Идеальное столкновение

Глава 3.

Ольга

Замолкаю.

Голова кругом, и я прикладываю указательные пальцы к пульсирующим вискам, растираю.

Опустив детали и подробности, я пересказала бывшему мужу последовательность событий, приведших меня сюда. Меньше всего мне хотелось с ним объясняться, и уж тем более оправдываться, но лучше так, чем тешить его широкомасштабное эго, будто я примчалась в Москву из-за него.

– Неожиданно… – комментирует Баровски. Выглядит задумчиво. Умеет, когда не строит из себя шута. – А я думал, что мои жёны спелись, чтобы хорошенько отодрать мне задницу, – хмыкает он.

Поднимаю лицо, и от услышанного абсурда мои глаза неконтролируемо округляются, а где-то в горле застревает вздох возмущения, с которым произношу:

– Господи, боже мой! Ты правда считаешь, что я жила и только и думала о том, как отомстить бывшему мужу?! – всплескиваю руками. – Ну наконец-то подвернулся такой прекрасный шанс! – иронизирую я. – Баровски, ты слишком самонадеян. И поверь, твоя задница не настолько уникальна, чтобы ради нее я хотя бы пальцем пошевелила.

Брови Димы взлетают к потолку, а через секунду его губы изгибаются в знакомой самодовольной, бессовестно-наглой улыбке, из-за которой, по обыкновению, у девчонок слетают трусы. У меня же, кроме нервного выдоха, ничего и нигде не слетает. Но я дышу рвано. Взволнованно. Абсурднее ситуации в моей жизни не случалось!

Поразительно просто.

– Безумие какое-то… – бормочу себе под нос, переведя взгляд за плечо Баровски. На окно, за которым мрачно и, кажется, снова дождь.

– Согласен, – подает голос бывший муж.

Возвращаю к нему взгляд, оповещая:

– Если бы я знала… – замираю, забыв, что хотела сказать. Приоткрыв рот, с панически-возмутительным изумлением смотрю, как стремительно сокращается расстояние между нами.

Мой подбородок задирается выше и выше с каждым шагом Димы, и не свернуть себе шею помогают каблуки, дополняющие мои сто пятьдесят девять сантиметров роста.

Он останавливается в каком-то дохлом полуметре от меня. Ничтожном полуметре, не спасающим от аромата чего-то горько-дымного и одновременно перечного, ударяющего прямо по моим несчастным рецепторам.

Пачули и кардамон?

– Если бы ты знала, тебя бы здесь не было… – нависнув надо мной, продолжает вместо меня он. Мельтешит по моему лицу расплавленной карамелью глаз. Запоминает? Или пытается вспомнить? Да к черту! Что бы там ни было. – И какие теперь у тебя планы? – спрашивает с высоты своего исполинского роста.

Очевидно, что с учетом вскрывшихся обстоятельств ни о каком подписании соглашения и речи быть не может. Я проясню ситуацию с Дамиром, извинюсь перед Звягиным и отправлюсь домой. Но назло этой внезапной, несанкционированной близости и подскочившему пульсу фыркаю:

– Разумеется, обобрать тебя до трусов! – растягиваю губы в фальшивой улыбке.

Меня встряхивает. Молниеносно обсыпает придушенными когда-то мурашками, когда, слегка откинув голову назад, бывший муж начинает смеяться.

Я пытаюсь удержать губы на месте, но они самопроизвольно лезут к ушам.

– Узнаю своё маленькое меркантильное чудовище! – говорит мягко Дима, а мне в лицо горячо ударяет кровь.

Своё…

Ни черта, Баровски. Ни черта.

Сталкиваемся взглядами.

Образовавшаяся гробовая тишина словно тяжелый туман. Мне душно. И нервирует эта непозволительная близость, которую хочется прогнать, очертиться от нее, чтобы не смел… даже близко… чтобы вообще… ни на миллиметр!

– Я и забыл какая ты… – Дима замолкает, так и недоговорив. Его глаза носятся по моим лбу, носу, скулам, губам… Возвращаются к глазам.

Я прикусываю себе язык, который чешется, чтобы узнать – какая… Какая?

А оно мне надо? Вот вообще не интересно, но эта гребаная женская сущность и желание нравиться даже тому, кому противопоказано и кто мизинца твоего не стоит, бесит до нервной злой дрожи.

