© Шамиль Салимзянов, 2025
ISBN 978-5-0067-1399-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
«Самые большие и сильные чувства рождаются в самое сложное время.»
Холод, голод… Агония умирающей Земли… Сотни разбитых жизней. Их не восстановишь даже после того, как всё закончится. Нет такого клея, способного склеить разорванные судьбы, растерзанные в клочья души. Переломанные люди шли строем, волоча свои пожитки и пытались сохранить хоть каплю тепла в своих ладонях. Где-то вдалеке надрывно лаяли собаки и человеческий крик тонул в морозном воздухе. Бескрайняя ледяная пустошь – вот наш новый дом. Быть может, здесь нас всех не достанут самолёты и их бомбы. Быть может, здесь будет лучше, чем вчера. Старая рана почти перестала болеть и Виктор смог расслабиться. Машина прыгала на кочках и мешки с песком – не самая удобная постель, но для солдата любая упущенная возможность поспать приближает его к смерти. Только солдат может спать на камнях, а через пару мгновений уже стоять на ногах, заряжая винтовку.
Веки тяжелели, мысли путались. Постепенно Виктор перестал осознавать, где он и что происходит. Крылья сна унесли его домой. Солнечные лучи будили его, нежно отогревая холодное тело после сна. Часы размеренно тикали и убаюкивали, уговаривали остаться в кровати. Мать и сёстры уже копошились на кухне и по дому разливался сладкий запах выпечки и сливочного масла. Накинув домашнюю рубашку, он вышел из комнаты, полусонный, и направился к остальным. Вся семья уже была готова к завтраку и садилась за стол.
– Виктор, садись за стол. Тебе нужно подкрепиться, – сказала мать. – У тебя впереди трудный день.
– Я не голоден, -ответил он и направился к выходу. Лето в этом году выдалось действительно тёплым. Ветер стелил прошлогодние листья и старые выпуски газет по краям тротуаров. Старый собор величественно возвышался над городом, окутанным рекой. Это был небольшой городок, тот самый, о которых пишут книги и поют песни. Городок, в котором все друг друга знают и любая новость в мгновение разносится по каждому углу. Пустые улицы, пара лавок, на которых сидят счастливые безработные люди. Это ли не идеальное место для жизни? Не здесь ли хочется остаться строить своё счастье? Мощёная плиткой мостовая вела Виктора вдоль домов и магазинов, мимо реки и он задумался о своём будущем. Как же он мечтал создать семью, открыть свою мастерскую… Всё это он придумал ещё в детстве, когда жизнь казалась совсем простой. Погрузившись в свои мысли, он просто шёл, не замечая, как текло время. Время не существовало для него – он был счастлив. Дорожка вела его вдоль реки в поле, к тому самому месту где он и его друг обычно проводили свободное время. Одинокий дуб, окружённый словно морем ковыля, стебли которого качались на ветру и создавали волны. Когда они были совсем маленькими, родители приводили их туда и они представляли, что дуб это маленький корабль, что несётся по бескрайнему морю и обязательно дойдёт до гавани. Обязательно дойдёт… Марк уже был на месте и сидел, прислонившись спиной к дереву. Он также был погружён в свои мысли и заметил Виктора, когда тот подошёл совсем близко.
– Привет, -Виктор протянул ему руку. В ответ Марк молча пожал руку Виктора и показал пальцем в небо.
– Смотри, какие облака. Они ведь совсем как люди. Мчатся по своему пути не зная, что ждёт их в конце.
– У них нет дома, они не такие, как люди. Им некуда вернуться, -ответил Виктор.
– В этом ты прав, ты прав, – Марк вздохнул и опустился на землю. Его всегда завораживало небо, далёкое, неизвестное небо.
– О чём думаешь?, -Виктор сел рядом и тоже уставился вперёд в ожидании ответа.
– О будущем. Говорят, будет война. Так пишут в газетах. То тут, то там вспыхивают конфликты на границах. Иногда меня это даже пугает.
