Приключения в Древнем Риме
- -
- 100%
- +
– Тут проще сказать, что мне не кажется странным.
– Обрати внимание – на этом рынке одни мужчины!
– А ведь правда… Хотя, смотри, там вдалеке идёт женщина в цветастом балахоне.
– Да, но ведь в том-то и дело, что она одна, а мужчин вокруг сотни – и продавцы, и покупатели. Можно заметить лишь парочку женщин-торговок.
– Уж не попали мы случайно на какой-то восточный базар?
– Но как это могло произойти?
– Как это случилось – вопрос второстепенный, хотя и не менее важный, а вот где мы – хотелось бы узнать прежде всего.
– Смотри, там вдали возвышается храм с колоннами, как у нас в Риме. Римский храм ни с чем не спутаешь!
– У нас в Риме? А это ты как объяснишь? – проговорил Антонио, указывая взглядом на странную процессию.
Медленно продвигаясь среди толпы, будто плывя или паря над ней, покачивался паланкин – крытые носилки на длинных шестах, похожие на белоснежный шатёр. Четверо крепких рослых мужчин несли их на своих плечах – двое впереди и двое позади шатра. Путь им расчищал невероятно высокий, очень смуглый черноволосый охранник, с беспощадным взглядом воина, кривым носом и шрамом через всё лицо. Он был в тёмной тунике, длинные жёсткие волосы были забраны сзади в хвост. Громким резким голосом он отдавал приказы и расчищал дорогу – народ немедленно перед ним расступался. Особую весомость ему придавал меч, на рукоятке которого лежала одна рука, а также хлыст – в другой.
Ветер всколыхнул лёгкую ткань шатра, и мы успели лишь мельком заметить тонкий профиль сидящей там молодой прекрасной женщины, одетой в белое, с покрытой головой. На солнце блеснул круглый медальон на шее, но её рука, украшенная браслетами, задёрнула штору.
– Вот это да! Похоже, что мы, и правда, где-то на Востоке, – не переставал изумляться Антонио.
– Подожди, а разве там до сих пор ездят на паланкинах?
– Давай послушаем, на каком языке здесь говорят, и сразу всё станет ясно.
Мы высунулись из-за двери, всё еще опасаясь выйти наружу. В царящем вокруг шуме и гаме понять и разобрать отдельные слова было сложно.
– Слушай, по-моему, это итальянский, но какой-то странный, похожий на диалект. Я даже почти всё понимаю – вот эти двое обсуждают цены на инжир и яблоки, – сказала я, указывая на ближайший лоток с фруктами, у которого шла бойкая торговля и образовалась очередь.
– А ещё похоже на латынь.
– Вот эти трое, которые только что прошли, говорили на греческом, я сразу узнала язык, хотя и не поняла ни слова…
Не успела я договорить, как вдалеке послышались крики, потом грубая ругань и вопли. Толпа заволновалась, все головы повернулись в одном направлении – в сторону удаляющегося паланкина.
– Ты что-нибудь видишь? Что происходит? – Антонио вытянул шею и поднялся на цыпочки.
Вдруг прямо на нас, быстро и ловко лавируя среди торговых рядов, выбежал парень с перепуганными глазами. Он спасался от преследователей, которые, будучи менее деликатными, сшибали всё на своём пути и легко расталкивали народ. Расстояние между ними быстро сокращалось.
Ни минуты не колеблясь, и даже не успев подумать, кто тут прав, а кто виноват, мы поспешили ему на помощь.
– Сюда! Иди за нами, здесь можно спрятаться, – схватил его Антонио за руку.
– Скорее, пока нас не увидели!
Долго его уговаривать не пришлось. Мы быстро юркнули в темноту амбара и, засев среди огромных гор сена, стали следить за происходящим на улице через щель. Мимо пробежал тот самый высокий тёмный охранник с шрамом, а за ним спешили ещё двое. Не разбирая дороги, сбивая корзины с фруктами, перепрыгивая через прилавки, они вновь исчезли в толпе, двигаясь в сторону золотого слона. Вокруг поднялся переполох. Одно яблоко из опрокинутой корзины докатилось почти до амбара. Антонио вытянул руку через щель и быстро схватил его.
– Я ведь с самого утра ничего не ел! – с хрустом надкусил он красное сочное яблочко.
Беглец повернулся к нам и с интересом нас разглядывал, а мы пытались рассмотреть в полутьме его самого.