Тоже смотрю на него. Рассматриваю нагло. Как он.

Мы не виделись семь лет. Почти как целая вечность для внешних изменений, и я замечаю каждое. Каждое изменение в его гребаной привлекательности, которая за годы стала только ярче, выразительнее.

Он будто бы стал выше. Волосы короче, лицо мужественнее, а тело спортивнее. Хотя куда уж более? Но, кажется, для Дмитрия Баровски нет ничего невозможного. Как и для его плеч, которые стали шире. Печально, что эту деталь не способна скрыть даже объемная толстовка, в которую Дима одет. Опускаю глаза, подвисая на волевом подбородке с чувственной маленькой родинкой и врожденной ямочкой ровно посередине…

К черту!

– А я помню, какой ты… мерзавец! – поведя плечом, отбиваю.

Согласно кивнув, Баровски усмехается.

Снова настойчиво разглядывает меня. Очередной круг глазами по моему лицу и резкая остановка на волосах.

Сердце толкается о ребра, и я сжимаю руку в кулак, чтобы задавить потребность поправить выбившуюся из общей копны волос шоколадную прядь. Семь лет назад я была темно-русой, но избавилась от родного цвета сразу после развода. Ему назло! Пусть он даже не узнал об этом…

– Тебе хорошо, – одобряет. Хрипло, будто голос осел. А я взвиваюсь юлой.

Плевать! Мне плевать, нравится ему или нет. Семь лет назад ему бы не понравилось, я знаю. А сейчас… для меня важно то, что нравится только мне.

– Ладно… – мой голос тоже сипит. Коротко откашливаюсь. Достаточно этих гляделок. – Мне пора…

Я не убегаю, просто нам больше не о чем разговаривать. Все нормы приличия мы, кажется, соблюли – обменялись взаимными шпильками и довольно.

Мы не старые добрые знакомые, чтобы интересоваться, как каждый из нас прожил эти семь лет. В нашу последнюю встречу мы пожелали друг другу всего самого… плохого. И судя по тому, что мой бывший муж разводится, «награда» нашла своего героя.

– Я понял… – Дима делает шаг назад, и мне становится легче дышать. —Тебя подвезти? – предлагает.

Еще чего!

– Спасибо, не утруждайся. Вызову такси.

Он кивает.

– Ты в отеле остановилась?

– Да, – отвечаю и кручу головой по сторонам в поиске Лебедева, которого и след простыл.

Я возмущена его адвокатской неэтичностью, ведь и дураку понятно, по какой причине он так рьяно желал со мной встретиться.

– Оль…

Пинок под ребро.

– М? – поворачиваюсь к бывшему мужу.

– Я рад тебя видеть… – говорит мягко, и эта вата поднимает изнутри ненужную и глубоко забытую обиду. Обиду, напоминающую, почему я ненавижу этого человека.

Молчу. Ведь я не рада его видеть. Это я понимаю ясно, даже несмотря на автовокзальный балаган у меня внутри.

– Пока, – разворачиваюсь на каблуках и направляюсь к двери.

Иду с прямой спиной, глядя перед собой. Никакого жжения на спине, ни желания обернуться.

Холодный дождь как никогда кстати. Поднимаю к нему лицо, ловя остужающие, приводящие в чувства капли.

Пульс слегка частит. Совсем немного.

Никогда не представляла себе нашу встречу. Не планировала, не рисовала в воображении.

Рука на автомате тянется в сумочку за телефоном, но я вовремя вспоминаю, что звонить Дамиру бессмысленно. Он высоко над землей.

Глава 4.

Ольга

На мне черное облегающее платье и бессменные каблуки. Легкий макияж. Волосы аккуратно уложены.

Слишком много телодвижений для бара на первом этаже отеля, в котором остановилась, но что-то иное искать на ночь глядя и в такую погоду…

Вообще-то мне есть кому в Москве позвонить и с кем провести этот вечер, но настроение такое, что лучше психолог или бармен. По сути одно и тоже, но бармен хотя бы наливает.

На сегодня мой психолог – Славик. У него на бейдже имя написано. Но отзывается он на что угодно. Даже на щёлканье пальцами или на «эй, как тебя там?!» – что чаще всего.

