Проект Синее пламя

Глава 4. В поиске главное – не наткнуться на самих себя

Рано утром, вооружившись дождевиками и сапогами, они отправились к месту пожаров. Населённый пункт резко отличался от того, где они остановились: три улицы деревянных домов, упирающихся в небольшую речку, и только электричество из цивилизации. На первый взгляд деревня казалась необитаемой, а под затяжным осенним дождём производила удручающее впечатление.

Машину оставили на въезде, опасаясь увязнуть в грязи.

– Ммм, атмосферное место, – бурчала Оля, с трудом шагая по вязнущей грязи. – Тут бы фильмы ужасов снимать. Хорошо, бабушка осталась в машине, а то мы бы наслушались.

– Глубинка, – сказал профессор, окидывая взором унылый пейзаж. – Идеальное место, чтобы затеряться. Но мы-то с тобой знаем: нет таких тайн, которые оставались бы погребёнными вечно. Правда, Оленька?

Не зная, как отреагировать на его почти пафосный порыв, Оля сменила тему, стараясь говорить максимально деловито.

– Вы упомянули, что здесь был кто-то из «Синего пламени». Откуда такая информация? Я пролистала все доступные архивы в сети – ноль.

– Помогли мои студенты, – ответил Захар Петрович, и в его голосе прозвучала лёгкая гордость. – Однажды я рассказал эту историю на лекции в качестве примера нераскрытого клинического случая. Несколько человек загорелись. Теперь их факультативная работа – рыться в архивах и по крупицам собирать всё, что связано с той историей.

– Всё необъяснимое притягивает, как магнит, – тихо, скорее для себя, заметила Оля. – Даже если умом в это не веришь.

– Смотри, вот мы и пришли к первому пожарищу. Здесь жил старик лет восьмидесяти, нелюдимый. Гости иногда приезжали, но долго не задерживались. Так же было и в день пожара, – проигнорировал её рассуждения Захар Петрович.

Оля медленно шла по пепелищу, стараясь не вдохнуть слишком глубоко едкий запах гари, всё ещё витавший в сыром воздухе. Ноги утопали в мокрой, пропитанной золой земле. Вокруг царила зловещая тишина, нарушаемая лишь хрустом углей под сапогами и однообразным криком вороны на покосившейся липе у края бывшего огорода.

От дома остался лишь обугленный сруб, почерневшие бревна, сложенные в причудливый колодец. Кое-где из-под груды пепла и щепы торчали скрюченные железки – то, что уцелело от печки, утвари, кровати. Её взгляд скользил по остаткам чужой жизни, беспомощно разбросанным вокруг: обгорелый валенок, закопчённая кастрюля, мокрая, полуистлевшая книга, страницы которой слиплись в единый ком. Она всматривалась в этот хаос, надеясь найти хоть что-то, не тронутое огнём, какую-нибудь зацепку.

Уже минут двадцать они с профессором молча обыскивали пепелище, и Оля почти смирилась с тем, что здесь нет ничего, кроме грустных следов чужой беды. Уже хотела предложить идти дальше, как вдруг…

Среди этого тотального уничтожения, под грудой полусгоревших книг, её внимание привлекла металлическая вспышка. Она наклонилась, разгребла пепел ладонями в перчатках.

– Захар Петрович, посмотрите! – крикнула Оля, с трудом вытаскивая находку из-под завалов. На свет божий явилась прочная железная коробка, покрытая слоем копоти, но удивительно целая. Замок расплавился, а крышка держалась на честном слове.

– Тут документы на имя Михайлов А. В. И фото, кажется, уцелели.

Профессор, неспешно обходивший периметр, подошёл, опираясь на трость. Он взял у неё пожелтевшую фотокарточку и долго всматривался в групповой снимок людей в строгой форме.

