Кадук

Глава 6

Белов настороженно наблюдал за женским силуэтом. Девушка то удалялась, то приближалась, словно играла с ним в какую-то древнюю игру, известную только ей. Сквозь густые, спутанные волосы, в которые вплелись влажные листья и мелкие ветки, едва угадывались очертания обнажённого тела. В неверном, зыбком лунном свете кожа её казалась то светлой, как фарфор, то сероватой, как пепел. Майор с трудом мог рассмотреть черты лица, но всё равно видел – она красива, почти нереально красива. И всё же от этой красоты веяло чем-то недобрым. Зловещим. Нечеловеческим.

Он вспомнил слова старика о том, что в этих местах водится нечисть, особенно по ночам, когда туман клубится между деревьев, а ветви трещат, будто шепчутся. Тогда это казалось суеверием. Сейчас же здравый смысл подсказывал: стоит прислушаться к Степанычу и не поддаваться на чары лесной девицы.

Стараясь не смотреть в её сторону, майор ускорил шаг. Лесная дорога извивалась между чёрных, как копоть, стволов сосен. Влажная земля под ногами дышала холодом, а луна, пробиваясь сквозь кроны, бросала на землю рваные тени, словно кто-то незримый следил за каждым движением Белова.

«Вот ведь дьявольщина… – мысленно выругался он. – Была бы ей нужна помощь – позвала бы. А так… Заманивает, чертовка. И ведь знает, что я гляну».

Разговор с самим собой немного успокаивал. Но ощущение, что взгляд незнакомки прожигает спину, не проходило. Холодок пробегал по телу, дыхание становилось неровным, будто воздух вокруг стал гуще.

– Ну, что ты смотришь, а? – не выдержал он, и, сбавив шаг, бросил в темноту. – Хочешь, чтобы я за тобой пошёл? Точно ведь хочешь! Если бы могла – уже напала бы…

Он осёкся. Девушка стояла неподвижно между двумя соснами, и вдруг, беззвучно ступая босыми ногами, пошла к нему. С каждым шагом свет луны скользил по её лицу, открывая всё новые, пугающие детали. Лицо было слишком бледным, глаза – слишком тёмными, как глубокие колодцы без дна. И когда она подошла почти вплотную, губы раздвинулись в неестественной гримасе – больше похожей на оскал.

Белов инстинктивно отступил. Пальцы легли на кобуру. Он не знал, поможет ли пуля против такого, но сдаваться без боя не собирался. Девица злобно уставилась на него, глаза её на миг засветились жёлтым, как у зверя. Затем она резко развернулась, будто кто-то невидимый позвал её из чащи, и рванула прочь. Лес загудел, словно от ветра, хотя воздух был неподвижен.

Майор стоял несколько секунд, слушая, как отдаляется лёгкий шорох босых ног по мху. Руки дрожали. Сердце билось часто, и казалось, что шум его слышен всему лесу.

«Вот тебе и суеверия… чёрт побери», – выдохнул он и попытался привести мысли в порядок.

Он шёл уже больше часа, иногда останавливаясь, чтобы прислушаться. Лес вновь обрёл обычную тишину. Казалось, всё произошедшее – лишь плод усталого воображения. Тусклая луна скользила между верхушек сосен, ночные птицы изредка отзывались коротким криком, да где-то вдалеке потрескивала ветка.

Но вдруг Белов заметил впереди нечто тёмное. Подойдя ближе, он увидел перевёрнутую повозку. Дрова валялись повсюду, словно кто-то расшвырял их с яростью. Оглобли были обломаны, одно колесо вывернуто, а под ним – густая, уже засохшая лужа крови. Рядом валялась сбруя, порванная будто когтями. Кровавый след тянулся в чащу.

– Чёрт… – выдохнул майор и наклонился.

На борту телеги виднелись глубокие царапины, напоминавшие следы когтей. На траве белели клочки бумаги, обрызганные грязью и кровью. В кустах – изорванная на части папка. Его папка. Та самая, что лежала в повозке.

Он даже не стал поднимать документы. Теперь это не имело значения.

«То ведьмы голые по лесу скачут, то тварь какая-то коня сожрала… И документы к чёрту. Влип ты, товарищ майор, по самое не хочу».

Мысль о старике заставила его насторожиться. Вдруг где-то неподалёку послышался слабый, едва различимый стон.

