Замороченный лес. Фантастический роман

© Владимир Саморядов, 2024

ISBN 978-5-4474-9007-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наташа Туголобая

«Дочурка под кроватью ставит кошке клизму

В наплыве счастия полуоткрывши рот.

И кошка, мрачному предавшись пессимизму,

Трагичным голосом взволнованно орет.»

Утром первого мая две тысячи первого года в задрипанном городишке Чумске, который медленно и скучно перетирал века в российской глубинке, случилось экстраординарное событие.

– Шу-шу-шу, – судачили взволнованные соседки.

– Вы слыхали?

– Слыхали.

– Да как же это?

– Вот ж блин!

– У Катьки Морячкиной дочка Наташка пропала.

– Как пропала?

– Обыкновенно, как все дети пропадают – ушла погулять и не вернулась.

– Надо же! Такого уже, почитай, лет десять не было.

Перед двором виновницы события, с перекосившимся и давно не крашеным забором, собралась большая толпа: кто неискренне сочувствовал, кто откровенно радовался. Мама исчезнувшей девочки билась в истерике на руках двух наиболее верных приятельниц, мотала из стороны в сторону обвисшей головой, разбрызгивая слезы.

– Наташа, доченька, кровинушка! – голосила женщина, – Куда же ты сиротинушка подеваласи-и-и?!

Приехал участковый, изобразил на лице сосредоточенное сострадание, спросил, кто пропал, а узнав, испытал двойственные чувства: и радость и озабоченность одновременно. Наташу Морячкину он знал. Да кто в городе Чумске не знал эту необычную девочку!

Девятилетняя Наташа носила многозначащее прозвище Наташа Туголобая. Родилась она девятнадцатого августа девяносто первого года, когда приснопамятный ГКЧП объявил о свержении Михаила Горбачева. Наташина мама тогда очень-преочень радовалась, прыгала по комнате («Сняли козла, который водку пить запретил!») и упала, ударившись животом о порог двери, после чего произвела на свет дочку Наташу. Такое ударное рождение странным образом сказалось на судьбе ребенка, которого стали постоянно преследовать всевозможные события и несчастья, да и сама она доставляла своим родным, близким и соседям много запоминающихся минут.

Как, по-вашему, должен реагировать нормальный среднестатистический ребенок на торчащую из стены электрическую розетку? Правильно, попытаться сунуть туда два пальца, а если пальцы не влезают, то два гвоздя. Наташа же вставляла в розетку два провода, причем другим концом подключала к железной кровати, на которой в этот момент спал старенький, ничего не подозревающий дедушка. Дедушка, естественно, тут же начинал трепетать, прыгать, дергать руками, ногами и головой, пускать слюни, а остроумная Наташа весело танцевала поблизости, считая, видимо, что такие пляски забавляют дедушку.

Иногда Наташа просто свешивала провода на пол, дожидаясь, когда моющая полы бабушка, заденет их мокрой тряпкой. В этих случаях бабушка не прыгала, а просто валилась на пол, сраженная электрическим разрядом.

Еще Наташа очень любила кошек, вернее, обожала, побрызгав бензинчиком, их поджигать. Тогда охваченные пламенем зверьки очень красиво светились и орали. Такие горящие кометы пробуждали в девочке мечты о космических пространствах.

Стоит ли говорить, что исчезновение столь уникального ребенка соседей не слишком опечалило. Радовался даже дед, у которого после нескольких сеансов электротерапии была парализована половина тела. Бабушка, хотя и ослепла на один глаз, все-таки грустила и пускала скупые слезы. Но мама орала в голос, проклиная своего бывшего мужа, почему-то обвиненного в этом похищении. Хотя было весьма сомнительно, чтобы этот здравомыслящий человек вдруг решился бы забрать на воспитание этого, пусть и родного, монстра.

Участковый без всякого оптимизма опросил свидетелей, сделал какие-то записи в своем блокноте, сказал Наташиной маме несколько утешительных слов, но в уме твердо решил, что если начальство не потребует, искать девочку не будет. Полгода назад Наташа спалила любимую кошку его жены.

– Почему вы решили, что ее похитили? – спросил участковый Наташину маму. – Сегодня Первое мая, хороший политический праздник. Может, она на демонстрацию пошла.

– Вот-вот, – встряла в разговор одна из соседок, – именно на демонстрацию. Теперь под трибуной сидит, бомбу закладывает, чтобы начальников взорвать.