– Да, это он, – наконец произнёс Захар Петрович, и в его тоне прозвучало странное сочетание триумфа и горечи. – Один из кураторов «Синего пламени», полковник КГБ в отставке. Не знал, что он доживал свой век здесь, в такой глухомани.

Оля выпрямилась, окинув взглядом место трагедии. От неожиданной находки по венам прокатился озноб.

– Пойдёмте, осмотрим другие места, – предложила она, пытаясь заглушить неприятное чувство. – Тут, кажется, больше ничего нет.

– Нет смысла. В остальных домах жили обычные старики. – Профессор бережно упаковал фотографию и документы в полиэтиленовый пакет.

– Но ехать домой рано. Вчера удалось выяснить, что Катя с отцом переехали именно в эту область. Вполне возможно, именно Михайлов спрятал их тут. Так что не будем медлить и проверим адрес. Вдруг нам повезёт и застанем её дома.

На обратном пути Оля поскользнулась, ступив в раскисшую жижу из размокшей бумаги и грязи. Интуиция дёрнула её вниз – она наклонилась и подобрала обгоревший кусок папки. Сквозь копоть проступали цифры: 1978 и размытый, но читаемый штамп.

– Смотрите, – она протянула находку профессору. – Та же папка.

Захар Петрович, не скрывая волнения, взял картонку.

– Год основания… – выдохнул он. – Такая же волна прокатилась сразу после закрытия программы. Тогда они стирали всё подряд. И сейчас… всё повторяется. Это не пожары, Оля, а охота. А мы только что нашли первое реальное доказательство.

– Захар Петрович, а если за Катей придут так же, как и за этим полковником?

– Всё возможно, Оленька, всё возможно… – Тяжело вздохнув, он побрёл к машине – сгорбленный и внезапно постаревший.

****

Машина, отъехав от деревни, медленно ползла по разбитой грунтовой дороге. В салоне пахло влажной землёй и дымом, приставшим к одежде.

Рената Васильевна, удобно устроившись на заднем сиденье, с видимым неудовольствием разминала шею.

– Ну, признайтесь, детективы мои, много вы там накопали в этом пепле, кроме сажи на моём новом плаще? – её голос звучал устало, но в нём сквозила привычная ирония. – Нашли свою синюю вспышку или хоть уголёк волшебный?

– Мы нашли не вспышку, Рената Васильевна, а кое-что куда более вещественное, – Захар Петрович, сидевший за рулём, явно ждал этого вопроса.

Он протянул ей через плечо завёрнутый в полиэтиленовый пакет обгорелый документ.

– Смотрите. Удостоверение полковника КГБ. Один из кураторов «Синего пламени». Он жил в том доме и его убрали, как и других, причастных к программе. Это не случайность.

Рената Васильевна взяла пакет, скептически прищурилась, разглядывая клочок бумаги сквозь плёнку.

– Полковник… – протянула она. – Допустим, человек вышел в отставку, переехал в деревню доживать век. Случился пожар – трагическая случайность… Хотя… – она повертела находку в руках, и её тон смягчился, уступив место профессиональному интересу. – Штамп-то подлинный, да. Крайне любопытно. Но чтобы сразу «ликвидация»… Ох, Захар, куда ты нас завёл…

Оля молча смотрела в запотевшее стекло, пропуская их диалог мимо ушей. Её пальцы нервно теребили прядь волос. Она глубоко вздохнула, различая в потёках на стекле искажённое отражение собственного лица.

«А я теперь тоже знаю слишком много. И во мне сидит то же самое… что и в Кате. Я ходячая мишень. Мы все тут в машине – мишени. И я не знаю, как защитить ни себя, ни их, ни ту женщину, которую мы ищем. Мы не охотники. Мы – дичь на прогулке».

Её молчание было таким громким, что Рената Васильевна наконец к ней обернулась.

– Оленька, а ты чего притихла? Уж не испугалась ли вконец? Да не горюй, детка, всё это совпадение. Скажи лучше, спина у меня не испачкалась? В этой машине, как в гробу, не повернуться.