– Не думай об этом сейчас. Сейчас ты жив и счастлив, это главное. Вчера не вернуть, а завтра может не быть, поэтому не нужно переживать зазря, -Виктор всегда был человеком сегодня, так учил его отец. Ведь если сейчас ты счастлив, зачем портить своё счастье размышлениями и страхами? -Я не могу с тобой согласиться, ведь если не думать сейчас… позже у меня не будет времени на планирование, -Марк отрицательно покачал головой и повернулся к другу. -Время – ценный ресурс. Он посмотрел на свои карманные часы и поднялся. -Пойдём, нам пора. Казалось, что-то тревожное он услышал в мерном тикании часов. Виктор остался сидеть на мгновение дольше, глядя на облака. Ветер качал ковыль, солнце пригревало затылок. Виктор вдохнул воздух. Солнечный свет… Запах выпечки… Голова дернулась назад – Виктор проснулся от удара. Машину тряхнуло, его грудь сдавило от холода. Ледяной воздух резал легкие. Он вернулся обратно.
Глава 1
Люди кричали, кто-то звал на помощь. В ушах стоял гул, будто внутри головы завелась сирена. Виктор дернулся, но резкая боль пронзила тело, словно его пробили осколками. Он застонал и наконец понял – он не спит. Над головой пронеслась тень. Две чёрные птицы?.. Нет. Не птицы.
Жуткий металлический вой прорезал небо. Два силуэта камнем падали вниз. Бомбы. Виктор рухнул в грязь.
Открыл рот в беззвучном крике. Закрыл уши. Замер.
Рёв двигателей становился громче. Они летели прямо на него. Губы двигались, чеканя молитвы и вой вгрызался в кожу головы. Казалось, миллионы клинков пронзают его плоть, добираясь до самой души. Раздался оглушительный взрыв, на секунду столкнувший Виктора с места. Грудь сдавило, будто бы по ней ударили кувалдой. Сначала – ослепительная вспышка. Потом глухая, мертвая тишина. А потом крик. Визг, вой, стоны – всё разом. Он поднял голову. Грузовик, минуту назад хранивший его мирный сон, лежал на боку и горел. Вокруг него лежали мертвые, обгоревшие люди и лишь один, не в силах справиться с огнём, полз, объятый языками пламени и что-то кричал на своём языке. Виктор распознал всего лишь одно единственное слово. Одно слово – «Мама». Бедный человек, чья жизнь закончилась вот так. Страшной болью, отчаянием в глазах и слепыми попытками спастись. Виктор знал, что не сможет ему помочь. Горела одежда, волосы… Человек испустил последний крик, вдохнул и так и застыл, с открытым ртом и вытянутой рукой, цепляясь за свою жизнь. Ещё один мёртвый – среди многих. Виктор открыл рот, пытаясь крикнуть. Но он не слышал свой крик. Из его глаз ручьями текли слёзы. Он вытер лицо рукой и посмотрел на нее. Кровь. Он успокаивал себя: -Это не моя, не моя. Не может быть.
В глазах всё плыло. Боль разрывала тело, сдавленный крик раздирал простуженное горло. Холодный воздух резал легкие. Немного успокоившись, он встал на колени и осмотрелся. Кровь текла по его лицу, разделяя лицо на две половины. Он ощущал ее вкус на губах. Теплая струйка спускалась вниз и капала между его ног. Вокруг стояла мёртвая тишина. Виктор попытался сделать вдох, но тело отозвалось грубой болью и холодный воздух ударил по горлу, заставив его прокашляться. Он сидел и шептал: -Не может быть. Ради чего? Он повторял эти слова раз за разом, обращаясь то ли к людям, то ли к самому Богу. Он и сам не знал, зачем это говорит.
– Город. Рядом есть город!, -подумал Виктор и душа его наполнилась надеждой. Её маленький огонёк вновь загорелся внутри, наполняя грудь теплом. Виктор попытался встать, но не смог. Воздух был слишком тяжёлым и его раз за разом прижимало к земле. Силы покидали тело. Холод забирал власть над руками и ногами. Виктор пытался. Он полз. Полз к городу, к людям. Каждое движение отзывалось болью, глаза теряли возможность видеть и воздух все сильнее и сильнее обжигал его лёгкие. На него хлынули воспоминания, веки опускались. Он боролся за свою жизнь. Вдруг раздался рёв мотора, хлопок дверью, шаги. Виктор закрыл глаза. Темнота.