Услышав эту ремарку, участковый заметно побледнел.

– Да что ты говоришь такое! – возмутилась Наташина мама. – Она у меня добрая, близких любит!

– Бе-бе-бе! – забормотал Наташин дедушка и задергал здоровой, не парализованной половиной тела.

– Вот-вот, – согласилась со стариком соседка. – Любит, говоришь? Твоего отца на тот свет из любви чуть не отправила?

– Она хорошая!

– Ничего себе хорошая. Моего кота бензином облила и спалила.

– Люди добрые, – исторгла из себя Наташина мама, – так не мово дитя сейчас судють. Вы лучше скажите, видел ли ее кто?

– Да под трибуной она сидит, бомбу закладывает…

– Или милицейскую опорку спалить собирается, – вставила еще одна соседка.

Участковый побледнел еще сильнее.

– Хорошо, хорошо, – сказал он быстро, – найдем.

И спешно укатил на своей машине. Предположения соседок его сильно напугали. Дети в стране периодически исчезают, причем обычно отправляясь странствовать, поддавшись необъяснимом зову сердца и стремлению к свободе, но если сгорит опорный пункт, или районные «шишки» дружно взметнутся в небо под действие магической силы тринитротолуола… – за такое происшествие начальство по головке не погладит.

Наташина мама проводила удаляющуюся машину полубезумным взглядом и продолжила истерические стенания. Соседки же громко судачили, надеясь, что успевшая всем надоесть девочка не скоро вернется в отчий дом.

А ведь Наташу Туголобую похитили, и сделали это гнусное дело трое пассажиров «крутого и навороченного» джипа, на которых обычно любят кататься новые хозяева жизни. Этот джип крутился на улицах Чумска уже неделю, привлекая к себе внимание взрослых обывателей и приводя в восторг мальчишек. Брутальные обводы, ребристые колеса, «кенгурятник», на крыше обязательная для начальников и бандитов мигалка.

Пассажиры джипа, двое мужчин и одна женщина, все это время кого-то очень внимательно искали, сравнивая с имеющейся у них фотографией проходящие мимо окон оригиналы.

Этим праздничным утром джип снова появился на улицах, проехал туда-сюда и остановился. Пассажиры машины высунулись в окна, провожая пристальным взглядом спешащих на праздничный митинг горожан.

– Не она, – ворчал сидевший за рулем здоровенный мужлан, крепкий, накачанный, коротко стриженый, с блеклыми голубоватыми глазами, в которых светилось сытое и тупое самодовольство, и нижней челюстью, «просящей кирпича». Такими обычно изображают бандитов в дешевых милицейских сериалах.

– Да, не она, – согласился второй, тонкогубый, тонконосый, с пучком собранных на затылке длинных волос и холодным, презирающим весь мир взглядом. – Слушай, Шишимора, с чего ты взяла, что этот детеныш именно в этом городишке живет?

– Колдунья сказала, – ответила Шишимора, женщина неопределенного возраста, покрытая толстым слоем косметического грима, с короткой модной прической, сидевшая на заднем сидении.

– Колдунья. Не верю я этим колдуньям. Меня в детстве одна все лечила от заикания…

– И что? – живо поинтересовался водитель.

– А то. Заикание прошло, только энурезом заболел.

Шишимора весело фыркнула в кулак.

– Тебе смешно, – осуждающе сказал длинноволосый, – а у меня эта дрянь только к пятнадцати годам прошла.

– Треплешься, Мормон, – усмехнулся водитель. – Тебя послушаешь, так ты и на Луну летал, и марсиане тебя похищали.

– Похищали! – встрепенулся Мормон. – Такие маленькие зеленые человечки.

– В прошлый раз ты говорил, что это красные великаны были с тремя глазами, – напомнила Шишимора.

– Когда?!

– Да в прошлый раз. Подтверди, Бугай.

– Точно, – согласился водитель.

– Эх, не понимаете вы глубин жизни, – провозгласил Мормон и сладко потянулся. – Тайны, загадки они же влекут.

– Тогда чего наркотой промышляешь? – спросила Шишимора – Вот и ловил бы свои летающие тарелки.

Мимо машины прошли три маленькие девочки с бантиками и воздушными шарами, обряженные в белые сорочки и черные юбки.