– Степаныч? Это ты? – позвал Белов, но ответом было лишь эхо.

Он достал табельный пистолет Макарова и медленно направился туда, откуда, как ему показалось, донёсся звук. Под ногами хрустели ветки, а сердце стучало всё громче.

– Степаныч! – повторил он.

Ответом снова был стон, теперь чуть громче.

Он вышел на небольшую поляну. Луна осветила траву, примятую и забрызганную кровью. В нескольких шагах от него лежал старик. На груди зияла страшная, рваная рана. Дед едва дышал, глаза его стекленели, но, заметив Белова, он попытался приподняться.

Майор бросился к нему, приподнял голову. Изо рта старика тонкой струйкой потекла кровь.

– Держись, батя… сейчас… сейчас… – Белов говорил больше для себя, понимая, что помочь уже невозможно. Раны были ужасны, внутренности частично вывернуты наружу. – Кто это сделал, а? Кто на тебя напал?..

Старик захрипел, но слов разобрать было невозможно.

Тишину вдруг нарушил странный звук – словно кто-то шуршал когтями по коре дерева. Белов поднял взгляд. На ближайшей ели, в трёх метрах над землёй, сидело нечто. Размером с кота, покрытое густой чёрной шерстью, с крохотными рогами на голове и крысиным хвостом, обвивавшим ветку. Из морщинистой морды светились два крошечных, но злобных глаза. Крылья – полупрозрачные, кожистые, как у летучей мыши – дрожали, издавая едва слышное шипение.

Майор замер. Существо, словно почувствовав его взгляд, склонило голову набок, как бы изучая его. А потом издало короткий визг, похожий на детский смех.

– Черти… – прохрипел Степаныч. – Черти… Беги!..

Он захлебнулся кровью и обмяк.

В тот же миг из темноты выползли ещё несколько таких тварей – от пяти до десяти, может, больше. Они приближались, подвывая, шипя, постанывая, словно живые куски кошмара.

Белов осторожно опустил тело старика на землю. Снял с предохранителя табельное оружие, взвёл курок. Первое существо прыгнуло вниз – майор выстрелил. Пуля угодила прямо в морду, и визг разнёсся по поляне. Тварь билась на земле, дёргаясь, но не умирала, будто пуля не убила, а только разозлила. Остальные отпрянули, но ненадолго.

– Ну, идите, гады… – прошептал Белов, переводя дыхание.

Но вместо нападения черти вдруг набросились на тело старика. С визгом и скрежетом они вонзали когти, рвали плоть, швыряли куски в стороны.

Майор отступил, чувствуя, как его охватывает оцепенение. Затем резко развернулся и бросился бежать.

Позади продолжали визжать, рычать, трещали ветви. Он мчался, не разбирая дороги, пока дыхание не сбилось и сердце не стало выскакивать из груди.

Он обернулся – никого. Тишина. Только луна, да лес, шепчущий ветвями.

Может, звук выстрела отпугнул их. А может, им просто хватило добычи на сегодня.

Белов стоял один среди темноты, сжимая пистолет и тяжело дыша, чувствуя, как ночь дышит ему в затылок.

Глава 7

Марина несколько раз крепко зажмурилась, словно пытаясь стряхнуть наваждение, и слегка потрясла головой. Всё, что было связано с пленом и Дмитрием, будто выскользнуло из памяти – распалось на туман, на обрывки сна, которых она уже не могла вспомнить. Она находилась в кабинете полковника. На первый взгляд – ничего необычного, те же стены, заставленные шкафами, тот же запах крепкого чая и старых бумаг. Но ощущение было странным, будто за тонкой плёнкой привычной реальности скрывается нечто иное, тревожащее.

Девушка неподвижно смотрела на карту, разложенную на массивном дубовом столе. Взгляд полковника Зеленцева метался по древним линиям и символам, пальцы осторожно скользили по потемневшей от времени бумаге.

– …«Волхалово остриё»… – пробормотал он себе под нос. – Не знаю, что это. Наверное, какой-то артефакт. Тут снова что-то про вечную жизнь… И вот – Кадук.

– Кадук? – Марина будто очнулась. Это слово больно кольнуло память, словно она уже где-то его слышала.

