Испытания сионского мудреца

Глава 1

Эксперт по тоталитаризму

«Много о вас хорошего слышал, к сожалению, должность главврача в настоящее время занята, – без интереса ответил по телефону владелец клиники, узнав, что я согласен и на меньшее, обрадовался: – Милости просим, приезжайте!». И эта клиника была связана с горами, холмами, но находилась не на возвышенной части, а в самом низу – не на горке, а под горкой! «Что это означает?! – спросил я жену. – В этот раз мы в яме?! Наше падение?!». «Ну и шутки у тебя!» – сказала жена. Ждать пришлось недолго, когда я зашёл внутрь и выбрал в вестибюле место в кресле так, чтобы хорошо просматривался вход и все двери, а сам был мало заметен. Вскоре появились во входных дверях: пожилой – лет 60-ти, полный мужчина среднего роста, в шерстяной кофте, и – лет сорока, худощавая в юбке, энергичная блондинка. Он шёл мрачный и никого не искал взглядом, а она всё кого-то искала! Завидев меня, сидящего в кресле, тут же уверенно направилась в мою сторону, приветливо улыбаясь, протянула руку для приветствия. «Кокиш! – назвалась она. – Здравствуйте, а вы доктор…!» – произнесла она мою фамилию. Удивился её наблюдательности не очень характерной для немцев: «По каким признакам она меня сразу вычислила, интересно?». Он был седеющий, но ещё «сохранившийся» брюнет – редкий «ёжик». Недовольное удлинённое лицо, подозрительный, даже презрительный, раздражённый взгляд! Чем-то напоминал чёрного цепного Барбоса! Она, больше, лису, но с челюстями саранчи, костлявым лицом, тонким носом. Он тоже протянул руку и Шнауцером назвался! – «Так вот, почему похож…!» – понял я. Затем он без особого энтузиазма обронил: «Ну хорошо, доктор, пойдёмте в конференц-зал». Там, на фоне минеральной воды, и состоялась беседа. «Это моя правая рука – администратор! – указал он на фрау Кокиш, и добавил: – У меня нет от неё никаких секретов!». После моего повествования о себе, Шнауцер оживился, в особенности узнав об акупунктуре, гипнозе и других моих способностях. Он даже «зажёгся», лицо его сияло! Я видел, что он готов меня уже сразу оставить работать! Чувствовался в нём нетерпеливый человек сразу зажигающийся, но также, вероятно, быстро остывающий и легко разочаровывающийся. Она тоже сияла и улыбалась. У них был вид, как будто на улице нашли оба по 1000 долларовой купюре. «Вы нам очень подходите!» – сказал Шнауцер. «Да, да! – живо согласилась и Кокиш. – Вы еврей, да?» – спросил она как бы сострадательно. «Да, так получилось», – в очередной раз сознался я. Сам бы, конечно, не сказал! Быть евреем достаточно плохо, но объявить себя евреем – это уже хулиганство, это агрессия! И если еврей это делает, то из хулиганских побуждений, когда хочет похулиганить! «Наша немецкая бюрократия меня возмущает! – возмутился Шнауцер. – Такого врача, как вы, не признать в полном объёме как Facharzt (врач-специалист)! А вы знаете почему? – объяснил он: – Потому что сами не имеем хороших врачей! Но я вас возьму, вы вызываете у меня сострадание». «Ну и выражения у тебя, Петер! – ужаснулась фрау Кокиш. – Нет, чтобы сказать: – Вы мне подходите, своим ярким внешним видом и излучением приятным! Так ты говоришь: – Из-за моего сострадания вы мне подходите!». – «Да, ты права, Силке! Я не так выразился, но доктор, я думаю, меня понял. Кстати, доктор, она мне сразу сказала, что вы еврей!». «По имени», – скромно произнесла Силке. «Так вот, по какому признаку она меня уличила! Неужели это единственный признак?! Не верится, но приятно. Да нет же, она ведь меня ещё и узнала!» – понял я.