– Она? – встрепенулся Мормон, хватая фотографию.

– Не она, – ответил Бугай.

– Я не пойму, зачем нам девочка нужна? – спросил Мормон, когда девчушки прошли мимо.

– Не всякая девочка, а именно эта, – напомнила Шишимора, показывая на фотографию в руках Мормона. – На нее нам колдунья указала. Эта девочка – экстрасенс, каких еще свет не видывал, и она должна нам указать дорогу к Цветку.

– Как ты ее узнаешь по этой фотографии? – скептически спросил Мормон. – Фотография семилетней давности. Здесь ей два года. Ты знаешь, как меняются дети за этот срок?

– Да уж, – согласился Бугай. – Я, когда своих после отсидки увидел, вообще не узнал.

– И много их у тебя? – спросила Шишимора.

– В каждом городе по одному, – вставил за Бугая Мормон.

– Ну, не в каждом городе… – неуверенно начал Бугай. – Думаешь, я их всех знаю?

– Точно Бугай, – развеселился Мормон, – бык производитель.

– И чего это сегодня на улицах народу столько? —задумчиво пробормотал Бугай, не обращаясь ни к кому конкретному.

– Первое мая сегодня, – напомнил Мормон, – всемирный день солидарности трудящихся.

– Ну и что? – тупо спросил Бугай. – Первомай раньше праздновали, в советские времена, а сейчас свобода, рынок и демократия, Первомай праздновать не обязательно.

– В этом городке время остановилось, и Первомай по-прежнему обязательный праздник. Городские начальники грозятся всем неявившимся электричество поотключать.

– Одичали они здесь совсем, – заключил Бугай. – Тупая страна – Россия, дикая, на алкоголиках и нищих стоит.

– Зато такие люди, как мы, могут здесь чувствовать себя вольготно, – напомнил Мормон. – Жить в свое удовольствие и дебилами помыкать…

– Тише! – насторожился Бугай.

– Ты чего?

– Шипит! – воскликнул Бугай и выскочил из машины.

Шипело колесо, вернее, воздух, вырывающийся из пробитого колеса. Дырка в колесе стоящей машины сама по себе возникнуть не может, для этого посторонние силы нужны, и эти посторонние силы Бугай обнаружил с другой стороны машины, у следующего колеса. Маленькая растрепанная девочка в грязном, дырявом платьице, похожая на страдающего бешенством дикобраза-альбиноса, с огромным воодушевлением ковыряла перочинным ножом протектор автомобиля.

– Ты чего делаешь! – взвыл бугаем Бугай, подбежал к девочке и схватил ее за шкирку.

– Да пошел! – свирепо ответила девочка, норовя пырнуть Бугая своим ножиком.

– Что случилось? – спросила Шишимора, выбираясь из машины.

– Эта маленькая стерва колесо продырявила и второе собиралась!

– Да пошел! – ответила маленькая стерва, размахивая ножом.

– Да отпусти ее, – предложила Шишимора. – Что с ребенка взять.

– Ай! – вякнул Бугай. – Она еще и кусается!

– Подожди, не отпускай! – остановил Мормон, доставая фотографию. – Она!

– Ты уверен? – недовольно спросил Бугай, держа девочку на вытянутой руке, чтобы не быть травмированным ее острым ножиком.

– Да пошел! – продолжала настаивать девочка.

– Ты другие слова знаешь? – спросил ее Мормон.

– Козел! – ответила девочка.

– Знает, – удивился Мормон. – На редкость эрудированный ребенок. Это она, точно вам говорю. Волосы белые, глаза голубые, родинка на носу. Она! У меня глаз-алмаз.

– Ну смотри, Мормон, – предупредил товарища Бугай, – ошибешься, сам дорогу искать будешь.

– А что, я согласен, – беспечно объявил Мормон. – У меня в роду все экстрасенсами были. Я тоже немного телепат.

– Да уж, – пробурчал Бугай. – Языком ты телепаешь. Шишимора, неси хлороформ.

Женщина достала с сиденья пластиковую бутылку и тряпку, обильно смочила тряпку жидкостью из бутылки и, скривив лицо, передала тряпку Мормону. Тряпку прижали к лицу девочки. Девочка издала сдавленный и протестующий вопль, немного подергалась, но вскоре обмякла, обронила свой нож и затихла.

– В тайник ее, быстро! – приказал Бугай, швыряя девочку Шишиморе.