– Насколько я помню, – сказал полковник, прищуриваясь, – Кадук связан со славянской мифологией. Что-то вроде древнего духа, демона, может, воплощения болезни или смерти. Но я не эксперт… – Он замолчал, хмурясь. На лице появилось то выражение, которое Марина видела у него лишь в минуты настоящего беспокойства.

– Слушай, Мариша, – тихо произнёс он, – у меня есть один знакомый профессор. Чудак, но знающий, фанат фольклора. Если хочешь, можем показать ему карту. Думаю, он даст нам куда больше ответов.

Марина без колебаний кивнула. Полковник, не откладывая, набрал номер и заговорил коротко, по-военному:

– Сергей Петрович? Да, я. Срочное дело. Нужно взглянуть на одну вещицу… – Полковник говорил коротко, деловито, но в голосе слышалось лёгкое напряжение. Он описал карту, не упуская ни деталей, ни странных знаков на полях, ни едва заметных пометок – тех самых мелких нюансов, что требовали особого внимания эксперта.

Он положил трубку и обернулся к Марине:

– Поехали. Старик был в восторге, аж задыхался от волнения. Пришлось уговаривать его не нестись ко мне самому.

Они ехали за город, по узкой дороге, окружённой лесом. Небо быстро темнело, будто кто-то выключил свет за горизонтом. Марина смотрела в окно, и ей казалось, что между деревьями мелькают смутные тени.

Дом профессора стоял на пригорке – большой деревянный коттедж с резными ставнями, подсвеченный жёлтым светом фонаря. У крыльца, слегка приплясывая от нетерпения, уже стоял пожилой мужчина, плотный, румяный, с длинной белой бородой. В другой ситуации Марина бы улыбнулась – он и правда напоминал сказочного Деда Мороза, только вместо посоха держал тяжёлую трость.

– Володя! – воскликнул он. – Ну наконец-то! Я уж думал, не дождусь!

Он протянул Марине пухлую руку. – Сергей Петрович Твердовский. Рад знакомству, лейтенант. У вас и правда есть то, о чём говорил Володя?

Марина достала карту.

– Осторожнее! – Твердовский нервно осмотрелся по сторонам. – Спрячьте её, нельзя так просто показывать. Давайте внутрь.

Внутри его дом оказался настоящим музеем. На стенах висели рушники, старинные иконы, обереги из соломы, полки ломились от книг и глиняных фигурок. В углу висел огромный соломенный «паук» – рождественский оберег, символ солнца и миропорядка. Воздух был пропитан ароматом сушёных трав и воска.

– У вас тут прямо этнографический рай, – отметила Марина.

– Рай, рай… – проворчал профессор, не слушая, и трясущимися руками развернул карту на столе. – Да, да… Это оно! – Он провёл пальцем по пожелтевшей поверхности. – Не может быть…

– Что именно? – спросила Марина.

– Эта карта не просто древняя. Она… живая, – прошептал профессор. – Её структура не похожа ни на одну, что я видел. Смотри: символы меняются, словно реагируют на присутствие.

Марина пригляделась и действительно заметила, что некоторые знаки будто мерцали в полумраке, линии дрожали, как от дыхания.

– Где вы её нашли? – спросил Твердовский, не отрывая взгляда.

– Мне передал старик. Очень странный. Одет был, как из другой эпохи – в лаптях, в старинной рубахе, говорил… как-то не по-нашему. Сказал, что кто-то велел передать карту именно мне. И исчез. Просто… растворился.

Профессор побледнел.

– Растворился?.. Господи… Значит, цикл запущен…

Он отпрянул от стола и закрыл лицо руками.

– Они снова здесь, в нашем мире… – прошептал он.

Слова Твердовского гулко отдавались в ушах. Голос его становился всё тише, будто доносился издалека. Марина почувствовала, как пол уходит из-под ног, перед глазами всё поплыло – и комната исчезла.

Когда Марина пришла в себя, запах ударил в нос сразу – густой, приторный, гнилостный. Руки ломило невыносимой болью, и эта боль, как живая, расходилась по телу, пульсируя в каждом нерве. Марина всё ещё висела, прикованная к потолку, в дрожащем, неверном свете факела. Тусклое пламя выхватывало из мрака стены – сырые, тёмные, дышащие холодом и плесенью доски. Воздух был густ, спертый, с привкусом железа и дыма.

