Название книги:

Размечтавшиеся

Автор:
Афина Сафонова
Размечтавшиеся

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Эта книга – художественный вымысел. Все события, персонажи, организации и даже законы физики в этой книге существуют только на её страницах.

(Отдел статистики подтверждает: вероятность связи этой книги с действительностью равна 0,000%. Продолжайте чтение, мы следим за вами.)


1.

Боже, дай мне разум и душевный покой…

«У тебя разума слишком много. Было б поменьше, тогда и был бы душевный покой, а так ты просто умная дура. Дура с умом, хуже, чем дура без ума…»

Дура без ума?

А интересно, какая я была бы дура без ума… И от кого без ума.

Так. Стоп. Опять он отвлекает от молитвы. Боже, дай мне разум и душевный покой, да, дай мне душевный покой. Принять то, что я не в силах изменить. Мужество изменить то, что могу, и…

«Про измены не к месту».

Захлопнула блокнот с записанной молитвой. Она не может молиться.

Ее зовут Магда. Магдалена. Будем знакомы. Уже полгода она не может дышать, ходить, есть, вести беседу, молиться и работать без того, чтобы не слышать голоса своего тролля. У тролля нет имени и нет тела. Она ощущает его как слегка недовольный, в меру беззаботный, саркастичный окаянный дух тёмного сине-фиолетового цвета… Прямо около головы.

Магда хочет разорвать себе голову и вырвать тролля оттуда, но она хочет этого не всерьёз. Да и он живёт не в еë голове и вечно ускользает.

Впрочем, с ним хотя бы не скучно.

2.

«Вам скучно?» – спрашивает еë психотерапевт, хромоногий Николаус.

Под столиком фуд-корта не видно его ног; Магда только однажды заметила эту походку, когда случайно пришла раньше него, а он опоздал, потный, задыхающийся, что-то с автобусами. Это она так решила, что ему пришлось приехать на автобусе, она чуяла идущий от него запах (смрад, сказал тролль) автобусной давки. Он, конечно же, не признался, а она не уточняла. Уточнять что-то об Николаусе – скучно.

Обычно они возникали здесь вдвоëм почти одновременно (а Николаус, после этого случая, всегда первым), чтобы обсуждать Магду. По пятницам. И по средам. По пятницам после работы. И по средам, и когда у неё внезапно случался выходной, и ещё по праздникам и перед праздниками, и когда ей просто этого хотелось, потому что её разрывало внутри на кусочки, похожие на сияющие разбитые куски принесённой прибоем бутылки: все чистенькие и светлые, а один с какой-нибудь мутной плесенью, бурой тиной.

«Хватит болтать о постороннем и гадать, есть ли у него машина – это неэтично, Магда, – сказал тролль. – Не забывай, ты ходишь сюда, чтобы избавиться от меня, вот и старайся».

Не разобрать, когда тролль шутит, ржëт, а когда говорит циничную правду, а когда подставляет её, чтобы она упала и увидела, как он смеётся над ней со стороны. Душа тролля (если у него есть душа) для неё загадка.

Честно, она была у психиатра. Одного раза хватило (но сколько можно так отвлекаться, смотри уже на него, на Николаса, смотри ему в глаза – они зелёно-карие у него, и в чëлке, этой нелепой мужской чëлке на пробор, оттенок жëсткой меди и черноты…) – «Заткнись, тролль, заткнись!» – вопит Магда внутри себя, растирает слëзы по вишнёвым детским своим щекам.

Внешне, снаружи, она сидит с каменным лицом, с фарфоровыми щеками. Там вообще-то пудра, румяна, дневной макияж.

«Вам скучно жить? Как вы живëте?» – спрашивает её Николаус.

Изо всех сил старается Магда не отвлекаться на голос тролля.

