Волчья Кровь

Глава 1

Ну почему нас ловят снова в ту же сеть, и чтобы жить герой обязан умереть? Возвращение мушкетеров. Д’Артаньян.

Ванная комната в наши хрущевские полтора квадратных метра была моим личным Эльдорадо. Не в смысле гигиены – гигиену там тоже проходили, – а в смысле неприкосновенной территории. Когда вечером все процедуры заканчивались, я запиралась изнутри и превращала её в свою крепость. Старая чугунная ванна становилась диваном, кроватью и кабинетом. Я застилала её старым стеганым одеялом, набрасывала пару подушек – и готово, уютное гнездышко, где можно спрятаться от всех. Здесь, под аккомпанемент вечно подкапывающего крана, я сбегала от скуки школьных будней и отсутствия личного пространства.

В этот вечер, как обычно, я устроилась поудобнее в своем убежище, упершись спиной в холодный эмалированный борт. На табуретку-столик были водружены телефон и пачка печенья. Воздух был влажным и пах гелем для душа и старой штукатуркой. Свет от экрана телефона отбрасывал причудливые блики на кафельные стены, пока я переписывалась с девчонками. Вот уже третий час ночи, а мы с Кагом все ржали над одной юной писательницей с Фикбука. «Ненавижу таких, – пробормотала я в пространство, – настрочат фигни, а вы читайте, люди добрые. Особенно бесят защитнички. Сами толком ничего не напишут, зато «не обижайте детишек, они же старались». Тьфу, гадость».

Впрочем, подстебнуть таких авторов я всегда любила. Это было нашим с Кагом ритуалом – находить самые нелепые опусы и разбирать их по косточкам, смеясь до слез. Своего рода сопротивление миру, где каждый второй мнит себя новым Толстым. Вскоре Каг ушел спать, а я осталась наедине с книгой. Вернее, с экраном телефона, на котором была открыта моя любимая – про эльфов, магию и, конечно же, прекрасного принца, влюбившегося в нашу, земную попаданку. Сопли, конечно. Но в мои семнадцать это была именно та порция романтики и оторванной от реальности героики, которая мне и требовалась. Я могла проводить целые часы, выискивая в сети книги с похожим сюжетом, листая страницы на этом же крошечном экране, словно археолог, откапывающий черепки древних цивилизаций. В этих историях была уверенность, которой так не хватало за стенами ванной: уверенность, что даже в самом темном мире найдется место для чуда. Что кто-то придет на помощь, что любовь победит всё, что герой, даже если умрет, сделает это красиво и не зря.

Время неумолимо летело, и я с огорчением поняла, что опять не успеваю дочитать до развязки. Пришлось откладывать телефон и отправляться спать. И так проходил почти каждый мой день. Чувство, будто жизнь превратилась в бег по замкнутому кругу, не отпускало. Увлечения радости уже давно не приносили, хотелось чего-то нового, безумного, какого-то толчка, который выбьет меня из этой унылой колеи. Но на ум ничего не приходило. Поэтому я так обрадовалась, наткнувшись в сети на пост про интересную заброшку неподалеку от города. Одежда у меня, конечно, не предполагала зимних вылазок, но в тот день мне было уже все равно. Решила отправляться на следующий день после обеда.

С вечера я вытащила из кладовки свой любимый, потрепанный временем и походами, светло-коричневый рюкзак. Начала кидать туда необходимое, не вынимая старый хлам с прошлых вылазок: пару свечей, коробок спичек, гадальные карты. «На всякий случай», – подумала я. Завтра сюда же нужно будет положить бутерброд и бутылку воды. Вечером я сообщила друзьям о своем плане. Первым ответил Каг, как всегда, лаконично и метко:

«Долбоёбка».

Из всех моих друзей только он мог отматерить так, что было совсем не обидно. Мы дружили уже давно, могли часами висеть в скайпе и болтать ни о чем. У него всегда находился совет, а иногда и дружеский пендель, который ставил всё на свои места.

«С богом», – ответила Фло.

Полная противоположность Кага. С ней можно было спорить часами, обижаться, злиться до дрожи в коленках… Но в итоге мы всегда мирились. Наши ссоры были как гроза – яркие, шумные, но после них всегда пахло озоном и становилось легче дышать.

«Надеюсь, без бухыча. Заброшки – это интересно», – написала Теххи.

Человек, с которым, кажется, невозможно поссориться. По крайней мере, у меня еще ни разу не получалось. Не то чтобы я очень старалась, но о моем взрывном характере в нашей компании ходили легенды.

