Легенды Саввары: Она поглотила Зарю

ХАДДАР

Горы Такура – мрачная и холодная земля. Особенно после жаркой Саввары, да и многих других мест, которые Хаддар пересек на пути сюда.

Он высок. Плечист, хоть среди своего народа Хаддар не слывет здоровым парнем. У него длинный хвост, вытянутая морда.

Дар Владыки позволял скрывать чешую, выдавая себя за простого зверолюда, но сейчас, вдали от населенных пунктов, можно не скрываться. Да и Хаддару не по нраву такие прятки – будто они ниже его достоинства. Чешуей нужно гордиться.

Хаддар укутан в темные одеяния, не особенно теплые. Да, вокруг все белое от снега, воздух стылый. Но для Хаддара все это не помеха. Ящеры из клана Ур – чертовски выносливы, а уж Дар Владыки и вовсе делает их еще более смертоносными и устойчивыми ко всему.

Что такое Дар Владыки?

Савварой, мистическим краем, откуда Хаддар родом, правит Бессмертный Владыка Хасвах. В детстве Хаддару рассказывали, что Владыка – прародитель всего клана Ур.

Некоторые избранные удостаиваются того, чтобы испить кровь Повелителя, получив вместе с ней особую магическую силу.

Хаддар долго к этому шел.

Долго доказывал, что он этого достоин. Ради этого дрался с другими претендентами и даже отравил своего брата, который однажды взял верх в несмертельной схватке.

И все это оказалось не зря. Теперь Хаддар путешествует по миру, выполняя задания Владыки.

Хаддар даже не скучает по дому. Что там хорошего? Озлобленные рожи савварийцев? Эти уродливые зеленые рабы? Постоянный страх…

Ящер хлопает себя по морде. Так сильно, что в глазах искрит.

Нельзя! Нельзя ни о чем подобном думать. Вдруг Повелитель способен прочитать его мысли.

Подносит кулак к губам.

– Владыка. Я жалкая душа в слабой оболочке из плоти. Смилуйся… – бормочет одними губами.

Оглядывается по сторонам. Он знает местность, где должен находиться искомый осколок, но как его искать? Обычные методы не работают.

Возможно, что…

Вглядывается. А это еще что такое?

Сжимает кулак, призывая кровь Владыки. Прикрывает глаза. Глубокий вдох. Выдох. Вновь открывает их.

Мир теперь совершенно иной: темный, но где-то там, впереди, – видно огонек. Угасающий огонек.

Хаддар приближается. Поначалу неспешно. По мере приближения становится ясно, что это не животное.

Подходит еще ближе. В снегу лежит юлианец. Самый обыкновенный представитель этого народа: человек с рогами, которые растут практически изо лба. Не зря в мире их часто называют просто «рогатыми».

Его глаза двигаются. Он держится за ребра, чуть ниже груди. Ладонь вся в кровище, как и одежда.

Рога у него не слишком длинные, но толстые. Кажутся увесистыми. Он явно не молод, и дело вовсе не в седых волосах и не в бороденке. На лице видна отметина, которая появляется, когда эти бледные твари переходят какой-то возрастной рубеж.

Хаддар не знаток местной моды, но он уверен, что это кто-то важный и богатый. Это видно даже по ухоженной бороде, за которой точно кто-то следит.

Он живой, но встать не может. А еще от него воняет магией. Колдун.

Колдун смотрит на Хаддара мутным взглядом. Шевелит губами, но сказать у него ничего не получается.

Хаддар чувствует, как он и сейчас что-то делает магией. О… понятно. Поддерживает в себе жизнь.

Хаддар оглядывается. Никого не видно. Если тут и были следы, то уже пропали. Выходит, колдун лежит в снегу долго.

– По-мо-ги.

До Хаддара доносится едва слышный голос.

Ящер таращится на рогатого. Просит о помощи?

Хаддар даже усмехается. Одна из причин, почему ему нравится за пределами Саввары: не нужно носить маски.

Хаддар садится на корточки. Смотрит колдуну прямо в глаза.

– Знаешь, кто я такой? – произносит громко. Все равно поблизости никого нет.