Свет закатного солнца заливал долину, ковыль мирно качался от порывов ветра и одинокий дуб гордо возвышался над полем.
– Наш корабль никогда не утонет, да, Виктор?
– Да, мы доплывём туда, куда захотим!
Два мальчика стояли на ветвях дуба, и их взору открывалось бескрайнее зелёное море. Перед ними была вся жизнь. -А если вдруг шторм?, -в голосе Марка слышалась тревога. -Мы всё преодолеем, -отвечал Виктор, гордо подняв голову. Сильный ветер качал ветви дерева, создавая настоящую морскую качку. Мальчишки вцепились в ветви и стояли, не отводя взгляда с бескрайнего моря. Кора дерева впивалась в пальцы, словно само дерево тоже хотело их удержать. Летний запах травы наполнял лёгкие. Ветер развевал волосы, словно они и правда были на корабле и он бросал вызов самой буре, шторму. Корабль их жизни шёл к цели, переваливая через все волны судьбы, и никакая морская болезнь не могла остановить их. Казалось, что это дерево – оплот всего светлого и теплого. Этот дуб стал для них символом. Они смело стояли на ветвях, будто на носу корабля. Ветер усилился, пытаясь сбросить их, наглецов, осмелившихся бросить вызов его воле. Ветви закачались еще сильнее и оставаться на дереве было почти невозможно.
– Вот и шторм, – подметил Марк. Виктор кивнул и только собирался ступить ближе к стволу, чтобы спуститься, как сильный порыв шатнул дерево. Ветви качнулись, Виктор ступил… Одно неловкое движение. Он оступился. Падал в бескрайнее море, окружившее их корабль. Ковыль мягким ковром встречал его снизу. Виктор падал, укрытый солнечными лучами. Они грели его, поддерживали, и казалось что падать совсем не больно. Окруженный солнцем, мягким запахом травы, ароматами выпечки, доносившимися с города, он продолжал свой полёт.
Удар. Резкий и оглушительный. Виктор рывком сел в постели, сердце упало вниз. В груди что-то оборвалось, будто он всё ещё падал. Пару мгновений он ещё пытался втянуть запах травы и хлеба, но чувствовал только гниль и лекарства. Солнце больше не грело его ладони и дуб перестал держать его. Холодный пот катился по лицу, охлаждая и без того замерзшее тело. Вокруг лежали спящие люди. Перебинтованные, сломанные люди. Такие же, как и он. -Госпиталь, – Виктор сообразил, где находится. Мысль пришла медленно. Недоверие. Пустота.
А потом – взрыв внутри.
Он жив.
Виктор вдруг почувствовал, как бешено колотится сердце. Даже холод перестал его волновать.
Он жив.
И это было самым важным в этот момент.
Кровь приливала к лицу, к ногам, к рукам. Он чувствовал это движение каждой клеткой своего тела. Запах крови и гноя заполнял его легкие, холод терзал кожу, но это всё не существовало для него. Он жив.
Глава 2
Он шёл среди рядов коек. Кое-где ещё слышался стон больных. Солдаты, кто без руки, кто без ноги… Живые тени среди мёртвых стен. Ещё одни из миллионов потерянных жизней. Ради чего? Где-то вдалеке кровати скрипели под тяжестью тел. Запах лекарств смешивался с запахом гноя и крови. Он шёл, не смотря на всех, кто лежал вокруг. На улицу – единственное, чего он хотел. Через щель заслонки шатра пробивался лунный свет. Он падал на человека с обгоревшим лицом. Тот тихо стонал. Огонь лишил его век, носа, губ. Все понимали, что его нельзя спасти. Он обречён на страдания в свои последние дни. Но никто не решался закончить его мучения. Он просто лежал и ждал. Ждал свой последний момент. Виктор подошел к выходу. Свет бил в глаза. Створки распахнулись и он оказался на улице. Холодный воздух обжёг лицо и нос, но морозная свежесть показалась ему самым прекрасным, что могло с ним быть сегодня. После суток, проведённых в свете газовых ламп он совсем забыл, как пахнет свежесть. Белый свет луны разливался по округе, подчёркивая заснеженный пейзаж. Иногда вдалеке он отражался на крыльях самолётов. Виктор замер. Паника ударила, как выстрел. Опять самолёты. Опять они. Знакомый силуэт пронёсся совсем рядом. Над головой просвистело крыло, но он не слышал рёва моторов. Шорох крыльев. Просто птицы.
