Надёжно, как в швейцарском банке. Почти детективная история

01. Paulina Wogau писал (а)

Многоуважаемая Екатерина Александровна,

Сначала напишу о деле, по которому я Вас беспокою (точнее, по которому мне хотелось бы побеспокоить Евгения Васильевича Черносвитова), а затем представлюсь. Моё дело касается Евгении Александровны Черносвитовой, тёти Евгения Васильевича Черносвитова, проживавшей в Лозанне, о которой я узнала совершенно случайно где-то в начале октября 2017 года.

О самом Евгении Васильевиче Черносвитове я узнала тоже случайно, в октябре 2009 года, когда, ожидая поезда на вокзале в Лозанне, купила в международном газетном киоске Аргументы и факты Международное издание N. 42 со статьёй Метка смерти.

Эта газета у меня сохранилась, и благодаря ей я вышла в начале декабря 2017 года в интернете на беседу Натальи Савельевой с Евгением Васильевичем Черносвитовым Последний секретарь Рильке от 12 февраля 1997 года для газеты «Русская мысль» Париж. Просто случайно вспомнила о газете, о статье Метка смерти и о фамилии Черносвитов.

Мне хотелось бы, ради исторической справедливости, помочь Евгению Васильевичу Черносвитову, если его поиски архива Евгении Александровны Черносвитовой ещё не увенчались успехом. Это то дело, из-за которого я и пишу Вам это электронное письмо. Если архив благополучно нашёлся, то я была бы просто очень рада.

Историческая справедливость ещё и потому, что и мы тоже (наша семья в Коми АССР) получали через «третьи руки» весточки и открыточки к рождеству и пасхе от родственников в Канаде, от маминого родного брата (которого она с 1940 года больше никогда так и не увидела) из Польши, и потому, что нам, детям, известна была фамилия русского писателя Бориса Пильняка, которая во всей школе больше никому не была известна, но что хвастаться этим было нельзя, и потому, что моя мама была 10 лет в сталинских лагерях, а мой папа 5 лет и что их первый сын родился и умер в лагере.

Пока – помощь советом не покидать поиск и начать опять с банковской ячейки. Ниже пояснения:

Если человеку из МИДа СССР Евгений Васильевич Черносвитов не дал доверенности, то ни один швейцарский банк ничего никому не отдаст. Человек из МИДа СССР доверенность мог, правда, состряпать и сам. Человек из МИДа СССР мог сказать, что все Черносвитовы погибли, и по этой причине семья Евгения Васильевича Черносвитова могла больше не получать сообщений из банка. Но в архивах банка всегда будут хранится сведения, что и когда банк сделал с той или иной своей ячейкой и кому что отдал и по какой причине банк это сделал, ссылки на человека из МИДа во всяком случае должны в банке сохраниться.

Обман человека из МИДа СССР, если он присвоил швейцарскую или международную собственность (а завещания таковыми и являются, тем более завещание Рильке) ведёт к международному скандалу.

Человек из МИДа СССР мог завещание Рильке продать как частное лицо Международному Обществу Рильке. Но это для него было бы опасно.

Евгений Васильевич Черносвитов мог бы обратиться и в швейцарскую секцию Международного Общества Рильке. Но в этом обществе есть очень много закрытых материалов.

Дело надо было скорее всего делать не через МИД СССР, а через посольство Швейцарии в СССР, что конечно, в 80-ых было опасно. Но в 90-ых уже нет. А сейчас можно и самому обратиться напрямую в банк, в архивы банка, в посольство Швейцарии через интернет, через электронные адреса. Я думаю можно и по-русски или по-английски. А может быть, филиал Вашего швейцарского банка есть сейчас и в Москве?

У меня в швейцарских банках работают члены 3 знакомых семей-истинных честных швейцарцев, если Вы захотите, я дам Вам их координаты, чтобы Вы общались с ними напрямую.