Перед нами стоял совсем молодой парень, немного старше нас, невысокий, худощавый, но крепкий. Выгоревшие на солнце волнистые волосы были необычно подстрижены лесенкой и спадали до плеч, напоминая причёску на статуях Александра Македонского. В его внешности сразу бросался в глаза странный диссонанс – надетые на него драные лохмотья никак не сочетались с горделивой осанкой, самоуверенными манерами, особой одухотворённостью во взгляде и утончённостью всего его облика. Сразу привлекали внимание его руки – необыкновенно белые и ухоженные, которыми он постоянно поправлял своё съезжающее набок тряпьё.
«Не трудятся они и не прядут», – вспомнилось мне из Евангелия от Луки.
– Ты тоже заметила? – вполголоса сказал Антонио. Похоже я произнесла свои мысли вслух. Несомненно, сложно было представить, чтобы этот парень трудился или прял.
Он со вздохом облегчения снял через голову свои грязные лохмотья, похожие на старый мешок, отбросив их в угол сарая, и остался в яркой пурпурной хламиде, накинутой на плечи как лёгкий короткий плащ, расшитой золотыми звёздами, с золотистой каймой и кистями, надетой поверх белоснежного хитона и закреплённой драгоценной застёжкой на правом плече.
– Вы не представляете, как вы мне помогли, – воскликнул парень, отдышавшись. – Да вы просто спасли меня!
Он с любопытством смотрел на нас, всё больше удивляясь.
– Как же вы странно выглядите, то есть одеты странно, – в конце концов вымолвил он.
Антонио чуть не поперхнулся яблоком, которое продолжал жевать:
– Это мы-то странно выглядим?
– На себя бы лучше посмотрел, – добавила я, оглядывая его силуэт, как будто завёрнутый в разноцветную простыню. В это время он откуда-то из складок одежды достал дурацкую кожаную шапочку с широкими полями, похожую на блин, и нахлобучивал её на макушку.
– Кажется я понимаю о чём вы, просто я только на днях вернулся из Афин, поэтому и одет до сих пор по-гречески. Вы ведь это, наверное, имели в виду?
– Вообще-то не совсем это…
– Ах вот как, стало быть, теперь ходят в Греции. Ну и дела!
– А что вы здесь делаете на этом складе? – спросил он, озираясь по сторонам, оглядывая горы зерна, сена, и пони, мирно жующих в углу свой обед.
– Хотели бы мы и сами это узнать, – ответил ему Антонио.
Незнакомец усмехнулся, посчитав это шуткой. Он подошёл к двери и стал наблюдать за улицей через щель, а мы, в свою очередь, продолжали наблюдать за ним.
– Так что у вас там всё-таки случилось, из-за чего такой переполох? Почему ты бежал от них? – с любопытством поинтересовался Антонио.
Наш беглец оторвался от своего наблюдения и повернулся к нам. Глаза его неожиданно засверкали, а голос окреп от возмущения.
– Это ничтожество! Этот презренный раб позволил себе меня толкнуть! Тот самый, с шрамом на лице. Если бы он после этот принёс извинения, то, возможно, я и был бы готов простить, хоть я и человек гордый, – праведный гнев так и звучал в каждом его слове. – Но это еще не всё! Он замахнулся на меня хлыстом! Хлыстом! На меня!
– Надеюсь, слово раб здесь в смысле переносном, так сказать, в виде гиперболы, – прошептала я Антонио.
– Не мог же я этого стерпеть! – продолжал возмущаться незнакомец. – Разумеется, я, не задумываясь, высказал ему всё, что он заслуживает!
– Но ведь ты был в одежде нищего, верно? И к чему такой маскарад, почему на свою богатую одежду ты надел эти лохмотья?
– Это да. Вы правы… Что теперь говорить…
Тут он забормотал что-то невнятное, из чего мы с трудом поняли, что он хотел увидеть девушку, в которую он влюблён, но его аристократическая семья не одобряет его выбор, поэтому ему приходится каждый раз так переодеваться, прикидываясь нищим, чтобы сохранить инкогнито, пробраться к её дому и хотя бы издалека на неё взглянуть.
– А ведь этот раб оказался начальником охраны весталки! А с ними шутки плохи, вы хоть представляете, какой скандал бы разразился, если бы меня узнали и позвали родителей!