Ибо, стоит только подумать, позволить мысли утечь в ту сторону, где она размышляет, почему тролль называет хромоногого Николаса Николаусом, хотя у того нет усов, а у её папы были… Как она потеряет нить мысли. А если расслабится совершенно, то Тролль будет злобно ржать надо всем вокруг, и потребует сигарету, и толкнёт её совершать глупости, дерзко хамить всем подряд, отвечать всем подряд именно то, что она думает – бред, поток мыслей, жалкие, несвязные, слишком гордые, чересчур злые мысли… Она, конечно, глупостей не совершит. От них нет никакого толку. И курить она бросила три месяца как, завязала; да и курила недолго. Нет, это не тролль толкает её купить сигареты. Это она так хочет, чтобы справиться с троллем. Но и это уже не поможет. Если бы помогало, она согласилась бы даже выпить яду, если бы яд убил тролля. Но она боится, что после яда тролль воскреснет, а она – нет.

Психиатр тогда сказал ей, что тролль – её собственный внутренний голос, отвергнутая какая-то часть. И прописал таблетки. Тролль довёл её до первой самой шикарной урны – да, он реально заставил её шататься по городу, выбирая наиболее достойную урну! Чтобы опустить таблетки туда…

«Да, мне очень скучно жить, – прямо и честно отвечает Николаусу Магда. – Я большую часть жизни ничего не чувствую, кроме скуки. Мне 30 лет, за это время я попробовала многое, получила образование, устроилась в корпорацию, начала и закончила несколько дебильнейших отношений, зачем-то переехала, ходила на танцы (брр), на рисование, на чёртово вышивание крестиком, я пытаюсь найти себе хобби, пытаюсь засыпать без снотворных, я даже путешествовала, но всё это я делала не потому что мне это нравилось, а от скуки.

Иногда я специально довожу себя до истерики, чтобы почувствовать эмоции, поплакать, но это тоже средство от скуки.

Мужчины зовут меня на свидания. Я откликаюсь, чтобы посмотреть, не будет ли с ними интересно; но ничего интересного не происходит, и я ухожу. А потом появляются такие же новые люди».

«Ну, давайте попробуем вместе молиться», – предлагает Николаус, аккуратно отодвинув допитую кофейную чашку. Они сидят за столиком фуд-корта на четвёртом этаже торгового центра. Вокруг люди едят куриные крылышки, на столе удобно лежат крошки, на руке Николауса блестят из-под манжеты рубашки круглые часы с допотопными стрелками. Если отвлечься и смотреть на эти стрелки, то Магде кажется, что она на море – часы блестят, как песок. Отвлекаться нельзя. Наверное, Николаус последний человек в городе, кто носит такие часы. Все смотрят время на телефонах. Молиться. («Кому молиться? Зачем?» —говорит тролль).

«Вспоминайте, на чём мы остановились…» – Николаус пытается поймать её взгляд, соединить свой мозг с ней в одну линию контакта, заставить её сосредоточиться. Это выглядит очень глупо! Молиться в торговом центре. Ладно, может, это и впрямь тролля уймёт.

Магдалена открывает свой блокнот и смотрит на записанные слова:

«Мужество изменить то, что могу, и…

Мудрость отличить одно от другого.

Терпение к вещам, требующим время.

Благодарность за всё, что имею,

Терпимость к духовно страдающим людям,

Свободу, чтобы жить вне ограничений моего прошлого,

Способность чувствовать Твою любовь ко мне и мою любовь к другим,

и силу вставать на ноги и начинать всё сначала.

Даже когда я чувствую (мне кажется), что это безнадёжно.

Да исполнится воля ТВОЯ, а не моя. Аминь».

3.

Тик-так. Ещё 15 минут, чтобы почистить зубы, проверить поясную сумку (это важно! вот и напоминание на холодильнике), быстро одеться, запереть дверь в квартиру, отпереть дверь в подвал, достать велосипед, запереть дверь в подвал. Положить ключ в сумку, застегнуть молнию на кармашке, поехать. Человек собирается на работу. У человека обычный с виду велосипед: крепкий, простой и не привлекает внимания. Этот человек знает толк в велосипедах. Сам собирал. Только он знает, сколько в нём улучшений.

Человек едет на работу в торговый центр. Едет узкими улочками между многоэтажек, сшибая колесом наметённые дворниками жёлтые листья. Человек беспечен, как ребёнок, совсем не думает о работе, не боится туда опоздать. По средам и пятницам он работает психотерапевтом для женщины по имени Магда. Эта женщина его любит.