– дочка одной моей пожилой ученицы на курсах русского языка в одной теперь уже 3 года не существующей частной языковой школы Лозынны, сама эта ученица – праправнучка Герцена, её фамилия Huser-Herzen. Дочка её очень хорошо

владеет русским, в одном из банков Лозанны отвечала за русских клиентов, много раз ездила по работе в Москву, я с ней передавала деньги своему брату в Москве, теперь она в декретном отпуске. К Мадам Huser-Herzen иногда приезжает с визитами директриса московского музея-квартиры Герцена.

– сын другой моей ученицы в школе в Морже, который теперь живёт в Лондоне, кончал факультет славянских языков, одно время ему Россия запретила въезд в Россию из-за того, что банк, в котором он работал, сотрудничал с Ходорковским. Потом ошибка была исправлена, и он ездил полтора года тому назад с большим докладом на русском языке для русских банкиров из Лондона в Россию.

– один молодой человек, который не так давно кончил посещать курсы. Работал, пока у меня учился, в одном из банков в Лозанне, он со своей женой – русской из Прибалтики – часто бывают в России и в Прибалтике.

Если Евгений Васильевич Черносвитов захочет мне дать какое нибудь конкретное задание, поручение, то постараюсь выполнить. Естественно безвозмездно.

А теперь, почему и как я заинтересовалась Евгенией Александровной Черносвитовой.

Дело в том, что я часто езжу на литературные чтения в города немецкоговорящей Швейцарии. С сентября по декабрь 2017 года в Базеле, Берне и Цюрихе проходили литературные чтения и встречи с писателями и литературоведами, пишущими на тему Рильке и Россия (Rilke und Russland), с работниками архива Рильке в Национальном литературном архиве Национальной библиотеки в Берне и швейцарской секции Международного Общества Рильке (Rilke Gesellschaft Schweiz). Эти чтения проходили в рамках международного проекта-выставки Rilke und Russland, в котором участвуют 3 страны, точнее 4 города этих стран: Marbach-Bern, Zürich-Moskau.

Во время двух таких встреч, которые я посетила, я и услышала имя Евгении Александровны Черносвитовой с ударением на том факте, что даже своим последним секретарём Рильке пожелал иметь человека русского происхождения.

На одной такой встрече прозвучало сожаление со стороны очень известного швейцарского немецкоговорящего автора-слависта (поэта и переводчика с французского, русского, чешского), что он не мог найти сведений, о том, как Черносвитова попала к Рильке.

В бюллетене к выставке на немецком языке в статье другого автора вместо Евгения Черносвитова написано Елена Черносвитова (конечно опечатка, потому что статья принадлежит очень известной поэтессе и переводчице с русского, но опечатка досадная).

После этих чтений захотелось побольше узнать о Евгении Черносвитовой, но долго в интернете ничего не могла найти, а нашла много для себя интересного только тогда, когда мозг неожиданно соединил Евгения Васильевича Черносвитова и Евгению Александровну Черносвитову в одно целое, то есть вышла на неё через него. Я конечно послала первому автору по электронной почте, то что нашла сама, тем более, что он живёт, кроме Цюриха, в маленьком городке, где ещё 2 года тому назад жила я и где, как в русской деревне, все друг друга знают.

Теперь о себе

Меня зовут Вогау Паулина Павловна. Я родилась 13 октября 1953 года в посёлке Абезь Интинского района Коми АССР. 31 марта 1993 года выехала на постоянное место жительства в Германию как лицо немецкой национальности в качестве позднего переселенца. Документы на выезд из России в Германию делала сама в течение 1991—1992 годов на всех членов своей семьи отдельно: на маму с папой, проживавших после выхода на пенсию в 1984 году, под Киевом, на разведённую сестру с 2 детьми, проживавшую в Ленинграде. Мой брат остался в Москве, уезжать не захотел.

В Германии окончила Гейдельбергский университет (так как советские дипломы тогда ещё в Германии не признавали), ухаживала за своими престарелыми родителями, работала в переводческих бюро. Проживала в Штуттгарте.

