Проект Синее пламя
- -
- 100%
- +
Без единой мысли она ступила на лёд. Подошва не скользнула, а будто прилипла к поверхности, которая не треснула, а… подалась, обтекая ступню жидкой прохладой, что тут же твердела. С каждым шагом вода застывала под её босыми ступнями, образуя хрустальные лилии. За ней тянулся цветущий след.
В центре озера она остановилась. Закрыла глаза.
Воспоминание нахлынуло не картинкой, а целым миром ощущений.
Сначала – запах хвои и мёда от только что съеденного пирога.
Потом – страх. Острый и живой, когда она, четырёхлетняя, поняла, что потерялась. Крики «мама! папа!» разбивались о безразличие густого алтайского леса. Бег по колючему бурьяну. Слёзы, замерзающие на щеках. Сумерки, сгущающиеся между стволами.
Потом – холод. Он подкрадывался постепенно, отнимая ощущение в пальцах ног, потом в руках. Попытка согреться, прижавшись к стволу сосны, обернулась новой, леденящей дрожью. Внутри всё сжималось в маленький, испуганный комочек. Сначала было страшно. Потом – обидно. А потом… наступила пустота. Страх ушёл, уступив место апатии.
На четвереньках она заползла в пещеру, сняла курточку и сапоги, потому что стало жарко. Глаза сами закрывались, а в ушах стоял нарастающий, гипнотизирующий гул. Это был тот самый миг, когда жизнь начала уходить.
Память выхватывала обрывки уже другого мира – мира после. Тусклый свет факелов, бросающий прыгающие тени на стены пещеры. Запах дыма, сушёных трав и чего-то терпкого, горького. Лица родителей – размытые, искажённые горем и надеждой. И старый шаман. Его лицо напоминало высохшую горную породу, а глаза горели тихим, нечеловеческим светом. Грубыми, узловатыми пальцами, похожими на корни, он касался её лба, груди. Глухой, настойчивый бой бубна отдавался в пещере, сливаясь с ритмом сердца. Он то пел, то говорил с кем-то незримым хриплым шёпотом, в котором слышались и угроза, и просьба. «Жизнь за жизнь. Сила за душу. Она будет жить, но будет Твоим сосудом…»
Боль пришла незамедлительно, выжигая нервные окончания огнём – точь-в-точь как тогда, в алтайской пещере.
Острая, сверлящая прошла по позвоночнику – будто в тело вновь вонзались те самые ледяные иглы, что когда-то должны были её убить. Голова закружилась, в висках застучало, втория эху того давнего бубна. Из носа потекла тёплая струйка крови, тут же замерзая на губах ледяной корочкой. Её тело заново переживало ту смерть и то насильственное воскрешение.
Тишина стала абсолютной. Затем – первый звук: высокий, чистый, как удар хрустального колокольчика. Точка холода в центре озера.
От неё побежал сложный, живой, растущий с тихим треском морозный узор. Чёрная гладь превратилась в гигантскую серебряную мандалу.
Солнце, отразившись в тысячах ледяных граней, зажгло озеро синим пламенем – холодным, бездымным, ледяным сиянием вечности.
Боль достигла пика. Казалось, лёд прорастал в её костях, вытесняя костный мозг. Лёгкие обжигало на вдохе.
Сознание Оли не выдержало и разомкнулось, вырвавшись из границ тела. На её зов ответило мироздание.
Она не просто увидела – она вспомнила всё.
Сначала была Пустота. Безвременье и беззвучие. Ни мысли, ни формы. Лишь потенциал.
Потом – Вспышка. Первый Импульс. Рождение Пространства из Ничего. И из него, словно из танцующего пламени, родилась изначальная Пара: стремительное Действие и уравновешивающее его Противодействие. Их вечный танец и был самой жизнью.
Оля видела, как Действие – жадное, творящее – породило Материю. Оно создавало формы: звёзды, планеты, жизнь на них. Но чем сложнее становились формы, тем больше они стремились к самосохранению и расширению. Сила Действия забыла, что её цель – не бесконечный рост, а ведение Танца. Материя стала идолом. Люди забыли танец и стали молиться статуе, высеченной из камня. Из этого идола потянулись щупальца – алчные, незрячие, высасывающие соки из мироздания. Она превратилась в слепого великана, который рушит всё на своём пути.
