Незримое звено. Избранные стихотворения и поэмы
- -
- 100%
- +
От составителей
Настоящее издание – пятая книга стихов Евгения Федоровича Сабурова и первая, составленная без участия автора, умершего в 2009 году. На данный момент это самое полное собрание его поэтических произведений, но и в него вошли далеко не все стихи, написанные Сабуровым за полвека активной и постоянной работы.
У нас есть все основания утверждать, что поэзия была главным делом Сабурова, при том, что перечень и масштаб других его постоянных занятий (проза, драматургия, эссеистика, экономика, политика, образование) выходят далеко за рамки привычных представлений о жизненной программе и человеческой судьбе.
Соединить в одном томе все, написанное Сабуровым, не представляется возможным, и полное собрание его сочинений – дело будущего. Чем-то мы были вынуждены здесь пожертвовать. В книгу не включены, например, большие вещи 2007 года – поэма «Художник в старости» и триптих поэм «В поисках Африки», – только потому, что они были опубликованы сравнительно недавно в четвертой книге Сабурова «В сторону Африки» (М.: Новое литературное обозрение, 2009). Не вошли в настоящее издание и некоторые стихотворения, опубликованные в предыдущих трех книгах: «Пороховой заговор» (М.: Золотой век, 1995), «По краю озера» (М.: ОГИ, 2001), «Тоже мне новости» (М.: Новое издательство, 2006). Зато многие представленные здесь вещи ранее не публиковались ни в книгах, ни в периодических изданиях.
Нужно сделать некоторые пояснения, касающиеся принципа составления данного тома. По некоторым соображениям мы решили отойти от привычного построения изборника, где изданные книги, неизданные вещи и поэмы выделяются в отдельные разделы. Во-первых, только книга «В сторону Африки» является собственно «книгой стихов» – корпусом, единым по времени и авторскому замыслу. В двух предыдущих книгах стихи определенного периода дополнены значительно более ранними поэмами и циклами («Бодлер», «Из 1991 года», «Хаос звуков»). То есть по принципу составления это скорее сборники. «Пороховой заговор» представляет собой еще более сложный издательский случай. Стихи Сабурова начали появляться в отечественной периодике только в конце 80-х (а ранее публиковались в зарубежных журналах и альманахах). Поэтому его первая, сравнительно небольшая книга 1995 года смогла представить лишь малую часть написанного, являясь по существу его кратким конспектом. Ранние стихи не публиковались вовсе и только в последние два года частично опубликованы на страницах журнала «Знамя».
Ввиду этих непростых обстоятельств мы решили при составлении книги придерживаться сквозного, строго хронологического принципа. Но такое решение не было только вынужденным, учитывая, что именно хронологический принцип всегда принимался и одобрялся автором, как самый естественный и логичный.
При этом Сабуров не ставил даты под отдельными вещами, и датировка стихов остается несколько «плавающей». Зато точно известны их последовательность и место в хронологическом ряду. Сам этот ряд выстроен по авторским записным книжкам, всегда имеющим начальную дату и порядковый номер.
Сохранились все (кроме одной) записные книжки, в которые Сабуров записывал свои вещи по мере их появления. Они и являются единственным стиховым «архивом» автора; с ними сверено и настоящее издание. Как и в записных книжках, поэмы (или циклы) не выделены здесь в особый раздел, а расположены в той же хронологической последовательности, образуя естественное членение на периоды всего стихового корпуса.
В публикации сохранен ряд особенностей авторских орфографии и пунктуации.
Названия книги и стиховых разделов принадлежат составителям.