При слове «весталки» наши глаза так и расширились от изумления. Беглец понял это по-своему:
– Да, скандал был бы государственного уровня!
Мы с Антонио переглянулись, каждый надеялся, что ему послышалось. Но удивление, написанное на лице каждого из нас, лишь подтверждало, что мы услышали всё верно.
– Весталка? Ты сказал «весталка»? – переспросила я.
– Конечно, вы, наверное, видели её паланкин. Его сложно не заметить.
– То есть, из тех самых весталок, что хранят целомудрие и поддерживают вечный огонь в храме Весты в Древнем Риме?
– Именно из тех самых! Но почему в Древнем Риме, в обычном, сегодняшнем Риме. Могу заметить, что Рим – место очень даже современное, хотя и не такое развитое и процветающее, как Афины, откуда я только что вернулся с учёбы.
Нам всё это казалось каким-то нелепым спектаклем.
– Может он сошёл с ума? – тихо спросила я Антонио.
– А вокруг тоже все сошли с ума? – кивнул он в сторону улицы.
– Но ведь этого не может быть! Ты же сам понимаешь, должно же быть какое-то объяснение всему этому! Весталки исчезли, подожди-ка… где-то в четвёртом веке, в раннехристианскую эпоху. Ты хоть представляешь, что это значит?
– Лидия, ты любишь мыслить рационально! А ведь согласись, мир полон необъяснимых тайн! – казалось, что Антонио, наделённый изрядным воображением, начал приходить в восторг от немыслимости того, что мы начали осознавать. Глаза его загорелись. – Рим! Древний Рим – вот куда мы попали! Какая исключительная удача, ведь мы увидим всё своими глазами!
Глава 6. Травяной рынок, Бычий форум и Молочная колонна
– Пора выбираться отсюда, – прервал беглец наш разговор.
– Думаешь, ещё не опасно, они не вернутся? – на всякий случай спросила я.
– Смотрите сами! – громко, и уже ничуть не скрываясь, сказал наш незнакомец, распахивая дверь, которая ответила оглушительным скрипом. Но никто в нашу сторону даже не повернулся – все взгляды были устремлены куда-то в другой конец улицы.
– Похоже у нашей весталки и её охраны появилось занятие поинтересней! Взгляните – по дороге они встретили процессию с осуждёнными. Стража их вела на казнь на Тарпейскую скалу, с которой сбрасывают преступников. Возможно, весталка пребывала в благодушном настроении после обеда или просто захотела устроить новый спектакль, но она остановила процессию с заключёнными и решила помиловать их, пользуясь своим исключительным правом на это.
– Как же это гуманно! Как благородно! – воскликнула я.
– Не обольщайтесь, быть может, ей просто стало скучно. Но нам это в любом случае только на руку, теперь нас никто не заметит в толпе. Идём!
Действительно, все смотрели на новое представление, а дети и зеваки пытались пробраться поближе, расталкивая всех локтями, чтобы взглянуть на счастливые лица тех, кто только что, благодаря невероятной случайности, избежал своей смерти.
Мы вышли на улицу за нашим новым знакомым, в толпе не обращали на нас ни малейшего внимания. Да никто бы и не узнал теперь в юном изысканном вельможе с гордой осанкой недавнего оборванца.
– А ведь я вам не представился, прошу прощения. Меня зовут Луций Кальпурний Бибул! – торжественно провозгласил он, наверное, ожидая, какое неизгладимое впечатление произведёт на нас его имя.
– Очень приятно, – вежливо ответил Антонио, – какое необычное имя. А я Антонио, а это моя сестра Лидия!
Не увидев должного восторга и трепета от звука своего имени, он решил пояснить:
– По легенде, наш род Кальпурниев берёт начало от самого Кальпа – сына римского царя Нумы Помпилия!
– Неужели? Потрясающе! – постарались мы изобразить восхищение, чтобы его не обидеть – не хотелось разочаровывать нового знакомого.
– Просто великолепно! Не может быть! – на всякий случай добавили мы.
Получив наконец ожидаемую реакцию, он сразу же принял довольный вид, демонстрируя, что всё это на самом деле ведь не имеет никакого значения между такими хорошими друзьями, как мы.
– Меня обычно зовут коротко: «Бибул», – заявил он уже совсем добродушно, – но мне больше нравится «Луций»!
– Хорошо, тогда мы тебя будем называть Луций! – сказала я.