Оля лишь покачала головой с улыбкой, снова искренне позавидовав бабушкиному оптимистическому спокойствию.

Приехав по указанному адресу, они наткнулись на высокий забор. На воротах надпись: проход запрещён. Территория охраняется служебными собаками.

– Это слабо похоже на жилой дом, – Захар Петрович постучал в ворота, но откликнулись только собаки.

Рената Васильевна, с трудом выбравшись из машины, с наслаждением потянулась.

– Ох, мои косточки… Два часа трястись по этим ухабам, чтобы упереться в забор с плакатом «Посторонним В.»! Захар, ты уверен, что твои юные гении не перепутали цифры в адресе? Может, они нам координаты свинарника подсунули для вдохновения?

Профессор лишь молча показал пальцем на внушительный замок и камеры под козырьком.

– Свинарники так не охраняют, Рената Васильевна. Это что-то серьёзное.

Поодаль, возле леса, Оля увидела небольшой деревянный домик с ветхим забором, возле которого сидела скрюченная старушка в цветастом платке.

– Пойду попробую узнать что-нибудь у той бабули, – и шагнула вперёд.

– Иди, иди, внуча, – взмахнула рукой бабушка. – А я пока пройдусь, спину разомну. Или, Захар, может, ты всё-таки рискнёшь и позвонишь в этот колокольчик?

****

– Здравствуйте, бабушка. Мы разыскиваем Пчёлкиных, сказали, здесь живут. Стучим – не открывают.

– Доброго вечерочка, дочка. Присаживайся, поболтуем, коль приехала. Чаю с шаньгами хошь? – бабушка пододвинулась на лавке, уступая место.

Оля улыбнулась и отрицательно помотала головой.

– Не живут тут Пчёлкины-то. Одна я из нашей деревни остаюсь. Остальные-то все померли, али в города разъехались. А меня, вишь, и смерть не берёт, а ехать-то некуда. А тут, на грех, эту… экоферму отгрохали. Понаехали с Москвы, земли все себе позахапывали.

– Поняла. Москва и сюда добралась. А про Пчёлкиных знаете что? Жили тут?

– Как не знаю! Знаю, конешно! Были тут такие, да недолго – батя с дочкой. Девчушка светлая такая, а отец – пропойца злостный. Неделями не просыхал, как жена-то от него ушла. Али, может, она и ушла-то потому, што пил-заливал.

Оля перебила пошедший не туда разговор.

– А Катя, что о ней знаете?

– Ну што знаю, хорошая была, умница, красавица. В Москве училась, а потом вернулась. Я думала, отца повидать. Ан нет, осталась дома. По приезду изменилась она – всё грустная ходила, молчала, когда расспрашивали. А потом, в скорости, засобирались в город. Дом бросили и поехали. Больше не слыхала об них.

– А в каком году это было, вы случайно не помните? – Оля с трудом сдерживала дрожь в голосе.

– Чего не помню! Помню. Ты не смотри, што я старая – память у меня крепкая. Восемьдесят второй год это был. Я в тот год своего сыночка-то схоронила..

У Оли перехватило дыхание. Восемьдесят второй: год смерти Кирилла, крушения жизни Ксении и исчезновения Кати. Сухая статистика из рассказа профессора вдруг обрела подтверждение. Она непроизвольно схватилась за холодное звено цепи на лавочке.

– Мои соболезнования… – голос её сам по себе выдал заученную фразу, пока разум лихорадочно складывал пазл.

Старушка безучастно провела сморщенной рукой по шершавой доске скамейки, в её потухших глазах мелькнула тень старой боли.

– Спасибо Вам огромное, вы мне очень помогли! – Оля вскочила, не в силах усидеть на месте. Внутри всё переворачивалось от волнения.

– Чем я могу Вас отблагодарить? Может, вам деньги нужны?