Сейчас я живу во франкоговорящей Швейцарии под Лозанной. так как в Германии после смерти мамы в 2003 году временно оказалась безработной. У меня два гражданства: немецкое и российское.

Живу одна. Семью не заводила, детей нет. С 2006 года работала в частных языковых школах Лозанны, Моржа, Монтрё. Их здесь много, в отличие от Германии. Преподавала взрослым немецкий и русский, франкоговорящим детям, имеющим трудности с немецким – немецкий, а русскоговорящим, приехавшим в Швейцарию, – французский. Сейчас, с 1-ого ноября 2017 года, согласно швейцарскому законодательству, я на пенсии.

В бывшем СССР я работала после окончания с отличием Костромского пединститута в школе N 2 г. Шарьи учителем немецкого языка с 1976 по 1981 год.

В 1981 году поступила и в 1983 году окончила двухгодичные Высшие курсы переводчиков при московском институте имени Мориса Тореза с присвоением квалификации переводчика высшей категории по специализации переводчик-референт (французский и немецкий языки).

С 1982 по 1992 год работала переводчиком французского языка в отделе гидов-переводчиков Южной Европы и стран Востока Коммерческого управления при Совете Министров СССР, так тогда официально назывался Интурист в Москве.

Работала также на 10-ом Европейском конгрессе ревматологов (Москва, 1983 года); 27-ом Международном геологическом конгрессе 1984 года, на Московском Международном Кинофестивале 1985 года.

Перед отъездом в Германию работала переводчиком немецкого и французского в ГУМе и в Каритасе.

Очень надеюсь получить ответ на это письмо.

Мой адрес в Швейцарии:

**************************, Switzerland.

Мой электронный адрес: p.*****@gmx.de

С уважением

Paulina Wogau

***************

************

Suisse

Tel.: 0041 *********. (Когда я у себя дома даю частные уроки по утрам, телефон отключаю, аппарат тогда отвечает звонящим по-французски, что этот номер больше не действителен.)

02. Eugene Chernosvitov писал (а)

Дорогая Паулина! Я прошел еще в 1991 году и через обращение в канцелярию Женевской церкви и через адвоката с русскими корнями, в моем архиве есть его данные. Меня тогда познакомили с сестрой этого адвоката. У него была контора и в Москве. Все безрезультатно. Церковь хорошо защищена. Есть одно слабое место. У Евгении Александровны были две квартиры. Одну она, как мне сказали прихожане церкви, продала, в другой жила до той поры, пока не попала в больницу, а потом в интернат, где и умерла. Так вот, церковь вторую квартиру «приватизировала» и сдавала в аренду русским. Я, естественно, был с женой в этой квартире (последней), где познакомился с господином Захаровым, сыном белоэмигрантов, живущим в Великобритании и работавшим в Европе. После 1991 года он стал также работать в России. Как он говорил, это он налаживал сотовую связь (мобильную) в России. Захаров было взялся мне помогать, но потом резко изменил свои отношения, не объясняясь. Я ему был нужен, как врач-психиатр. У него единственная дочь с врожденными психическими дефектами, и он хотел, чтобы я ее проконсультировал. Он даже предлагал свой замок, в котором он жил с женой и больной дочерью в Великобритании, завещать нам взамен нашей пожизненной опеки над дочерью. Что же касается письма тети Леониду Пастернаку мне оно тоже знакомо. Цветаева была очень дружна с Пастернаком и через него имела влияние на многих русских из Русского Дома. Русским Домом в Праге и Берлине управляла моя не кровная родственница, жена одного из моих тульских дедов, Мария Васильевна Черносвитова, бабушка моей двоюродной сестры, очень богатой парижанки Александры Черносвитовой, которая замужем за сыном первого демократического президента Ливана Эль-Кури. С Сандрой мы дружны, но заниматься моими делами она не стала. В русской газете «Кто есть кто» за 1991 год моя жена Марина и Сандра написали статью о Марии Васильевне «Она создала Русский Дом». Мария Васильевна в свое время многих русских знаменитостей спасла от голода, в том числе Осипа Пастернака. Информации у меня по горло. Много было попыток заполучить хотя бы рукописи Евгении Александровны. Не получилось! Вероятно, Марина хотела, чтобы Рильке написал ей завещание, не думая, что он предпочтет ее «русской хромоножке». Моя тетя с детства страдала туберкулезом правого тазобедренного сустава. В 1912 году ее мама Надежда Петровна увезла ее лечиться в Швейцарию. А в 1918 году красный террор, вслед за одним моим дедом, Кириллом Кирилловичем, расстреляли пятерых его братьев, а потом всех взрослых мужчин Черносвитовых, в Тульской, Ярославской, Тамбовской губерниях, в том числе и отца Евгении Александровны и моего деда. Об этом писал Струве в «Красном терроре». Я обращался к Ельцину. Он дал добро, но вскоре стал недостигаемым. С уважением, Евгений Черносвитов.