«Единственная наша проблема, – сказал заговорщически Шнауцер, – это наш главный врач!». Силке охотно кивнула. «Он хороший человек! – дальше совершил ошибку Шнауцер. Силке брезгливо скривилась. – Да, Силке! – заметил это Шнауцер. – Действительно хороший, но он находится под сильным влиянием команды врачей! Они им руководят, а не он ими! Я, конечно, – продолжал Шнауцер, – могу вас взять на работу и без его согласия! Но тогда у вас жизнь будет сложной и не доставит удовольствия! Поэтому лучше, если он с вами побеседует и даст своё согласие». «Только ты, Петер, будь при этом, – посоветовала Силке Кокиш, – а я выйду!».

Через пару минут «ввели» примерно 50-летнего хорошо упитанного, но с недовольной миной – обиженно надутого пухлогубого главного врача. Поздоровавшись со мной и назвавшись Зауэр (кислый в переводе), он вяло и без энтузиазма, задав несколько вопросов, взял в первую очередь в руки мои документы – Bewerbung (резюме), и стал тщательно, как лабораторные анализы их изучать. Шнауцер за ним наблюдал. «Вы непризнанный специалист психотерапевт – Facharzt, а жалко! – начал «сутяжничать» главный врач. – Нам как раз признанный специалист нужен!». «Но у вас же есть Weiterbildungsermдchtigung! (право провести специализацию)! – возразил Шнауцер – Вот он и станет Facharzt (специалистом)! Он ведь и так Facharzt и отличный специалист! Другое дело, что в Германии что-то нужно доделать». «Много, очень многое нужно доделать!» – охладил его пыл главный врач. – «Так он же не идёт на ваше место! Он будет ассистентом, пока! – ещё меньше успокоил он Зауэра. – Да ведь, доктор! Вы же согласны!» – обратился ко мне Шнауцер. «Конечно! – подтвердил я и усилил свою близость к народу: – Мне работа с больными доставляет больше удовольствия, чем административная!». «Но вы работали как оберарцт (замглавврача), значит вы переквалифицированный для ассистента!» – нашел другой довод против меня Зауэр – (кислый по-русски). «Так получилось, – скромно объяснил я, – некому было работать». Зауэр недоверчиво, искоса на меня глянул и опять уткнулся – «спрятался» в документы! Желая его отвлечь, размягчить, я налил ему и себе минеральной воды. «Это как-то не так получается! – как «тонкий» психолог обратил Зауэр внимание на мой жест вежливости. – Вы же у нас в гостях, а не наоборот! Значит, мы вас угощаем, а не вы нас!». – «Вечно я вляпываюсь в проблему «напиться»! – вспомнил я неудачный вступительный экзамен в мединституте по физике в 1969 году, когда у экзаменаторов попросил разрешения напиться! И меня сполна «напоили» до следующего года, когда опять поступал! Но в этот раз у меня уже был диплом в кармане и даже «с отличием»! И рядом сидел не ректор мединститута – таджик-антисемит, а тоже, возможно, антисемит, но пока на моей стороне – немец. И я сам не был уверен, нужно ли мне так уж лезть в это болото да еще – «под горку»! Поэтому решил рассчитаться за унижение в молодости: – Ничего, это всё равно! Не придавайте такое уж большое значение такой мелочи!» – великодушно улыбнулся я. «Ну ладно, доктор, идите! – сказал Шнауцер, желая разрядить обстановку. – Мы сейчас с главным врачом решим вопрос, как с вами быть». Шнауцер остался с главным врачом, как я понял, выламывать ему руки.

«Ну что?» – подбежала ко мне в коридоре Силке Кокиш. «Мне кажется, я ему не понравился! Он не поверил, что после работы оберарцтом, можно желать работать обычным врачом! Он не поверил, что работа с больными может доставлять удовольствие», – уточнил я. «Это он такой! – раздражённо бросила Силке Кокиш. – А вы подождите результат! И мне тоже очень интересно, что они решат!». Примерно через час ожидания, сказал Силке Кокиш: «Я поеду, нужно дать людям спокойно решить вопрос! Зачем я буду «сидеть над душой», а завтра я позвоню!».