Он уверен, что она его любит. Потому что он женщин бесит, а Магда всё равно приходит дважды в неделю. Магда соглашается встречаться в людном месте, ведь у него нет кабинета. Не на работу же к ней ему приезжать. Он бы мог, конечно. Познакомился бы с её начальником и коллегами. Магда стесняется.

Как вспомнить, больше всего женщин раздражала всегда его пунктуальность. Он чересчур доверяет контролю за временем! Сон и обед по расписанию. Приезд в аэропорт за час до вылета. На вокзал за две минуты до поезда, вполне достаточно, а что там делать?

Решение проблем женщины не раньше, чем она их осознает, попросит, изложит, а он почистит зубы и доделает свои дела, идущие по его плану. Бывшая жена вечно торопила его куда-то, нервничала. Он оставался спокоен. Спокоен, как заторможен, словно в нирване. Она истерила. Он продолжал быть в нирване. Она убегала без него, он словно не замечал.

Зато, надо сказать, у него прекрасные зубы.

Человек припарковывает велосипед у торгового центра. Присаживается на скамейку. Достает блокнот, перелистывает… Ровно семь минут, чтобы вспомнить, о чём он с ней говорил на прошлом сеансе.

Ну да. Она пыталась убедить его, что тролль обладает собственным сознанием, и Николас предложил это проверить. Если она считает тролля бесом, пусть попробует изгнать его молитвой… (И у неё, конечно же, ничего не получится, и тогда она поймёт, что тролль – не бес, и можно будет перейти к нормальным психотерапевтическим практикам). Молитву придумывали вместе, там он немножко отошёл от канона, и ему это понравилось.

Чёрт! Николас вспомнил, что заставило его покраснеть на прошлом «свидании» с Магдой. Когда он наклонился рассмотреть, что она написала, слишком близко к её голове, он почувствовал непонятное.

Если быть точным – он почувствовал, что в его собственные мысли вторгается что-то. Мысли становятся путаными, нечёткими. Вспомнить то, что думал секунду назад, уже трудно. Будто старик в деменции. Будто в такой понятный, самому себе знакомый-свой-родной, как квартира, в которой живешь лет 20, мозг Николаса, кто-то вставил мутное толстое стёклышко, плотную линзу.

 

Отделяющую то, что Николас привык думать и собирался подумать прямо сейчас, от того, что предлагало ему подумать Существо.

А предлагало оно ему подумать какой-то вихрь, слепок с невиданного мира, океан текучих энергий и зарождающееся что-то внутри. Но такого не может случиться. У Николаса нет ни способностей думать такое, ни картины мира, которая бы оправдала и объяснила подуманное. Если честно, он ощутил себя так, как будто клиентка перешла все границы и набросилась на него, скажем, сексуально. Он покраснел. Он забеспокоился. Он, совершенно не думая, хотя думать в тот момент было бы трудно, набросал в её книжечке какую-то молитву, которая сама собой появилась в его голове…

И отпустил, велев ей пытаться молиться.

Что-то внутри Николаса знало, что у неё не получится. И что ему придется делать это совместно с ней. Это совсем не то, как он хотел бы вести с нею сессию.

Вздохнув, человек решительно выбросил соблазны из головы и направился к столику. Он не позволит сейчас, чтобы что-то пошло не по плану.

Он пойдёт известным путем, пойдёт чисто технически, и все ошибки когнитивного восприятия станут обнажены и у него, и у неё.

План его прост, как хорошо затянутая гайка на велосипедном колесе. План его не позволит ей и ему болтаться. Найти точку отсчёта, место прорыва шины – первый момент галлюцинаций. Какое событие прошлого привело Магдалену к дебюту шизофрении?

«Ну это же не шизофрения, босс», – слышит Николаус усмехающийся голос извне, около головы, голос чёткий, словно его ботинок. Николаус не позволит. Николаус не слышит. Николаус не видит. Николаус в бешенстве. Нет, не в бешенстве! Николаус идёт.

4.

Начало рабочего дня. Она разбирает почту.

Рабочая почта Магды – длинная очередь обращений в компанию, стопки и гигабайты писем с заявками. В каждой заявке – идеи, мечты, чьи-то планы, надежды и просьбы, чертежи, расчёты, проекты. Дело Магды – отвергнуть их все.

Магда фантазирует, кем бы она могла работать ещё.