Но и Противодействие, стремясь обуздать хаос, забыло о гармонии. Оно закостенело в бесстрастном Законе, превратившись из живой силы в ледяную крепость Мёртвого Порядка, душащую всё живое в своих объятиях. Люди стали поклоняться и этому идолу. И из него поползли кристаллы Ложного Порядка – чёрные, острые, сковывающие всё живое. Захар Петрович был лишь крошечным шипом на одном таком кристалле.
Танец мироздания не прекратился, но в нём поселилась опасная ложь: две великие силы, созданные для равновесия, обманули сами себя. Слепой великан и ледяная крепость, порождённые этим обманом, разрастались, грозя раздавить между собой живой, изменчивый и прекрасный Танец.
И тут Оля увидела то, что было всегда – Источник мира. Место полного покоя, откуда начинается любой импульс и куда он возвращается. Саму суть Равновесия.
И тогда сам Источник, подобно организму, что порождает антитела для борьбы с болезнью, начал являть миру целителей.
Вспышка – и она увидела других, таких же, как она, разбросанных по миру, будто случайные звёзды в ночном небе.
Их долгом было напоминать искажённым силам об их истинной сути. Одни платили за это одиночеством, другие – болью. Третьи безвозвратно теряли куски души – стоило им лишь попытаться вправить кости слепому великану или растопить стену ледяной крепости.
Перед ней мелькнул образ седовласого старика в джунглях Амазонии. Он не шёл против бульдозеров – он шёл к человеку, который их посылал. Одного тихого слова, одного взгляда его горящих глаз хватало, чтобы в душе самого жадного скотовода вспыхивала забытая совесть. И человек отменял приказ, сам не понимая почему.
Она увидела пожилую женщину в пригороде, которая годами хранила в шкатулке письмо от сына, выбравшего другую жизнь. Женщина не плакала, лишь с горьким упрямством твердила: «Он предал семью». Целительница не стала убеждать её. Она просто коснулась холодеющего чая в руке старушки – и та внезапно ощутила леденящий холод пустой квартиры, в которой ей предстоит доживать век, и жгучую теплоту руки взрослого сына, которую она сама когда-то оттолкнула. Женщина зарыдала и впервые за десять лет потянулась к телефону.
Она увидела молодую девушку, с отвращением разглядывающую своё отражение в зеркале и мысленно повторяющую: «Я безобразна». Целительница молча встала рядом. Она не стала говорить о красоте. Она просто коснулась зеркала, и девушка внезапно разглядела не недостатки, а историю своего тела – упрямую прядь волос, доставшуюся от бабушки-казачки, родинку на плече, как у рано умершего отца, и светящиеся глаза, которые когда-то в детстве восхищались каждой букашкой. И её губы сами собой дрогнули в улыбке – первой за много лет искренней улыбке к самой себе.
– Понимаешь теперь? – отозвалось в самой её глубине, не звуком, но знанием.
– Вы не меняете мир силой. Ваш дар тоньше. Вы не воскрешаете мёртвых и не сможете заморозить реку, но в вашей власти – заморозить ненависть в сердце того, кто хочет её отравить. Вы не сломаете меч, но снимете ложную веру с руки, что его заносит.
И знание хлынуло в неё, ясное и непреложное: они – живое напоминание. Тихий голос самого мира, возвращающий заблудшим силам память об их истинном предназначении в великом Танце. Они давали шанс. Не более. А что человек сделает с этим шансом – был его собственный выбор.
Видения исчезли. Оля стояла в эпицентре слепящего смерча, а деревья вокруг превратились в хрустальные горы.
Сквозь пронизывающую боль к горлу подкатил ком – и она выдохнула его словами, сорвавшимися на хрип, но прозвучавшими с неоспоримой силой:
– Я… принимаю. Дар и плату.
Лёд на деревьях отозвался на её голос многоголосым звоном.
– С этого момента это наш путь. Мои решения. Ты – моя сила. А я – твой разум.
Она не просила, а заявляла. Медленно подняв ладонь, она мысленно вывела в воздухе сложный узор – и иней тотчас послушно повторил его. С тихим, хрустальным звоном в центре её ладони вырос идеальный, острый кристалл.
Бушующая буря улеглась в мгновение ока. Иней на ветвях сложился в выверенные узоры, а на смену оглушительной тишине пришёл шелест ветра.
Боль, которая всего несколько минут назад разрывала её изнутри, утихла. Но не просто исчезла – она переродилась. Оля сделала глубокий вдох, и её лёгкие вместо ледяного жжения наполнились кристальной, пьянящей свежестью. Тело, переплавленное болью, теперь ощущалось цельным и новым. Холод был теперь не чужеродным – он был продолжением её воли.