Рядом, вися на цепях, стонал мужчина – Дмитрий Большаков, пропавший строитель. Его лицо было в синяках, грудь располосована.

– Дмитрий, что произошло? – выдохнула она.

В ответ он попытался улыбнуться, но вышло лишь болезненно.

– Я думал, ты уже не придёшь в себя. Они дали тебе зелье. Через рану на плече. Оно действует странно: человек теряет волю и память. Но ты должна помнить хоть что-то – карту, профессора…

Марина моргнула. Всё смешалось – кабинет, карта, старик… и это место.

– Я… не понимаю, что реально, а что нет, – прошептала она. – Всё как в тумане.

– Это место реально, – тихо сказал Дмитрий. – А всё остальное – может быть лишь видениями, которые они внушают.

Он говорил с трудом, делая паузы между словами.

– Когда я очнулся здесь, нас было несколько. Они пришли – эти твари. Один из пленников пытался бежать… его просто разорвали. Второго вытащили наружу – и больше никто его не видел.

Дима закрыл глаза, будто прогоняя воспоминания.

– Я расскажу тебе, что знаю, пока есть время. Может, это поможет понять, что происходит.

Марина кивнула, хотя сердце колотилось, как бешеное.

– Мы работали на стройке, недалеко от старого болота, – начал он. – Копали котлован, и я наткнулся ковшом на металлический ящик. Сначала подумал – армейский. А когда достал, увидел клеймо со свастикой. Немецкий контейнер. Я решил открыть его дома… Внутри – золотой медальон, странные руны и блокнот.

Он замолчал, переводя дыхание.

– Это был дневник немецкого офицера, штандартенфюрера Людвига фон Майзера. Он руководил спецотрядом, занимавшимся оккультными исследованиями на нашей земле. В блокноте были карты, рисунки, описания существ… и имя – Кадук. Они искали древнее зло, запечатанное под болотами. Хотели использовать его силу.

Марина слушала, не в силах отвести взгляд.

– Я тогда потратил немало времени, чтобы перевести и понять, что было написано в дневнике. Благо немецкий я ещё в школе неплохо знал, а интернет и переводчик заметно ускорили расшифровку и помогли разобраться во всех нюансах текста. Так вот… когда я наконец дочитал дневник, – продолжил Дмитрий, – я стал видеть сны. Одни и те же места, старинные символы. А потом – они пришли. Те, кого фон Майзер называл «проводниками Кадука».

Дверь сарая с грохотом распахнулась. В проёме стояла фигура покрыта татуировками и козлиной маске, в одной руке факел, в другой – нож, с которого капала кровь. Лезвие поблёскивало, словно живое.

Он подошёл к Марине, намотал её волосы на руку, приподнял лицо. Глаза его сверкнули из-под капюшона – не человеческим светом.

– Избранная, – прошептал он. – Ты принесёшь его имя в мир.

Марина почувствовала, как в висках вспыхнула резкая боль – острая, пульсирующая, будто кто-то сжал её голову изнутри. Мир качнулся, расплылся, словно отражение на тёмной воде.

Последнее, что она успела уловить, – голос Дмитрия. Крик, вырвавшийся сквозь гул в ушах. Она слышала его, но уже не могла разобрать слов – будто звук шёл из другой стороны сна.

А потом всё оборвалось.

Темнота сомкнулась вокруг, плотная, вязкая – как чёрная морская глубина.

Глава 8

Выбравшись из леса, Белов остановился и тяжело опёрся руками о колени, пытаясь отдышаться. Воздух был холодным, влажным, будто сама ночь дышала ему в лицо. Сосны позади стояли стеной, и даже шорох листвы казался там иным – вязким, словно доносился не из мира живых. Перед глазами всё ещё стояла сцена – огонь, тени, разорванное человеческое тело, черти, рвущие плоть.

«Я что, схожу с ума?.. Может, меня чем-то накачали? Дед подсыпал дряни в своё пойло?.. Ведьма, черти… Господи, во что я вляпался?» – мысли неслись по кругу, бестолково, как мошкара в свете фонаря. – «Я не верю во всё это… но я верю в то, что видел. А видел я… грёбаную нежить».

Он провёл ладонью по лицу, чувствуя на коже сухую кровь и липкий пот. Сбоку хрустнула ветка, и майор, сжимая пистолет, резко обернулся. Никого. Только холодная луна и чёрные силуэты деревьев.

