Проект Синее пламя

Глава 12. Исповедь

Ночь не принесла покоя. Рената Васильевна не сомкнула глаз. Слова внучки звенели в ушах, смешиваясь с образом молодого Захара – умного, галантного, того, кто когда-то вызывал у нее теплую симпатию своими стараниями в учебе. Много лет они поддерживали общение, он был вхож в ее дом. В нем же должно было что-то остаться. Хоть крупица, хоть память о той дружбе.

Это была мысль отчаяния. Но она ухватилась за нее, как утопающий за соломинку. Она не будет бежать, как крыса, а пойдет и поговорит, по-человечески. Напомнит ему о прошлом и выторгует их свободу.

Утром, когда Оля и Тим еще спали, она на цыпочках вышла из номера.

Через час она уже стояла у хорошо знакомой двери.

Его кабинет встретил ее тем же запахом ладана и старой бумаги. Он сидел за столом, и на его лице не было ни удивления, ни тревоги. Лишь легкая, почти отеческая улыбка.

– Рената Васильевна. Я знал, что вы придете.

– Захар! Как же ты так… с нами, а? – голос ее дрогнул. Она собралась с духом. – Хватит лжи. Я все знаю.

Он вздохнул, снял очки, принялся методично протирать стекла.

– Что вы знаете, Рената? Тот самый «жалкий клочок бумаги»? Это не доказательство моей вины, а доказательство моего прошлого! Да, я был капитаном. Моей задачей был надзор. И именно с этой позиции я увидел весь ужас изнутри и стал саботировать программу! Эта бумага – свидетельство моего перехода на их сторону, моего личного бунта!

– Он значит все! – она с силой ударила ладонью по столу. – Ты был одним из них! Ты охотился на них!

– Я их СПАСАЛ! – его голос приобрел металлический, испепеляющий оттенок, впервые за все их знакомство. Он встал и начал медленно прохаживаться по кабинету. – Вы думаете, эта система создана для изучения? Нет. Она создана для того, чтобы брать самое светлое и обращать это в оружие. Как они сделали с Катей.

Он остановился у окна, глядя в стекло, но видя не свое отражение, а что-то далекое. Его взгляд смягчился, стал отстраненным.

– Я помню, как впервые увидел ее. Случайно. Шел по коридору, а она сидела в приемной у начальника. Вся такая… хрупкая. В слишком простом платьице, с белыми, как лен, волосами, собранными в бедненький хвостик. Сидела, буквально вжавшись в стул, и застывшим взглядом смотрела на дверь. Как крольчонок перед удавом.

Он обернулся к Ренате Васильевне, и в его глазах читалась неподдельная, выстраданная нежность.

– И я понял, что не могу дать этому случиться. Они уже выстроили ее в шеренгу «образцов», поставили ей номер. А она… она пахла черемухой и свежестью. Видела в каждом, даже в таком, как я, не функционера системы, а того самого мальчика, каким он когда-то пришел в этот мир. Ее дар был…

Он горько усмехнулся, возвращаясь к реальности.

– Вы думаете, ее истинный дар был в том, чтобы сжигать людей? Нет. Это было ее проклятием, цена за дар, если угодно.

Профессор немного помолчал, снова сел за стол и, глядя прямо в глаза, с горечью спросил:

– Вы представляете, что с ней хотели сделать?

Рената Васильевна, опешившая от такого откровения, растерянно покачала головой. Никогда ранее они не говорили о его личной жизни. Она предполагала наличие какой-то драмы, но тактично не интересовалась.

– Они хотели отправить ее «на стажировку» за границу, чтобы она сжигала изнутри чужих политиков. Превратить живое чудо в инструмент для убийства. Я полюбил ее, Рената Васильевна. Не как мужчина женщину, а как хранитель свое сокровище. Я боготворил ее.

Напряжение играло на скулах Захара Петровича. Каждое слово звучало как боль незаживающей раны.

Рената Васильевна смотрела на него, не отрывая взгляда. Накатили невольные слезы. Она посмотрела на свет и часто заморгала, чтобы загнать их обратно.