«Ну что?» – спросила жена, когда я вышел. «Думаю, что возьмут! – уверенно сказал я. – И главный врач будет дураком, если этого не сделает! Тогда все его промахи будут оцениваться, что они из-за того, что меня не взял! Ему выгоднее меня взять и доказать, что я плохой врач, чем не взять! У него сейчас проигрышная ситуация, но мне его не жалко, он настоящий, неприятный – «правильный немец»!».

«Доктор я вас возьму, но денег много не могу платить! Меня никто не поймёт, я всем мало плачу! Но вам готов платить 3,5 тысячи Ђ (евро), согласны?» – позвонил на следующий день Шнауцер. «Согласен!» – сразу ответил я. «Ну хорошо, тогда я дам о себе знать в течение нескольких дней», – почему-то вяло произнес Шнауцер. «Ну что?» – спросила жена. – «Я, кажется, совершил ошибку!». – «Какую?». – «Сразу согласился на предложенную мизерную зарплату! С торгашами так нельзя! Будет пытаться еще меньше дать! Ну ладно! Если что, поставлю его в следующий раз на место!».

«Давайте встретимся, где-нибудь на автобане в месте отдыха! – через несколько дней вновь позвонил Шнауцер. – Я хочу вас познакомить ещё с моей сестрой! – объяснил он. – Она тоже участвует в нашем предприятии, как инвестор! Или же мы приедем к вам в гости?» – тут же предложил Шнауцер компромиссный вариант. «Приезжайте в гости! – выбрал я второй вариант, чувствовалось его желание нас посетить. – Хочет посмотреть наш материальный уровень и социальный статус, как иностранцев! – объяснил я жене. – Как перед предоставлением нам гражданства, нас посетили из орднунгсамта (служба слежения за порядком), посмотреть квартирные условия: не алкаши ли или другие асоциалы. Вот и он хочет, перед тем как нас «купить», еще раз товар посмотреть – приём торговца! Не хочет кота в мешке покупать! Хоть и нахваливает, но удивлен моему быстрому согласию на маленькую зарплату, значит не дорогой товар, и мог дешевле или вообще не покупать! Как видишь, я не ошибся! А сейчас, в зависимости от того, как мы живём, и новую цену соответственно ниже назначит. Если мы бедные, то еще меньшую зарплату определит, если богатые, то все равно не большую!».

В назначенный день Шнауцер приехал, но не с сестрой, а один. «Она не смогла», – объяснил он, зайдя в квартиру, и внимательно всё рассматривая. Чувствовалось, что наше «богатство» его не впечатлило, но и не шокировало. Чисто в квартире, новая, но недорогая мебель, зато обилие русской кухни и водки его расслабило, и он признался, что хотел бы меня в качестве главного врача видеть, но не сейчас! Хотя главный врач и очень хороший человек! «Хорошо, – сказал Шнауцер на прощание. Мы были уже как хорошие, давние знакомые: Я вам пришлю трудовой договор! И я бы хотел, чтобы вы через месяц, самое позднее, уже работали! А о проблеме переезда не беспокойтесь! Я и за переезд заплачу, и квартиру подыщем!». И это было бы так, если б Шнауцер был какой-нибудь Собаков, например! Не корми «местных» у себя дома, давно понял я! Не делай им дорогих подарков! Угощай их не больше, чем чашечкой кофе и желательно без молока, и уж точно без сливок! Они это за Bestechung (подкуп) примут и за твою слабость – Unterwerfung (подчинение)!

«Знаете, доктор, – позвонил через неделю Шнауцер, – я подумал: – Всё-таки переезд нелёгкое дело! Вы меня не знаете хорошо, и я вас! И кто знает, может, вы мне не подойдёте, а я вам не подойду! Я посоветовался с моим другом профессором! И он предложил, на мой взгляд, очень интересное решение вопроса, которое, я уверен, вам очень понравится и для вас очень выгодное! Я беру всё на себя: я приеду и договорюсь с Arbeits-amt(ом) (биржа труда), чтобы они продолжали вам платить пособие по безработице! А вы приедете ко мне, и поработаете у нас, ну хотя бы месяц или три, и тогда мы решим, как дальше! Ну как, хорошая идея, доктор! Правда, хорошая идея! Нет, доктор, вы только не подумайте, что я вас хочу дёшево купить! – произнёс он, почувствовав паузу и мое недовольство. – Это просто лучше для вас, доктор, подумайте, не спешите! Я готов подождать ответ!».