Мормон опасливо оглядывался по сторонам и, сморщившись, потирал прикушенный девочкой палец. Свидетели похищения поблизости не наблюдались. Где-то в стороне центральной площади громко бухала патриотическая музыка, словно за прошедшие десять лет ничего не изменилось, не пронеслись над страной ветры перемен, разбившие в пух и прах прежние идеологические установки.

Под задним сидением автомобиля находился заранее подготовленный тайник. Мормон поднял сиденье, а Шишимора засунула туда усыпленную девочку.

– Меняем колесо, и поехали, – отрывисто распорядился Бугай.

Мужчины достали из необъятного багажника домкрат и запасное колесо и быстро заменили пробитое. Шишимора села на заднее сиденье, Бугай за руль, а Мормон рядом с Бугаем.

– Валим отсюда, – сказал он, все еще озираясь по сторонам.

Джип медленно двинулся вперед.

Городок Чумск, по которому ехали на автомобиле похитители Наташи, представлял собой удручающую провинцию. Его и городом-то назвали из жалости, когда жители деревни Чумовой послали в Петроград письмо к Ленину с горькими жалобами на нелегкое и голодное житье и с просьбой о помощи. Помощь партии большевиков выразилась в переименовании деревни в город – «авось, городская жизнь слаще покажется». Однако подобное изменение имиджа нисколько не сказалось на затрапезной жизни жителей деревни и их исключительной тяге к алкоголю. Знаменитая «Чума», производимая на местном водочном заводе, была способна свалить с ног даже каменного египетского сфинкса. Похитителям попалось на дороге изрядное количество «очумевших» мужиков. Некоторые еще держались на ногах и брели куда-то, поддерживая друг друга. Другие уже лежали в обширных лужах, приводя в восторг плавающих здесь же уток.

Дорога, как можно было уже догадаться, представляла собой «путь из варяг в греки», по которому нужно было передвигаться, где вплавь, где волоком. Там, где отсутствовали лужи, присутствовала обильная грязь, похожая на расплавленный шоколад.

Хотя прозванный внедорожником джип ехал всего лишь по русской дороге, его мотор ревел и хрипел в отчаянной натуге. Что бы, интересно, случилось, если б машина съехала с дороги и помчалась по настоящему бездорожью? К тому же нужно было постоянно следить, чтобы ненароком не задавить утку или пьяного.

Бугай сдавленно матерился, когда какой-нибудь наиболее раскованный алкаш бросался под колеса. Мормон пытался выглядеть невозмутимым, но это получалось у него не очень – на его переносице выступили тревожные бисеринки пота. Шишимора не переставая дымила сигаретами. Под сиденьем автомобиля лежала усыпленная девочка, и любой захудалый мент мог при досмотре ее обнаружить.

Потом, когда они все-таки выбрались на асфальт, машина уперлась в праздничную демонстрацию, шествующую по улице с красными влагами и транспарантами типа: «Всю власть Советам!», «Чубайса на электрический стул!», «Ленин, Сталин, Анпилов». Жители Чумска не были особенно политизированными и привыкли обсуждать политические неурядицы в узком кругу за стаканчиком водочки, но, как правильно заметил Мормон, за неявку на мероприятие власти грозились отключить электричество и газ. Громко играла музыка, в основном старые патриотические или пионерские песни, иногда почему-то перебиваемые блеклым голоском Кристины Орбакайте.

– Черт, устроили маевку! – ругнулся Бугай. – На дворе двадцать первый век, а эти в Первомай играются.

– А мне нравится, – мечтательно заметила Шишимора. – В детстве я очень любила первомайскую демонстрацию: шарики, красные флаги, мороженое по двадцать копеек, и все остальное.

– Это в тебе детстве ностальгирует, – объявил Мормон. – Попади ты сейчас в то время, ты бы и дня прожить не смогла. Представляешь, вызывают тебе на комсомольское собрание и начинают допытываться, как протекает твоя половая жизнь. Что ты на это скажешь?

– Ой! – громко сказала Шишимора.

– То-то же, – удовлетворенно заключил Мормон.

– Ой! – повторила Шишимора и подпрыгнула на сиденье.

– Ты чего? – удивленно спросил ее Мормон.

– Ты чего? – спросил Бугай.

– Девочка очнулась, трепыхается.

– Поехали быстрее! – потребовал Мормон.