На последнее сообщение я улыбнулась. Алкоголя не будет точно. Одно из незыблемых правил сталкеров гласило: под алкоголем и наркотическими веществами на вылазки не ходить. Тот же свод правил утверждал, что в одиночку ходить не следует. Но напарника у меня не было. Да и, честно говоря, я с трудом представляла кого-то из своих знакомых, способного ползать по сугробам ради пары фотографий руин какой-нибудь забытой больницы, часами шариться по подвалам в поисках следов прошлого или просиживать недели в интернете, выискивая новые места на карте забвения.

Оставшийся вечер я посвятила подготовке. Заранее взяла у мамы немного денег на непредвиденные расходы и приготовила теплую одежду. С обувью была заминка – кроме зимних ботильонов на танкетке, я в этом сезоне ничего не купила. «Ну ничего, – утешила я себя, – справлюсь». На спинку кресла я аккуратно разложила всё, что надену завтра: теплые колготки, любимые синие джинсы, футболку и длинную плотную кофту. Этого должно было хватить, чтобы не замерзнуть в дороге. Девчонки в тот вечер были неразговорчивы, да и болтать было особо не о чем. Изредка я кидала в общий чат смешные цитаты из книг, мы обсуждали учебу, делились мелкими новостями. Спать я улеглась пораньше – чтобы назавтра быть полной сил.

Проснулась я только часов в одиннадцать, с досадой поняв, что проспала полдня. Первым делом, конечно, залезла в сеть проверить, что произошло за ночь. Новых сообщений не было. Тогда я принялась за сборы. Достала рюкзак, забросила в боковые карманы телефон, пачку сигарет и кошелек. Одевшись, я на мгновение застыла перед зеркалом в прихожей. М-да… В таком виде точно только по зимним сугробам ползать: осенняя красная куртка, которую мы с мамой когда-то утеплили опушкой со старого пуховика, джинсы, под которые я натянула теплые колготки, и мои верные зимние ботильоны на восьмисантиметровой танкетке… Ну просто красота! Под курткой – футболка и кофта, чтобы совсем не замерзнуть. Готова к подвигу.

Примерно через час я уже была на месте. В наушниках играл Caramel Dance, погода радовала отсутствием метели и относительно теплой, по меркам января, температурой. Дыра в заборе нашлась быстро – помогли следы, уходившие в сторону заброшки и обратно. Забравшись на территорию, я первым делом остановилась и осмотрелась. Передо мной стоял очередной покинутый пионерский лагерь, застывший во времени, словно музей под открытым небом. Старые деревянные корпуса, некогда выкрашенные в жизнерадостные голубые и зеленые цвета, теперь облупились и почернели от времени. Они смотрели на меня темными, безжизненными глазницами выбитых окон, за которыми угадывались остатки былой жизни – обрывки обоев, сломанная мебель, груды мусора. Здание столовой, некогда самое шумное и оживленное место лагеря, было испещрено граффити и матерными словами, выведенными баллончиками с краской. Яркие пятна розового, синего и серебряного безжалостно покрывали стены, создавая странный контраст с унылым зимним пейзажем.

Доставая из рюкзака свой красный Nikon, я сделала несколько кадров общего плана. Объектив запечатлел грустную красоту этого места – инеем покрытые ветки деревьев, склонившихся над заснеженными тропинками, призрачную тишину пустующих корпусов, длинные тени от зимнего солнца, лежащие на снегу. Потом я двинулась дальше, и с каждым шагом открывались новые детали запустения. Корпуса выглядели удручающе: где-то обваливалась крыша, обнажая сгнившие стропила, в других зияли провалы в полу, сквозь которые виднелись засыпанные снегом подвалы. Всё, что можно было унести – от сантехники до дверных ручек, – уже давно растащили мародеры. Я неспешно обошла всю территорию, успев нащелкать целую серию фотографий: заросший бурьяном кострище, ржавые каркасы кроватей, валяющиеся среди сугробов, остатки настенных росписей с пионерской символикой. Прежде чем направиться к самому интересному, на мой взгляд, зданию – столовой, я на мгновение закрыла глаза, пытаясь представить, как здесь когда-то кипела жизнь – звучали детские голоса, играл горн, пахло кашей из полевой кухни…

Она сохранилась лучше остальных, если не считать слоя граффити. Массивные деревянные двери с выщербленными ступенями все еще стояли на месте. Но и здесь не обошлось без мародерства: несколько окон были разбиты, и через зияющие дыры в помещение наметало снег. Посреди зала чернели остатки кострища – кто-то явно использовал столовую как ночлег. Потолок был закопчен дымом до черноты, а по углам валялись обломки почти полностью разломанной мебели – стулья со спинками, отломанные ножки столов, осколки посуды. В воздухе витал запах гари, старого дерева и чего-то затхлого, будто сырости и пыли.

