Эпохи глобализации: география, технологии и институты

Ускорение изменений

На заре человеческой истории все люди были собирателями, участвовавшими в охоте и сборе пищи, необходимых для выживания. Разделения между городом и деревней не существовало, поскольку деревень попросту не было, не говоря уже о городах. Неолитическая революция в сельском хозяйстве привела к появлению земледельческих деревень и оседлой жизни, преимущественно (но не полностью) вытеснивших собирательство и кочевничество. На протяжении нескольких тысяч лет, вплоть до начала собственно индустриализации, почти все человечество проживало на деревенских территориях, причем большинство людей занималось натуральным сельским хозяйством. Каждая сельскохозяйственная семья упорно трудилась, чтобы прокормить себя, и лишь мизерный излишек (если он вообще оставался) продавался на рынках или использовался для уплаты налогов.

На территории значительной части планеты вплоть до XX века, а в беднейших странах и до сегодняшнего дня, объем сельскохозяйственного производства был столь невелик, что риск недоедания и массового голода присутствовал всегда. Французская революция 1789 года отчасти была спровоцирована широко распространившимся голодом, вызванным усилиями властей по сбору налогов для покрытия государственных долгов. Голод в Ирландии в 1840-х годах унес жизни примерно миллиона человек. Во второй половине XIX века регулярные вспышки голода в Британской Индии и других колонизированных территориях уничтожили десятки миллионов людей[2].

Индустриализация и сопровождавшие ее достижения в механизации сельского хозяйства и компетенциях в агрономии невероятно увеличили объем производства продовольствия на одного сельского работника в промышленных экономиках. Там, где прежде почти всем домохозяйствам приходилось заниматься сельским хозяйством, чтобы вырастить достаточно продовольствия для всего населения, теперь у меньшей и сокращающейся доли рабочей силы появилась возможность кормить всех остальных. Увеличение производства продовольствия вело к резкому снижению рисков общего недоедания и широкого распространения голода. «Избыточные» аграрные работники, которых замещала сельскохозяйственная техника, в поисках занятости уходили из деревень в города. В Британии – первом индустриальном обществе – доля городских жителей примерно в 1880 году превышала уже половину населения, хотя бо́льшая часть населения планеты в это время еще преимущественно проживала в сельской местности. По мере распространения индустриализации, хотя оно и происходило очень неравномерно в мировых масштабах, урбанизация и уровень жизни стали расти.

Примечательно то, насколько большое время потребовалось человечеству для того, чтобы освободиться из почти всеохватывающей нищеты и голода. Если взглянуть на длинную траекторию человеческого опыта, то большинство экономических и демографических изменений произошли в мгновение ока в течение последних примерно двухсот лет нашего существования в качестве биологического вида, насчитывающего 300 тысяч лет. Таким образом, первый урок долгосрочных глобальных изменений заключается в том, что они имели суперэкспоненциальный характер: их темпы нарастали, а наибольшие перемены произошли в самом недавнем прошлом.

Рассмотрим три плоскости долгосрочных изменений: во-первых, совокупная численность человеческой популяции, во-вторых, уровень урбанизации, то есть доля населения мира, проживающая в городских территориях, и, в-третьих, объем глобального производства на душу населения. Участники проекта HYDE 3.1 предприняли титанические усилия по построению непротиворечивых оценок численности населения и уровня урбанизации во всем мире и в отдельных регионах начиная с 10 тысяч лет до н. э.[3] Это исследование является примечательным свершением, обеспечивающим совершенно необходимую нам совокупность доказательств. Оценки производства на душу населения являются результатом столь же выдающихся усилий, который предпринял покойный великий историк экономики Ангус Мэддисон.

Оценка численности мирового населения за последние 12 тысяч лет представлена на рис. 1.1. В промежутке между 10 тысячами и 3 тысячами лет до н. э., то есть в ходе неолитической эпохи, оценочная численность населения увеличилась с 2 млн до 45 млн человек – иными словами, годовые темпы роста составляли всего 0,04 %. В промежутке между 3000 и 1000 годами до н. э. (эпоха всадников) эта динамика слегка увеличилась до 0,05 % в год. Между 1000 годом до н. э. и 1500 годом, в классическую эпоху, темпы роста населения вновь выросли, уже до 0,06 % в год. В 1500–1800 годах (океаническая эпоха) этот показатель увеличился еще больше, до 0,25 %, а совокупная оценочная численность населения планеты удвоилась с 461 млн до 990 млн человек. Затем, в 1800–2000 годах, в индустриальную эпоху, темп роста подскочил до 0,92 %, в результате чего население мира увеличилось более чем в шесть раз – с 990 млн до 6,145 млрд человек. Таким образом, на протяжении большей части человеческой истории рост населения год от года и от столетия к столетию был неощутим, но с наступлением океанической и индустриальной эпох население планеты резко увеличилось.

