздохнула я.

– Знаю, – ответил вздохом на мой вздох дядя, – а может быть, и наоборот, мне кажется, что от меня что-то ждут, а на самом деле, все понимают, что от меня ждать нечего. Он сел рядом, заложив ногу за ногу и скрестив на груди руки. На полке зазвонил телефон.

– Это мой, – он вдруг вздрогнул, схватил трубку, сразу поняв кто звонит и вышел фойе, несколько раз обернувшись, не выхожу ли следом за ним. Странным мне показалось его поведение. Однако, было очевидно, что он говорил с женщиной. Мой дядя мог стать странным только из-за женщины. Я тоже встала и стала подниматься наверх, чтобы попрощаться с дедушкой. Чем больше отдалялась я, тем громче говорил дядя. И тут я резко остановилась вдруг услышав с дядиных уст имя нечаянно произнесённое имя «Айшегюль». Подслушивать чужие разговоры не красиво, но любопытство настолько сильно переполнило меня, что я не совладела с собой.

– Но ты обещала мне, больше не пить и не посещать эти чёртовые клубы. Эти ночные заведения не для тебя, – в голосе дяди стали раздаваться нотки требования и искреннего беспокойства, – я с таким трудом уговорил отца позволить тебе закончить учёбу в Лондоне. А что делаешь ты?

Я старалась не дышать, чтобы расслышать каждое слова, но тут дедушка приоткрыл дверь своей комнаты со словами «Селин, ты ко мне?» и чёрные мысли наплывшие на меня разбежались по сторонам. Я вздрогнула от неожиданности, но выпрямив плечи легко улыбнулась дедушке.

– За мной уже приехала машина. Мама не позволяет мне садиться за руль, когда темнеет, – прижалась я к плечистому дедушке.

– Что за спех? Оставайся! Завтра выходные, вместе поедем на презентацию одной книги, – гладил меня по волосам дедушка.

– Не хочу оставлять маму. И потом завтра у меня столько дел!

Голос дяди Эмира, пока я разговаривала с дедушкой, раздавался всё глуше, а потом и вовсе заглох. Видимо, он вышел в сад. Обнявшись с дедушкой и пожелав ему спокойной ночи, я спустилась вниз, обошла белую колонну, стоящую посреди зала, взяла из гардеробной сумочку и вышла во двор. Он всё ещё говорил по телефону, крепко прижав к уху тонкую трубку и высоко подняв локоть так, что не было видно лица. Дядя Эмир расхаживал у гаража, срывая с куста листья и небрежно бросая их на землю. Он явно нервничал. Я сделала несколько шагов по направлению к нему, он обернулся, видимо, услышав стук моих тонких каблуков, как бы я ни старалась подойти бесшумно, он махнул мне рукой, громко произнёс «до встречи, Селин!» и снова отвернувшись к кустам, продолжил разговор, но уже совсем тихо. Я тяжело выдохнула, и уселась в машину со всем грузом, свалившемся в мою голову.

Утром я была на работе и сидела в своём кабинете, как услышала шаги дяди Эмира, быстро двигающиеся к своему кабинету президента правления.

– Я хочу, чтобы моим секретарём оставались вы, Тукез ханум. Я вас помню чуть ли не с детства. Вы все эти годы секретарём моего отца, – отдавал первые приказы дядя. Тукез ханум стояла над ним с толстыми папками в руках, явно радуясь своему утверждению на той же должности. Дядя не внёс никаких ожидаемых ни во внешний, ни во внутренний мир нашей компании, не сдвинув со стола даже дедушкиной пепельницы. Сегодня был его первый рабочий день. А между тем в компанию поступали звонки из Германии, и дядю серьёзно искало продюссерское агенство, которое он столько лет возглавлял, что очень радовало Нихата. Через несколько дней жизнь влилась в свой обычный круг и все стали заниматься зимней коллекцией одежды. Дядя Эмир пропадал в кабинете до поздней ночи, на удивление всем, справляясь со всем возложенным на него и отдав всего себя работе. Дедушка закрыл половинку шифоньера, в которой висели официальные костюмы и целиком переоделся в домашний спортивный костюм и мягкие тапочки. Не смирялся с назначением дяди только Нихат, болезненно переживая каждую заслугу дяди и каждую его удачу. Отношения между дедушкой и Нихатом остыли, хотя он всё также приходил на работу и со всей ответственностью выполнял всё на него возложенное. Мне тоже было легче работать, тем более сейчас я делила кабинет со старшим и единственным братом Халидом. С дядей я так и не поговорила. Почему-то я отказалась от этой затеи, полностью разубедив себя в этих глупых мыслях и даже рассмеявшись над собой и над тем, какой глупой иногда я могу быть. Я всецело занялась работой. К тому же скоро должны были приехать дядя Сулейман с семьей,       и это должно было хорошо сказаться на Нихате. Вместе с делами компаниями я стала подготавливать дом дедушки к встрече гостей.

Из Анкары дядя Сулейман всегда прилетал какой-то бледный. То ли воздух густонаселённого города ему не подходил, то ли он тяжело переживал столь частые переезды. Мы снова собрались за семейным столом. Тётя Аидэ, как всегда, всем вежливо улыбаясь села по правую сторону от дедушки. Почему-то очень часто и странно оглядываясь на сидящую рядом дочь Лейлу. Я сразу заметила это, что-то странное творилось в их семье. Лейла весь вечер сидела молча, задумчиво дожёвывая, набитую орехами кофте. Дядя Эмир снова опаздывал и учитывая, что весь вечер его телефон был закрыт, ночью дедушка мог его не ждать. Мой брат Халид, рассеянно озираясь по сторонам ничего не ел. Разбушевавшийся в крови аллергический синдром осыпал все его тело и лицо красными пятнами. Он комплексовал, жмурясь, как только эти пятна начинали чесаться. Дядя Сулейман, возглавляющий представительство компании в Анкаре, приехал в Стамбул по делам, а это значило, что пробудет он здесь не долго. Об Айшегюль никто ничего не говорил и ничего не спрашивал, зато в семье ребром встал вопрос о маленьком Сердаме.