– По…

– Я тебя услышал. «Помоги, помоги…» – Хаддар его передразнивает. Смеется. Да, даже делает похожий сдавленный голос. -…Ты без сил, но живой. Я это чувствую.

Колдун сжимает губы. Смотрит на Хаддара внимательно.

– Ты знаешь, кто я такой?

Колдун молчит. Хаддар даже начинает ощущать какой-то прилив раздражения, когда рогатый отрицательно двигает головой туда-сюда.

– Ты знаешь, что такое Саввара?

О! Вот оно!

В глазах проблеск осознания. До этого колдун, возможно, думал, будто Хаддар какой-то зверолюд.

Да, не бывает чешуйчатых зверолюдов. В таком состоянии чего только не привидится, но сейчас…

Глаза расширены. Дыхание прерывистое. Он будто хочет что-то сделать, но не может. Силы на исходе.

Хаддар улыбается.

Интересно, эта рогатая тварь может распознать на его морде ухмылку?

– И ты знаешь, что меня тут быть не должно. Так ведь?

Глумится.

Хочет прочувствовать этот страх, распробовать его словно редкий деликатес. Ощутить тот момент, когда колдун решится хоть на что-то. Он ведь может попробовать?

Хаддар видит, как колдун шевелит пальцами. Видит, как рука напрягается. Ха!

Через какие-то мгновения Хаддар выпрямляется. Голова колдуна валяется отдельно от остального тела. Глаза на рогатой голове распахнуты, в них ужас.

Ящер подносит темную ладонь к губам, слизывает кровь, затем проводит по ним пальцами.

– Милостивый Владыка, прими эту кровь в дар, – бормочет Хаддар, прикрывая глаза. Где-то в глубине души он уверен, что Владыка Саввары не ответит, но это имеет большое значение для него самого – для Хаддара.

Ящер не обыскивает тело: деньги его не интересуют. Да и у этого жалкого бледного точно нет того, что ищет Хаддар.

Можно было его расспросить…

– Не… – сам себе отвечает ящер. Он был при смерти. Какие тут могут быть вопросы?

Хаддар продолжает свой путь, ступая по снегу.

ДЖАДА

Кудрявая девушка с серой кожей хватает Джаду за ворот. Их лица находятся совсем близко. На Джаду смотрят четыре глаза. Два сверху – с алыми белками.

– Если ты подведешь меня – я отделю твою голову от тела, засуну ее в сферу из энергии, а затем отправлю на дно Океана.

Она шипит ей прямо в лицо.

– Ты будешь жить без тела и умрёшь тогда, когда я этого захочу. Уяснила?

Страх парализует. Джада смотрит в сторону. Ее трясут, а затем:

– НЕ ОТВОДИ ВЗГЛЯД! ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛА?!

Кудрявая девушка орет. Кажется, энергия искажает голос, делая его объемнее, громче и страшнее.

– Я убью тебя и всех, кто…

В этот миг Джада открывает глаза. Поднимается с кровати. Тяжело дышит, будто только что выполняла тяжелые физические упражнения.

Касается лба рукой. Все лицо в поту.

Шорох.

Поднимает голову. Перед ней стоит такура.

Такура – странные существа, которые в Империи имеют не менее странный статус. Вроде бы считаются подданными, но, по сути, раньше были заперты в своей провинции, и только пять лет назад получили право перемещаться по территории Империи без кучи специальных разрешений.

Впрочем, такура, что стоит сейчас перед Джадой, никогда не знала таких проблем. Она ведь из племен, которые не признают власть Империи и живут в горах.

Такуры невысокие, с чешуйчатой кожей и хвостами. Цепкие когтистые пальцы на руках и ногах, морды плоские с крупными глазами, широкими ртами, а ушки больше зверолюдские. Из-за широких ртов и длинных клыков создаётся впечатление, будто такура почти всегда улыбаются.

Похожи на небольших антропоморфных котов с чешуей.

Это Иша. У нее темно-синяя чешуя. Говорят, что сложно отличить мужчину такура от женщины, но Джада считает это преувеличением. Какие-то отличия все-таки есть, хоть объяснить их достаточно сложно, потому что это совокупность из каких-то мелочей.

У Иши в руках поднос – широкий камень с небольшим углублением.