Рука привычно потянулась к карману за коробком сигарет. Он открыл пачку. Последняя. Виктор провёл пальцем по цилиндру фильтра, оценивая значимость этой маленькой палочки. -Такие моменты делают нас живыми, – подумал Виктор. Он зажёг сигарету, затянулся. Теплый дым наполнил лёгкие, отогревая замерзшее тело. Черные смолы разливались по организму, никотин пыл по крови. Пепел падал на снег, создавая серое покрывало на белой простыне. Падал медленно ровно. Словно вёл отсчёт. Раз, два, три… Последний вдох. Окурок полетел в снег, оставляя за собой короткий дымный свет. Жизнь сигареты пролетела за пару мгновений. Совсем недавно она была нужна, вожделенна до скрипа зубов. А теперь просто летит в снег.
– Ещё пару минут, -Виктор оправдывался сам перед собой, не зная за что. Эта тихая, зимняя ночь возвращала его мысли, приводила разум в чувство. Она вернула внутренний покой, будто бы расставив всё по местам. Как занудная библиотекарша, холод ворвался в его мозг и стал разгребать завалы книг. Воспоминания, мысли, переживания… Теперь всё стояло на своём месте. Всё, как всегда.
– Как дела у Марка?, -Эта мысль будто внезапно родилась в сознании, но Виктор знал – она просто скрывалась под завалами. У него защемило в груди. -Сколько времени прошло? Я не знаю…
Они не виделись очень давно. С тех самых пор, когда в их тихую обитель ворвалась война.
Война уносила с собой всё, что было дорого.
Всё, что казалось вечным.
Пора спать.
Надо спать.
Он вошёл в шатёр. Вдохнул гнилостный воздух, постоял пару секунд.
Вернулся в койку.
Сон был поразительно спокойным.
Утро наступило быстро. По госпиталю уже сновали мед сёстры, перевязывая раны бойцов. Запах крови и гнили усилился. Помещение было полно шумом, стонами и криками. Слух резали дикие вопли. Они показались Виктору совсем нечеловеческими. Обгоревшего солдата перевязывали. Действие обезболивающих кончилось, морфия просто не хватало на всех. Страдая от ужасных ощущений, он вопил, кричал, просил прекратить его страдания.
Чёртова гуманность…
Она не даёт прекратить страдания обречённых на смерть.
Но он молил об этом.
Виктор приподнялся и огляделся.
Люди вокруг сменились.
Они не дышали.
Не двигались.
Не стонали.
Он понял. Они не спали.
Они были мертвы.
К нему подошёл мужчина в грязных перчатках. Врач. Он поправил очки и присмотрелся к Виктору.
– Сестра, у нас живой., -врач бросил фразу куда-то вглубь шатра и склонился над Виктором.
– Как себя чувствуешь?
Виктор ощутил на себе тёплое дыхание и поморщился. Он попытался обратиться к телу, попробовал понять свои ощущения.
Ничего.
Пусто.
– Никак… ничего не чувствую., -Стоило Виктору сказать это, как рука врача впилась ему под ребро. Лицо скривилось в гримасе боли, рот открылся, но не выдал ни одного звука. Он не смог понять, от боли это или просто не осталось сил кричать.
– Значит, чувствуешь. Хорошо. Можешь встать?
Виктор молча поднялся, откашлялся и опёрся на койку, чтобы не упасть. Голова шла кругом.
– Где я?, -вопрос вырвался сам собой. Виктор хотел знать, где находится. Далеко ли его дом.