– Я простил ей ту юношескую ошибку, связь с тем мальчишкой, что едва не погубил ее дар своей пошлостью. Я хотел увести ее от этого, жениться, спрятать.

Захар Петрович открыл ящик стола, достал пожелтевшую фотографию и протянул ее Ренате. На ней – он молодой и Катя с белокурыми волосами, собранными в хвостик. Они сидят в парке на лавочке, в тени деревьев и смеются.

– Захар, ну почему ты сразу не рассказал обо всем? Зачем были эти тайны? Я вижу твою боль и теперь понимаю, почему ты всю жизнь одинок, – протягивая обратно фотографию, она слегка коснулась его руки.

Профессор слегка поморщился, отгоняя от себя ее сочувствие, и продолжил:

– А потом случилась трагедия. Катя убила тех ребят. Использование дара без контроля проекта наказывалось самым жестоким образом: либо ликвидация, либо стать подопытной.

– Обратная сторона ее дара. – Рената Васильевна понимающе кивнула. – Когда пороков слишком много, наступает смерть.

– Все верно. Я бросил все силы, чтобы защитить ее от гнева системы. Вместе с Михайловым, тем самым полковником, мы пытались ее спрятать, увезли к отцу. Ее нашли через несколько месяцев. И она не выдержала, зная, что ее ждет впереди. А теперь нашли и Михайлова… сожгли заживо в его же доме. То, что произошло с семьей Ксении и Сергеем, – чистая правда. Я лично упросил вас перевести Ксению в вашу больницу, чтобы была возможность разобраться!

– Да, я припоминаю, что ты просил тогда за Ксению, – медленно проговорила Рената Васильевна, в памяти которой вдруг четко всплыл тот давний, взволнованный звонок. – И что из этого следует?

Захар Петрович потянулся к Ренате Васильевне через стол, протягивая руку.

– Я вам не лгал, а не сказал всю правду. Понимаете? – тихо, глядя в ее глаза, спросил он. – И когда я узнал про Олю, про ее «замирания»… вы думаете, мне было интересно? Мне было СТРАШНО. Я видел, что делает система с такими, как она. Да, я специально пригласил Олю сюда, хотел проверить. И ведь оказался прав! Что бы делали вы, если бы это случилось без меня? Клиника? Накачали бы лекарствами?

Рената Васильевна молчала, не зная, что ответить. Она не думала об этом раньше.

– Я понял, что история повторяется. Только на этот раз я не допущу ошибок. Я не позволю им сделать из нее оружие или сломать ее. Я научу ее контролировать это. Я ее ЗАЩИЩУ. Как не смог защитить Катю.

Он встал, подошел к окну, повернувшись спиной к ней.

– Без меня ее либо уничтожат те, кто продолжает охоту, либо ее собственная Сила сломает ее изнутри. Я единственный, кто понимает ее природу. Доверьтесь мне. Позовите ее. Дайте мне шанс все объяснить.

Рената Васильевна смотрела на его ровную спину, словно ища там правильный ответ.

Он умолк, дав своим словам повиснуть в воздухе. Его слова ложились на душу таким сладким ядом искренности, что где-то в глубине, в той части, что помнила умного аспиранта Захара, ей предательски хотелось ему верить. Но холодный ком страха в груди, память о стеклянном взгляде внучки в больнице кричали: «Ложь!». Она разрывалась между этими двумя полюсами, как между молотом и наковальней, и сил сопротивляться натиску этой чудовищной, отполированной логики почти не оставалось.

А вдруг?.. Вдруг он и правда пытается помочь?

В этот момент в тишине кабинета зазвенел телефон Ренаты Васильевны.

Глава 13. Точка невозврата

Стоя у самого края крыши, Оля чувствовала, как сердце ее сжимается от ледяных иголок, бегущих по коже, – к ней медленно приближался высокий мужчина в длинном плаще.

Она застыла, и лишь ветер яростно трепал подол ее платья и рыжие волосы.

Мужчина остановился в паре шагов и, наклонив голову, произнес бархатным, до боли знакомым голосом:

– Дай мне свою руку. Отдай мне свою боль. Я возьму ее на себя. Просто скажи «да».

На миг показалось: полы его плаща колыхнулись сами по себе, словно за ними скрывались черные крылья.