– Куда поехали? – угрюмо пробурчал Бугай, указывая носом на демонстрацию.

– Ну сверни на другую улицу.

– Застрянем. В этом чертовом Чумске все дороги, что твои каналы. Сядем в лужу, можем обратно уже не выбраться.

– Ох, чтоб тебя! – в очередной раз подпрыгнула Шишимора.

Наконец демонстрация миновала автомобиль. Последними шли две подвыпившие бабки в красных косынках и скандалили друг с дружкой. Одна считала, что вторая является ведьмой, испортившей ее свинью.

– Поехали! – сказал Мормон.

Джип, едва не задавив бабок, рванул вперед.

Центральная улица, хотя совсем недавно была заасфальтирована, по своей структуре напоминала стиральную доску. Автомобиль задрожал. У Мормона отчетливо застучали его фарфоровые зубы, что вместе со стуком вылетающего гравия вызывало нервное расстройство. А на заднем сидении прыгала Шишимора: ее и автомобиль подбрасывал, и дергающаяся под сидением Наташа.

По сторонам дороги, дрожа и покачиваясь, проплывали городские здания, вначале это были двухэтажные кирпичные параллелепипеды, простые, как вся массовая культура, местами украшенные мозаиками, схематично изображающими подсолнухи и рогатые коровьи головы. Зато возникший позже частный сектор радовал разнообразием форм и молодой зеленью садов.

Иногда дорогу перебегали беспечные куры и кошки, пытались попасть под колеса в необъяснимом стремлении к самоубийству. По счастью Бугай никого не задавил, хотя и имел такие намерения.

– Значит, план такой, – объявил Бугай. – Доезжаем до указанного места… Мормон, возьми карту в бардачке. Вот. Девочка указывает нам тропу…

– Бу-бу-будет-т-т она-на-на тебе-бе-бе ее ука-ка-зыва-ва-вать, – простучал зубами Мормон.

– У нас для этого специальное средство имеется. Та колдунья дала. Смесь из мухоморов. От него девочка в транс впадет и вещать станет. Укажет нам дорогу, мы ее сразу отпустим. Она после ничего помнить не будет.

– Не загнулась бы только, – Мормон с сомнением разглядывал пожелтевшую карту, нарисованную от руки на плотной, помятой бумаге.

– Да карта же столетней давности! – недовольно пробурчал он.

– Не столетней, – возразил Бугай. – Ее один белый офицер сделал, когда в девятнадцатом году от красных в здешних местах прятался. Он это скрытый лес и нашел. Видишь, тропа от старого дольмена начинается. Но только простой человек ее не найдет. Офицер тот тяжело раненым был, поэтому и проник в этот лес.

– Кем он тебе приходится? – спросила Шишимора.

– Какой-то прабабкин хахаль. Его потом все равно расстреляли… Дальше: Шишимора остается в машине, а мы с Мормоном пойдем в этот лес.

– Не нравится мне эта затея, – пробурчал Мормон. – Слишком похожа на авантюру.

– Ты же сам тот порошок видел. Он из корней того растения сделан, которым прабабкин хахаль вылечился. Это же панацея! На карте все указано. Вот – тропа, вот – Белый цветок.

– Наврала тебе прабабка, – решительно заявил Мормон. – Может, и вылечился чем ее хахаль, да только где видано, чтобы в густо населенном районе были какие-то таинственные места. Здешний лес от силы три километра в поперечнике. Может, восемьдесят лет назад оно побольше был, и лекарственные цветы в нем водились, а теперь в нем алкаши водятся, что по праздникам в кустах пикники устраивают.

– А за похищение ребенка нам статья светит, – пугливо напомнила Шишимора.

– Ну, одной статьей больше – одной меньше, – беспечно потянулся Бугай. – Главное, что за порошок из корней Цветка тот американский фармацевт преогромные башки отваливает, в свободно конвертируемых купюрах.

Городская улица уперлась в широкое, многорядное шоссе, явно общегосударственного значения, по которому в больших количествах проносились автомобили.

– Теперь сворачиваем направо, доезжаем до моста и спускаемся к реке, – проговорил Бугай.

Но доехать до моста и свернуть в лес им так и не удалось. Обстоятельства, господа, обстоятельства!