Смешение различных состояний
Стихи 1966–1972 годов
«Нам надо встретиться…»
Нам надо встретитьсятвержу и не устанунам надо встретитьсянечаянно нежданнои встрепенувшисьобернуться разомнам надо встретитьсяи задержаться рядомВот мы и встретилисьумно и осторожномы совершиливсе, что было можно.Не ожидаяблизость или радостьвот мы и встретилисьи задержались рядом.Шарахается ветер меж домами,шарахаются ветки на ветруя дерево о дерево потрудобуду дремлющее пламяя мяту между пальцев изомнуи извлеку заснувший запахвсе прошлое необязательнонам надо встретиться мы оба как в плену«Смешение различных состояний…»
Смешение различных состоянийколеблемая ветром слова полоса из ожиданий сплетенная косабаячат проволки на жестипронзительно и жесткои дребезжанье носит вестиа воздух – вести мостик.О бурое железо крышивсе загорело ржавчиной оконце коробки окон дышат солнцеми пыль на чердаке меж балокмешается в лучах из окони нестерпимо пахнет паленыммоя чердачная эпохадесятилетия колоннзастыли у веков горкомазовя мой мир – мой миг оконныйк колоннам прянуть на поклон.Ты мрешь в разноязычьи лада(дождинки в лужах – бульк буйков)пожар зеленых языковгорисполкомовской оградыВсе только смена рук и камня полоски вестиклей ожиданья в телеграммысколачивай свой дом из жести…Лепи последнее значеньевсе жилка – красное словцов чернилах синих излученьеизлучины – твое лицов уключинах любовь и летоа в скрипе крыш уключин дребезгвсе изученье без ответани зги – и шелест.«О женщинах о красоте их краткой…»
О женщинах о красоте их краткойписать. Все стало б на свои местадобро и красоталегли б на полку маленькой тетрадкойИ осень. Еще и осени доброструящееся между пальцев ветокна землю ветхуюна вечное пероНе думать не гадатьне волноваться не переиначиватьвсё крутится на ваших пальчикахи небо и земля и суша и водаа ветки тронутые ветром возмущенноглядятся в ваших глаз большие водоемы.«Королева ко мне склонилась…»
Королева ко мне склониласьна блюдо луга селаи спросиласьчто мне снилоськогда она любовь посеялаветики ветики яблокя не слушал я сетовалмол солнце село, село молне осталось лучей его сабельКоролева не поняла бардакруглым облачком блюдо луга пересеклабыла дымом побыла гарьюлодкой-тузиком сплыла.«Ты по билету отвечала…»
Ты по билету отвечалавопрос о памяти молчаньявопрос второй: что есть началовсех начинаний и нечаянностейи все ответила не в ладя ждал тебя у входа в ВУЗты провалилась и плылакрасиво скомкав угол устзаплаканную прижимали в щечку целовал.«Я рассказал тебе один секрет…»
Я рассказал тебе один секретты узкой кистью запахнула телов халатик и гляделаглаза и горе возведя горея долго выбирал минуту и удачуи важные сперваперерождалися словавсе крепче приближаясь к плачуПлащи надели мы и вышлиу стоечки купили вишнии чутко слушали дождь утраи чудно говорили: «нате —у нас не нервы а канаты»и поступали очень мудро.«Я уловил незримое звено…»
Я уловил незримое звенозвено привязанности звездной и земнойлучами высвечено небо надо мнойночное в стеклышки разбитое окноТо дно небес и от него внизневидимыми лучниками пущеныбулавочки лучей бездумно и заученновпиваются между ресници созревают яблоки в глазницахдля новых жатви вся земля нанизана на спицылучей, что движутся дрожатвой звездный бег неотвратимне растворится над тобою звездный дым.«Вот так при запертых дверях…»
Вот так при запертых дверяхсоединять возможное с возможнымчтоб в угол сваливался прахуже не нужной кожии ты б летел, охолодавв разверстые проемыи под тобой цвела б водана ржавых водоемахкак рыжие глазные пятнамеж камышей ресницты камышовой трубочкой приснисьв моих губах свистящей о невнятном.«Еще мой дом не заселен людьми…»