– Господи… Захар Петрович? – выдохнула Оля.

Она хотела позвать на помощь, но слова застряли в горле. Он подходил все ближе, протягивая к ней свои длинные, бледные руки. Она обернулась, посмотрела вниз, в темную бездну. Либо он ее схватит, либо прыжок в пропасть. Лучше самой.

Оля дернулась – и проснулась, резко села. Сердце колотилось как бешеное.

– Сон… просто сон, – пробормотала она, успокаивающе хлопая себя по груди.

И тут ее осенило: этот сон она уже видела в то самое утро, с которого начался весь этот кошмар.

В голове калейдоскопом промелькнули обрывки: звонок, пирожки, кафе, лыжи, бабушкина квартира, профессор… Вся эта история, что привела ее сюда.

Тот же край крыши, та же беспомощность. Только теперь она понимала: это был не просто образ страха, а послание, которое она не смогла разгадать сразу.

«Он загнал Катю на край, оставив ей выбор… Самоубийство было лишь ширмой».

Мысль ударила с такой силой, что она сорвалась с кровати. Бабушки не было. Оля схватила телефон и набрала номер.

Трубку взяли почти сразу.

– Ба, Катя не покончила с собой! Он не оставил ей выбора! Он ее убил! – выпалила Оля.

– Поняла, – успела сказать бабушка.

Повисла пауза, которую нарушил тихий, вежливый голос:

– Рената Васильевна сейчас не может подойти. Позвольте мне.

Спазм пробежал от груди по ее позвоночнику и, добежав до горла, сжал его железной хваткой.

– Оленька, – голос Захара Петровича был другим. Бархат спал, обнажив холодную, отполированную сталь. – Ты все неправильно поняла. Я не твой враг. Я – твой единственный шанс.

Она услышала на заднем плане сдавленный вздох бабушки.

– Твоя бабушка пришла ко мне сама. И я ей помогу. Как помог всем, кто просил.

Оля стиснула телефон так, что затрещал корпус.

– Приходи. Давай закончим этот спектакль. Приди одна, и мы обо всем договоримся. Откажешься – и я отпущу ее… в иной мир. Выбор, как всегда, за тобой. Я даю тебе сутки.

Щелчок в трубке. Тишина.

Оля медленно опустила руку. Неожиданно для себя самой, дикий страх отступил, сменившись простой ясностью. В запотевшем окне ей мерещился не ее силуэт, а тот самый край крыши из сна. Теперь она понимала: чтобы спасти бабушку, ей предстоит пройти по этому краю, не оступившись и не сказав «Да».

– Тим, вставай. – Оля толкнула его за плечо. – Проблемы нашли нас быстрее, чем хотелось. У нас сутки.

– Что случилось? – протирая глаза, спросил он.

– Бабушка у него.

– У кого?.. В смысле, у него? Похитил?

– Сомневаюсь. Вероятно, Рената Васильевна решила нам всем помочь…

– Помочь?! – Тим резко сел на кровати, уже полностью проснувшийся. – Сдать себя в руки маньяка-гипнотизера – это помощь?!

Оля резко повернулась к нему. В ее глазах была последняя, отчаянная ставка:

– Все, что у нас есть – это моя Сила. Но я не управляю ею. Я боюсь ее так же, как и он. Чтобы победить, мне нужно понять… что это. Откуда она. По-настоящему.

Тим смотрел на нее с непониманием:

– Оль, сейчас не время для сеансов самоанализа.

Оля уже открыла приложение на телефоне, ее пальцы летали по экрану в поисках нужного контакта.

– Единственные люди, которые могут знать… это они.

– Кто?.. Твои… родители? Но они же…

– Да. Те самые. Вечные искатели смысла жизни, которые его постоянно теряют. Но в тот раз на Алтае они что-то нашли. – Оля, не глядя на него, усмехнулась и, пододвинув тумбочку, поставила телефон на нее.

Раздались гудки Skype. Картинка на экране мигала, соединяясь. Наконец появилось изображение. Яркое солнце, пальмы на заднем плане. Мама Оли, загорелая, в цветастой блузке. За ее спиной мелькал папа с коктейлем в руке.