Должно быть, у ребят, работающих за барной стойкой, стальные нервы и крепкие яйца. Выслушивать каждого надравшегося гостя и оставаться невозмутимым – просто сто из ста. Что они курят? Седативное?

Сидя на высоком барном стуле и забросив ногу на ногу, смотрю как Славик намешивает мне третий по счету коктейль и болтаю льдом в пустом фужере.

Когда я пришла, ему было достаточно на меня коротко посмотреть, а дальше… мой вечер перестал быть томным. Чертов алхимик! Что он мне намешал – без понятия, но теперь в моей голове крутятся статусы из Вконтакте.

Подцепляю со столешницы телефон и бужу темный экран, на котором осталась незакрытой фотография из профиля Алины Князевой в соцсети.

Это всё алхимик. Он виноват, что я пролистала до конца всю ее страничку, и теперь размышляю примерно так – «видела девушку своего бывшего. Теперь точно знаю, что подарить ему на день рождения – очки!». А-ха-ха.

Это такая невменяемая тупость – рассматривать нынешнюю своего бывшего и сравнивать себя и её. Твою мать… никогда подобным не страдала, но не из воздуха же эти статусы берутся? Значит, существует это дерьмо?

Приближаю экран к лицу и в сотый раз рассматриваю женушку Баровски. Блондинка с голубыми глазами. Как и полагается модели – высокая и стройная. Это сказочно бесит.

Разумеется, я мечтала увидеть инкубаторную среднестатистическую модель с бесконечными ногами и пустой головой, ведь в душе каждая бывшая надеется, что она лучше тех, кто был до нее, и намного лучше, кто после.

Эта Князева оказалась внешне довольно милой. Полная противоположность мне, но очень естественная.

Мое женское эго задето, но об этом я никому не скажу. Разве что…

– Славик, а вот скажи мне, дорогой, почему все мужики козлы? – интересуюсь у бармена, забирающего у меня пустой фужер и меняющего его на полный.

Выгибает брови. Улыбается так хорошо. Сразу видно, человек участливый.

Я делаю глоток охлаждающего многослойного коктейля и выжидательно смотрю на алхимика, вытирающего столешницу после конденсата.

– А вы у него и спросите, – советует Славик с мягкой лукавой улыбкой.

Непонимающе хмурюсь.

– У кого?

– У мужика, который козел.

Пффф…

Прищуриваюсь.

Думаю.

В голове от выпитого вязко, оттого думаю долго. А надумав, хмыкаю.

Еще чего! Я не настолько пьяна, чтобы названивать бывшим. Хотя… я сегодня такую эмоциональную турбулентность пережила, что почему бы и… да?

– Славик, муа, дорогой! – вытягиваю губы трубочкой и посылаю ему воздушный поцелуй.

Листаю контакты в телефонной книжке.

Нахожу. Не тот, что нужен, но за неимением другого и этот пойдет. Бывший и бывший.

Время десять, почти что детское, так что…

– Оля? – слышу приглушенно-настороженное в трубке спустя три гудка.

Приосаниваюсь на стуле.

– Леша, привет, – говорю в трубку. Выходит низко и хрипло, как туберкулезник. Откашливаюсь.

– Здравствуй, Оля… – шепчет. – Что-то случилось?

Закатываю глаза. Ну почему сразу должно что-то случиться? В десять вечера, у одинокой женщины подшофе, которая сегодня встретила дьявола во плоти? Ничего! Все прекрасно!

Ну окей, мы не часто созваниваемся с бывшим мужем. Моим вторым бывшим мужем. Точнее вообще не созваниваемся. Но у нас прекрасные отношения после развода. Цивилизованные. Мы даже поздравляем друг друга по праздникам.

И да, я никогда ему вот так не звонила. И не позвонила бы, ведь хочу позвонить не ему. Но другого номера, того самого козла, у меня нет, да и день сегодня через жопу, так что хуже не будет.

Я открываю рот… и замолкаю, слыша в трубке детский плач. Такой тонкий, плюшевый. Забываю, что хотела сказать. Слушаю, как Леша что-то нашептывает. Что-то ласковое, успокаивающее и нежное. Не мне. Кому-то там. На том проводе. Семье.