От усталости не осталось и следа. Каждая клетка вибрировала от спокойной, нечеловеческой силы. Она чувствовала себя так, точно проспала сто лет самым глубоким и исцеляющим сном.
Она пошла назад к дороге. Каждый шаг отдавался в ней ровным, мощным гулом, словно по земле ступала не женщина, а сама ожившая зима.
Ещё не выйдя из чащи, она увидела Тима. Он стоял у машины, бледный и взъерошенный, и, заметив её, резко зашагал навстречу, замирая в двух шагах. Он молча осматривал её с ног до головы, словно ища следы ранений. Вся её фигура, осанка, сам воздух вокруг неё излучали непоколебимую уверенность.
– Чёрт… Оля, мне страшно. Я тебя боюсь… – голос его сорвался на шёпот.
Оля подошла так близко, что их дыхание смешалось. Она поймала его растерянный взгляд и прижалась лбом к его плечу. Кожа на её виске была ледяной.
– Всё в порядке, – выдохнула она ему в ухо. – Это всё ещё я. Просто… больше.
Тим, не говоря ни слова, медленно кивнул, его пальцы вцепились в складки её свитера.
– Моя работа теперь – быть напоминанием.
– Напоминанием? – он повторил, и в его глазах читалась не просто растерянность, а попытка измерить масштаб того, что с ней произошло.
– Всем, кто забыл, что мир – это танец, а не война. Я не оружие. Я – целитель. – она разжала пальцы, и в воздухе над ней с тихим хрустальным звоном повис идеальный, острый кристалл льда, переливающийся в скупом осеннем свете.
Тим завороженно смотрел на кристалл, а затем опять на неё.
Он заключил ее в объятия – крепко, почти грубо, как будто пытался удержать на этом свете, и прошептал ей в волосы:
– Молчи, просто постой так.
Немного постояв, Тим выдохнул:
– Пойдём в машину. Я её прогрел.
Как только они сели, он порывисто достал телефон.
– Слушай, тут информация появилась. После нашего разговора я тезисно объяснил своему другу-хакеру нашу ситуацию и попросил поискать чего-нибудь. Так вот, он мне скинул два файла. В одном про образцы. А вот другой я не смог открыть в телефоне.
Он порылся в телефоне и протянул его Оле.
– Вот, смотри. Тут номер образца, фамилия, прозвище. А дальше статус: «в работе», «активирован», «утрачен»… Может, у него какая-то секретная лаборатория ещё была?
Оля молча листала список, а по её телу пробежали холодные мурашки от понимания.
– Это не лаборатория, Тим. Это люди. Такие же, как я. – Она подняла на него глаза. – Посмотри, нумерация с 482-го по 3759-го.
Дойдя до конца, она резко коснулась строчки, чтобы увеличить ее.
– Тим! Пчёлкина В.С. «Дочь Ангела»… Это же дочь Кати! Он её тоже нашёл! – Её палец ткнул в графу «Статус». – «Поиск»...
– Тут где-то должна быть и твоя запись, – тихо сказал Тим, вглядываясь в экран.
Они склонились над экраном, и буквы поплыли перед глазами, пока взгляд Оли не наткнулся на знакомую фамилию.
– Вот… Пчёлкина Е.А. «Ангел». Статус… «Ликвидирован». 1983 год. «Исполнен договор 549003727»… – Она проглотила комок в горле. – Что бы это ни значило…
Список снова пополз вниз.
– Репин… Рудова… Санин…
Он не договорил, глядя на её побелевшее лицо.
Сафонова О.В. «Феникс». Дар: ??? Статус: активация. Локация: Кировская обл. Приоритет: наивысший.
Они переглянулись. Несколько секунд непонимания сменились безжалостным осознанием.
– Всё это расследование… – она мысленно пролистала всю историю с Ксенией и Катей, и кусочки пазла наконец встали на свои места. – Это был не поиск. Это был план. Специально подобранный триггер.
– Оля, ты понимаешь, какой это масштаб?! – его слова оборвались. – Тысячи! «Ликвидирован»… «Активация»… Холодная война давно кончилась, кому всё это нужно!
– Холодная война ни при чём, – наконец выдохнула она. – Боюсь предположить… Это… древнее. Глобальное. Там, в лесу, мне показали притчу об основании мира…
– Получается, он хочет найти и уничтожить? Тогда тебе нельзя ехать к нему. – в его голосе зазвенела отчаянная нота.