Еще мой дом не заселен людьмино лебеди оставив эти полкиушли так далеко и так надолгочто в пору сердце дому надломитьно дом еще людьми не заселендо понимания не дожилгде на земле добро и злоего окошки хлопают в ладошиа ты манежишься и ждешь луча на башнеманежишься и важничая ждешькак у подножия возникнет разводящийи хлынет дождьпо берегам что сберегают водына воды призванные дом беречьи мимо возникает речьручьи курлычат мимо про кого-тоглотая капли с ветокчитая мне пчелиные законыа дом еще людьми не заселенныйеще пустыми комнатами светел.«Зачем же нимб-окалину мы мнем…»
Зачем же нимб-окалину мы мнемкопаем руды, собираем крохикакую радость приготовили нам богив предвечном милосердии своемНадолго ли мне пряхи нить напрялинастолько ли насколько я хочучтобы по нити как по звездному лучупо звездному лучу звончее сталиНи мудрость зодчего, ни глупость очевидцабессмертные я вас прошу о сталиСтрельцом слепящим в небеса явитьсяпить жилы из земли как посох Парсифаля.«Я видел шелест слышал мак…»
Я видел шелест слышал маки днями наблюдал за днямии листьев желтыми листамиобрушивался в лихоманьи падали струясь страницысливаясь по полу в ручьии пить из них резные птицыс наличников своих пришлия соблюдал стальную мерув преображении вещейскладным вооруженный метромкарманной связкою лучейи пальцы падают ничьисливаясь в долгие ручьи.«Проснись сударик господин…»
Проснись сударик господинДай оглядеться на землеДа я не требую всегоДай оглядеться на землеПроснись сударик-го-сударикКакая легкая поракогда я с облаком одинкогда я в комнате в теплекогда на свете ничегоне соревнуется горяДай оглядеться господинвсего-то горя, что фонарикзабыл один какой-то шарики он купается легко………………………ему упасть не глубокоему подняться не беда………………………«Вот так в четвёртый через третий на десятый…»
Вот так в четвертый через третий на десятыйприходит раз, когда приходит час,когда в платок сморкаясь полосатыйживешь ты полуплача хлопочаа что к чему какая в том задачаруками хлопоча глазами полуплачаидешь от насморка носатыйПрирода гипсовых богинь размешена в любвивсё за тобой они следят глазамивот потому готовые и самивсё за тобой всегда везде твоии обещают их глазаоставить гипсовые небесавсё за тобой с тобой под небесамиВот так кощунствует богиняты тело вещее разденьвсё за тобой твое вездеведь тело тела не покинетне для добра и не для злавот гипсовая простыня сползлаи гипсовая пыль осела инеема что к чему какая там задачаведь тело тела не продаствсё за тобой твое всегдаруками хлопоча глазами полуплача.«И кто когда подумает такое…»
И кто когда подумает такоетакое о тебе с тобойтвое лицо в шагаловском левкоев сирени дело тело и любовьа я уже свистящий ветр любвиа я уже и я уже кускамиком лебедей над озером повиси клювы выдавлены красными соскамии где беда в которую вместитьдва одинаковых соседних домадвух мальчиков в парадном стыддвух девочек обнявшихся в истоме.«Восстание невидимого неба…»
Восстание невидимого небаневидимой земли испугвокруг пролитой на пол нефтиразноцветений и излукукрой меня зеленым одеяломи солнце рыжее из рыжего металлаперекореженное черточками ржипоставь на столике как мутное зерцалосядь руки положи и жди.«Не дай мне Бог сухого безразличья…»
Не дай мне Бог сухого безразличьяк сим знаменам, к сей вечности людскойя по волне морской калечась плача кличая по волне морскойиду. я по волне морскойи вот но где и вотя загнан невесомполубормочащий полумолчащий идиотпредставший пред своим концомкак будто небывалое сбылоськак будто бы я Божий странникколеблемый от всех огней кострамии на сердце как будто бы не злостьно одному с любовью мне не вынестине ведаю не ведаю людскойи самой малой милостыния по волне морскойиду. я по волне морской.«Как мореплаватель уклончиво и туго…»
Как мореплаватель уклончиво и тугосвой путь проводит сразу по водепод парусом не слишком чтоб упругимно бьющимся и рвущимся к бедетак поэтических забав ответчикна легких на воздушных буерахпереворачивается, калечасьв зияющих глаголов страхи круговое смертное пареньераскладывается в мозаику свеченийврезается в разрушенные скалыи обращается летящих стрел началомсообразуясь с невообразимымлепечут листья и летят летяти лепят войлоки младенческие клятви озерцо пролитого бензина.«Нет в этот ад я не пойду. не трогай…»