Оценка масштабов урбанизации представлена на рис. 1.2. Этот график выглядит почти так же, как и предыдущий. В начале неолитического периода почти все люди по-прежнему занимались собирательством – урбанизация находилась на нулевом уровне. Но и спустя десять тысяч лет, в I веке н. э., несмотря на то что большинство людей уже жило в небольших сельскохозяйственных поселениях, доля городских жителей все еще составляла менее 1 %. Спустя еще тысячу лет, в 1000 году, уровень урбанизации достиг примерно 3 %, а на 1900 год глобальный масштаб урбанизации составлял всего 16 %. Лишь в XXI веке больше половины человечества живет в городских условиях – в 2020 году этот показатель оценивался в 55 %. И хотя мы любуемся величественными городскими руинами античного Рима и восхищаемся поражающими воображение достижениями Флоренции и Венеции эпохи Возрождения, до самого недавнего времени города мира в целом были домом лишь для очень небольшой доли человечества.

РИС. 1.1. Численность мирового населения (10 тысяч лет до н. э. – 2000 г.), млн чел.

ИСТОЧНИК: Kees Klein Goldewijk, Arthur Beusen, and Peter Janssen. “Long-Term Dynamic Modeling of Global Population and Built-up Area in a Spatially Explicit Way: Hyde 3.1”, The Holocene 20, no. 4 (2010): 565–73.

ПРИМЕЧАНИЕ. Цветные иллюстрации размещены на сайте????????????.

РИС. 1.2. Глобальный уровень урбанизации (10 тысяч лет до н. э. – настоящее время), %

ИСТОЧНИК: Kees Klein Goldewijk, Arthur Beusen, and Peter Janssen. “Long-Term Dynamic Modeling of Global Population and Built-up Area in a Spatially Explicit Way: Hyde 3.1”, The Holocene 20, no. 4 (2010): 565–73.

Предпринятые Мэддисоном оценки глобального производства на душу населения в промежутке от 1 года до 2008 года представлены на рис. 1.3. Здесь мы вновь видим ту же модель, что и в случае с населением и урбанизацией. До 1500 года ощутимого изменения мирового производства на душу населения не происходило: ежегодный рост составлял всего 0,01 %. Между 1500 и 1820 годами происходило незначительное увеличение производства – годовые темпы роста были равны 0,05 %. Затем, вместе с началом индустриализации, произошел решительный подъем: между 1820 и 2000 годами средние темпы роста составляли 1,3 % в год. За эти 180 лет объем мирового производства на душу населения увеличился примерно в 11 раз, что привело к столь же впечатляющему сокращению уровня крайней бедности в глобальном масштабе – примерно с 90 % в 1820 году до порядка 10 % в 2015 году[4].

РИС. 1.3. Объем мирового производства на душу населения (1–2008 гг.) в международных долларах 1990 г. по методу Гири-Камиса

ИСТОЧНИК: Angus Maddison. “Statistics on World Population, GDP and Per Capita GDP, 1–2008 AD”, Historical Statistics 3 (2010): 1–36.

Перед нами три впечатляющих случая суперэкспоненциального роста, которые напоминают о столь же впечатляющих глобальных изменениях, произошедших с начала индустриализации. Однако не следует думать, что до 1800 года человеческие общества были статичны. Долгий период, который предшествовал началу индустриализации, был энергичным и необходимым путем к подлинному взлету мировой экономики. Предшествующие эпохи глобализации заложили принципиальные основания науки, технологий, управления, коммерческого права и масштабных амбиций, которые в конечном итоге и породили индустриальную эпоху.

Масштаб экономики и темпы изменений

В экономической теории существует базовое представление о том, что более значительный масштаб рынка способствует более высоким доходам и более быстрому росту. При наличии более масштабного рынка может происходить более существенная специализация трудовых задач, что ведет к более значительным навыкам и профессионализму рабочей силы в каждом направлении экономической деятельности (сельское хозяйство, строительство, обрабатывающий сектор, транспорт, здравоохранение и т. д.) и снижению производственных издержек. Кроме того, более масштабный рынок обеспечивает более значительные стимулы к изобретению новых продуктов, поскольку они добираются до большего количества потребителей, а для осуществления прорывных достижений обнаруживается больше изобретателей.