– Все в порядке? – спрашивает такура.

– Угу. Вроде того.

Джада натягивает на губы улыбку, но все еще ощущает этот гадкий страх.

Поднимается с кровати. На континенте ее народ называют налами. Джада для налки не низкая, но для обычного человека ее едва ли можно назвать девушкой среднего роста.

Уши пушистые звериные, не менее пушистый хвост, кожа смуглая. Ладони большие, сильно крупнее человеческих, с заметными когтями.

Джада была выше всех такура, которых она встретила: поначалу это казалось непривычным.

Налка уже второй день плохо спит, хотя с момента прибытия в горы прошло несколько недель, и, кажется, она почти не продвинулась в поисках.

Сегодня, наконец, должен был собраться Совет старейшин. Этот сбор продлился очень и очень долго. Джада злилась, даже хотела пригрозить. Она могла это сделать, но что-то мешало. Будто…

Закусывает губу, размышляя о собственных слабостях. Кажется, что ее выбрали напрасно.

– Черт…

Отказаться нельзя. Угрозы Сиды – не шутка.

От осознания этого гадкого факта Джаде становится постоянно не по себе. Это одна из причин, почему налке нравятся нередкие шумные гулянки такур. Если вокруг слишком тихо, то Джада начинает прислушиваться к ощущениям. И ей постоянно кажется, что она видит силуэт Сиды в каждой тени.

– Джада… – вновь повторяет Иша. – Точно все в порядке?

Джада закусывает губу, сдерживает желание накричать.

Ничего не в порядке.

Вместо всплеска эмоций выдыхает. Выдыхает так, будто с воздухом выходит вообще все, что наполняет тело, заставляя кожу липнуть к когтям.

– В полном. Они… Собрались?

– Нет. Я просто принесла еду.

– Нет?!

– Прошло всего несколько дней.

Джада стискивает зубы так сильно, что кажется, будто они сейчас треснут. Сердце сжимается.

Не отвечая ни слова, Джада проходит мимо Иши в сторону коридора. Даже не толкает такуру, хоть и очень хочется.

– Джада! Ты куда? – ее догоняет Иша.

Джада сохраняет молчание, ускоряет шаг. Она пытается держать себя в руках, но внутренне очень хочет показать всем свое раздражение.

– Там же только Тис, – продолжает Иша.

Джада и сейчас не отвечает, не хочет орать зря. А она чувствует, что если откроет рот, то спокойно говорить сейчас точно не сможет.

Налка знает, куда идти, а Иша не сможет ее остановить. Она что-то тараторит рядом, но даже тронуть ее боится.

Они продолжают идти по пещере, освещенной редкими факелами. Гомон слышен вокруг. Такуры опять веселятся…

Джада была в имперском поселении, довелось услышать слухи про диких такура. Налка даже прониклась этими рассказами. Помнила, как волновалась, когда поднималась в горы. Но пугающую – и приятную тоже – картинку в клочья разорвала реальность.

Впереди деревянная дверь, за которой находятся покои Тиса – местного старейшины, который также считается первым среди старейшин.

Дверь ветхая и уродливая, но по местным меркам достаточно добротная. Замка и стражи нет.

Джада распахивает ее.

Пещера Тиса здоровенная. Прямо по-настоящему здоровенная. Она еще и выходит на эдакую террасу, которая вообще не выглядит природной, хоть Джада и сомневалась, что такура могут сотворить нечто подобное.

Полно факелов, кругом раскиданы шкуры, на которых сидят такуры. В нос ударяет терпкий запах. Вроде бы тут свежий воздух, а Джада все равно хорошо чует их местную настойку.

И по глазам видно, что многие уже навеселе… Впрочем, не только по глазам. Некоторые, кажется, вообще лежат на полу и спят.

– О, Джада!

Тис весело машет ей рукой.

Говорят, такура отличаются только цветами, но это не совсем правда – Джада различала их без особых проблем.

А уж Тиса узнать было проще простого. Из-за сморщенной кожи? Да, но куда сильнее выделялась черная татуировка, которая полосой рассекает правую сторону морды: от лба до самого подбородка. Знак того, что Тис принял частицу темноты.