«Он договорится с Arbeitsamt(ом)! Что за одолжение! Они мне и так платят! – понял я его приём. – Если откажусь от его предложения, то Arbeitsamt будет меня считать, нежелающим работать и прекратит выплату пособия! Таким образом, я попадаю к нему в полную зависимость и буду вынужден принять все его условия!». Это меня и рассмешило, и возмутило. «Знаете, херр Шнауцер! – ответил я на его предложение не спешить, подождать, и дать ответ через несколько дней. – Мне не надо над вашим предложением долго думать! Извините, но я вам сразу могу твёрдо сказать – нет!». «Нет?!» – разочаровано, даже перепугано, но в то же время зло, донеслось из трубки. Не желая сжигать мосты для его отступления, я сказал: «Мне очень понравилась ваша клиника, и вы произвели «неизгладимое» впечатление! Но на такие условия я не пойду! Я не безнадёжный безработный! У меня есть другие хорошие предложения, у меня есть возможность выбора!». «Ну ладно, – вяло произнёс Шнауцер, – извините, до свидания». «До свидания!» – бодро произнёс я, в душе довольный, что сделка не состоялась, и правильно отреагировал.

«Может зря?» – спросила жена. «Нет, он позвонит и предложит прежние условия, иначе у него будет ощущение, что многое потерял!» – успокоил я жену. Ровно через неделю, в воскресенье, раздался звонок. «Это он!» – объявил я жене, прежде чем поднять трубку! Шнауцер говорил ласковым, добрым голосом: «Доктор, извините, если я вас обидел! Но вы сказали, что клиника понравилась, и меня положительно оценили. Вы подумали, наверное, или вас обидело моё предложение – недоверие? Но дело было в другом, в надёжности решения, но я вас понял! И если вы ещё не передумали, то я готов вас принять на работу на прежних условиях!». «Хорошо», – тут же согласился я. Начали с женой подготовку к новому «великому переселению народов» – в пятую по счёту республику Западной Германии на Север. Точно как и в Союзе: «С Украины на Юг в Таджикистан, а затем на Север в Петербург!».

Силке Кокиш подыскала нам квартиру в городке Швайнбург неподалёку от клиники. Приехав в клинику, съездили с Силке Кокиш осмотреть несколько квартир и остановились на одной в центре городка. По пути Силке Кокиш рассказала про плохого главного врача и хорошего Шнауцера. «А вам Петер Шнауцер понравился?» – спросила Силке Кокиш. «Да очень, только мне показалось, что с ним можно в один раз найти и в один раз всё потерять!». «Той, той, той! (Тьфу, тьфу, тьфу)! – испугалась Силке Кокиш. – Буду надеяться, что этого со мной не произойдёт!». Переходя дорогу на обратном пути напротив вокзала, я, почему-то, споткнулся и безобразно растянулся на асфальте, запачкав свой плащ, ладони и даже часть подбородка, но быстро и бодро вскочил на ноги! Отряхивая меня, жена всплакнула, так жалко ей меня стало, не видала меня ещё в таком виде. «Ничего, – успокоил я жену, – я целый, главное, чтобы это не было предзнаменованием падения». «Тьфу, на тебя! – сплюнула жена. – Ну и шутки у тебя!».