– Скорее, либо подчинить, либо уничтожить. И если я сейчас отступлю, он найдёт следующую. А потом ещё одну. Так же, как нашёл Катю.
Она откинула голову на подголовник и закрыла глаза. Тим смотрел на её профиль, на тонкую, но несгибаемую линию губ, и понимал – спорить бесполезно.
– Теперь ты понимаешь? – тихо сказала она, не открывая глаза. – Это не просто моя война. Это наша очередь встать на пути. И отступать некуда – позади те, кто следующий.
Глава 15. Нет
Первое, что их встретило у покинутого дома, – это распахнутые настежь ворота. Тот самый замок, что всегда был наглухо защелкнут, теперь висел на скобе, безжизненно раскачиваясь на осеннем ветру.
– Стоп, – Оля инстинктивно вытянула руку, словно пытаясь удержать машину на месте. – Такого раньше не было. Он всегда запирался.
– Значит, ждут, – Тим мрачно оглядел потемневшие бревна сруба. – Готовят нам радушный прием. Идем, – он уже потянулся к дверной ручке.
– Подожди! – Оля резко вцепилась ему в запястье. – Давай хотя бы набросаем план. Хоть какой-нибудь.
– План у нас и так есть, – Тим язвительно усмехнулся. – Очень хреновый. Заколдовать профессора, вытащить бабушку и бежать без оглядки. Жаль, у меня с собой нет того пистолета, которого у меня никогда и не было…
Оля на секунду замерла, изучая его лицо, а затем тяжело вздохнула.
– Все ясно. Не план, а самоубийство. Ладно, – она кивнула. – Пошли.
Они вышли из машины. Озираясь, медленно подошли к крыльцу. Шаги по мокрой щебенке отдавались громче, чем хотелось бы. Дверь в дом, как и ворота, была приоткрыта. Тим толкнул ее, и та с тихим скрипом распахнулась, впустив их в знакомую, но теперь пугающую пустоту.
– Бабуль? Захар Петрович? – голос Тима глухо прозвучал в гостиной и затих, не встретив ответа.
Оля медленно обошла комнаты. Повсюду валялись вещи, виднелись следы спешки и чужого вторжения. Она поднялась в кабинет профессора. Здесь хаос достиг апогея: бумаги веером разбросаны по полу, ящики письменного стола вывернуты, настольная лампа разбита.
К привычному запаху трав и ладана примешивался едва уловимый, но стойкий аромат дорогих духов.
– Тут никого нет, – в дверях появился Тим. – Я всё обошёл. И явно что-то искали.
– Не похоже на профессора, – отозвалась Оля. – Он слишком педантичен, чтобы оставлять после себя такой бардак. Чувствуешь запах духов? Они не бабушкины. Тут явно была женщина.
– Этот Захар Петрович что-то для нас подготовил, и нам это точно не понравится, – оглядываясь, заключил Тим.
– Или есть ещё кто-то, и профессор сам сбежал. Я же говорила, что за нами следили.
Оля подошла к столу и взяла в руки обсидиановый камень – тот самый, в который профессор пытался заключить её Силу. В этот миг в тишине прозвучала вибрация.
– Мой телефон! – воскликнула она. – Я не смогла его забрать, когда мы убегали!
Она опустилась на колени, торопливо разгребая бумаги. – Он где-то тут… Набери мой номер!
Телефон зазвонил прямо у неё под ногами.
– Смс от профессора, – Оля подняла аппарат. – Координаты. Ни угроз, ни просьб.
– Поехали. Тут делать нечего.
– Давай сразу захватим мой ноут и бабушкину аптечку.
Они уже собрались выходить из кабинета, когда Тим обратил внимание на нишу за дверью.
– Этого здесь раньше не было.
В нише стоял сейф, дверца которого была вырвана. Содержимое валялось вокруг, и лишь несколько исписанных листов лежали на дне. Тим поднял один.
– Какие-то записи… – Он пробежал глазами по строчкам и прочитал вслух: – «Сегодня возила Кирюшу в больницу. Там появилась девочка-целительница...»
– Что? Дай сюда! – Оля резко выхватила листок из его рук.
«Это моя последняя надежда отвоевать сына у этого чудовища. Он не должен расплачиваться за мою слабость.
Я видела, как он смотрит на Захара – с обожанием, с жаждой одобрения. Мой мальчик всё больше походит на него – те же холодные, всепонимающие глаза. Я теряю его.