Редактором в крупном издательстве – чтобы кромсать рукописи; насмехаясь над авторами, извлекать и уничтожать их главную мысль, словно вынимая скелет из воблы. Авторы любят прилепить к своему тексту какой-нибудь оригинальный сбокубантик. Отрезать. Чик-чик. Просто так. Однообразия ради. Никакого смысла не было бы в её рутинном и увлекательном труде.

Или она могла бы работать хирургом. Вырезать гланды, аппендиксы, родинки. Или вот ещё сводителем татуировок. Есть же люди, которым надоели их татуировки, и они мечтают стереть эту гадость со своего тела. Она бы стирала.

Может быть, она смогла бы работать юристом. Исключительно мешать истцам удовлетворять их требования к ответчикам. Но тоже не повезло. Судьба повернулась единственным паззлом своей шестёренки, и уже давно и стабильно Магда занимает уникальную должность крушителя новых идей. Одной рукой она должна ловить идеи, а другой долбать их, как хищная птица разбивает мощным клювом раковины моллюсков, экономя для городского бюджета миллиарды.

Которые, конечно, тоже будут потрачены на идеи, но те идеи никогда не попадут к ней в рабочую почту. Моллюски, которые к ней попадают, уже приговорены, ей нужно лишь сформулировать этически и практически верный ответ.

Она работает в корпорации МечтаГрант. «Ваша идея может изменить мир!» – кричат билборды снаружи. «Напишите в «МечтаГрант» – мы поддерживаем и финансируем самые смелые проекты!»

Мечтайте. Создавайте. Меняйте будущее.

Расскажите, о чём вы мечтаете.

«Ещё ты могла бы работать поедателем бумаги. Вот этой штукой, в которую засовывают бумаги и она их жуёт».

Это говорит тролль. Магде кажется, что сейчас у него даже сочувственная интонация. Но ей смешно. Она поймала его на том, что вселенский дух не разбирается в технике, не знает название шредера.

«Не хочет разбираться», – поправляет тролль.

Магдалена поправляет прядь волос сигаретой. Она снова стала курить – для того, чтобы вонять на весь офис, и чтобы сделать себе горько во рту. Леденец, подаренный ей с утра подкатывающим коллегой, брошен в кипяток кружки с чаем. Она ставит эксперимент, растворится ли леденец.

Открывает окно. На окне букетик синих цветов, кто-то принёс – наверное, уборщица.

Посмотрела назад, на свой стол с бумажными письмами. На монитор с электронными. Вспомнила, что Шредер был красивый злодей из мультика её детства: ему очень шла железная маска, закрывающая рот. Одновременно прячущая, оберегающая и затыкающая…

«А когда он снял маску, то оказался совершенно некрасивым, Магда?»

«Ты смотрел черепашек-ниндзя? Вот это да, тролль смотрел черепашек! Ну ты даёшь!» – Магда даже весело рассмеялась. Да, наверное, она тоже прячется от чего-нибудь за этими бумажками, за чужими распрекрасными идеями. Каждый из этих приговорённых думает, что улучшает мир, а на самом деле всего лишь позволяет ей прятаться дальше и совершать круговорот бумаги в этом мире… ну, если письма бумажные.

Сегодня ей не нужно идти в ТЦ и встречаться с Николаусом. Сегодня не пятница и не среда. После работы она пойдёт в парк и попробует там помолиться. Только молитву она перепишет. Неизвестно, чем придумывал её Николаус, но в таком виде на этой молитве невозможно сосредоточиться.

Вылила в раковину приторно-сладкий чай. Закрыла от ветра окно. Помедлила, прикрыв глаза, представила грачей на деревьях, фонтан, тень на скамейке – две минуты ходьбы и она будет там. «Вот, а с молитвой-то гулять не скучно, и моцион, и духовная польза!» – заржал тролль. Она отмахнулась. Это же нормально, тролль и должен сопротивляться её попыткам придумать молитву.

Придумала. Она будет молиться так: «Помоги мне, Господи, понять собственные мои мысли и отличить их от мыслей снаружи…»

«Полезно, полезно», – кивнул тролль.