– Коли дорогой увидишь, где смерть-то моя на пеньке сидит, солнышко греет – ты ей передай, што Матрёна её ждёт-поджидает. Пусть поспешает. Устала я уж.

– Эээм… Доброго здоровья, бабушка, спасибо ещё раз, – пробормотала Оля, уже отступая. Она развернулась и почти побежала к своим, сжимая и разжимая онемевшие пальцы.

«Она была. Реальная. Живая. И всё правда. Значит, и её дар был. И мой тоже есть…», – пронеслось в голове у Оли, и по спине пробежали мурашки, но на сей раз их вызвало не чувство страха, а щемящее родство с той незнакомой девушкой.

– Профессор! Они тут были! – уже крикнула она и тут же замерла.

Воздух вокруг застыл. Пропал запах осенней травы и влажной земли. Птицы замолкли. Единственным звуком, пронзившим наступившую абсолютную тишину, стал нарастающий, неестественный хрустальный перезвон, словно миллионы ледяных бусин ударялись друг о друга.

Оля медленно обернулась на звук. Всё вокруг – деревья, трава, забор – было мгновенно покрыто густым, искрящимся инеем. Ветви, обледеневшие до прозрачности, мелко звенели сами по себе, нарушая абсолютную тишину.

И сквозь этот ледяной строй пробился голос :

– Вернись на пожарище.

Неожиданный хрустальный звон разметал в щепки её восторг от находки. Мгновенное спокойствие накрыло с головой, отгородив от мира незримой стеной.

– Хорошо, – выдохнула Оля, чувствуя, как холодная уверенность наполняет её изнутри, заглушая все чувства.

Мысли о Кате, ещё секунду назад казавшиеся самым важным, отступили, став мелким эпизодом. Впечатление было таким, будто она смотрела в подзорную трубу на муравья, а потом кто-то развернул её и показал на стремительно приближающегося медведя.

Морозная дымка уползла в глубь леса, забрав с собой хрустальный звон. Оля снова ощутила мир всеми чувствами: его шум, дыхание, терпкий запах осени. Но внутри осталась четкая, как удар колокола, уверенность: Сила не просто жила в ней – она направляла её. И раз она вела обратно, на пепелище, значит, они с профессором в самом деле что-то упустили.

Глава 5. Образец

Тишину в гостиной нарушало лишь мерное потрескивание смолистых поленьев в камине. Пламя рисовало на стенах причудливые тени, казавшиеся живее своих обладателей.

Оля, свернувшись калачиком в глубоком кресле, молча наблюдала, как блики огня играют на отполированной поверхности профессорской трости.

«Вернись на пожарище…» – навязчиво стучало в висках. Она сжала веки, пытаясь придумать предлог, чтобы вернуться туда одной. «Сказать бабушке и Захару Петровичу, что у меня в голове голос приказывает поехать на пепелище? Он немедленно достанет блокнот с этим своим невыносимо профессионально-сочувствующим видом. А бабушка начнёт измерять себе давление и заваривать успокоительное. Ну уж нет. Нужно просто узнать адрес. Должен же он быть записан где-то в его бумагах…»

Захар Петрович медленно снял очки и принялся методично протирать стекла шелковым платком.

– Альтернатив, увы, не просматривается, – развёл он руками, обводя взглядом их скромный штаб. – Мои студенты прошерстили все доступные архивы. Ничего. Остаётся лишь один способ выманить из тени хоть кого-то.

Он сделал паузу, тщательно подбирая слова.

– Нужно подать объявление. «Разыскивается Екатерина Пчёлкина, 1960 г.р., которая училась в Москве, в 1-м Медицинском институте. Вознаграждение гарантируется».

– Сейчас? – тут же отозвалась Оля, подходя к столу. – Все уже в интернете сидят! Может, создадим группу «ВКонтакте» или пост на местном форуме? Через соцсети – быстрее и шире охват.