Поэтому наиболее принципиальной причиной для взлета экономического роста примерно в 1800 году является масштаб. К этому моменту численность мирового населения достигла 1 млрд жителей, а человечество стало все более взаимосвязанным с помощью торговли, транспорта, миграции и политики. Разумеется, наибольшие выгоды от этого нового масштаба получили лишь некоторые части планеты, прежде всего Северная Атлантика, а отдельные территории, прежде всего Африка южнее Сахары и Индия, подверглись жестокому и обессиливающему имперскому завоеванию. Тем не менее к 1800 году масштаб глобальной экономической деятельности был несопоставимо больше, чем, к примеру, за 10 тысяч лет до нашей эры, когда все человечество составляли порядка 2 млн рассеянных по обширной территории людей.

Таким образом, историю глобализации можно рассматривать как ряд трансформаций, которые вели к увеличению масштаба. В эпоху палеолита люди современного типа увеличивали масштаб человеческого расселения, мигрируя по всему миру, хотя большинство индивидов проводили свою жизнь в рамках групп численностью от 30 до 50 человек[5]. В эпоху неолита население планеты выросло примерно в 22 раза, с 2 млн за 10 тысяч лет до н. э. до порядка 45 млн в 3000 году до н. э., а люди жили в деревнях, насчитывавших несколько сотен человек. В эпоху всадников мировое население выросло примерно с 45 млн в 3000 году до н. э. до 115 млн в 1000 году н. э., причем подавляющее большинство проживало в пределах все более взаимосвязанной полосы, протянувшейся с востока на запад Евразии. Теперь человечество впервые было организовано в виде государств с отчетливыми границами, а не просто рассеянных деревень. В классическую эпоху численность человеческой популяции значительно выросла – от 188 млн в 1 году до 295 млн к 1000 году и 390 млн к 1400 году. Все больше людей жило в многонациональных многоконфессиональных империях, которые располагались на пространствах суши, таких как Римская, Ханьская, Персидская, Византийская и Монгольская империи, империи Маурьев и Омейядов и другие. Эти империи не только воевали, но и торговали друг с другом на дальние расстояния.

Вместе с путешествиями Христофора Колумба и Васко да Гамы, когда произошел переход к океанической эпохе, масштаб увеличился вновь, на сей раз до глобального охвата, который заново связал Старый и Новый Свет с помощью океанского мореплавания. Мировое население вновь резко увеличилось благодаря трансокеанскому обмену разнообразными продуктами питания (например, из Старого Света на Американский континент была завезена пшеница, а из Америки в Старый Свет попала кукуруза), что обусловило чрезвычайное увеличение производства продовольствия и численности населения. К 1800 году население планеты находилось на уровне 990 млн человек. В индустриальную эпоху глобальные взаимосвязи решительно усилились благодаря железным дорогам, океанским пароходам, автомобилям, авиации, телеграфу, телефону, спутниковой связи и, наконец, интернету, а численность мирового населения резко выросла. Впервые в человеческой истории появились подлинно гегемонистские политические силы, чье могущество распространялось на бо́льшую часть земного шара – сначала это была Британия, а затем, после Второй мировой войны, Соединенные Штаты. С переходом к цифровой эпохе глобальное могущество вновь трансформируется, а интенсивность всемирных взаимодействий продолжает нарастать, на сей раз благодаря всепроникающим, происходящим в режиме реального времени потокам информации, которые распространяются по планете.

В этом смысле эпохи глобализации как выступают объяснением растущего масштаба всемирных взаимодействий, так и сами объясняются ими. Всякое наращивание глобального масштаба порождало новые технологии, которые увеличивали население и производство. Кроме того, всякое наращивание масштаба меняло природу управления и характер геополитики. Однако теперь нам приходится расплачиваться за уникальный феномен нашего времени. В 2020 году, когда население планеты достигло 7,7 млрд человек, увеличиваясь на 75–80 млн человек ежегодно, а объем производства на душу населения в среднем составляет 17 тысяч долларов (в ценах с поправкой на паритет покупательной способности), обширный масштаб человеческой деятельности рискованно вторгается в фундаментальные процессы в окружающей среде: климат, воду, почвы и биологическое разнообразие. Мы достигли того масштаба, когда человеческая деятельность в целом опасным образом меняет климат, биоразнообразие и другие системы Земли, такие как водные и азотные циклы. В дальнейшем мы еще обратимся к этой теме.