Через неделю все вещи были упакованы в ящики. В назначенный день приехала частная фирма перевозки в составе: владелицы фирмы – толстой 50-ти летней немки, одного худого раба – 30-ти летнего немца и четырёх молодых араба – рабочих. Арабы болтливые, как сороки, небрежно обращались с вещами. «Осторожно», – всё время несмело просила их хозяйка конторы. Она знала, видать, что за ними надо присматривать. «С ними трудно, – пояснила хозяйка конторы, – но что поделать: люблю я арабов! Я чувствую себя как-то притянутой к этой нации, и муж был у меня араб!». «Почему был, он что – погиб?!» – «испугавшись», спросил я с надеждой. «Нет, я с ним разошлась. Он – жестокая сволочь, меня избивал и сейчас угрожает убить, но всё равно люблю я их – арабов! Всегда еду в отпуск то в Египет, то в Тунис!». «В Израиле были?» – не удержался я от глупости. «Вы что-о-о-о! – испугалась «хозяйка арабов». – Евреи самый вредный и опасный народ! Я их очень не люблю – они много неприятностей Германии доставили, а сейчас ещё и Германия оказалась виноватой!». «Чтобы это означало? – спросил я жену. – В Зигхайме на переходе попал на украинца! На новое место перевозят арабы! Опять недоброе предзнаменование?». «Да ну, – сказала жена, – всё будет хорошо, хотя честно, мне туда не очень хочется». «Но у нас выбора нет», – сказал я. До 2 часов ночи арабы нас долго, шумно, но без трудового энтузиазма перевозили и перегружали. «Наверное, они устали и голодные, – сказал я жене, – поставь им фрукты, сок апельсиновый и печенье. «Тогда они есть будут, а не работать!» – решила жена, но выполнила мое «левацкое» – человеческое предложение. Грузчики с энтузиазмом принялись за еду и питьё, и только худой немец продолжал трудиться. «А вы помогайте ему, предложили мне в один голос «любимцы» хозяйки. Я понял, насколько моя жена умнее меня! Превратив после угощений и отдыха мою мебель в дрова, и разбив потолочную лампу на лестничной клетке, перегрузили лом в квартиру в городке Швайнбург, где нам предстояло начинать новый виток жизни – трудовой цикл. Вот только название городка не нравилось!

На следующий день позвонила и пришла Силке Кокиш с цветами, поздравлениями, как мать родная – заботливая, торжественная! «Желаю, чтобы это был ваш последний переезд!» – пожелала она. «Вы, что!» – испугался я. – «А вам что, не надоели переезды?! И я хочу, чтобы вы у нас были постоянно!». «Но для меня, всегда было страшно знать, что есть что-то последнее!». «Ну, хорошо, – согласилась фрау Кокиш, – тогда, предпоследний переезд!». «Это другое дело!» – согласился и я. – «Знаете, теперь главный врач уже спрашивает, когда вы выйдете на работу! Он уже хочет поскорее видеть вас в клинике, тем более что дежурить некому. Приходите в воскресенье, у нас ежегодный праздник в это время – встреча с бывшими пациентами».

«Знаешь, нам здесь жизнь мёдом не покажется!» – уверенно резко сказал я жене. «Почему-у-у!» – испугалась она. – «Очень много негативных примет следующих одна за другой! Я не верю в их случайность!». – «Тогда давай лучше не пойдём сюда!» – предложила жена. «Нет, это место нам послано для испытаний нас на прочность, постараемся выдержать и не сломаться! Но события здесь будут развиваться по принципу игры оркестра в режиме крещендо! Крепись!». «Да с тобой не расслабишься!» – сделала вывод жена.

В воскресенье, сидя за столиком с Петером Шнауцером, его сестрой и главным врачом Зауэром, оживлённо беседовали. Главный врач ел увлечённо, изредка отрываясь от тарелки, и тогда на его губах, и больше в уголках рта были видны остатки еды. Он этого не замечал и продолжал что-то говорить. Затем ко мне подошла «старая девочка» – худенькая пигалица, оказалась Oberдrztin (зам. главврача), и застенчиво спросила: «Можно вас на минутку?». «Фрау Пиппер! – укоризненно пожурил её главврач. – Не сейчас!». «Почему же! – возразила она уже нахально. – Именно, лучше сейчас, чтобы не забыть! Извините, доктор, что я вас отрываю от еды». «Ничего, – сказал я, – дежурство ведь тоже важно». «А вы откуда знаете?» – ещё больше застеснялась Пиппер и мы пошли к ней в кабинет. «Очень интересно, очень интересно, так интересно, – повторяла она, – гипноз, акупунктура! С удовольствием посмотрю, как вы это делаете! У нас вот только такая проблема – два дежурства не заняты, можете помочь?». «Конечно», – согласился я. «Вот вам новый план!» – дала она мне список дежурств.