– Ты в госпитале. Отдыхай. Я попробую выбить тебе отпуск.
– Спасибо. Спасибо…
Последние слова забрали у Виктора последние силы.
Он даже не заметил, как лёг обратно.
Всё. Больше ни одного слова. Ни одного движения.
Тишина.
В полудрёме прошли следующие несколько дней. Он не считал время – оно просто проходило сквозь него. Где-то звучали отдалённые голоса. Кто-то дёргал его за плечо, задавал вопросы.
Иногда подходил врач или сёстры, справлялись о его состоянии. Иногда с ним заговаривал болтливый сосед.
Мужчина сорока лет, потерявший ногу.
– Главное, жив остался, парень, остальное – ерунда, ерунда…, -он повторял это каждый день. Виктор молчал.
Где-то рядом продолжалась жизнь. Стоны, шаги, шелест бинтов. Но Виктору не было до этого дела. Он был где-то там, между прошлым и будущим. Между мечтами и реальностью. Время не существовало для него. Оно просто шло рядом.
Каждый день к нему подходила медсестра, меняла компрессы на лбу. Она что-то спрашивала, но он не смог разобрать ни одного слова. Образ медсестры плыл перед глазами, смешивался с воспоминаниями и он увидел в ней свою мать. Казалось, это она пришла к нему. Гладила своей тёплой рукой его лоб, щёки. Он снова чувствовал себя в детстве…
Однажды, он проснулся. Голова также гудела, кто-то тряс его за плечо. Что-то срочное? Иначе, зачем будить больного человека… Перед лицом крутили какой-то кипой бумаг, перевязанной веревкой. Надписи, печати. Ничего непонятно. Но вот его глаз уцепился за деталь надписи – печать почты его родного города. Сознание прояснилось. Картинка постепенно переставала плыть. Несмотря на ужасную боль, он смог подняться в кровати.
Эта кучка бумаг вырвала его из комы. Виктор перестал осознавать свою боль. Для него существовало только одно – письма матери. Он должен был получать их, но был на фронте. Они просто не доходили полевой почтой. Теперь, когда он в тылу, письма предстали перед ним всей своей огромной кучей.
Он осмотрел конверты. Посмотрел даты.
Этим письмам уже несколько месяцев. Его руки дрожали, губы беззвучно двигались… Оторвал край одного конверта и стал читать.
«Дорогой сын, как твои дела? Я читала в газетах, что с вашей стороны меньше всего опасности. Это успокаивает меня. Мы с твоими сёстрами продолжаем работать. У нас всё хорошо. Я очень скучаю».
Потемневшая бумага письма покрывалась мокрыми следами от капель. Виктор моргал, не понимая, что это его слёзы. Его ужасно тянуло домой. Он продолжал читать.
«Виктор, это мама. У нас всё хорошо. Несмотря на зиму, дома тепло. Девочки следят за домом, а я работаю. Твои сёстры такие молодцы. Дома всегда чисто, стол всегда полон. Виктор, мы все очень скучаем по тебе. Надеюсь, ты в порядке. Мы гордимся тобой, наш защитник.».
Вокруг кто-то стонет, кричит, но Виктор слышит только голоса своей семьи. Он чувствует запах хлеба, который заполняет его комнату каждое утро. Вокруг разливается аромат роз. Как будто он снова очутился дома. Там, где есть любовь. Он чувствует лепестки роз, листья кустов. Слышит, как его зовут… Голос становится всё дальше и дальше. Казалось – совсем рядом, но теперь между ним и его домом выросла стена. Вдруг дверь шатра отворилась, снаружи хлынул холодный воздух и обжёг лицо. Ветер обдал его вонью, которая стояла в госпитале. Сгоревший мужчина закричал так сильно, что воздух будто сжался, слишком чувствительны были его раны… Война снова вернула его в реальность. Еще пару минут он сидел, смотря в письмо. Он пытался вернуться туда, в свои грёзы. Он хотел быть там, там было его место. Но всё это бесполезно. Виктору казалось, он держал в руках нечто очень важное. Будто цветок, который ты несёшь по ветренному городу и прячешь под курткой от порывов бури. Будто прекрасный камень на шелковой подушке. И вдруг всё это рассыпалось прахом… Остался лишь горький вкус пепла во рту. В этот момент Виктор твёрдо решил. Он должен попасть домой. Прикинул примерное расположение лагеря, оценил расстояние до дома…
Понадеявшись на добродушие людей, он ожидал визита врача. Врач должен был сообщить ему, сможет ли Виктор добраться домой.