Хотя масштаб имеет ключевое значение для производительности и инноваций, предопределяющим его решающим фактором зачастую выступает география. Масштаб той или иной экономики или группы взаимосвязанных экономик зависит от способности к торговле, а следовательно, от географических условий для перемещения товаров, людей и идей. Удаленные или изолированные места не будут получать столько же выгод от торговли и распространения идей, как территории с более удобным доступом. Например, Американский континент значительно отставал от Старого Света в части технологических достижений, пока два разделенных на протяжении десяти тысяч лет полушария после 1500 года не были вновь связаны океанским транспортом. Отдаленные общества горцев и общества небольших островов, находящихся далеко от материков и корабельных маршрутов, как правило, технологически отстают от более близких к побережьям и, как следствие, доступных регионов. Евразия долго обладала широчайшими географическими преимуществами в достижении масштаба над Америкой, Африкой и Океанией – эти преимущества возникали благодаря более связной торговле, более легким коммуникациям и общим экологическим нишам, которые способствовали распространению технологий, институтов и культурных практик.

Мальтузианский пессимизм

Может показаться, что описанные выше основные контуры человеческой истории демонстрируют разворачивание прогресса, хотя этот прогресс и был постоянно отмечен несправедливостью, различными формами неравенства и крайним насилием. Однако по поводу устойчивости прогресса уже давно звучат авторитетные предупредительные голоса. Наиболее влиятельным пессимистом в современной экономической мысли, несомненно, был Томас Роберт Мальтус, английский пастор, написавший свои работы в конце XVIII – начале XIX века. Как хорошо известно, он предупреждал о пагубных последствиях попыток улучшить удел бедняков и даже делал предостережения относительно шансов на долгосрочный экономический прогресс. Мальтус утверждал, что вслед за любым подъемом производительности в мире может в итоге попросту появиться больше бедняков, но какого-либо долгосрочного решения проблемы бедности при этом не появится. Провокативный пессимизм Мальтуса стал известен как мальтузианское проклятие. Мальтус поднял принципиальный вопрос о том, можно ли надолго сохранять достижения в уровне жизни.

Вот как рассуждал Мальтус. Предположим, что сельскохозяйственные производители научились удваивать свой выпуск. В таком случае создается ощущение, что каждый сможет есть вдвое больше, а голод и нищета будут стремительно сокращаться. Но что произойдет, если в результате население увеличится в два раза, поскольку до совершеннолетия будет доживать больше детей, а больше молодых людей смогут позволить себе обзавестись семьями? Если население удвоится, а площадь сельскохозяйственных земель останется неизменной, то количество продовольствия на душу населения вернется к первоначальным показателям. А если население вырастет более чем вдвое, то есть если произойдет перенаселение, то его уровень жизни фактически может упасть ниже исходного, пока новые вспышки голода и заболеваний не развернут это перенаселение вспять.

Мальтус сформулировал провокативную и важную гипотезу, но, к счастью для нас, его выводы оказались преувеличенно пессимистичными. Когда в XIX–XX веках уровень жизни стал расти по всему миру, а все больше людей перебирались в города, семьи отдавали предпочтение тому, чтобы иметь меньше детей и больше вкладывать в образование, питание и здоровье каждого ребенка. Если сформулировать это на языке демографии, в воспитании детей происходил переход от «количества» к «качеству». По мере того как во всем мире повышались качество жизни, грамотность и уровень урбанизации, темпы рождаемости на большей части планеты снижались до «коэффициента воспроизводства населения» – двое или меньше детей на одну мать[6]. В результате улучшение производительности в экономике не нивелируется ростом населения. В нескольких регионах – прежде всего в Африке южнее Сахары – и сейчас сохраняются очень высокие темпы рождаемости, вследствие чего уровень жизни еще не растет темпами, необходимыми для того, чтобы покончить с нищетой на этих территориях. Но можно ожидать, что по мере роста урбанизации и увеличения периода школьного образования, особенно для девочек, темпы рождаемости будут снижаться и в этих местах.

И все же пессимизм Мальтуса по-прежнему имеет слишком большое значение и сегодня: его предупреждения еще не полностью опровергнуты. Сейчас на нашей планете проживает примерно 8 млрд человек, а с учетом предполагаемого увеличения мирового населения до порядка 9,7 млрд к 2050 году и предстоящих масштабных опасностей в сфере окружающей среды – изменений климата, утраты биологического разнообразия, сверхзагрязнения – мы еще не продемонстрировали, что к тому моменту сможем поддерживать прогресс. Для этого нам потребуется не только стабилизировать численность глобального населения, но и покончить с тем масштабным вредом, который мы сейчас причиняем окружающей среде. Нам по-прежнему требуется проделать переход к возобновляемой энергии, устойчивому сельскому хозяйству и экономике замкнутого цикла, которая безопасно утилизирует свои отходы. До того момента, пока этот переход не завершен, тень Мальтуса продолжит принимать осязаемые формы.