– Олечка, родная! Какая приятная неожиданность… – улыбаясь, начала мама.

Оля резко перебила ее стальным голосом:

– Мама. Папа. Все очень плохо. Мы с бабушкой в смертельной опасности. Мне нужна правда. Прямо сейчас. О том, что случилось на Алтае.

Улыбка на лице матери замерла. Папа подошел ближе к камере, его лицо стало серьезным.

– Оленька, что за драма? Опять твои писательские фантазии? Мы как раз собирались на серфинг, связь тут неважная…

Оля с силой ударила ладонью по тумбочке, отчего стакан с водой подпрыгнул, и по его стенкам, с тихим хрустом, побежала паутина инея.

– СМОТРИТЕ НА МЕНЯ! Это не фантазии! Видите? Это со мной происходит! – она взяла стакан и показала его ближе к камере. – Из-за того, что вы там со мной сделали! Из-за этого сейчас держат бабушку! Ее убьют! Вы понимаете? УБЬЮТ! Или вы сейчас все расскажете, или я разберусь сама, но вам будет не до серфинга!

Молчание в эфире. Родители смотрели на иней на стакане. Вечная маска легкомысленного бегства на их лицах треснула, обнажив старый, запрятанный глубоко ужас. Мама медленно опустилась в кресло. Папа положил ей руку на плечо.

– Мы… мы не досмотрели, – тихо, почти шепотом, начала мама.

– Говори громче, я не слышу! – прикрикнула Оля.

– Ты убежала из лагеря в лес. Пропала. Мы искали тебя почти сутки…

– Нашли тебя в небольшой пещере у подножия горы, – голос папы был глухим, он смотрел мимо камеры, боясь встречаться взглядом с дочерью. – Ты была… замерзшая. Совсем. Ни пульса, ни дыхания. Такая маленькая, сжалась в комочек. Даже волосики были во льду. Мы думали, ты умерла.

– Мы не могли с этим смириться, – беззвучно плача, продолжила мама. – Местные отвели нас к старику… шаману. Он жил высоко в горах. Мы принесли тебя к нему. Он сказал, что душа уже ушла, но тело еще можно вернуть.

Оля замерла, не дыша:

– И что?

– Мы оставили тебя на трое суток. Он провел обряд. Пел, курил какие-то травы, – отец замолчал, с трудом сглатывая ком в горле. – А утром третьего дня… утром ты задышала. Ты была ледяная, как смерть, но живая. Он сказал, что вернул тебя, но заплатил за это. Что ты будешь… другой. Что холод, который забрал твою жизнь, теперь будет жить внутри тебя. Как плата.

– Он сказал: «Жизнь за жизнь. Сила вернула душу. Она будет жить, но ее душа будет принадлежать духу этой горы. Она станет его проводником, его носителем», – голос матери снова сорвался на шепот. – Мы… мы были в отчаянии. Мы согласились. Мы просто хотели, чтобы ты жила!

Воцарилась пауза.

Оля чувствовала, как внутри все замирает. Пустота. Не просто тишина, а абсолютная, космическая пустота. И сквозь эту пустоту прорвалась бешеная, всесокрушающая ярость. Их малодушие, побег, страх – вот цена, которую она платила всю свою жизнь. Ее жизнь оказалась сделкой, в которой ей даже не оставили права голоса.

– И что это значит? Что я такое? – медленно, выжимая из себя каждое слово, спросила она.

– Мы не знаем, Оленька! Клянемся! – воскликнул отец. – Шаман сказал, что сила будет просыпаться постепенно. Что она будет защищать тебя. Мы думали… мы думали, это просто метафора! Мы испугались. Мы старались забыть. Увезли тебя, старались не вспоминать… прости нас…

– Все. Ясно. – Оля смотрела на них, и в ее взгляде не было ни прощения, ни ненависти.

Она повесила трубку, не сказав «до свидания».

Камера выключилась. В номере повисла гробовая тишина. Тим смотрел на Олю круглыми от услышанного глазами, и в них читался не просто шок, а фундаментальный слом картины мира.