К нему подошёл мужчина.
– Куришь?, – высокая фигура протянула руку, -Валентин.
– Виктор. Курю., – Виктор ответил на жест. Фигура поманила его за собой, к выходу. Он шёл следом. Снова снег, холод, морозный воздух. Валентин протянул ему сигарету. Щелчок сигареты, горький дым.
– Откуда?, высокий человек вопросительно глянул на Виктора. -Север., -дым был слишком горьким, чтобы Виктор мог говорить и курить одновременно. Он прочистил горло и уставился в бескрайнее снежное поле
– Ты не слышал новости, верно?
– Нет, а что?
Дым выходил из лёгких, падая на землю. Снег скрипел под тяжелыми солдатскими сапогами. Холодный воздух смешивался с горячим дымом, создавая причудливые фигуры. Как будто облака…
– Людей не хватает, нас вернут на фронт. Мы снова будем на войне.
Виктор молча сжал кулаки. Зубы свело. В груди всё кипело – гнев, ненависть.. Но всё было бессильно перед войной… Он чувствовал, как ногти впивались в ладонь. Мороз обжигал лицо и кусал, кусал, как рой ос. «Мы снова будем на войне…» Эта фраза забрала у него последние силы. Война не оставила ему даже голоса.
– Будем знакомы., – он снова протянул руку Валентину, дождался пока тот пожмёт её и вернулся в кровать. Мир рушился, но ему не было дела.
Врач взразвалку подошёл к Виктору.
– Я ничего не могу сделать. Они всё решили, извини. Я пытался.
Виктор молчал. Он уже знал это.
Письма.
Надо дочитать письма.
Он распаковал ещё одно письмо. Всё то же самое – дома всё хорошо, всё в порядке. Как бы он хотел ответить им ещё тогда, когда эти письма были отправлены. Как бы он хотел обнять всех своих родных… Ему так не хватало их… Теперь между ними лежала непреодолимая пропасть. Он читал письма, одно за другим. Перечитывал их, словно пытался перенестись туда. Произносил слова матери как заклинание, чтобы снова попасть туда. Мир, о котором писала мама, исчез. Его больше нет.
Следующие несколько дней он провёл, перечитывая эти письма. Иногда он и Валентин выходили перекурить, поговорить, перекидывались в карты. С каждым днём казалось, что они знали друг друга всю жизнь. Валентин рассказал, откуда он, говорил о семье. Ему было сорок три – почти вдвое старше Виктора. Но война не оставила на нём явных следов – он выглядел поразительно молодо. Возможно, потому что никогда не переставал смеяться. Как-то Валентин поднял Виктора среди ночи. Он тянул его на улицу.
– Что там?, – спросонья Виктор не понимал, что происходит.
– Нужно идти, ты должен увидеть.
Нехотя Виктор поднялся и поплелся следом за Валентином. Они вышли на улицу и Виктор понял, Звёзды падали с неба. -Загадывай желание. Я всегда загадываю одно и то же, – проронил Валентин, закурил и протянул сигарету Виктору.
Они не договаривались, но каждый из них загадал одно.
Чтобы не было войны. Виктор удивился, что он вообще загадывает это. Так глупо просить исполнения каких то желаний просто у падающих звёзд, правда? Ведь они сами падают, кто бы помог им… Неужели, они помогут нам? Но он всё равно загадал. Так было проще.
– Красиво, правда? Когда я еще жил дома, с семьёй, мы с детьми часто выходили смотреть на звёзды. Я рассказывал им, откуда они берутся, к чему придут и почему светятся. Тогда дети спрашивали меня – куда звёзды попадают, когда падают с неба? Я отвечал, что не знаю… Так проходили наши вечера и ночи.