Постепенная трансформация городской жизни

По мере того как одна эпоха глобализации сменяла другую, происходило не только увеличение масштабов – человеческого населения, производства в экономике и политической деятельности, – но и решительный переход от деревенской к городской жизни. Лишь в последние десятилетия значительная часть человечества поселилась в городах и стала заниматься несельскохозяйственными видами деятельности. Для понимания этого изменения следует более подробно рассмотреть структуру экономики.

Существует практичная классификация видов экономической деятельности, включающая три производственных сектора – первичный, вторичный и третичный. К первичному сектору относится производство продовольствия и кормовых культур, продукции животного происхождения, других сельскохозяйственных товаров, таких как хлопок, лес, рыба и растительные масла, а также продукции добывающего сегмента, например угля, нефти, меди, олова и драгоценных металлов. Вторичный, или индустриальный, сектор предполагает трансформацию первичных товаров в конечную продукцию, такую как здания, техника, готовые продукты питания и электроэнергия. Третичный сектор включает услуги, которые поддерживают производственную деятельность (грузовой транспорт, складирование и финансы), индивидуальное благосостояние (образование, здравоохранение, досуг) и управление (вооруженные силы, государственная администрация и суды).

Первичный сектор требует значительных земельных и водных ресурсов на одного работника, в связи с чем деятельность в нем осуществляется главным образом в сельских районах, где показатели плотности населения относительно низки. С другой стороны, третичный сектор, или производство услуг, требует масштабных персональных взаимодействий, поэтому соответствующая деятельность осуществляется главным образом в городах – где плотность населения высока. Индустриальное производство может размещаться как в сельской местности (в случае, например, выплавки металлов поблизости от места добычи руды), так и в городах (скажем, в случае строительной площадки или фабрики одежды, близких к потребителю).

В производстве товаров в первичном и вторичном секторах и услуг в третичном секторе задействуются как человеческие силы, так и техника. Человеческие силы могут быть преимущественно физическими, как в случае возделывания поля вручную или вырубки леса, либо интеллектуальными, например когда врач диагностирует болезнь или когда судья выносит решение по делу. В целом физический труд требует хорошего здоровья, юношеского задора и подобающего питания, тогда как для интеллектуального труда также необходимы формальное образование, подготовка, наставничество и опыт.

Со временем человечество стало создавать все более и более мощную технику для замещения людской мускульной силы. В древних обществах почти все производство осуществлялось с помощью физического труда человека при поддержке небольшого ассортимента инструментов, таких как кремниевые орудия, шила, луки и стрелы, посуда и молотки. Транспортировка осуществлялась путем переноски товаров из одного места в другое. Коммуникация была устной. Сегодня машины заместили физический труд в наиболее изнурительных видах деятельности, а работа стала все более интеллектуальной, основанной на человеческом мышлении. В ближайшие десятилетия умные машины будут замещать и эту разновидность труда.

В трех указанных секторах экономисты обнаружили базовую воспроизводящуюся модель изменений. В эпоху палеолита, до появления сельского хозяйства, все люди были частью первичного сектора. Их производственная деятельность состояла из охоты и собирательства. К индустриальному сектору относилась мизерная доля деятельности: создание инструментов и оружия, строительство укрытий, пошив одежды, приготовление пищи. Услуги оказывались в пределах отдельно взятого домохозяйства или были совместными для нескольких кланов. В эпоху неолита, с появлением сельского хозяйства, примерно 90 % людей оставались участниками первичного сектора, тогда как 10 % занимались индустрией (строительство, металлургия) и услугами (религия, государственное управление). Фактически на протяжении большей части нашей истории на первичный сектор приходилось 80 % человеческой деятельности, а то и более, а остальная ее часть делилась между промышленностью и услугами.

С появлением в начале XVIII века научного сельского хозяйства, включавшего первые опыты механизации и научное знание о питательных веществах почвы, доля занятости в первичном секторе начала снижаться. Причина этого была проста. Общество должно посвящать достаточно трудовых усилий тому, чтобы прокормить население. Когда сельское хозяйство имеет примитивный характер, каждая семья кормит себя сама, почти не имея излишка для семей, которые не занимаются сельским хозяйством. Поэтому для обеспечения пищи, необходимой для выживания, сельским хозяйством должны заниматься почти все семьи. Когда сельское хозяйство модернизировано, а урожайность на одного фермера растет, одна семья может кормить и себя, и много других. В сегодняшних Соединенных Штатах один фермер может кормить примерно 70 семей, так что на занятость в сельском хозяйстве приходится лишь 1,4 % рабочей силы.