– Для тебя тоже осталось!

Он поднимает вверх каменную чашку, смеется, и остальные смеются вместе с ним.

Джада свирепеет и идет к Тису. Когда она шла сюда, то очень хотела сделать все иначе, сохранив хоть какое-то достоинство. Но вот сейчас, подходя ближе, чувствует, что ничего у нее не получится.

Ощущает это и в своей походке, и даже чувствует, как мимика не справляется с эмоциями. Подходит к Тису, хватает чашку, в которой плавает прозрачная жидкость с какой-то настойкой.

– Где остальные Присягнувшие? – она произносит это… Негромко. Вроде бы даже спокойно.

Чувствует, как у нее не выходит совсем спрятаться под маску, но Тис не реагирует. Он пьяный или специально не замечает?

– Джада! Ух! Сразу видно дух молодой чужеземки! Поздно уже, кто ж в такое время разговаривает о делах?

Смеется, остальные вновь ему вторят. У Тиса еще тон такой, будто это она дура.

Джада прикрывает глаза, а затем со всей дури швыряет каменную чашку на пол. Хватает Тиса за ворот, притягивая к себе.

– Ты что, совсем идиот?!

Она орет ему прямо в лицо, на выдохе, так, что даже легкие болят.

Джада озирается по сторонам. Видит, как остальные таращатся на нее удивленными глазами. Ей хочется отпустить Тиса, но… Нет, только сильнее сжимает ворот. Джада буквально трясет его.

– Ты знаешь, что будет, если мы не справимся?

– Джа…

– ЗАКРОЙ РОТ!

Ее аж трясет от собственного крика, все естество противится этой истерике, но нужно довести до конца.

Иначе они не поймут.

– Думаешь, что договоришься с Раской? Да? Так ты думаешь?

Она отпускает его резко, ненароком толкает. Тис даже падает, хоть и не слишком сильно.

– Раска сюда не придет. К вам заглянет Сида. И знаешь, что будет, если Сида решит, что вы бесполезны?

Тис молчит. Он уже смотрит на нее с какой-то хмурой мордой, которую Джада до этого никогда даже не видела.

Она опускается на корточки.

– Она придет сюда… Заберет из вас темноту, а затем убьет тут всех. Всех! И меня, и тебя. Ты это понимаешь?

– Многоглазый король этого не допустит.

Джада кривит лицо. Что за кретины?

– Сида убьет тут всех. Она никого не пощадит.

Тис отводит взгляд, он явно не хочет соглашаться, но, кажется, понимает, что Джада права. Пусть и все равно остается ощущение, что этот старик недооценивает опасность.

Неудивительно. До этого тут бывала Раска, Сида не приходила. Раска может показаться очень даже милой, но Сида… Сида – чудовище.

Джада сама безумно ее боится.

Тис вздыхает, смотрит в сторону куда-то, словно… виновато? Джада вроде бы неплохо понимает их мимику, но вот сейчас не уверена. А выдавать желаемое за действительное не хочется.

– Тут такое дело… Возникла небольшая проблема.

– Проблема? Какая еще проблема?

– Ты же знаешь, что Присягнувших пять?

– Тис, выкладывай быстрее.

– Джи пропал.

– Пропал? В каком это смысле пропал?

– Ну… Нет его дома. И, кхм, нигде нет. Многие отправились на поиски, но… – Тис пожимает плечами.

– Но вы же могли бы поискать его ритуалом.

Тис ничего не отвечает, хмурится. Джада смотрит на него, как на ненормального.

– Какого…

Она хочет спросить, почему они это скрывали, но теперь ответ приходит сам: не хотели использовать ритуал для поисков, чтобы Джада сама узнала о проблеме.

Тис не думает, что договорится с Раской, он тоже боится. Джада не хочет осуждать, бояться апостолов – совершенно нормально.

Сердце все равно бешено стучит от злобы, но все-таки она пытается успокоиться. Выдыхает, прежде чем продолжить что-то говорить.

– Собери Присягнувших. Тис, твою мать… Мы с тобой в одной лодке. Для Раски, Сиды и других апостолов и ты, и я – просто пыль.

Тис кивает.

– Завтра?