Последним пунктом моего маршрута стал подвал. Его вход представлял собой низкую бетонную пристройку с облупившейся краской. Сбить ржавый замок с деревянной двери оказалось проще простого – достаточно было пару раз сильно ударить по нему ногой. Да, несмотря на каблуки, я с легкостью это проделала. Я ведь даже бегать на них могу, когда того требует ситуация! Дверь с скрипом отворилась, выдавая внутрь облако морозного пара. Внутри было темно и сыро. Воздух стал ощутимо холоднее, и я куталась глубже в куртку. К счастью, фонарик на этот раз не подвел: обычно у него западала кнопка, но сейчас он загорелся с первого раза, выхватывая из мрака покрытые плесенью стены, с которых свисали лохмотья старой изоляции. Под ногами хрустел битый кирпич и стекло, а с потолка капала вода, образуя на полу ледяные наплывы. Воздух был спертым и пах пылью, влажным камнем и чем-то еще – сладковатым и неприятным, будто гнилое дерево. Меня неудержимо потянуло вглубь помещения, где в луче фонаря виднелась еще одна дверь, более массивная и старая. Замка на ней не было, но, отсырев, она так плотно прилегала к косякам, что открыть её казалось невозможным. Однако я не из тех, кто легко сдается. Уперев ногу в стену, я изо всех сил несколько раз дернула ручку на себя. Дерево скрипело и стонало, будто не желая отпускать свои тайны. Наконец раздался громкий скрежет, и дверь с податливым стоном отворилась, а я, не удержав равновесия, больно шлепнулась попой об пол. Поднявшись и отряхнувшись, я направила свет фонаря внутрь. Комната была маленькой, с голыми стенами, покрытыми инеем. В дальнем углу что-то блеснуло. Подойдя ближе, я разглядела странный кулон в виде монетки на тонкой цепочке. На нем не было никаких гравировок, но что-то в нем привлекло мое внимание. «Все равно кто-нибудь утащит», – мелькнула мысль, и я сунула находку в карман.

Снаружи донесся подозрительный шум – сухой, нарастающий скрежет, словно лёд на крыше не выдержал тяжести снежных шапок. Сердце ёкнуло, заставив кровь ударить в виски. Я рванулась к выходу, но мир внезапно перевернулся. Пол под ногами вздыбился, затрещал по швам и рухнул вниз с оглушительным дребезгом. Я провалилась в чёрную пустоту, беспомощно раскинув руки. Падение оборвалось резким ударом о каменный пол. Даже сквозь плотную одежду боль отдалась во всём теле горячей волной. В ушах зазвенело, в нос ударил едкий запах пыли и тления. «Встать! Нужно встать!» – приказывала себе я, но тело не слушалось, оглушённое падением.

И в этот миг всё завертелось с новой силой. С оглушительным, глухим рёвом начал рушиться потолок. Не просто осыпалась штукатурка – в медленном, жутком танце массивные балки изгибались и ломались, заваливая единственный выход тяжёлыми бетонными глыбами. Грохот заполнил собой всё, физически давя на уши и заставляя содрогаться каждый нерв. «Конец. Меня завалило». Мысль пронзила сознание ледяной иглой. Я инстинктивно отползла вглубь подвала, натыкаясь спиной на сырую стену, когда с потолка передо мной с оглушительным треском обрушился очередной пласт штукатурки и кирпича. Воздух наполнился густой, удушающей пеленой пыли, застилавшей глаза и горло. Я беспомощно зажмурилась, прикрыла голову руками, отлично понимая, что это не спасёт. Камень безжалостен. Свет фонаря, выпавший из руки, погас, погрузив всё в абсолютную, слепящую темноту. Тишина, наступившая после обвала, была хуше любого грома – густая, давящая, звенящая в ушах. В глазах плавали пыльные блики, дыхание сбивалось, и последнее, что я почувствовала перед тем, как тьма поглотила сознание – это вкус крови на губах и холодный камень под щекой.