В первый же день, придя на работу, сразу попал на т.н. «супервизион»! Это, когда один из внешних психологов беседует раз в месяц с командой клиники, коллективом, выясняет проблемы, психологическую атмосферу, трудовой климат. «Мы не должны уступать! – нервно требовал молодой врач по фамилии Оттен. – Он, Шнауцер, не имеет права нас унижать, оскорблять!». «Он хам! – поддержала фрау Ганзен – арт-терапевт (специалист по лечению искусством-творчеством). – И его надо поставить на место! В следующий раз я предлагаю всем покинуть рабочие места, когда он придёт и будет нас оскорблять!». «Надо создать Betriebsrat (трудовой совет), тогда мы его поставим на место! – сказал длинный молодой врач по фамилии Кляйн. – У нас всё готово есть договорённость с профсоюзами, в следующую среду они придут, и мы выберем Betriebsrat! Мы не сдадимся, будем отстаивать свои права!». «Правильно!» – шумели остальные 15 человек. «А что думаете вы?» – обратился ко мне супервизор, полный, с большими будёновскими усами, психолог. «С учётом моего советского опыта, а я, именно, оттуда, я недоверчиво отношусь к революциям и восстаниям!» – объяснил я свой скепсис. «А это не восстание! – возразил молодой врач Оттен. – Это отстаивание наших прав, у нас нет другого выхода!». «Это он восстал, а не мы», – поддержал Оттена телесно, и по-другому, ориентированный терапевт херр Хагелюкен.

«Но наш вождь Владимир Ильич Ленин сказал, что с восстанием нельзя шутить, а надо его тщательно подготовить и решительно брать: почту, телеграф, банки, а затем всё остальное!» – обозначил я задачи восставших. «Почему?!» – как всегда в Германии, не поняли собравшиеся! «Это я немного пошутил, – ответил я. – Это, конечно, в переносном смысле имел я в виду».

«Ну вот, у вас теперь есть в команде и эксперт по тоталитаризму!» – не пошутив, подсказал восставшим «потёмкинцам» супервизор. «Шнауцер предупредил, что если мы будем протестовать, он закроет клинику!» – мрачно произнесла оберэрцтин фрау Пиппер. Только главного врача здесь не было.

«Не закроет, – сказал я, – я уже третий раз переезжаю в другое место работы! И когда я переезжаю, то клиника существует не менее двух лет, но и не более! У вас есть ещё два года в запасе!». Все на меня удивлённо и перепугано посмотрели.