Джада аж скрипит зубами. Закатывает глаза, но все-таки…

– Хорошо. Пускай завтра.

– И… Ох…

Тис хватается за грудь и тяжело дышит. Другие такура тут же бросаются к нему, Джада тоже.

– Ч-что происходит?

Тису больно. Она видит, как его голову облепляют черные-черные вены, пока он бьется от боли и хватается за горло, словно что-то его душит…

МАРКУС

Маркус уже привык к мысли о том, что его невозможно уничтожить. Она – эта самая мысль – ему очень нравится. Будто он не просто колдун, а настоящее божество. Или, как минимум, какая-то инфернальная мифическая тварь из сказок или легенд. Тоже неплохо!

Он ведь, чтоб их всех, существо, которое перешагнуло за грань.

Но в момент, когда он смотрит на эту штуку, ощущение собственной мощи угасает.

Маркус знает, что рогатые называют ее «Сферой», но это слишком просто и банально. Да и нельзя с уверенностью сказать, что в книгах описывали именно эту находку. Маркусу сложно представить, что кто-то мог найти подобный артефакт и просто отдать его в хранилище. Как это вообще возможно?

Эта штука похожа на какой-то бесформенный камень, от которого исходит яркий свет. Иногда кажется, что свет становится сильнее, иногда же свечение слабеет, становясь более мягким. Но понять, как эти циклы работают, так и не удалось.

Маркус использовал специальные перчатки, чтобы притащить эту штуку в нужную пещеру. Пробовал взять руками, но плоть обжигало, а жжение проникало даже в его естество. Будто бы эта штука понимала, что недостаточно просто сделать больно этому телу, чтобы навредить Маркусу.

Он даже усмехается. Как будто у сферы есть разум…

Это тело высокое, у него есть рога, волосы рыжие. Впрочем, у всех тел, которые Маркус берет под контроль, волосы становятся рыжими.

Сперва эта особенность казалась неудобной и непрактичной, но почему-то со временем он наоборот начал считать, что так и нужно. Зачем ему прятаться, верно?

Он глубоко под землей. Вокруг рогатые, несколько десятков. Его последователи. Рядом несколько такура – не последователи. Их разум уже полностью сожрали паразиты, с которыми связан разум Маркуса. Впрочем, «связан» – недостаточно сильное и правильное слово.

Они все находятся в самой большой пещере. Огромной! Стоят на подобии атриума, наблюдая издалека. Видят, как два адепта тащат старого такура к камню. У старика тянулась темная полоса по морде – один из старейших горных такура.

То, что Маркус узнал из разума одного из диких такура, намекало, что в этих стариках находится какая-то энергия. Маркусу не терпится увидеть, как она проявит себя рядом со сферой. Он уверен: эффект неизбежен.

Старик что-то кричит, но Маркус даже не пытается вслушиваться. Он подходит ближе. Чувствует вибрацию и не только: что-то происходит.

Маркус оглядывается по сторонам: кто-то еще это ощущает?

Кривит лицо. Нет, физиономии олухов тупые и ничего не выражающие. Оно и к лучшему. Так ему проще пожирать содержимое их черепов, если нужно сменить тело.

– Ох!

Кто-то охает. Маркус и сам тотчас обращает взор на камень, кажется, сияние начинает дрожать.

Маркус чувствует, что камень источает энергию. Она расходится от него волнами, будто что-то бросили в озеро.

Такура упирается. Адепты тащат его ближе, ближе. Вот оно!

Старик такура бьется в конвульсиях. Из его рта и глаз выходит чернота. Она не похожа на дым, словно это какая-то смола, которая тянется к сфере.

Маркус аж подается вперед, практически свешиваясь с деревянного балкона. Подойти ближе? Не, не хочется терять еще одно тело. Тем более, он и так все видит.

Адепты бросают такура, отдергивают руки. Маркус не обращает на них внимания. Видит, что такура не может уйти: он на земле и уже бьется в агонии.

Чернота сгущается. Маркус оглядывается по сторонам. Кажется, будто темнота захватывает все. Огни факелов – меркнут. Они не гаснут, именно становятся менее яркими, будто тьма пересиливает свет.