Она заглянула через плечо профессора в его блокнот, куда он уже начал набрасывать текст, украдкой надеясь разглядеть хоть что-то, напоминающее адрес.

– Ага, и приписка: «Скучают бедные родственники», – язвительно хихикнула она.

– Нет, – оживился Захар Петрович. – Напишем: «Разыскивает однокурсник Сергей». Это беспроигрышный вариант. Если откликнется не она, так родственники или друзья. Уверен, кто-то был в курсе её связей.

– Это если Катя вообще переехала сюда. А ведь могла кануть в лета, – уточнила Оля.

– Ребята, вам не кажется, что это перебор? Больше похоже на глумление над чувствами и памятью покойного, – возмутилась Рената Васильевна.

Профессор не стал спорить, лишь слегка склонил голову, признавая её правоту.

– Ладно, не настаиваю, обойдёмся сухими фразами, – заключил Захар Петрович. – Мы, конечно, разместим и в сети, но местные старожилы такие газетки читают куда внимательнее.

Объявление было разослано. Еженедельная районка выходила только по средам, поэтому пришлось ждать ещё два дня, пока её напечатают и развезут по киоскам.

Вынужденное ожидание пошло на пользу растрёпанным нервам всех обитателей домика.

Впервые после первого видения Оля выспалась, проспав практически целые сутки.

Следующим вечером она застала Захара Петровича одного, греющегося у камина после прогулки. Он сидел, уставившись в огонь, и его лицо в этот момент было лишено привычной учёной собранности – лишь глубокая, вековая усталость.

Пламя отбрасывало танцующие тени, делая его черты то мягче, то резче.

– Захар Петрович? – тихо окликнула она его. – Можно несколько вопросов?

Он вздрогнул, словно возвращаясь из далёкого путешествия, и жестом пригласил её в кресло напротив.

– Расскажите, пожалуйста, как вообще возник такой проект? Кто мог дать на него добро?

– Оленька, в те времена грань между гениальным и безумным была очень тонкой, – он протянул руки к огню, грея замёрзшие пальцы.

– Инициатива часто шла «снизу»: от учёных-энтузиастов, которые видели необъяснимое и горели желанием это понять. Холодная война, знаете ли, велась не только в тех кабинетах, – профессор показал пальцем вверх, – но и здесь. – Он постучал пальцем по своему виску. – Любое потенциальное преимущество, любая аномалия тут же бралась на карандаш. Изучалась. Классифицировалась.

– Поняла. А почему «Синее пламя»? Странное название.

– По дару первого испытуемого, – в голосе профессора прозвучала неподдельная увлечённость. – Мог одним движением пальцев заставить вспыхнуть синим пламенем предмет в метре от себя. Артём его звали, восемнадцати лет. Обнаружил свой дар случайно, пытаясь разжечь костёр в дождь.

– Так вот почему вы связали те пожары с программой! – у Оли перехватило дыхание. – Вы знаете, что такое возможно! Что было источником энергии?

Профессор усмехнулся, и в его глазах мелькнуло что-то странное – то ли восхищение, то ли зависть.

– Теории были разные: пирокинез, управление плазмой, психотронное воздействие на материю… – он развёл руками. – Но «как» – до сих пор загадка. Образец был утрачен. – посмотрел на Олю. – Включай фантазию.

Пока профессор говорил, Оля машинально разглядывала узор на обоях. В причудливых разводах ей вдруг ясно проступило лицо парня с синим пламенем на кончиках пальцев. В голове эхом пролетело: «…образец был утрачен… Сухо, цинично. Не человек, а образец!» Она дёрнулась и отвела взгляд.

– Подождите, не уходите. У меня ещё вопрос, – она поспешила, видя, что он поставил трость, собираясь подняться. – Какие ещё были способности у испытуемых?

Захар Петрович медленно присел обратно.