Подготовка к «восстанию» шла полным ходом и открыто! А раз открыто, то это уже не восстание, по ленинским правилам восстания, а бунт! В российской истории самый известный бунт, это бунт на броненосце «Потёмкин» из-за плохой еды. Тогда тоже во главе бунта стоял немец по фамилии Шмидт. Немцы, вероятно, больше, чем на бунт не способны! Конечно же, восстание нужно скрыто, и тщательно готовить! Нужны знания психологии правящего класса его уязвимые места, где и наносятся первые удары! Нужна консолидация и солидарность «трудящихся всех стран» или, хотя бы в одной отдельно взятой стране! В данном случае, ничего этого не было! Поводом для этого «бунта» было то, что Шнауцер обидел телесно-ориентированного психотерапевта Хагелюкена, хорошо сложенного, длинного, лет 35-ти, как сказали бы многие немецкие женщины: сладенький мужчина (er ist sehr sьЯ) – говорят они. Когда немецкие женщины говорят: «Мужчина «зюсс» – это признак глубокой любви и уважения, в отличие от мужчины «мачо» – нахального и в половом отношении наглого, которого как раз глубоко любят и уважают русские женщины, называя их ласково «нахалёнок». Но как говорится: «Что русскому хорошо – немцу яд!» Другое дело, что и русские женщины не всегда распознают: кто «sьЯ», а кто «мачо», которого они ищут! И увидев нашего спортсмена, без сомнения, бросились бы его атаковать своими томными взглядами и телодвижениями! Ну и что в результате б они получили?! То, что и получили многие русские женщины, выехав во Францию, например! «Не ходите русские бабы на Запад! Там не живут злые киргизы! Они не злые, как собаки……! Рядом же есть своя Киргизия!». Вот и этот «телесно-ориентированный», красиво сложенный Хагелюкен, оказался гомиком, как мне по секрету и с осуждением, поведала фрау Кокиш. Она мне это сказала ещё и потому, чтобы меня окончательно перетянуть на сторону власти, поддержать власть, а не бунтовщиков, зная, что в Союзе гомиков не любили! Но я их и без того не собирался поддерживать! – «Не хватало мне участвовать ещё в немецких революциях! Что я, Карл Маркс или Фриц Энгельс?! Были бы дореволюционные евреи умные, хотя бы как я, они бы и русскую революцию не поддержали, а тем более – немецкую! Чтобы к власти пришли настоящие патриоты «правильные немцы» и меня лишили работы! Ведь на работу меня и взял как раз, по немецким меркам, «неправильный немец»!». Так вот! Шнауцер обидел спортсмена, обругав его за то, что, уходя в отпуск, тот назначил к себе больных для лечения, а сам ушёл! Он создал, таким образом, недовольство и чувство у больных, что он незаменим, что как раз и больше всего не любил Шнауцер, как и любой большой или маленький диктатор! Только Сталин догадался сказать: «У меня нет незаменимых!».