Но сегодня я увидела её. Эту девочку в больнице. Её зовут Катя.»
– Господи… – выдохнула Оля, вспоминая свое первое видение. – Так она… Ксения хотела использовать Катю против Солодкова? Я видела именно это, когда он рассказывал её историю!
– Тут ещё вырванная страница. – Тим протянул его Оле.
Оля разгладила помятый лист. Почерк был неровным, буквы прыгали.
«…Сегодня была в Синем пламени. Он не тот, кто прощает. Кирилл рассказал, что я водила его к Кате. Пришлось сдать ее… Он пообещал освободить сына от моих обязательств и подарить ему Прощение в награду за мою честность. Не верю ему, но надеюсь, что Кати будет достаточно для этого.»
Телефон Тима вибрировал, отбрасывая блики на запылённые стены.
– Оль, тот друг скинул ещё один документ, – он протянул ей аппарат. На экране чернело смс: «Нашел кое-что в даркнете. Мутная история. Береги себя. Файл прикрепить не могу, скину ссылку.»
– Давай посмотрим через ноутбук, – Оля уже двигалась к выходу, но её взгляд зацепился за последний, самый смятый листок, валявшийся в пыли. Она наклонилась и подняла его машинально.
Почерк был тем же, что и в дневнике, но буквы впивались в бумагу с яростью, дрожа от нажима.
«Я его ненавижу! Чтобы окончательно с ним рассчитаться, я должна влюбить в себя Сергея!»
В гостиной царила гробовая тишина, нарушаемая лишь шуршанием их шагов. Тим молча достал ноутбук и грузно опустился в кресло.
– Тоже список. Но тут какие-то договоры, очень много, и счета на крупные суммы.
Оля молча листала длинный перечень, глаза её бегали по строчкам. Внезапно она замерла.
– Подожди! – осенило её. – У Кати в файле был статус: «Исполнен договор». Какой номер?
Тим мгновенно открыл предыдущий файл.
– 549003727. Ищи.
Пальцы Оли замерли на тачпаде. Она медленно провела по строке, проверяя.
– Кравченко К. С. – договор расторгнут по обоюдному согласию сторон (Ангел).
Они переглянулись, и в воздухе повисло тяжёлое молчание.
– Кажется, мы до сих пор недооценивали, насколько профессор – псих, – первым нарушил его Тим.
– А мне кажется, – тихо, почти шёпотом произнесла Оля, невольно озираясь по сторонам, – что мы недооцениваем масштаб всего этого.
– Поехали. Навигатор показывает сорок минут пути отсюда.
****
Заброшенные здания советской постройки стояли на отшибе, заросшие по пояс бурьяном. Стёкла были выбиты, а из тёмных глазниц окон на них смотрела тишина. Машину оставили в полукилометре, под прикрытием чахлого сосняка.
– Я иду с тобой, – твёрдо заявил Тим, хватая её за локоть. В его глазах читалась та же решимость, что и у неё.
– Нет. Ты остаёшься в машине. Ты – моя подстраховка. Идти вместе – значит подставлять друг друга.
– Это безумие! – Тим сдержанно, но яростно выдохнул. – Мы не знаем, что там! Чем ты вообще собралась от него защищаться?
– Ему нужна моя сила. Значит, не убьёт. Сначала – разговор. Посмотрим, что он предложит.
– «Сначала разговор»? Оль, ты сама веришь в эту ахинею?
– У меня нет другого выбора! – её голос сорвался, обнажив край отчаяния, скрытый под маской решимости. – Получилось же с насильником тогда… Может, и сейчас получится.
Тим, больше не споря, кивнул. Оля сжала его руку в ответ, давая понять, что они – одна команда, и шагнула в просеку между плотным диким кустарником.
Аккуратно раздвигая ветки, она медленно продвигалась вперёд, постоянно оглядываясь по сторонам. Вскоре в просвете между деревьями она заметила припаркованную серую «Ладу» – точь-в-точь как та, что следила за ними по дороге с кладбища. Оля замерла на мгновение, оценивая обстановку, затем бесшумно обошла машину сзади. Номера были те же.
– Значит, спектакль, да, Захар Петрович? Интересно, очень интересно, – хмыкнула она, отыскивая глазами вход.
– Ну, если только чуть-чуть, – прозвучал за её спиной незнакомый хриплый голос. Чьи-то пальцы грубо сжали её запястье. – Пойдём, я тебя провожу.
Оля вздрогнула от неожиданности и резко дёрнула руку.