Нет в этот ад я не пойду. не трогаймой локоть. не зовииграй в дуду мне дальнюю дорогуколовращение любвия возвращаюсь в материнскую утробув ту маяту рождения на светкогда как странник на озерных тропахя сам себе еще казался тропомнемыслимых возможных бедкуда как пешеход желанныйстремится мечется струитсяи вот его уже сопровождают птицыи мучимые гоном лани.«…Вот песьи головы задравшись в темноту…»
…Вот песьи головы задравшись в темнотуу Рима вымолив в честь предков добротупотом склоняются над вамия не люблю собак собаководовручьи курлычат мимо про кого-топечальными пчелиными словамино сотворяется застава из корягискореняются обычаи и встречии песьи головы из всех земных наречийпчелиный шум искоренят.«…Но боль свою не затаи от мира…»
…Но боль свою не затаи от мира,не слушайся горланящих ткачейи, сокрушая марево кумира,не будь ничей,но к Истинному Богуладью свою сооружай в дорогуи двигай, двигай понемногу…«Надо ли буйствовать маленький нежный Давид…»
И.Л. Медовому
дактили1.Надо ли буйствовать маленький нежный Давидщит твой как знамянад намизвенитДа. Но задавлен звенящим щитомдолго ль не знать мнегде знамяи домгде же мой крови зачем моя кровьпролитагде мой народи зачем над народомплитаНадо ли буйствовать маленький нежный Давидчто же мне делать когда по гробам я забитБудто бы горбнадо мною любовьот сих и до сихспрятана в тяжкий одышкой страдающий стихПо вечерам будто черного хлеба ломотьмне отпускают любовь мою где-нибудьхилым червем моя прободаема грудьвремя меня вам ломать холостить и молотьБудто не я, а внук золотой Соломонбудто солому оставьте же нас поутрутам под обрывом – ненужную кожуручто вам с обрезанных псов: я и внук Соломон,время для вас, близится время времен.Надо ли буйствовать маленький нежный Давидгде ж мое знамягде щит мой? – над вами?Он в небе прибитНе научусь я давить виноград и любовь свою ждать вечерамии ремесло не взойдет надо мною кострамиТолько ли адтам где градградом битыйгде ж кто-нибудьостужающий грудьчервяками изрытуючерный венец без концаСоломон! Где обломки венцазолотого венцацарь Давида?«Солнце, вращайся от боли, стыда…»
2.Солнце, вращайся от боли, стыдаи доверчивых маленьких рукмаленький кругв предвечерних часах отвертеться не можетголову сложитмаленький кругне оставив следагде же твои облака и беседы синего неба помощникя в одеяло укутан лежучто ж уезжаешь планет-деревень помещикчто ж уезжаешь в весенние ночи в звездный свойПетербургмаленький кругсинего холода бросив межугде к нам от звезд протянулись хрустальные мечики«Ищи, ищи дурного единообразья в самых причудливых снах…»
3.Ищи, ищи дурного единообразья в самых причудливых снахв самых коверканных лицахтам где гроза – тебе надлежит поселитьсятам – где леченье: съедающий страхКрошечный Нюрнберг в мягкой ладони уместитсяи суматохатак крохотновсе перемелетозолотит и объявит и явит и свеетзерна известийгрошевые мягкие зерна известийты ж как ищейка за стройным дурным одиначьемто одиночество видь что на части распалосьи развязалось и въелось и пало в усталостьи та усталость сожгла его ночи и речи и части.«Что же ты скажешь астролог…»
Что же ты скажешь астрологБитва ль меня ожидаетгде же набат поутрухолод на росном юрупорох просыпленный с полокплащ мой намок и набряксиверко в горах у пряхстает – как руку протянетмечик о мечик бряцаетславной туманностью ив зеленявсё расползаются в доскрипу блёсткой картинегде же астролог в пространство прокинешь менятам мужику – пахотинаа рыбаку – путинастанет – как руку протянетАфина
Чудесный акушер, кузнец хромойну что ты сделал, что ты сделалты одарил меня надзвездной немотойзапорошил глаза мне снегом белымсквозь бормотание мое провел живую нитьчудовища под блещущей эгидойс неженской грудью с женскою обидойи ни обнять ее ни заменитьне оболгать на площади в квартирене выслужиться знаньем иль числомно с жестким сердцем двигая весломвсе по миру идти все в этом мире.«Лёгок налёт откровенья…»