– Вас никогда не было рядом, когда мне это было нужно! – выкрикнула она в подушку, и в голосе прорвалась давняя, детская боль.

Игрушки, поездки, внимание – все это у нее было. Но самого главного не было: того момента, когда открывается дверь и твой человек идет к тебе с распростертыми объятиями. А вместо этого слышится скрип другой двери – и внутрь входит одиночество. Сейчас она чувствовала себя именно так.

Оля сидела тряпичной куклой на кровати, обняв подушку. Медленно подняла руку и посмотрела на нее по-новому. Не на кожу, а сквозь нее. Где-то там обитала безличная сила, слепая стихия, текущая через ее тело.

Слово «умерла» повисло в воздухе, шокирующее своей простотой и невозможностью.

Минутная пустота.

Потом – прагматизм.

– Ну, умерла и умерла. Сейчас-то я тут. Дышу. А бабушку надо спасать.

Оля глубоко вдохнула и выдохнула, сметая с себя оцепенение.

– Представляешь… – сказала она устало, с легкой иронией. – …какая история. Оказывается, мой «дар» – это типа побочка от воскрешения. Как шпаклевка на кузове машины после аварии.

Тимофей все так же сидел неподвижно, не зная, как реагировать.

«Зачем?» – мысленно выдохнула она, обращаясь к древнему духу в попытке разобраться в тонкостях собственного метафизического статуса.

– Все просто, Тим, Захар Петрович хочет владеть Силой. Но он не понимает, с чем имеет дело. Он думает, что это инструмент. А это…

Она не договорила. Воздух вокруг нее начал звенеть, как натянутая струна.

В этот миг темный экран телевизора от краев к центру начал затягиваться плотным инеем. Послышался скрип снежного наста. Прямо по центру невидимая рука вывела фразу, сложенную из идеальных, острых букв:

ПРИДИ В ЛЕС СЕЙЧАС

Тим отшатнулся, будто от удара током.

– Что за черт… – вырвалось у него, и он инстинктивно потянулся к Оле, чтобы оттащить ее подальше от экрана.

Но она стояла не шелохнувшись.

– Ты это тоже видишь? – тихо сказала она, не отрывая взгляда от надписи. – Это не я.

Иней медленно растаял, стекая каплями на пол, и экран снова стал черным. В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь шумным дыханием Тима.

– Оль… это… – он не находил слов, его практичный мир дал трещину.

– Это значит, что медлить нельзя, – перевела она его растерянность в действие. Оля повернулась к нему, и в ее глазах горела холодная решимость. – Мне нужно в лес. Сейчас. И одной.

– Я тебя не пущу одну туда! – тут же взбунтовался Тим.

– Тебе туда дороги нет, – покачала головой Оля. – Это… что-то типа инициации. Мне нужно принять то, что во мне живет. Или оно разорвет меня изнутри, когда мы встретимся с Захаром.

Оля наспех накинула куртку.

– Я не знаю, сколько это займет времени. Если я не вернусь к рассвету… тогда действуй без меня.

– Мы поедем вместе, и я подожду тебя в машине столько, сколько потребуется, – безапелляционно ответил Тимофей.

Глава 14. Ты моя сила

«Чтобы обрести контроль, нужно сначала отказаться от него. Чтобы стать собой, нужно перестать бояться себя».

Машина Тима остановилась на краю леса. Полуденное осеннее солнце слепило, но не грело, отбрасывая от сосен длинные синие тени.

– Я буду здесь. Слышишь? – Тим сжал её руку. Его пальцы были тёплыми, живыми – последней нитью, связывающей её с обычной жизнью.

Оля молча кивнула. Звук захлопнувшейся двери прозвучал как щелчок затвора.

Лес встретил её осенним запахом сырой листвы и сонной тишиной, изредка нарушаемой криком сойки.

Внутри не было страха, лишь свинцовая тяжесть необходимости принять окончательное решение. Ноги сами несли её по едва заметной тропе к месту силы – к старому, заброшенному карьеру, чья чёрная чаша зияла впереди.

Она остановилась на краю. Ледяная корка на воде была тонкой и хрупкой, как стекло. Под ней – неподвижная, чёрная глубина. Оля сняла куртку и разулась.