Все в мире на непредвиденных обстоятельствах и держится. Вот, например, едет по рельсам скорый поезд, но до места назначения не доходит – обстоятельства. У всех пассажиров, проводников, машиниста с помощником были свои далеко идущие планы, но свои планы были и у двух дебилов, разобравших рельсы на металлолом. Поезд под откос они пускать не хотели, но очень хотели выпить. «Мы никому вреда причинять не собирались, – говорили они потом на суде, – ну подняли с земли железку, ну отвинтили гайки, ну напились, так что, за это судить?» Думали ли они, что по этим рельсам должен был пройти поезд? Думали ли они вообще? Кто виноват? Обстоятельства.

Неблагоприятные обстоятельства сложились и у Бугая с Мормоном и Шишиморой. Вначале какой-то прохвост на дорогом спортивном автомобиле подрезал им дорогу, желая обогнать, так что Бугаю пришлось резко затормозить. При этом седевшая на заднем сидении и все время прыгающая Шишимора съехала в межкресельное пространство, и из тайника, как Сатана из жерла вулкана, вырвалась Наташа Туголобая!..

Проезжавшие мимо водители были поражены, когда джип с кенгурятником на крыше вдруг заметался по дороге, сталкивая все остальные автомобили на обочины. В салоне джипа происходила непонятная борьба. Некоторым показалось, что на пассажиров напал вдруг взбесившийся белый бультерьер. Другим же привиделось вообще нечто невообразимое: какое-то чудовище, возможно, даже инопланетного происхождения, терзало людей в салоне. На боковом стекле отчетливо проступили красные капли крови, а из разбившегося заднего окна высунулись две женские ноги в туфлях на высоком каблуке.

Потом кровь залила изнутри и лобовое стекло, а автомобиль, громко взревев, рванул вперед.

Вообще-то это был томатный сок, который запасливая Шишимора приготовила к обеду, но беда была в том, красная жидкость залила стекло и мешала обзору. К тому же Бугая, судорожно вцепившегося в руль, все время толкал Мормон, пытавшийся оторвать Наташу от своей косицы. Шишимора ему помочь не могла, потому что наполовину вывалилась в заднее окно и продолжала вываливаться дальше.

Свирепая девочка, не выпуская волос Мормона, укусила за ухо Бугая. Бугай заскулил и бросил руль.

Джип развернуло на одном месте, занесло, а потом, проломив тросовое ограждение дороги, он ринулся вниз с высокой насыпи. Внизу же был долгожданный лес…

Пикник и обочина

«Деревья ждут… Гниет вода.

И пьяных больше, чем всегда.»

Трубы духового оркестра гнусаво выли какую-то ересь. Вообще-то у директора чумской музыкальной школы, дирижирующего оркестром, эти звуки называлось музыкой, но на сторонний слух ЭТО больше всего походило на брачные призывы африканских слонов. Что поделать, оркестр практиковался только на всевозможных похоронах, а у убитых горем родственников усопших любой траурный подвыв не вызывал нареканий. Однако стоявший на трибуне жирнощекий глава районной администрации неприязненно морщился – странный гибрид траурного и бравурного марша его не вдохновлял. Однако все прочие с удовольствием слушали концерт и старались разглядеть в стоящем на ступеньках дворца культуры оркестре знакомые лица.

Несмотря на угрозы со стороны учителей и военкомата, половина школьников на демонстрацию не пришла: осталась дома, уехала к родственникам или отправилась на природу – погода больше всего благоприятствовала этому способу времяпровождения.

Не был исключением и Виктор Рискин по прозвищу Страус, хотя уж ему, примерному ученику и ботанику, пропускать такие полезные мероприятия не рекомендовалось – будут потом смотреть скорбным взглядом, удрученно покачивая головой: «И ты туда же». Другое дело Миша Морячкин по кличке Шнурок, этому что в лоб, что по лбу… После сдачи выпускных экзаменов его должны были замести в армию, и он использовал оставшиеся месяцы, чтобы всласть вкусить взрослой жизни. Мишина подружка Оксана липко прижималась к его боку, томно заглядывая в глаза.

Молодые люди решили воспользоваться выходным днем и теплой погодой, чтобы посетить недалекий лес, устроить себе пикник, и вообще отдохнуть от серого быта.

Долговязый Страус повесил за спину объемистый станковый рюкзак «Ермак», и теперь его мотало из стороны в сторону. Миша же и Оксана шли почти налегке и беззаботно смеялись.