Семья у него…

– Леш… – сглотнув горечь, сиплю. К глазам придурошные слезы подступают. – Почему у нас не сложилось?

Тарасов шумно выдыхает.

Молчит, а я слушаю детское кряхтение, тоненькие стоны и всхлипы, раскатывающие меня как тесто для пахлавы.

– Оля… – со вздохом говорит он.

Понятно, что мой вопрос опоздал примерно года на три, но лучше поздно, чем слишком поздно.

– Нет, скажи! – требую, промаргиваясь и приподняв немного голову, загоняя слезы обратно.

Я вышла за него замуж через два года после первого развода. Леша Тарасов. Надежный, добрый, уютный мужчина. Надежный. Наверное, именно этого я и искала после неудачного брака. Наверное, поэтому выскочила замуж так быстро. Чтобы перебить разочарование. Заглушить боль и предательство. Чтобы наивно не потерять веру в мужчин. Порядочных. Любящих. Верных.

Тарасов был старше меня на десять лет. Основательный. Уже прочно сидевший в судейском кресле. Я думала, у нас получится. Я хотела, чтобы у нас получилось! Но… мы развелись через год. Он ушел от меня бережно. Заботливо. Наготовив кучу наивкуснейших блюд, выстирав все мои вещи и оплатив счета.

– Для счастливой семьи нужны двое, – мягко произносит Леша. – У тебя был я. А у меня тебя не было…

Как это не было?

Воздух застревает в лёгких. Я выпрямляюсь. Смотрю в одну точку и не могу дышать.

Не понимаю. Я не понимаю!

В те годы я действительно много работала. Помню, пропадала в командировках, наращивала адвокатские зубы, я старалась быть лучшей в своем деле, так о чем он? Ему не хватало внимания? Секса? Чего?

– Леш…

– Ты меня не любила, Оль.

– Я любила… – пытаюсь возразить.

– Но не меня… – перебивает Тарасов. – Не меня.

– Леша…

– Оля…

В трубке снова детский плач.

Леша взволнованно дышит, пока изнутри меня разматывает как центрифугу.

– Извини, мне надо идти… – мечется Леша, – давай я…

– Кто у тебя? – перебив, спрашиваю бесцветно.

– Дочка.

Закрываю глаза, позволяя скатиться слезе.

– Спокойно ночи. – Отключаюсь.

Кладу телефон рядом с фужером.

Паршиво. Господи, как же паршиво.

Закрываю ладонями лицо и беззвучно реву в них.

Глава 5.

Ольга

– … я, блин, будто не в отпуск приехал, а в командировку! – орет в трубку Айматов. Он сказал, что в Пунта-Кане сейчас три ночи, и с учетом одиннадцатичасового перелета Дамир страшно активен. Чего не скажешь обо мне. В Москве десять утра, и если бы не звонок друга, я бы провалялась в постели до обеда, не меньше. – Оль, я, по-твоему, похож на человека, который готов распрощаться с собственными яйцами? Будто я дебил и не знаю, какой Ольга Валерьевна может быть в гневе.

Морщусь. Голос Айматова резонирует в ушах и отдается пульсирующей тупой болью в голове. Ничего нового, просто закономерный результат вчерашнего незапланированного реквиема по бывшим. Я, конечно, понимаю, какая шлея мне под хвост попала, но чтобы напиваться из-за Баровски… Подобную дичь я провернула однажды – после того, как ушла от него семь лет назад. Пять минут гордилась, полдня ревела, три дня в запое.

Ладно, зато, как только вернулась в свой номер, отрубилась сходу. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

– Я не знаю, Дамир, – отвечаю вяло. – Но согласись, это выглядит, как минимум, подозрительно.

– Мать твою! – снова орет Айматов. Не выдерживаю и отвожу трубку от уха.

– Дамир! – на заднем фоне шикает на него жена.

– Можешь не орать? – поддерживаю ее.

Грузный длинный выдох в трубке.

– Оля, я еще раз повторяю, – продолжает Айматов, слегка сбавив обороты, – я понятия не имел, что муж этой блогерши – твой бывший ушлепок. Да я даже про эту блогершу ничего не знал! – снова повышает голос. – Я тупо не заморачивался, потому что заведомо знал, что не возьмусь за это дело. Я сразу позвонил тебе. Вспомни, милая…

Ага… мне по комнате глазами водить тяжко, не то, что мозгами ворочать.