– А что с ними сейчас? Ты рассказывал только о прошлом., -Виктор затянулся и вопросительно посмотрел на товарища.
– Не знаю…, -Валентин выдохнул чёрный дым. Дым упал на снег и остался там тёмной плёнкой. -Я давно не бывал дома…
Валентин выглядел молодо и живо, поэтому Виктор спросил:
– Что ты здесь делаешь? Почему ты оказался в госпитале?
– Да так, пара ранений в ногу… Мелочи.
Так они и остались на улице, общаясь, куря, играя в карты на снегу до самого рассвета. Каждый раз происходило одно и то же. Валентин выигрывал, по отцовски добро посмеивался и хлопал Виктора по плечу. Они играли на сигареты, но знали оба. Они настолько сдружились, что сигареты у них общие. Когда взошло солнце, они решили, что пора бы ложиться спать.
Но выспаться сегодня им было не суждено. С самой рани по лагерю сновали люди, кто-то постоянно шептался, кто-то пытался сбежать. Молодой безногий парень на костылях. Далеко ли он мог убежать? Его поймали в паре десятков метров от лагеря. Нашли по кровавым следам. Теперь его ждёт трибунал, а стоило ли? Ведь солдат без ног не могут отправить воевать…
Виктор понимал, что происходит. Он подслушал шёпот медсестёр. Он подошёл к Валентину и они договорились, что если их заберут, они найдут способ оказаться в одном отряде. Ротный и пара приближённых ровно прошагали вглубь шатра. Самых больных ложили ближе к выходу, чтобы проще было выносить мёртвые тела…
Взгляд ротного скользил по койкам, проверяя, кто вообще ещё дышит. Вдруг он остановился на Валентине. Он сделал пометку в блокноте. Карандаш скользил по бумаге, оставляя ей часть себя. Скрип грифеля резал уши. Виктор поймал на себе взгляд товарища. Вдруг ротный подошёл и к нему. Виктор встал, отдал честь и дал понять, что полностью здоров. Несмотря на страшную боль, сковавшую его лицо. Голова шла кругом, ладони ужасно потели, но он был готов. Ротный, казалось, заметил боль на лице Виктора. Он помедлил пару секунд и записал что-то себе в блокнот. Виктор перевел взгляд на Валентина. Тот кивнул головой. Ротный прошёл остальные постели, помечая что-то в своей книжонке и вышел из шатра. Еще пару мгновений скрип снега доносился с улицы вглубь госпиталя, как вдруг стих. Тишина опустилась на госпиталь, как минута абсолютного спокойствия перед настоящей бурей. Каждый ждал своей судьбы. Валентин подошёл к Виктору и сказал, как всегда, абсолютно спокойно:
– Пусть судьба решает, чего мы достойны. Отдать свою жизнь на бессмысленной войне или греться под лучами солнца в тылу., -он протянул руку Виктору.
Виктор молча пожал её в ответ. Рука товарища была тверда. Этот жест успокоил его внутреннее волнение. Он пригласил Валентина на улицу.
Они вышли и встали у входа. Как обычно, Валентин закурил и предложил Виктору закурить, но тот отказался. Морозный воздух сегодня был особенно обжигающим. Казалось, он пытался забрать всё тепло разгоряченного волнением тела. Валентин кивнул и выдохнул густой клубок дыма. Клубок завис в воздухе, будто бы замёрз, срастаясь с этой зимой. Теперь он тоже её часть. Мороз добирался до внутренностей Виктора, будто хотел забрать его себе. Хотел сделать его своей частью. Но Виктор не отдавал своё тело во власть зимы, нет. Теперь он был полон решимости.
По территории лагеря бегали люди. Ротный и его сопровождающие медленно осматривали лагерь, проверяли технику. Вдруг он остановился, сделал последнюю пометку в своём блокноте. Казалось, скрип карандаша застыл в воздухе. Это был финальный штрих. Жребий брошен, выбор сделан. Прогремело объявление.