Лёгок налёт откровеньялёгок стакан у разлукидивною славой овеянполк напрягающий лукируки сующий в Каялужрущий орущий летящийнас претворивший для вящейславы земного металлаЖелтые очи набряклируки по локоть усохлитак ли или не так липлакали мокли и дохли.«Я жил. спеши и ты…»
Я жил. спеши и тысвязать себя чугунным дароми над Фаросом на Байдарахруками небо закрутитьсреди очерченных пустоти синеватого разбояоно вихляя над тобоюсвой круг осенний повернет.«Пусть там мы встретимся где небо белой грудью…»
1. Пусть там мы встретимся где небо белой грудьюна горах льет тумана молокогде сердцу дышится легкогде влажной нежностью опутаные людитак не спешат, как будто им не вечностьа шаг и шаг и два и – бесконечность.2. Я на груди у Бога. Море дышита губы воздухом пронзенны, солоныи море-демиург в сердцах у смертных пишетчто в небо и в тебя мы смертно влюбленыи смущены мы были в одночасьекак будто трепетное близилось к нам счастье.3. Погибельных своих достоинствпавлинье смятое перонесу за стойку за бюрокак будто гном благопристойныйа тут и пальцев пять и столько же догадокдвижений чувств и как назвать их надо4. Все тянется все очаровано крылатовсе вносит в даль и вот зачем их пятьи я опять не знаю как назватьвсе чем мы здесь безудержно богатычто в наших душах превратилось в шагчто в горний шум окутала душа5. Укутаны среди людских угодиймы в нашем сердце так безудержно крылатыкакою силой стали мы богатыв какой ладони дышат наши годыкто нам ответит в этой влажной смутеи ведом ли ответ какой-нибудь минуте.«Мне мыть посуду за собой…»
Мне мыть посуду за собойтебе зачитываться Белыми падать ягодой незрелойобиженою злой судьбойЧто ж оттого что за столоммы ласково глядим друг в другаведь невеселая подругатвердит-твердит: пора на сломКакими чудесами здесьмы оказались и – так близко.Итаки нет? Итака есть?И что за честьприбиться к берегам где сиверко и слизкоНо вот ведь путь – нальем в стаканы чайпоговорим о дебрях очевидцаи как дороженьке не витьсяты старшая сестра встречай«Такая малая комната, прибранная наскоро…»
Такая малая комната, прибранная наскорона стенках светлых холода печатьлечь и мечтать – вот путь по рекам в Басруразноязычные матросы, суетаНад головой все беготня пустаявот одиноко выйти. На ветрухолодная душа растает и устанетна три ключа держать свою норуЯ растворяюсь в воздухе и сини. Мне надоиз-под низкого неба на судапо рекам вниз до Басры из Багдадаидущие. Туда.«Мне хорошо. Как густо день заполнен…»
Мне хорошо. Как густо день заполненбездельем и тоскойпокойкачает будто волныЯ одинок. Не я умру, не ямне новое так одиноко снитсязмея линяя и маняклубками пестрыми ложитсявот вдаль я за тот утес простерти вот я в порошок растерти рукава в муке от булок белы.«Не я не я сгубил этот день это утро…»
Не я не я сгубил этот день это утрото солнце спалило цветы так гневно и мудрото солнце палящее только не я не ясхвати мои руки оставь мои руки – уйдикрути этот шар этот круг без меняремней и стремян достаточно в мире – летито лошади мчатся беспутные – только не я не я«Христова конница три бешенные „Волги“…»
Христова конница три бешенные «Волги»без тормозов без славы на урадавно безумные и как еще надолгопо городу свирепствуют с утрадавя и руша, выворотив фарыорущий радиатор смяв:«невидящие, начались пожарызолото-рыж ты занялся, Исав.Тридцатый век придет, косматый заняткозлами, спорами и старинойиспепелю Едом и серым станеттвой купол над твоей страной».«Изблевал меня круг мой и страна…»
Изблевал меня круг мой и странадруг мой руку за спину спряталкто теперь назовет меня братомглаз мой рана и пеленаглаз мой пламя и соль на немя руками воздух ловлюи хожу как в потемках днемднем, когда мною блюютЗа стеной моей враг и мраквсё меня догоняют вплавьТы прости мне гордость и страхтолько Ты меня не оставь«Голос Твой звучит не смолкая…»