Он быстро со сноровкой двигался среди рыночных рядов, а мы еле за ним поспевали.
– Не того ли, случайно, римского царя он упомянул, который написал ту книжечку, что нас сюда «отправила», – на ухо прошептал мне Антонио. – Где она, кстати?
– Не знаю, последний раз ты держал её в руках.
– Но когда мы улетели, то есть стали падать, то есть… Словом, сейчас у меня её нет.
Вокруг царили шум и гам базара, даже на расстоянии вытянутой руки трудно было услышать друг друга. Мимо нас вели стадо овец, самые маленькие барашки были похожи на очаровательные белые комочки, которые так и путались у всех под ногами. Один из прилавков был заставлен глиняными амфорами разного размера – от самых крошечных, до огромных, почти в человеческий рост. Небольшая амфора упала и разбилась, задетая повозкой, из которой хрюкали поросята, а находившееся в ней оливковое масло тут же разлилось, образовав лужу, и всем через неё пришлось перепрыгивать. Антонио поскользнулся и чуть не упал.
– Я уже понял, что вы приехали издалека, – обернулся к нам Луций. – Чужеземцами в Риме никого не удивишь, и диалект у вас немного другой. Я сам уже несколько лет учусь в Афинах, и вот приехал на днях домой в Рим, к родителям. Первые дни иногда ещё тоже чувствую себя чужаком. А куда вам надо, может быть, я вам подскажу дорогу?
От такого простого вопроса мы растерялись. И правда, куда нам надо?
– Было бы здорово, – мы с Антонио переглянулись, – было бы хорошо вернуться в школу…
– А, вы новые ученики! Так бы и сказали, как же я сразу не догадался! В нашу школу приезжают ученики даже из самых далёких земель.
За неимением иной идеи, более правдоподобной, мы согласно закивали.
– Это же совсем недалеко, следуйте за мной!
Почему-то мы были уверены, что, как только мы попадём в школу, может быть, сможем вернуться обратно. По крайней мере, тут же всё прояснится. И в то же время не верили до конца, что всё может быть так просто.
– Позвольте мне быть вашим проводником, – галантно предложил Луций. – Я покажу вам настоящий Рим!
Тем временем мы пробирались среди бесконечных рядов – со всех сторон шла бойкая торговля. От гула голосов на разных языках, одурманивающего запаха специй и пряностей, ярких и пёстрых нарядов, от пыли, которая клубилась под ногами на солнце, у нас кружилась голова и казалось, что всё вокруг будто окутано какой-то сказочной дымкой. Мы миновали огромную статую золотого слона и тут перед нами выросла не менее гигантская статуя быка, также сверкающая на солнце.
– Просто невероятно! Фантастика! – не переставал восхищаться Антонио, радостно озираясь по сторонам.
– Вы про эту статую быка? Да, эффектное зрелище, но немного не в моём вкусе.
– Она что – из настоящего золота?
– Нет, она из бронзы, пару веков назад её привезли из Эгины, как трофей. Решили установить статую слона на Масляном рынке (Foro Olitirium) и статую быка на Бычьем форуме (Forum Boarium), шокируя прибывающих сюда со всего мира пилигримов, купцов и торговцев. А статуя Травяного слона – Elephas herbarius – совсем новая, её отлили из бронзы на средства местных торговцев травами. После этого Масляный рынок стали ещё называть Травяным рынком.
Вдруг толпа расступилась, давая дорогу стае гусей, которые важно шествовали в сопровождении двух женщин в светлых туниках. Хворостинками они задавали гусям нужное направление. Люди отходили в сторону, отодвигали свои повозки, освобождая гусям дорогу, а они шли друг за другом с гордо задранными клювами, вытягивая шеи и шлёпая по мостовой красными лапами.
– А, это опять привезли гусей в Храм Юноны на Капитолийском холме. С тех пор, как гуси спасли Рим, они пользуются здесь уважением.
– Гуси спасли Рим?
– Так вы не знаете? – удивился Луций. – Когда галлы под покровом ночи окружили Капитолийскую крепость, собаки молчали, а вот встревоженные гуси разбудили спящих римлян, которые смогли быстро организовать защиту крепости и дать отпор галлам. Так гуси спасли Рим!
– Да, гуси проявили себя достойно. Смотри, а это же Храм Портуна, – толкаю я Антонио в бок.
– А ведь точно такой же, как и сейчас, совсем не изменился! Такое возможно только в Риме! – восхищённо пробормотал он.