03. Paulina Wogau писал (а)

Многоуважаемый Евгений Васильевич,

хотела сегодня, когда прочла Ваше письмо, сначала у Вас письменно попросить разрешения связаться с канцелярией русской церкви в Женеве, а уж потом им позвонить и попросить о встрече, посмотрела на часы и решила взять в интернете координаты и позвонить им сразу сейчас, то есть сегодня по номеру 022 346 47 09 – это телефон Chancellerie (канцелярии) на улице rue De-Beaumont 18, 1206 Genève Suisse.

Я представилась по-французски и сказала, что мне очень нужна встреча с самым главным лицом из руководства церкви и спросила фамилию, с кем я говорю. Мне мужской голос, который взял трубку, не представился, а уклончиво ответил: Вы говорите с Сhancellerie и предложил говорить по-русски. Дальше мы говорили по-русски, я поняла, что он русского происхождения (когда-то в 2005 или 2006 году я говорила с попом русской церкви в Цюрихе, и он говорил по-русски с большим немецким акцентом, то есть тогда я имела дело с попом нерусского происхождения). Я ему по-русски ещё раз сказала, что звоню, потому что хочу иметь аудиенцию, и он спросил, по какому вопросу, на что я ответила, что одна семья из России по фамилии Черносвитовы попросила меня поточнее узнать о судьбе архивных вещей, оставшихся после смерти их родственницы Евгении Александровны Черносвитовой и о том, как можно передать эти архивные вещи их законным владельцам, то есть их родственникам в России. Он меня спросил, о каких конкретно вещах идёт речь. На момент звонка у меня даже не было перед глазами вашего письма, что я ему и сказала. Я добавила, что, конечно, если у Евгении Александровны были родственники в России, то она должна была им оставить завещание, на что мужчина на другом конце провода ответил, что завещание надо искать не в церкви, а у нотариуса, что надо узнать имя нотариуса, в присутствии которого составлялось завещание, что даже если русские люди что-то завещают их русской церкви в Женеве, русская церковь тоже имеет дело с нотариусом, то есть церковь тоже имеет доступ к завещанному только через нотариуса. Я немного разгорячилась и ответила, что родственники в СССР наверняка были в ситуации, когда эта информация, то есть имя нотариуса, им была недоступна. В конце разговора он мне посоветовал передать Вам, чтобы Вы им написали официальное письмо с перечнем вещей, о которых идёт речь, и сказал, что тогда Вы на этот письменный запрос получите ответ церкви. У меня осталось впечатление, что он надеется, что Вы не знаете, что конкретно Евгения Александровна оставила, что может находиться в церкви, и что этот вопрос, что конкретно Вы хотите получить, всегда может поставить людей немножко в тупик, в точности, как вопрос мужчины ко мне в начале телефонного разговора: я не понимаю, что они конкретно хотят получить, потому что нормальный ответ звучит: всё, что нам оставлено.