Голос Твой звучит не смолкаяжилы мои пронизави как струна отзовется алкаярыжий и глупый ИсавЕсли Твой Голос пеной кровавойгубы Свои запятнавбьет и орет, Отче, Аве!я Твой рыжий Исавя Твой не знающий мира иногожрущий галдящий яне расчленивший Голос и Словолыко в строку не шьяКак кровь из пор мешается с потомжелтая вязь естестваи прорастает на коже зиготас миром Твоим родствачерной земли и леса звенящеготемную кровь впитавя не устану жрущий галдящийв службе Тебе Исав.«Пьяный лев и золотая башня…»
Пьяный лев и золотая башнявольная тоска и леньесли бы не страшный день вчерашнийэтот показался б дребеденьно за мной вчера, и завтрапританцовывает впередихлопая в ладоши: автор, авторрыжий автор выходи.Одинокое мое наследствоалчный родственник не тянет руки на злое девственное детствоопускается любимый другтри горы огней и неприязнизанят, забронирован и вотхлеб печет, египетские казнион печет и хлеб печет.«Ах, конь, немая слава всадника…»
Ах, конь, немая слава всадника,он фыркает, ступая, белый,и мир, как театральный задник,изодранный и неумелый,и мир, как шар, и конь из плиток,а я смотрю – и вот на немстальной разнообразный слиток,звучащий тихо водоем.Святому Мартину помолимся растеряно,святому рыцарю, пусть, совесть и сверчок,он повернул на Запад и Восток —мне прошлое как полглотка доверено.__________
Мне полглотка доверено – на пей —доверено, а я не сделал шага,от брюк моих не отошел репей,а на губах уже благая влага.Здесь ведь не то, чтоб встать и сесть —не продохнуть, а возлеуже бежит благая весть —за что? – всё послерасплатимся иль никогда,если ты выберешься – вот моя награда,И где беда? Когда беда,Я – Мать, и мне беды не надо.И легкой девочкой ломая на ходупередо мной кусты, она исколотая мчится,сиделка, утешительница, чтица,учительница – только бы бедуотвесть. Бред, мука и печаль,лишь две руки ее и дальшеголубоглазо небо.«Благодарю Тебя, Господь, за то, что я не лев, не пес …»
Благодарю Тебя, Господь, за то, что я не лев, не пес,благодарю, за то, что я труха земная,что жизнь моя, как стая ос,метущаяся, отдыха не зная,что вижу луч и слышу шагтой дрожи воздуха и запоздалой ланинемыслимо свободное желанье,когда она спешит, кусты круша.Сухую кость кустаи поцелуи ног ее ломают,и мечется она немая,от жестких солнца и песка пуста.Но Ты – Господь, и ненавистный снег,сливаясь, гонит в одиноком крике:«Благодарю Тебя за Твой великий,за неустанный Твой, за мерный в сердце бег».«На мглистом асфальте закружится странник ненастный…»
На мглистом асфальте закружится странник ненастныйволчок и надежда, волчок и надежда и вотсиреневый дым раскрывает дрожащие пастии будет проглочен в туманы сейчас идиотАх, он повернет, повернет еще вялои вот как бы не было, как бы его уже нетзакутает воздух-воздýх и облак махнет одеяломземля его гроб и весна ему волчий обед.«Мир движется. Он снялся. На колеса…»
Мир движется. Он снялся. На колесаналипла световая желтизнане знают отдыха промасленные косырельс, не знают снаЗапрели листья под бисквитом снегаи день – зола, да и земля – подзолуйду в бега. Не остановишь бега.И это не тягчайшее из зол.«На голове твоей стая птиц…»
На голове твоей стая птици сама ты как сотня лисици ноги твои, смеясь, летятразбрызгиваясь на всех путяхтвои глаза – я сказал – огромныбелы белки удален зрачокнад очагом горла дрожит язычоки только руки твои бездомны.«Комками розовыми воздух нашпигован…»
Комками розовыми воздух нашпиговансглотнешь простор – и кажется, что мышьмы одиноки. Что ты все молчишь?Да я кричу – попробуй-ка услышь другогоЗабавнейший какой просторрассеянная в поле перебранказатеянная кем-то спозаранкуда масляно чирикнувший затвор«Прекрасный город ночью восстает…»
Прекрасный город ночью восстаетиз выгребных подробностей Москвыи неустанный вдаль стремится пешеходи рыкают из подворотен львыПрекрасный человек вот мир тебе и градно за горами Рим. туда ль стремятся ногииль только жадному движению дорогиты так безудержно бесчеловечно рад?