– Вообще было три категории: искажение восприятия, взаимодействие с материей и внутренние изменения. Из тех, о которых мне посчастливилось узнать, были такие как: «голосовой крюк», «песочные часы», «криптомнезия» – способность останавливать кинетическую энергию на небольшом радиусе. Ну и те, что я упомянул ранее. Пожалуй, все.

Оля записала это в блокнот, чтобы потом самостоятельно поискать информацию.

– И главное… как вы смогли узнать столько подробностей, если все документы были строго секретны и подлежали уничтожению?

Захар Петрович потянулся к чашке, но его рука застыла на полпути. Он наклонился чуть ближе. Огонь камина отражался в стёклах его очков, скрывая глаза.

– Случайность. Счастливая и горькая одновременно. Часть архива чудом избежала уничтожения, а осела в личных делах кураторов. Нам удалось… найти несколько таких папок. – Он вздохнул, и в его голосе появилась уставшая грусть. – Иногда кажется, что сами обстоятельства вели меня к этой истории. Как будто она не хотела быть забытой.

Он помолчал, глядя на огонь.

– Знаешь, Оленька, в нашем деле самое сложное – отличить личную одержимость от профессиональной целеустремлённости. Я сам иногда себя ловлю на мысли: где заканчивается учёный и начинается… – он запнулся, подбирая слово, – …сыщик-любитель, одержимый призраками прошлого.

Он вдруг поднял на неё взгляд, и его выражение лица смягчилось.

– Кстати, о прошлом. Твоё состояние в детстве… те «замирания». Я был на том консилиуме. – Он говорил тихо. – Рената Васильевна тогда очень переживала. И я, признаться, тоже. Такие вещи… они редко проходят бесследно. Не возвращалось? – спросил он с лёгкой тревогой.

Вопрос прошелся по Оле как удар хлыста, хотя прозвучал так естественно.

– Нет… То есть, не совсем так… – она смутилась. – Всё в порядке. Спасибо, что помните.

– Конечно, помню, – он улыбнулся. – Тогда я подумал: вот необычный, глубокий ребёнок. И как правильно поступить – лечить такой дар или… развивать? Сложный вопрос. – Он взглянул на часы и поднялся. – Ладно, хватит на сегодня старику воспоминаний. Спокойной ночи, Оленька.

****

Прошло ещё три дня. Напряжённое ожидание растягивалось, как резина, грозя лопнуть в любой момент. Рената Васильевна, чтобы развеять тоску, уговорила Захара Петровича съездить на открытие международного театрального фестиваля в Киров.

Их отъезд на пару дней позволял Оле хоть ненадолго вынырнуть из мрачного настроения и наконец-то тщательно обыскать комнату профессора. Предпринятые ранее попытки не увенчались успехом.

Оставшись одна, она прошерстила все бумаги на столе, обыскала ящики и даже полки между книгами. Но ничего похожего на адрес или карту не нашла. Только сложные схемы и заметки на языке, понятном лишь ему. Аккуратно сложив все обратно, чтобы не было видно следов ее обыска, плотно закрыла за собой дверь.

«Конечно, – с горькой досадой подумала она, возвращаясь в гостиную. – Всё важное, касающееся проекта, он держит в своём портфеле.»

Ничего не найдя, она решила разобраться с записями. У камина на скорую руку организовала себе рабочее пространство: большой стол, ноутбук, рабочий блокнот и пачку чистых листов. Рядом поставила чашку с остывшим чаем. Ритуал подготовки помогал собраться.

В центре чистого листа она написала: «СИНЕЕ ПЛАМЯ» и обвела в круг, как солнце.

От него разошлись три луча: «ВОСПРИЯТИЕ», «МАТЕРИЯ», «ТЕЛО». Напротив каждого луча выписала всё, что узнала.

ВОСПРИЯТИЕ: «Голосовой крюк» -> гипноз? Массовое внушение?