Вдалеке над рыночной толпой возвышался великолепный храм из светло-серого травертина на высоком подиуме с четырьмя ионическими колоннами на главном фасаде. К нему вела широкая каменная лестница. Фриз под высокой крышей был щедро украшен лепным орнаментом, изображающим бычьи головы и гирлянды. Со всех сторон храм окружали цветущие кусты олеандра, его ядовито-розовые цветы источали на солнце сладкий запах, а ветер его разносил, смешивая с ароматом пряностей.
– Этот храм здесь ещё со времён Сервия Туллия, шестого римского царя. Приезжайте сюда на Портуналии – не пожалеете. Увидите настоящее представление: у входа бросают в огонь ключи для их очищения, а по Тибру весь день, вплоть до вечера, плывут барки и плоты, украшенные цветами. Огни на них отражаются на поверхности воды, а по берегам разносятся песни моряков и рыбаков. Перед храмом для всего народа жарят свежую рыбу из утреннего улова.
– Как ты красиво излагаешь! – заметила я. – Так и представляю себе всё это как на картине.
– По-другому не могу, ораторское искусство – один из главных предметов в нашей школе, – гордо заявил наш удивительный собеседник. – Поэтами рождаются, а ораторами становятся, как любит говорить один наш знакомый.
– Наверное, твой знакомы прав. А было бы интересно посмотреть на такой праздник! Вот уж не знаю, сможем ли мы приехать на Портуналии, – многозначительно заметил Антонио.
– А ведь прямо за ним должен быть храм Геркулеса Победителя из греческого мрамора, – вспоминаю я. – Так вот же он – круглой формы, среди кипарисов. Как здорово – и он, спустя века, всё такой же!
– Именно в этих местах Геркулес победил чудовище – великана Какуса, который жил в пещере, – сказал Луций. – Когда Геркулес спал, хитрый Какус подкрался под покровом ночи и украл у него четырёх быков и четырёх коров. Он вывел их за хвосты, чтобы следы животных вели только в пещеру, а не из неё. Но Геркулес, когда проснулся, услышал мычание коров из логова Какуса, набросился на великана и сразил его в схватке. Поэтому здесь и воздвигли в его честь храм.
– Да, интересная легенда. Кажется, я её уже где-то слышал или читал.
– Почему же легенда? Уверен, что именно так всё и было на самом деле. – Геркулес спас римлян от злого великана.
– Да ты, наверное, шутишь?
Вдруг рядом с нами среди шума многоголосой толпы раздался отчётливый детский плач. К нему присоединились ещё несколько детских голосов.
– Слышите? – замерла я на месте. – Наверное, что-то случилось!
– Да ничего не случилось. Вернее, каждый день случается всё одно и то же, – пояснил Луций. – Это Молочная колонна. Здесь родители оставляют грудных детей, если у матери нет молока, а иногда и взрослых детей, которых не могут прокормить.
– Как жалко детишек, – грустно сказала я, глядя как один из них ползает вокруг мраморной колонны на пьедестале, а двое других постарше сидят рядом, – и какая судьба их ждёт…
– Возможно, не такая уж и печальная. Мои родители много лет назад приютили в нашем доме троих детей, оставленных у Молочной колонны. Сейчас они уже взрослые, живут в нашем доме, помогают на кухне, и вполне довольны своей участью.
Глава 7. Берег Тибра и порт, слоны в Риме, встреча друзей и заросли смоковницы
Мы вышли из суеты базара и оказались на берегу реки. Вот он Тибр! Древний и великолепный! То мощный и опасный, беспощадно затопляющий свои берега, то обманчиво спокойный и пленительно молчаливый. Несущий то благодать, то гибель для своего народа, по которому столько веков добираются странники на своих кораблях из далёких заморских земель. На зеркальной глади отражаются бегущие по небу лёгкие облака и листва склонившихся к воде деревьев. Вдалеке слышится гул и напор мощного потока, но чем ближе к песчаному берегу, тем спокойнее становится норовистая река. Весёлые солнечные блики жемчужной россыпью сверкают на поверхности. Повсюду на зелёных склонах вокруг мелькают маленькие белые маргаритки, а среди ярких красных маков встречаются и редкие, удивительные бледно-розовые маки. Вдоль берега сидят рыбаки и бегают шумные дети, домохозяйки полощут бельё, напевая протяжные песни, что летят и рассеиваются над водой.