Ну и ладно, пока достаточно, потом придумает дальше. Магдалена закрыла блокнот, подошла к двери, прислушалась. Никого нет в коридоре. Вышла. Притворила дверь.

На двери снаружи табличка: «Руководитель экспертно-аналитического отдела, старший рецензент Чарадумова Елена Иосифовна».

Чарадумова Елена Иосифовна пошла гулять. И Магдалена ушла, не стала ждать конца дня. В её пустой черепной коробке оставались только грачи, скамейка и ветер. И фонтан.

«И тролль».

И тролль, конечно.

5.

Ангелина?

Ангелина.

У Ангелины внешность гамина. Это такое лицо, которое говорит миру: я тут девочка, я ничего не знаю, ни в чём не сведуща, но если меня ущемят или дурно обо мне позаботятся, то я укушу больно-пребольно! И подразумевается, что все ей должны. И что виноваты. Особенно бывший муж всегда виноват.

Ангелина работает в баре. Это самое подходящее место работы для Ангелин и для женщин с такими детскими лицами. С выразительными скулами, с чёрной подводкой глаз, с этим декольте, раздражающе-непристойным, даже когда оно застёгнуто на все пуговицы. Ведь понятно, что ей туда смотрят, а она и рада. Как дурочка малолетняя.

Правда, будем честны, Ангелина не делает ничего развратного в своем баре. Раньше трудилась там официанткой, болтала с другими девчонками о деньгах, шмотках, косметике, соплях детских – если другие успели родить. Фуу…

Николас остановился, слез с велосипеда. Почему его приводят в такое негодование мысли о бывшей жене? Непонятно. Два года после развода, а досада не утихает. Что за ней? Ревность, что не его?

Вроде бы у неё сейчас никого нет. Живет с подругой, квартиру снимает. Одна жить боится, может тоже кошмары ночные мучают… В баре своём поднялась, совладелицей стала, выкупила долю у начальницы. Ходит с работы быстро – до метро ей надо, недалеко, а озирается на кусты, словно испугана.

Иногда Николас хочет к ней подойти, окликнуть. Но, помня чудовищные скандалы перед разводом – нет, нет… Жалко себя и страшно, словно это не непристойная его Ангелина, бездушная кукла накрашенная, словно это не вычурная девчонка, а мама его, и он сам в детских штанишках, робеет, почти что описался. Унижение какое-то чувствует, страх, стыд, и любовь ещё к ней почему-то… или не к ней.

Дошёл до скамейки. Над этой скамейкой разбитый фонарь. Иногда фонарь ремонтируют… уже два раза Николасу пришлось возвратиться сюда поближе к полуночи и метко бросить в лампочку камнем. Никто не догадывается, почему это место в парке любят вандалы.

А потому что с соседней освещённой дорожки не видно того, кто сидит в темноте на скамейке.

Ему больно и горько.

Или не больно. Он ходит сюда по крайней мере дважды в неделю, когда у неё поздняя смена – встречать "супругу" после работы. Ходит для того, чтобы разобраться в своих чувствах – так он себя убеждает.

Просто смотрит. Не мигает, если по кепке, лбу и щекам течёт дождь. Смотрит, как маленькая плотная фигурка девушки в оранжевом плащике, припрыгивая, обходит лужи. Как она озирается и старается подождать следом идущего прохожего, как не заходит в полосу тени от дерева. Ангелина! Ровно две с половиной минуты, и она пропадает из виду, и он делается свободен и может идти домой. И у него болит сердце.

Он заходит мысленно в глубину, полноту, черноту и объём этой боли в себе.

Видит там монстров и демонов, видит себя – маленького мальчика, плачет, ищет где выход, чувствует себя одиноким. Открывает глаза. Ничего снова не получилось. Можно уходить. Велосипед в струях дождя кажется вдруг слишком резким, ненужным, нелепым, ничьим. Пора заменить ему раму. Нынешние карбоновые рамы получше будут, выдержат большой вес. Даже в столкновении с грузовиком не факт, что сомнутся. А сколько стоит такая рама для его роста? Пожалуй, он заедет завтра в спортивный магазин. Его там знают. Когда ему надоест терапевтировать несчастных, он может устроиться на подработку в спортивный магазин, будет помогать чинить и собирать велики. Ангелина…

Ушла Ангелина.