Маркус ощущает давление в ушах, звон. Тянущее чувство, будто гравитация ополчилась против него и теперь тянет тело вниз.

Чернота впереди становится едкой и непроглядной.

Ее рассекает бледная полоска, источающая золотистое свечение. Она расширяется… Это же долбаный глаз! Гигантский глаз смотрит прямо на Маркуса.

Все сводит внутри. Маркус ощущает дрожь по всему телу. Он ощущает… Страх? Это долбанный страх, который словно рушит его тело физически.

Мысли о собственной божественности кажутся теперь такими глупыми и нелепыми перед взором этого существа.

Маркус не может пошевелиться. Видит, как глаз расширяется, огромное око будто тянется к нему.

И в следующий миг сияние камня усиливается. Свет рассеивает и уничтожает тьму, а волна энергии сбивает всех с ног, включая самого Маркуса.

Кислород заполняет легкие. Маркус тяжело дышит. Оглядывается – адепты валяются на полу, в ужасе. Они тоже это видели?

Он смотрит в потолок. Мир возвращает себе прежние черты, но какие-то блики в глазах не сразу проходят, мерцают в тенях.

Маркус поднимается, оглядывается по сторонам. Никаких следов темноты или того гигантского глаза. Подходит к краю атриума. Такура лежит рядом со сферой, которая светится мягким светом.

Нет сомнений – старик мертв: его глаза полны черноты. Ни век, ни белка. Просто чернота.

Маркус трогает лоб: все лицо покрыто потом.

– Что это было…

ХИН

Многие думают, что у Хин нет эмоций – она ведь инсектоид.

Да, она похожа на людей. Говорят, что подобных ей сотни – если не тысячи – лет назад вывели высшие арахниды: то ли для шпионажа, то ли для дипломатии.

Она похожа на человека. Рогов, в отличие от юлианцев, у нее нет, но лицо вполне человеческое, как и тело.

Да, под ее кожей течет не красная кровь, но об этом знают немногие.

Да, на лице есть крупная татуировка, символ того, что она инсектоидка. Будто это не заметно по темным белкам, в которых находятся ярко-зеленые глаза.

Хоть Хин и похожа на человека, но из-за происхождения многие испытывали в отношении нее чужеродность и даже опасность. Она всегда это ощущала.

И все же…

И все же эмоции у нее были. И чувствовала она также, как и остальные.

Она идет в вечернем сумраке, сегодня быстро стемнело. К тому же небо затянули тучи, и сейчас она была им даже рада. Чувствует влагу кожей, поднимает голову. Снег. Чертов снег.

У нее и так руки мокрые, по ним проходит легкая дрожь. Следов не осталось, кажется, что даже одежду не испачкала. Но все равно руки подрагивают, словно с похмелья.

Сама не понимает, почему так. Стискивает зубы, словно усилием как-то можно унять этот стресс, но, конечно, ничего не работает. Наоборот, прилив злобы становится сильнее и гаже.

Она не впервые отнимает жизнь, но этот раз почему-то ощущается совершенно иначе.

Раньше, пожалуй, легче было не думать о том, что она делает. Да, стрела или клинок в ее руке. Да, она вроде бы хорошо чувствует момент смерти. Иногда даже напрямую, когда приходилось действовать без оружия.

И все же раньше она обычно не знала тех, у кого отнимает жизнь. Из-за этого представить их просто мешками с плотью и омерзительной жижей внутри было куда проще.

Сейчас как-то сложнее.

И даже отрицательные эмоции не помогают, не говоря уже о банальном осознании неправильности собственных действий.

– Нет. Нихрена они не неправильные, – спорит с собственными ощущениями.

Снег под ногами хрустит. Под верхним слоем уже леденеющая жижа, на которой легко поскользнуться, но Хин удается держать равновесие и не падать, несмотря на ее дрянное моральное состояние.

Впереди громоздкая Башня – по-настоящему громоздкая, несоразмерная человеку. Ее будто придумал психопат, который ненавидел всех окружающих. Возможно, даже ненавидел сильнее, чем сама Хин.

Она не идет к главному входу, подготовила все еще с утра. Пара досок и коробок, с помощью которых арахнидка легко перемахивает через высокую стену.