Глава 2

Я проснулся в самом чистом сне, ощущая крылья на спине…

Эмокор – крылья

Боль. Невыносимая, разлитая по всему телу, пульсирующая в висках и ноющая в каждой мышце. Сознание возвращалось медленно, нехотя, будто продираясь сквозь плотную, липкую вату. Я лежала на чем-то твердом и холодном, уткнувшись лицом во что-то влажное и пахнущее прелыми листьями, землей и… летом? Последнее ощущение было настолько противоестественным, что заставило меня резко открыть глаза. Первое, что я увидела, – это крошечный паучок, деловито сновавший по травинке в сантиметре от моего носа. Второе – это зеленый купол листвы над головой, сквозь который пробивались лучи настоящего, теплого, летнего солнца. Что? Где? Как? Мысли путались, голова раскалывалась. Я попыталась приподняться на локтях, и по телу прокатилась новая волна боли. Ну, допустим, ноги болят у меня регулярно, особенно после долгих прогулок. Но откуда это ощущение, будто меня переехал каток, а по голове проехались кирпичом? С трудом перевернувшись на спину, я осмотрелась. Лес. Густой, зеленый, полный жизни. Щебетали птицы, где-то в траве стрекотали кузнечики. Идиллия, да и только. Причину жуткого неудобства я поняла не сразу: во-первых, на грудь и живот давили лямки моего верного рюкзака, в котором я летела вниз, а во-вторых… Во-вторых, вокруг было ЛЕТО! Я лежала в джинсах, теплой кофте и куртке, приправленная собственным потом, как пельмень майонезом. Непослушными, дрожащими пальцами я расстегнула застежки на лямках, с огромным трудом высвободилась из их объятий и сняла куртку. Стало немного легче дышать, но жара никуда не делась. Мысленно я благодарила свою привычку надевать футболку под кофту. И за то, что не отправилась на сталк в пуховике, конечно. Легкая куртка, завязанная на поясе, не так мешала, а с тяжелым пуховиком я бы просто изжарилась заживо, а выбросить его, скорее всего, пожалела бы. Осторожно, боясь спровоцировать новый приступ боли, я ощупала голову. На затылке зловеще пульсировала шишка размером с мячик для пинг-понга. Дрожащей рукой я достала из кармана куртки маленькое зеркальце. Лицо украшали несколько ссадин, щека была в грязи, а под левым глазом наливался синеватый фингал. По рукам, от запястий до локтей, будто прошлись наждачкой – сплошные царапины и содранная кожа. Джинсы были порваны в трех местах и теперь отчаянно напоминали писк моды последних сезонов. Как, собственно, и теплые колготки под ними, превратившиеся в ажурные нечто. Куртке досталось слабее, но местами белый синтепон насмешливо выглядывал из дыр, словно высунутый язык. Шапку я вообще умудрилась потерять, и мои волосы, когда-то окрашенные в рыжий, но уже изрядно отросшие и выцветшие, напоминали настоящее воронье гнездо, украшенное сучками, листьями и паутиной. Ну просто красавица с обложки!

Следующей, и куда более серьезной проблемой, стало выяснение, где я и что вообще произошло. Я же помнила холод, снег, заброшенный пионерлагерь… Провал в подвале… Грохот… Неужели я пролежала там без сознания полгода, пока не наступило лето? Даже при моей нежной любви ко сну это было невозможно! Я судорожно нащупала в кармане джинсов телефон. Экран был цел, что уже было маленьким чудом. Время показывало, что с момента моего выхода из дома прошло около пяти часов. Но какая дата? Год? Телефон упрямо показывал «1 января». Видимо, при падении слетели настройки. И, что было еще хуже, в правом верхнем углу красовался злой крестик – связи нет. Ну, конечно, кругом лес, какая может быть связь?

С невероятным усилием я поднялась на ноги, держась за ствол ближайшей березы. Мир на мгновение поплыл перед глазами. Голова продолжала неистово болеть. Пришлось снова остановиться, открыть рюкзак и на ощупь найти аптечку. В ней нашлась пачка обезболивающих таблеток, я терпеть не могу их вкус, но выбора не оставалось. Теперь надо было разобраться с одеждой. То, что было на мне, уже насквозь промокло от пота и росы на траве. Убедившись, что вокруг кроме птиц и букашек точно никого нет, я с трудом стянула с себя теплые колготки, превратившиеся в мокрые и рваные лохмотья, и сняла кофту. Ботильоны на танкетке пришлось оставить – другой обуви у меня не было, идти босиком по незнакомому лесу было бы верхом идиотизма. Свернув лишнюю одежду, я упаковала ее в рюкзак, а куртку привязала к его боковой стропе.