Восставшие спросили у телесно-ориентированного психотерапевта Хагелюкена: «Как ты себя чувствуешь после обиды? Готов ли ты присоединиться к нам!». Они же сражаются за его и свои права! «Конечно, готов», – сказал Хагелюкен не очень, как мне показалось, решительно. В руководстве «бунтовщиков» выделились главные организаторы два врача: один – это Оттен кучерявый 28-ми летний среднего роста блондин, и другой – долговязый, не блондин и не кучерявый, а, наоборот, полулысый с маленькой змеевидной головой, тридцативосьмилетний доктор Хинц. Их горячо поддерживала сорокалетняя брюнетка фрау Ганзен арт-терапевт, похожая на представительницу из партии «зелёных», которые склонны к революционным действиям, и по-пролетарски готовы всегда соединяться. Они обычно неряшливо одеты, защищают природу, искусство и «бедных» арабов в Саудовской Аравии от богатых евреев. Отдыхать они едут в Египет, Иорданию, Судан, Тунис, в крайнем случае, Индию! Их лучше не спрашивать, почему они не едут в Израиль! Они хорошо знают, по рассказам родителей, что Гитлер был вынужден убивать евреев! А сейчас евреи показали, кто на самом деле фашисты – это евреи, а не немцы! Потому что, как они измываются над бедными палестинскими террористами, лишая их работы по установлению бомб в Израиле, так даже Гитлер не поступал. Они ограничивают право на передвижение террористов по Израилю, и этим тоже затрудняют работу по закладке и привидению в действие бомб! От всего этого палестинцы всё больше впадают в депрессию, скучают и беднеют, а евреи жиреют и не всегда, почему-то, хотят взрываться, и не все разом! Ещё в группе восставших был, как бы сказали в хрущёвские времена: «и примкнувший к ним Шепилов». В этой группе эту роль выполнял жирный, среднего роста с лицом, как картофельный «блин-дерун» – психолог по фамилии Зибенкотен. Похоже было, что и он, как и телесно-ориентированный психотерапевт Хагелюкен, был неравнодушен к мужскому полу! Остальные тоже покрикивали, возбуждались, как например: «музыкантша» – музыкальный терапевт тридцатилетняя, долговязая, плоская и тоже с маленькой головкой – «длинная аскарида» фрау Отремба. Одета она была немного лучше, чем фрау Ганзен, но тоже по мужскому типу. Она почему-то на меня опасливо косилась и всё время бросала подозрительные враждебные взгляды. – «Но «танцорка» у Боскугеля тоже не сразу меня зауважала! В жизни не всегда знаешь, кто тебе окажется врагом, а кто другом! Хотя я и видел, что эта, во всяком случае, другом не будет! Но надо быть полным дураком – ехать в Германию за поиском друзей! В Германию ездят за поиском денег! И если кто-то из евреев говорит обратное, смело плюйте ему или ей, если еврейка, в глаза! Хотя моя мама и говорила: «Плюнь курве в очи – скажет, дождь идёт!» – но плюнуть всё же таким не помешает. А моя мама никогда дурой не была, как, впрочем, и папа! И поэтому и мне не в кого было дураком уродиться, даже если б очень захотел! Поэтому я сразу и оценил ситуацию, возможности этих «революционеров» и понял, что ниточки этой команды тянет – управляет главный врач! А он как раз самый большой «мой друг» – кислый, тошнючий, «правильный немец»! Только одна – тридцатипятилетняя, бледная, ехидная психолог фрау Мисс оценила моё высказывание о восстании и мой опыт в русском революционном движении и сказала, что её очень впечатлило моё предостережение! Но она всё равно душой на стороне восставших, т.к. её благородство, любовь к справедливости и прочие гадости не позволяют ей бросить в годину испытаний восставший люд! А так, она со мной почти согласна. Я сразу понял, что фрау Мисс будет держаться в тени, но готова в любой момент перейти на сторону любого победителя! Ещё одной, на словах, активной сторонницей восставших была «танцорка» – танц-терапевт, коренастая с мужским черепом, сорокадвухлетняя блондинка фрау Роллике, которая, несмотря на то, что приехала вроде из Ирландии, ничем по языку и повадкам не отличалась от «тутошних». Она тоже кричала: «даёшь Варшаву, долой буржуев, родина или смерть!». Были и другие «брызги помельче», например, медсестра по фамилии Кичке – шестидесятилетняя «знаток» психотерапии, умеющая и умирающих на тот свет сопровождать, и как и медсестра Кнорр из Зигхайма, самой возвращаться. И ещё одна ассистентка – энергичная сорокадвухлетняя фрау Доброх, которая любила очень больных, но только своих, и за них всегда заступалась – также за своих! В этой клинике главный врач организовал как бы маленькую игрушечную университетскую клинику! Он ведь и пришёл из университетской клиники, из которой когда-то был изгнан! Но продолжал дружить с профессорами и в особенности с профессором Домсом, который в своё время его и изгнал из клиники! Домс мне сразу напомнил доктора Поппу из клиники Зигхайма, внешне, по крайней мере, как брат родной! Этот Домс тоже был очень присосавшийся к клинике и даже свою жену к ней присосал! Та числилась в клинике супервизором, а неучу-недоучке Шнауцеру хотелось из своей клиники создать, именно, маленькую университетскую клинику! Он, не имеющий образования, хотел править образованными: учёными, профессорами, доказывая себе – правильно сделал, что не учился – в деньгах вся сила, а не в науке! А за деньги, учёный мир охотно продаётся и покупается! «Что вы думаете о нашей клинике?» – с гордостью спросил у меня Шнауцер. А я вдруг, как всегда, взял да и ляпнул, что эта клиника у меня вызывает ассоциацию с маленькой, нудной университетской клиникой, чем Шнауцера очень огорчил и он больше ничего у меня не спросил, а я больше ничего и не сказал. И вот вся эта компания из танцоров, музыкантов, рисовальщиков, психологов и нескольких врачей, танцуя, припевая, рисуя, стала готовиться к апофеозу восстания – всеобщему собранию коллектива, на которое была приглашена администрация и лично Шнауцер, в присутствии приглашённого профсоюзного функционера местного значения. Задачей собрания было утвердить производственный совет и провозгласить правление этого совета. Выборы, тайным голосованием, предстояло провести в присутствии этого профсоюзного функционера. Сегодня и произошла эта встреча восставших с трудовым коллективом. Собрались с целью объявить задачи и цели производственного совета.