Но звучит убедительно, да. За девять лет нашей дружбы Дамир Айматов меня ни разу не подставил, и подложить свинью в лице Баровски – не в его духе. Смысл? Какие ему с этого плюшки?

– Значит, это подлое стечение обстоятельств, – зевнув, резюмирую сухо.

Я даже порадоваться по-человечески не могу, что мой друг не причастен к этой истории. Мне дурно. Сушит во рту и глаза слипаются. Еще этот неуютный полумрак в номере. И прохлада такая же неуютная. Сырая.

– Оль?

– М?

– Прости. Клянусь, я не знал. Если бы знал и не этот отпуск, хрен бы я это дело тебе отдал, – сообщает Дамирчик. – Я бы поимел этого ублюдка на индивидуальных тарифах. С почестями и по достоинству.

Растягиваю губы в улыбке, представив умоляющего помиловать Баровски в коленно-локтевой позе. А хорошо, да!

– Мне нравится, – довольно отзываюсь.

– Понимаю, – верит мне Дамчик. – А вот ты, моя дорогая, поспешила. Ты какого рожна вчера позвонила агенту? – вдруг наезжает Айматов.

Резко принимаю сидячее положение.

Вчера, как только приехала в отель, сразу отзвонилась Звягину и сообщила, чтобы на меня в деле Князевой не рассчитывали. Извинилась, разумеется, пожелала удачи. А как иначе?

– В смысле? – возмущенно интересуюсь у друга. – А почему я не должна была этого делать?

– Оля! Я как вай-фай поймал, на меня шквал звонков обрушился, – вскипает Айматов. – Я стоял в холле отеля и выслушивал дерьмо в свой адрес о том, что рекомендованный мною адвокат просто тупо слился. Чанчикова, какого черта?

С каждым словом Дамира моя челюсть опадает все ниже и ниже.

Вскакиваю с постели. Славливаю легкое головокружение, но забиваю на этот пустяк, ведь негодование лезет из всевозможных щелей.

– Какого черта? – раздражённо переспрашиваю я. – А ты не обнаглел, Дамирчик? Не в курсе, кому и что ты там обещал, меня это не волнует. Я не собираюсь вести это дело, и ты, как никто другой, обязан понимать почему.

– Я понимаю. Но, Оль, и ты меня пойми. За эту блогершу жопу рвет очень влиятельный человек…

– Да мне плевать, кто за нее жопу рвет. Я не собираюсь надрывать свою, потому что… – замолкаю, подбирая правильные слова, – потому что мне неприятно, Дам! И неэтично, – добавляю с жалким отчаянием.

– Оль, о какой этике ты сейчас говоришь?! Не беси!

– Адвокатской, Айматов! Адвокатской! Тебе ли не знать! – фыркаю я.

– В задницу ее. Мы сейчас говорим о репутации. А с ней придется распрощаться, если мы не обеспечим блогерше развод в кратчайшие сроки.

– Не мы, а ты!

– Окей, я. Договорились. Пусть я, – сдается Айматов. – Две недели, Оль. Меня не будет две недели, а потом я вернусь и заберу эту блогершу. Просто начни это дело. Через неделю первый суд. Подготовишь документы, посмотришь, где-че можно обойти, а я приеду и доведу до конца.

Супер.

Класс.

Потрясающе.

– Нет! – решительно заявляю одновременно со стуком в дверь.

Резко оборачиваюсь.

В дверь снова стучат, и на этот раз требовательно и… будто бы нагло.

Да что там такое? Всеобщая эвакуация? Горим?

– Разве у тебя нет желания навтыкать Баровски? – продолжает уламывать меня Дам, пока я, зажав телефон между ухом и плечом, затягиваю потуже пояс на талии. – Просто подготовь мне его…

Направляюсь к двери, волоча за собой подол длинного отельного халата.

Рывком и со злостью дергаю на себя дверь.

Мои глаза распахиваются, голос Дамира становится вакуумным, как и смысл его слов, потому что все мои рецепторы и функции забивают аромат уже знакомого парфюма, свежесваренного кофе и взгляд пронзительных глаз из-под белой бейсболки.