И вот, отдышавшись и чуть придя в себя, я наконец огляделась по-настоящему. Лес был… странным. Не тем смешанным, умеренным лесом, к которому я привыкла в наших краях. Деревья были какими-то более древними, могучими. Воздух был невероятно чистым – пахло хвоей, прелыми листьями, цветами и чем-то незнакомым, пряным. И тут меня осенило. Я внимательно посмотрела под ноги, вгляделась в просветы между деревьями. Здесь не было НИКАКИХ следов пребывания людей. Ни тропинок, ни просек, ни обрывков полиэтилена на кустах, ни окурков, ни пивных банок. Абсолютно девственная, чистая природа. В двадцать первом веке! В две тысячи семнадцатом году! Такое возможно разве что в самых заповедных зонах Сибири, но у нас-то, в центральной полосе… При этой мысли жутко захотелось курить. Нервы сдавали. Подавив это желание (неизвестно, сколько придется бродить, а полторы пачки «Бонд» – стратегический запас, который тает на глазах), я наугад выбрала направление и побрела, прислушиваясь к себе и к лесу.

Шла я, наверное, пару часов. Время текло странно, растягиваясь и сжимаясь. Солнце поднялось высоко, и стало по-настоящему жарко. Наконец, я выбилась из сил и рухнула на мягкий мох у подножия огромного дерева. И тут память, наконец, начала возвращаться четкими, обрывочными кадрами, как прокрученная назад пленка. Вот я на сталке, захожу в столовую… Открываю этот чертов подвал… Нахожу тот самый кулон… Снаружи шум… Бегу… Пол уходит из-под ног… Падаю… Оглушительный грохот, пыль, темнота… И все. Я судорожно запустила руку в карман джинсов. Да! Он на месте. Я вытащила его и положила на ладонь. Простой кулон в виде монетки на тонкой цепочке. Ничего особенного. Но именно после того, как я его взяла, все и началось.

Мысли неслись вихрем, сшибаясь и путаясь. Ну и где теперь этот лагерь? Почему я живая? Сколько я провалялась и почему я в том же виде, в каком была, только порванная и помятая? Если я пролежала в подвале до лета, почему меня не нашли? Почему я не умерла от голода и жажды? Телефон до сих пор не поймал ни деления сети. И это в двадцать первом веке! А как же ЕГЭ, к которому я упорно готовилась? Да меня сто процентов уже отчислили из школы за такой прогул! Мама… О боже, мама… Она же с ума сойдет! Невероятно. Абсурд. Чтобы заглушить нарастающую панику, я включила музыку в наушниках. Зазвучал знакомый плейлист, и стало чуть спокойнее. Я понимала, что надо бы беречь заряд батареи, но что-то мне подсказывало, что телефон мне не скоро пригодится для звонков, а эта гнетущая, абсолютная тишина леса, не нарушаемая даже гулом самолетов в небе, скоро свела бы меня с ума.

Лес, несмотря на всю его странность, не доставлял мне особых неудобств как местность. Даже на каблуках я могла пройти где угодно – с детства я обожала лазить по любым подозрительным местам, и давно научилась управляться с этой обувью как с родной. Еще через час блужданий мне наконец улыбнулась удача – я вышла на широкую грунтовую дорогу. Но радость моя была недолгой. Присмотревшись, я увидела следы. Но не шин, а четкие, глубокие отпечатки… копыт? И параллельные им борозды – следы колес. Телег? Сердце упало куда-то в ботинки. Да куда я попала?! В историческую реконструкцию? Кажется, до меня начало медленно и неумолимо доходить. Вот не зря я прочитала тонны фэнтези. Для проверки своей безумной теории я снова залезла в рюкзак и достала яблоко, которое брала с собой на перекус. Оно лежало там, на дне, рядом с пачкой сигарет. Яблоко было свежим, твердым, сочным, ничуть не испортилось. Подозреваю, если бы с момента моего ухода из дома прошло полгода, от него должен был остаться либо сморщенный сухофрукт, либо гнилой, плесневелый комок. Меня явно куда-то перенесло. Другой мир? Это было самым логичным, пусть и безумным, объяснением. На Земле, во всей Северном полушарии, в тех климатических зонах, где преобладают смешанные леса, сейчас зима. Или я плохо знаю географию? Вряд ли. Даже в самой глухой тайге нашли бы хоть одну ржавую консервную банку. А здесь… здесь была стерильная, первозданная чистота. Значит, все же другой мир.