– Я поговорю с Айшегюль и, если она не собирается устраивать свою жизнь в Стамбуле, я заберу Сердама к себе, – задумался дедушка.

– Мне кажется, это будет самое правильное решение, отец, – поддержал его дядя Сулейман.

– А мне кажется, дедушка, это решение не правильным. Достаточно выделять средства на его содержание. Ребёнок болен. Вы обречёте себя на лишние проблемы, – высказался Нихат, тем самым обратив на себя внимание всех сидящих за столом.

– Сынок, болезнь ребёнка не должна быть причиной его жизни изгой, – шепнула тётя Аидэ.

– Мама, вся наша семья постоянно взваливает на себя груз ни кому не нужных и чужих проблем! – Нихат допил вино.

– Сердам, не чужой, – снова шепнула Аидэ.

– Ну, пусть его воспитанием займётся его родной отец! – возразил Нихат и тут раздался голос дедушки.

– Селин, я поручаю тебе поговорить с Айшегюль, потому что после того, как она не попрощавшись и не объяснившись покинула мой дом, не отвечала на мои звонки, я с ней говорить не хочу, – проговорил дедушка, – дашь мне ответ завтра же!

– Конечно, дедушка, – кивнула головой я.

На следующее утро я принялась настойчиво звонить Айшегюль, но номера мобильного были закрыты, по номерам общежития никто не отвечал. Мне очень хотелось помочь маленькому Сердаму и обеспечить его пусть почти чужой, но семьей. Дверь кабинета дяди Эмира хлопнула, и я уже встала на ноги, чтобы пройти к нему, как вдруг зазвонил мой телефон и в трубке раздался голос дедушки – Ты поговорила с ней, Селин?

– Оставляй все свои дела и отправляйся в дом Фунды, – тревожно произнёс дедушка, – звонила няня Сердама, я так и не понял, что произошло. Через несколько минут я мчалась по полупустой улице, закупив по дороге фруктов и огромного серого мишку, я закатила машину в гараж и поднялась наверх.

– Добро пожаловать, ханум Селин, – будто из неоткуда появился тётин садовник.

– Доброе, Метин, где ханум Ларис? – торопилась я. Метин вытянув свою костлявую руку, показал на детскую комнату.

Мальчик лежал на кровати, аккуратно уложив руки поверх одеяла и отвернув в сторону болезненный взгляд.

– У него температура? – спросила я у няни, сидящей возле него и сжимавшей в руках стакан с апельсиновым соком. С тех пор, как ни стало его матери, он совершенно не говорит, единственное его увлечение – это какие-то страшные картинки, которые он постоянно рисует в своем альбоме, а в последние два дня он перестал есть. Я села поближе на край кровати.

– Здравствуй, Сердам, – по-детски нежно обратилась я к малышу, – посмотри, кто приехал к тебе в гости? – глотала я, подкативший к горлу комок боли. Он всё также лежал неподвижно, будто мня и всех остальных и не было рядом, будто он был в этой маленькой, но светлой комнате совсем один. Один на один с самим с собой. – Сердам, – снова и снова обращалась я, сжимая в руках его маленькую холодную ручку. Я взяла на руки мишку и тряхнула его. Комната наполнилась приятной мелодией, напоминающей детскую колыбельную. Сердам не оборачивался. Мелодия звучала снова и снова, унеся и меня в круговорот мыслей и раздумий. Я очнулась, лишь тогда, когда по щекам Сердама потекли слёзы. Его лицо не меняло выражения. Но глаза наполнились слезами. Он не плакал, как все остальные малыши, поджав губки, нахмурив брови, он плакал, смотря стеклянным взглядом в светлое окно и обрушивая на щеки холодные слёзы недосказанности. И тут я не сдержалась. Будто боль всех этих лет выползла из меня и заревела всем сердцем, также горько зарыдала и нянечка, уткнувшись лицом в головной платок. Она стала протягивать мне искрашенные до самых уголков Сердамом, листы альбомной бумаги. На рисунках маленький мальчик, хрупкой ручкой сжимающий в ладони тонкую женскую ручку куда-то шёл по ярко синей дорожке. Над ними светило болезненно жёлтое солнце, а вокруг раскинулись цветы самой разной окраски. Я со всем вниманием рассмотрела каждый рисунок, оплакивая тонкое значение каждого, значение, живущее в маленьком сердечке, которое никто не смог понять, успокоить и оживить. Я выбежала в фойе, почувствовав, что ещё секунды и у меня начнётся истерика. Почему-то я стала набирать номер дяди Эмира, он ответил сразу же. Учитывая городские пробки, дядя Эмир приехал через час. Я услышала стон тормозов его спортивного Ферари и прошла в детскую комнату. Нянечка сидела у постели, всячески убеждая мальчика съесть ложечку каши из манной крупы. Но он всё также лежал неподвижно, не меняя позы и не отрывая глаза от окна. Поздоровавшись, дядя присел на край кровати, сразу же приложив к его лбу свою ладонь.