Спустя минуту он заметил впереди несколько силуэтов изб.

– Есть контакт, – выдохнул Белов, – хоть какая-то цивилизация.

Он шагал осторожно, стараясь не издавать лишних звуков. Под ногами мягко шуршала сухая трава, будто шепталась сама с собой. Чем ближе подходил к деревне, тем сильнее ощущал неладное. Не было слышно ни одного звука – ни собачьего лая, ни крика петуха, ни даже тихого скрипа калитки на ветру. Всё застыло.

Избы стояли аккуратно, как игрушечные. Занавески опущены, ставни ровно закрыты, дворы чистые. Ни дымка из труб, ни следов ног.

– Ну, хоть бы один пьяница вылез, – пробормотал он, подходя к первому дому. Постучал. Тишина. Ещё раз, громче. Опять ничего.

Дверь оказалась заперта. Белов заглянул в окно – занавеска чуть дрогнула от сквозняка, и сквозь щель он разглядел печь, стол и кровать. Всё аккуратно, но словно мёртвое. Ни движения, ни тепла.

Он обошёл дом и пошёл к следующему. Второй, третий, четвёртый – то же самое. Никаких следов жизни.

На пятый раз майор остановился посреди улицы. Ночь давила. Ветер прошёлся между избами, колыхнув ставни и заставив одну калитку тихо скрипнуть. От этого звука у Белова по спине пробежал холодок.

«Тут явно что-то не так, – подумал он. – Ни людей, ни скотины. Даже кошек нет. Будто всё живое вымерло за одну ночь. Только порядок вокруг, как будто все просто… ушли».

Он почувствовал, как подступает тревога, почти физическая – будто кто-то наблюдает за ним из-за каждой занавески. Хотелось кричать, но разум подсказывал: нельзя нарушать тишину.

Позади оставался лес – туда возвращаться он не собирался. Впереди тянулось поле, залитое лунным светом, слишком открытое, словно нарочно созданное, чтобы в нём охотиться.

– Ну уж нет, – прошептал Белов. – Лучше в избе пересидеть до рассвета.

Он обошёл ближайший дом, проверяя окна. Одно было неплотно прикрыто. Майор аккуратно приподнял раму и забрался внутрь. Запах в доме был странным – не затхлость, а что-то вроде сушёных трав, пыли и старого дерева. На столе стояла глиняная кружка, в которой застыла капля молока. В углу – прялка, как будто хозяйка вот-вот вернётся и продолжит работу.

– Простите, хозяева, – пробормотал он. – Майор милиции Белов. Переночую – и утром объяснюсь.

Он сел у печи, проверил магазин пистолета и прислушался. Ветер стих. Тишина сделалась почти звенящей. Казалось, вся деревня замерла, наблюдая.

Внезапно что-то шевельнулось снаружи. Шаги. Медленные, едва слышные.

Белов поднялся, подошёл к окну. В полутьме улицы действительно маячила человеческая фигура – тонкая, вытянутая, в чём-то светлом.

Когда он попытался рассмотреть незнакомца внимательнее, фигура вдруг дёрнулась и скрылась за соседним домом. Белов инстинктивно рванул к двери, но тут же остановился.

«Ты что, идиот? – мысленно одёрнул он себя. – В лесу тебя чуть не порвали, теперь сам лезешь на свет. Нет, сиди тихо».

Он уже повернулся, чтобы закрыть ставни, когда застыл.

Прямо перед ним, в двух шагах от раскрытого окна, стояла женщина. Белое платье, длинная вуаль, тихо колышущаяся от ветра. Свет луны делал её почти прозрачной.

Майор отпрянул, рука машинально легла на кобуру.

Женщина стояла неподвижно. Её дыхание было беззвучным. Ткань платья словно светилась изнутри. Белов моргнул – и понял, что видит невесту. Настоящую, только мёртвую.

Она медленно подняла руки, откинула вуаль. И в тот миг у майора перехватило дыхание.

Под вуалью было лицо, лишённое жизни – бледное, с тёмными пятнами на щеках, губы синюшные, глаза… глаза были открыты, мутные, без блеска, но направленные прямо на него. Из-под ресниц стекала тонкая чёрная слеза, оставляя след на мертвенной коже.