Мысль была настолько чудовищной и нереальной, что у меня внутри все оборвалось. Я почувствовала, как подкашиваются ноги, и медленно, как в замедленной съемке, опустилась на обочину дороги. Это не могло быть правдой. Этого не бывает. Это сон, галлюцинация, кома… что угодно! «Ну и зачем я вам здесь?!» – вырвалось у меня, и голос прозвучал хрипло и безнадежно в этой неестественной тишине. Ни ответа, ни привета. Только эхо моего крика, раскатившееся по лесу. Я опустила голову на колени, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слезы. Ну и где обещанный принц на белом коне? Где бабушка-ведунья? Где волшебный говорящий питомец? Ну что за надувательство? Подняв голову и смахивая слезы тыльной стороной ладони, я с горькой иронией подумала, что мое появление в этом мире явно прошло по бюджетному сценарию.

И тут вдалеке послышался топот. Сначала приглушенный, потом все более четкий. Мой самый любимый звук с детства. Еще в детстве я до дрожи обожала лошадей. И сейчас, даже в этом отчаянном положении, сердце екнуло от привычной радости. Животина шла легкой, упругой рысью, легко отличить от трехкратной дроби галопа. Вот из-за поворота показалась и виновница шума: невысокая в холке, крепкая гнедая лошадка, запряженная в простую деревянную телегу. А на облучке сидел… человек. Похожий на человека. С двумя руками, двумя ногами и головой. Одет он был в простую одежду из грубой ткани – штаны, рубаха, без всяких там кружев и плащей. Никаких острых ушей эльфа, никакого посоха мага. Простой мужик-возница. Инстинкт самосохранения кричал: «Спрячься!», но отчаяние и азарт оказались сильнее. Я выскочила на середину дороги, раскинув руки, как последняя идиотка. Лошадь, почуяв помеху, резко остановилась, фыркнула и отшатнулась в сторону. Возница взвыл что-то на гортанном, абсолютно незнакомом языке. Звуки были похожи на смесь щебетания, шипения и кашля.

– Ваалес дах мириис! Деолл кариатс?!» – его голос звучал сердито и испуганно одновременно.

Как я и думала, с языком тут будет трудно. Я сама не поняла, что пролепетала в ответ, что-то вроде «я не понимаю» и «помогите». Вид у него был такой, что я на секунду испугалась, что он сейчас хлестнет лошадь и поедет прямо на меня, или ударит кнутом. Но вместо этого он пристально, с нескрываемым изумлением посмотрел на меня, оценивающе скользнул взглядом по моей порванной, грязной и диковинной одежде, по моим ботильонам, по растрепанным рыжим волосам. Он тяжело вздохнул, словно принимая нелегкое решение, и коротко ткнул пальцем в кузов телеги. Я послушно, почти на автомате, забралась на нее, устроившись на жестких досках. Он что-то еще пытался спросить, но, увидев мое потерянное выражение лица, лишь раздраженно махнул рукой, развернулся и щелкнул вожжами. Телега с скрипом тронулась. Ритмичное покачивание, монотонный стук колес и психическое истощение сделали свое дело – я прислонилась к своему рюкзаку и провалилась в тяжелый, беспокойный сон.

Меня разбудила резкая остановка. Я открыла глаза и увидела, что мы стоим у небольшой, но крепкой с виду избушки, стоящей на отшибе деревни. Деревня… она была именно такой, какой я представляла себе средневековую деревню: десяток таких же избушек с соломенными крышами, огороды, плетни, запах дыма и навоза. По улице деловито пробежала белая курица. Рядом с домом виднелся небольшой загон, в котором мирно щипала траву рыжая козочка. Из избы вышла женщина. Классическая старушка, каких изображают в сказках: невысокая, в простом платье и переднике, с седыми волосами, убранными под платок. Лицо ее было изборождено морщинами, но глаза смотрели внимательно и живо. Довольно живенькая старушка, скажу я вам. Резвенькая. Мужчина, который привез меня, что-то быстро и эмоционально говорил ей, жестикулируя в мою сторону. Та слушала, кивала, а ее пронзительный взгляд не отрывался от меня. Затем она подошла ближе. Как и возница, она осмотрела меня с ног до головы с таким видом, словно оценивала незнакомую породу скотины. Разве что в рот не заглянула на зубы посмотреть. Я им лошадь что ли?! От этой абсурдной мысли меня отвлекло то, что я чуть не свалилась с телеги – старушка вдруг уверенно взяла меня за руку и потянула за собой. Ее хватка оказалась на удивление крепкой.