– Каждый, кто может встать и идти самостоятельно – выходите на улицу.
Из шатра вышло с десяток людей. Кто на своих двоих, кто на костылях. Двое человек медленно шли, поддерживая друг друга. Все выстроились в ширенгу. Виктор и Валентин встали в конце. Ротный объявил:
– Все, к кому я подойду, должны сказать мне своё имя.
Он стал проходить мимо строя. Люди на костылях, неспособные передвигаться самостоятельно сразу отсеивались. Осталось четверо. Ротный записал всех и медленно стал проговаривать имена, проводя перекличку.
– Георг!, -низкорослый, но крепкий мужчина, шагнул вперёд и отдал честь. Он был уверен в себе и своей миссии. Казалось, это идеальный солдат. Бесстрашный и сильный.
– Фёдор! -вышел совсем молодой солдат. Он сделал шаг, но колени его подогнулись. Он судорожно выдохнул, а затем будто собрал в кулак последние остатки воли и выпрямился. Губы его словно произносили какую то молитву.
– Виктор! -Виктор вдохнул леденящий воздух и сделал шаг. К этому моменту его волнение полностью пропало. Остался только один враг. Мороз.
– Валентин! -гордо подняв голову, он вышел из строя и кивнул ротному. Ротный узнал его и подозвал к себе.
Остальные, словно загнанные звери, поспешили спрятаться в шатёр, избегая взглядов. Кто-то украдкой крестился, кто-то опустил голову, делая вид, что его здесь нет. Валентин вернулся к Виктору. Он проронил лишь два слова:
– Едем. Собирайся.
Они вместе направились к госпиталю и стали собирать свои вещи. Виктор сложил свою чистую одежду, почистил грязное белье о снег и оставил на пару минут у лампы, просохнуть. Взгляд его упал на письма от матери. Он взял их в руку, провел по ним пальцами. Мягкая бумага передавала тепло маминых рук. Тепло дома. Каждая шероховатость словно бороздка на виниловой пластинке. Что-то было записано в эту бумагу, чьи-то чувства, эмоции… Запах бумаги смешивался с чем-то ещё. Будто бумага впитала ароматы родного дома…
Этого не может быть, прошло слишком много времени. Виктор отогнал воспоминания, стараясь сохранять рассудок в порядке. Он сложил письма в сумку и что-то внутри него дрогнуло. Он держит их в последний раз?
Нет. Он ещё миллион раз перечитает их, а после войны вернётся домой. Живой, счастливый. Вернётся к своей семье. Сядет на крыльце родного дома, откроет последнее письмо и улыбнётся. Разве может быть иначе?
Сумка собрана, шнурки затянуты. Виктор провёл рукой по сапогам, стирая въевшуюся пыль. Он уже и отвык от тяжести этой обуви. Он вернётся домой, он обещал матери. Сапоги твёрдо ступали по чищеной земле внутри шатра. Постепенно уверенный стук берцев сменился скрипом снега и в лицо ударила свежесть. Такая приятная, но в то же время убийственно холодная. Она выжигала глаза, сжирала слизистую носа… Воздух был слишком чистым. Такой воздух бывает перед страшной грозой. Он ещё мог развернуться, спрятаться в тепло шатра, прикоснуться пальцами к бумаге и отдаться грёзам. Но шаг был сделан. Один, другой. Решение принято. С каждым шагом тепло оставалось всё дальше позади. Снег всё сильнее сковывал движение ног, словно искушая его остаться. Цеплялся за сапоги, тянул его назад. Виктор не поддавался. Он шёл к машине и мир всё больше погружался во тьму. У самой машины кто-то курил, рядом валялась окурок, примёрзший к земле, а чуть дальше – пятно крови, засыпанное снегом. Снова мешки с песком для укреплений. Снова трясущийся грузовик. Снова война. Он кинул последний взгляд в сторону лагеря и машина тронулась. Лагерь тонул в сумерках. Свет ламп дрожал в холодном воздухе. Он ещё мог запомнить его таким – прежде чем дорога сотрёт всё. У него осталось одно – ещё один шаг вперёд.