– Не помню, какой ты любишь. Взял американо с ядом саламандры, – припав плечом к дверному откосу, Дмитрий Баровски протягивает мне стаканчик с кофе. – Держи. Доброе утро! – улыбается гаденько.

Какого… здесь происходит?

– Что… – только и удается выдавить из себя вместо «что ты здесь делаешь?».

– Я говорю, отымею его со всей адвокатской предвзятостью… – уточняет Дамир, вероятно расценив, что мой невнятный вяк адресован ему.

Скинув секундный дурман, поднимаю руку и ладонью прикрываю динамик.

Баровски хватает ума понять, что я разговариваю по телефону, и, кивнув с позволением, мол – «продолжай, я подожду», толкает дверь и бесцеремонно входит в мой номер. Даже не потрудившись разуться.

Поперхнувшись такой возмутительной наглостью, закрываю дверь и чешу за ним.

Останавливаюсь в арочном проеме, глядя на широкую спину.

– … обеспечь ему «предварительные ласки», об остальном позабочусь я… – распинается Айматов.

Предварительные ласки?

Кровь ударяет по моим щекам, и, к счастью, Баровски этого не видит, шаря глазами по моей комнате. Обнаружив стол, ставит на него «мой стаканчик с кофе», а следом вальяжно пристраивает свою спортивную задницу.

– … с тебя прелюдия, с меня качественный «трах», – заявляет Айматов не в том смысле, по которому вспыхивает мое лицо.

Баровски делает глоток. Смотрит на меня поверх своего стакана с фирменным прищуром. В нем вызов. И я, как собака Павлова, на рефлексах реагирую на него. Подняв подбородок и не разрывая зрительного контакта с Димой, говорю в трубку:

– Окей. Две недели.

– Не понял… – теряется друг.

– Я согласна.

Глава 6.

Ольга

Эмоции – враги для хорошего адвоката.

Был у меня в универе один препод, самодур редкостный, но мне запомнилась однажды оброненная им фраза – «как только начинаешь испытывать хоть какие-то чувства, ты в одночасье перестаешь быть адвокатом и превращаешься в обычного человека».

В те годы учебы в магистратуре я точно знала, что хочу быть адвокатом, но определиться с областью права мне «великодушно», буквально с оглушительного пинка помог бывший муж…

Я не привередничаю в делах и никогда не возьмусь за то или иное только потому, что симпатизирую вот этой обманутой женщине, или потому, что хочу наказать изменщика-мужа. Я просто делаю свою работу, за которую мне хорошо платят. С бесстрастным к ней отношением и холодной головой.

Слукавлю, если не скажу, что в первый год адвокатской практики у меня не было желания уложить на лопатки всех мудаков, обманувших своих женщин. Отголоски собственного развода давали о себе знать, и я в течение нескольких лет сводила счеты с бывшим, представляя интересы исключительно обиженных жен.

А потом… я настолько очерствела, что мне стало плевать, кому я буду помогать отсуживать всё совместно нажитое имущество.

И вот сейчас, свернув разговор с Дамиром, я списываю свое решение оставаться в деле на похмельный дурман, а не желание конфронтировать с бывшим мужем.

Я знаю, что уже через несколько часов мой запал схлопнется под тяжестью логики, и я фатально пожалею о своем поступке, но слово, как говорится, не воробей… да и этот наглый прищур на свежем, выспавшемся лице, по-мужски небрежно выставленные в проход между столом и кроватью длинные ноги и самодовольная ухмылочка раздражают до пены из рта.

Зажав телефон в ладони, складываю руки на груди. Моя поза закрытая, и я демонстрирую ее с вопиющей показушностью, всем своим видом показывая, как я «счастлива» видеть Баровски.

– Что ты здесь забыл? – спрашиваю, не пряча эмоций.

Дима не торопится отвечать. Размеренно, нарочито медленно подносит стакан к губам и также неторопливо делает глоток кофе.

Издевается.

Но я стоически жду, транслируя адскую выдержку, хоть и захлебываюсь дьявольским желанием вонзиться когтями в эту самодовольную физиономию, а потом вытолкать эти спортивные габариты за дверь.