– Руки убери! Сама дойду! Показывай, куда! – отрезала она.
Но едва она это произнесла, ладонь мужчины на глазах побелела, покрылась коркой инея и застыла в судорожной гримасе, бессильно распахнув пальцы.
– Ах ты ж тва-арь! – завыл он, хватая себя за кисть, и тут же, с рыком, занёсся для удара другой рукой.
Он не успел даже коснуться её – ледяная броня мгновенно сковала его конечность до самого предплечья, с тихим, костным хрустом.
– Не тереби, – безразличным тоном заметила Оля. – А то отвалится.
Мужик лет сорока, с лицом, не обременённым интеллектом, согнулся пополам, давясь новым приступом боли.
Минуту спустя лёд с его рук испарился так же внезапно, как и появился. Теперь он ковылял позади, бочком и на почтительном расстоянии, лишь молча ткнув пальцем в сторону входа.
Оля вошла первой. За её спиной, тяжело дыша, плетёлся её «проводник». Воздух был густым от пыли, пахло плесенью и остывшим пеплом.
В огромном холле с облупленными колоннами их ждал Захар Петрович. Он стоял спиной, разглядывая потрескавшуюся фреску с улыбающимися пионерами – насмешливое напоминание о былом благополучии.
– Уберите своего пса, – ровным голосом произнесла Оля, не спуская с профессора взгляда. – Он мне мешает.
– Я рад, что ты всё поняла правильно, Оленька, – произнёс он, не оборачиваясь. Его бархатный баритон звучал так, будто они встретились в его уютном кабинете, а не в этом мрачном склепе. – Сергей, будьте любезны, отойдите в сторону. Не стоит так ревностно исполнять приказы.
Оля сделала шаг вперёд, окончательно отстраняясь от сопровождающего.
– Где бабушка?
Захар медленно повернулся. На нём было всё то же строгое пальто, но теперь оно казалось не одеждой учёного, а мундиром. В руках он сжимал свою трость.
– Рената Васильевна в безопасности. Она… отдыхает. Помнишь, мы подъезжали к дому Пчёлкиных? Я решил увековечить память Кати, построив там ту самую «эко-ферму». Твоя бабушка находится там. Её судьба, как, впрочем, и судьба этого мира, зависит от твоего выбора. – Он посмотрел на Олю, и в его взгляде не было ни злобы, ни торжества. Лишь усталая, непоколебимая уверенность.
– Хватит игр, Захар Петрович. Я знаю, что всё это было постановкой. – Голос Оли прозвучал ровно, отливая сталью. – Говорите, зачем вы меня сюда вызвали.
– Ты торопишь события, Оленька. Всё наше «расследование» я создал действительно для тебя. За исключением, разумеется, самой истории. Согласись, она действительно очень… интересна.
Оля застыла, словно изваяние, внутри которого копилась энергия для смертельного броска. Воздух сгустился, запахло морозной свежестью.
– Зачем? – процедила она сквозь зубы.
– Спокойно, Оленька, спокойно, – Захар Петрович сделал шаг назад, демонстрируя открытые ладони. – Я знаю, ты прошла инициацию и впустила в себя Силу. Но ты ещё не знаешь её истинной мощи, а потому опасна. И для себя, и для окружающих.
– Она мне руки отморозила! – прохрипел из угла пострадавший. – Её в клетку посадить надо, или на цепь!
Оля медленно обернулась в его сторону.
– Ну так подойди, попробуй, – бросила она и, снова повернувшись к профессору, с усмешкой уточнила: – Я так понимаю, это и есть один из ваших студентов-энтузиастов?
Захар Петрович слегка повёл плечами в безупречно сшитом пальто, в его жесте читалось философское смирение. «В этом несовершенном мире и не такое бывает», – словно говорила эта легкая гримаса.
– Я хочу тебе кое-что объяснить, потому что ты неверно трактуешь происходящее. – Он указал тростью на дверь. – Пойдём. Я подготовился к твоему приходу.
В обветшалом кабинете был накрыт стол – два прибора, чайник, всё выглядело сюрреалистично обыденным.
– Присаживайся. Нам предстоит долгий разговор. – Захар отодвинул для неё винтажное кресло, обитое потёртым синим бархатом. – Раньше ты не была готова это услышать. Сейчас – самое время. Мне искренне жаль, что тебе пришлось пройти через все эти испытания… но только так мы смогли пробудить твою Силу. Так что сочти это досадными издержками производства.