– Интересно, в какое же время мы попали? – тихо спрашивает меня Антонио.
– Ну не можем же мы спросить – извините, а какой сейчас век? Ещё не хватало, чтобы нас приняли за сумасшедших. По ходу дела разберёмся.
Мы приближались к порту, где покачивались на воде корабли с парусами, лодки, барки, плоты самых удивительных форм и размеров, сновал рабочий люд и моряки, несли огромные корзины с пахучей свежей рыбой. «Portus Tiberinus» – прочитали мы на табличке у входа в порт. И тут мы стали свидетелями удивительного зрелища – с широких, крепко сбитых деревянных барок начали выгружать… слонов. Их спускали на мелководье и за верёвку вели на берег. Маленький слонёнок плюхнулся в воду и начал веселиться, окатив фонтаном из хобота одного из работников, а другого случайно свалив в воду.
– На помощь! Тону! – донеслось оттуда, и ещё какие-то вопли на непонятных нам языках. Его помощник бросился к нему и поплыл, странно передвигаясь, – казалось, что он бьёт руками, как вёслами по воде. Он быстро приблизился к своему приятелю и вытащил его на сушу.
– Это он звал на помощь на греческом и египетском, – пояснил Луций. – Прежде чем выучить все эти языки, лучше бы сначала научился плавать! Вот я сам выучился держаться на воде, меня никто этому не обучал…
Видно, что он был готов дальше развивать свою мысль о собственных способностях и талантах. Похоже, что наш новый знакомый имел такую слабость – при каждом удобном случае не отказывал себе в удовольствии похвалиться. Конечно, не самый страшный человеческий недостаток, а по мне, так вполне простительный.
– А зачем в Риме столько слонов? – изумилась я, сменив тему. – Помню, я как-то читала, что боевых слонов использовали в Пунической войне.
– В боях слонов сейчас бывает всё меньше, – ответил Луций с видом знатока. – Полководец Авл Гирций, прославившийся в завоевании Галлии, всегда говорил, что эти дикие животные, даже после долгих лет обучения и службы, в бою часто столь же опасны для собственного войска, как и для врага. Сейчас они участвуют в разных зрелищах и праздничных процессиях в Риме. Думаю, это опять привезли слонов-факелоносцев Lychnophores и слонов-канатоходцев Funambules, здесь недалеко есть и стойла для них, – продолжал он воодушевлённо, пока мы смотрели на развеселившегося слонёнка, плескавшегося у берега. – А наша старая служанка рассказывала мне, что она сама видела в детстве, как Помпей хотел въехать в Рим на триумфальной колеснице, которую везли четыре слона. Но запряжённые слоны не пролезли в городские ворота. Вот была потеха! Пришлось ему пересаживаться на лошадей. Помпею вообще, похоже, не везло со слонами. По случаю своего второго консулата, он решил показать бой двадцати слонов с охотниками, но слоны, пришедшие в ярость, сломали решётку, отделявшую арену от народа. После чего арену для зрелищ стали окружать рвом, наполненным водой.
– Но это ещё не всё, – добавил он, – не так давно Цезарь распорядился, чтобы в Рим привезли слонов, захваченных в битве при Тапсе. Он решил придать особую пышность триумфальной процессии, посвящённой своей победе в Африке. Выстроились две шеренги из четырёх десятков слонов, которые несли в своих хоботах факелы. Эту идею он позаимствовал у царей Египта и Сирии. После чего таких слонов стали называть факелоносцами.
– Интересно, а этот маленький слонёнок тоже будет факелоносцем? – предположил Антонио.
– Как знать, как знать…
– А я считаю, что использовать слонов, так же как и любых животных, для развлечения – это варварство! – заявила я.
– В целом согласен, – неожиданно поддержал Луций. – Слоны мудрое, сильное и трудолюбивое животное. Многие считают их наиболее любимыми богами, которые наделили их долголетием. Некоторые уверены, что слоны обладают разумом, способны понимать латынь и греческий, а возможно даже читать и писать.
– И много они уже написали? – захохотал Антонио.
У нас за спиной тоже раздался смех. Мы обернулись. Рядом с нами стояли, прислушиваясь к разговору, два мальчика, которые тоже наблюдали за выгрузкой слонов и купанием слонёнка.
– Луций? – изумлённо проговорил старший из них, обращаясь к нашему собеседнику.