Приворот для неудачника

Два клыкастых здоровенных муравья, свирепо, не мигая, вызверились на Василия.

Он поежился:

– Они-то какого рода-племени?

– Никакого, это настоящие муравьи.

– Как это?

– Ну, так. Бойцы, обслуга, смертники и прочие обязанности, – все на них.

– Ха! Ну, вы накрутили, это ж надо, а..! – возмущался Василий.

– Я тебе сказал, не додумали! – рявкнул Мураш. – И не очень выкобенивайся, свое дело они знают. Человеческие души с трудом понимают, но стараются. Все! Все! У меня дела.

«Однако!.. – Василий вглядывался в здоровяков. – Вот влип! – вздохнул. – Ладно, присмотримся. Наскоком тут ничего не понять. Позавидовал младшему. Тот и учился на пятерки, и прочили ему карьеру быструю. Вроде все так и шло, академию имени Тимирязева окончил, через три года кандидатскую защитил, ну, а дальше… – остро взглянул, – клыкастых-рыжих чему учить будут? Насекомые!..»

Преподаватели приглашающе шевельнули усами и застучали, как копытами, когтистыми лапами по длинному полутемному коридору. Пол ярко алел, пульсировал, Василий споро перебирал ногами, удивляясь тому, как они не запнутся, да и жаркое по виду пульсирование подгоняло его. Навстречу сплошным потоком бежали муравьи, волокли они каких-то серых, с длинным противным хоботом, тварей. Некоторые тащили коконы, кто-то нес сучки, листья, по бокам, вдоль стен, не спеша передвигались, янтарного цвета, крупные муравьи с пиками в лапах. Замешкавшихся рабочих муравьев иногда подкалывали в брюхо этими пиками. Василий даже приостановился, когда увидел группу муравьев с мешками цемента на плечах. Играючи тащили они по два мешка высококачественного цемента. «Вот бы на дачу, – расстроился Старшой, – эх! так и не достроил».

– Хороший цемент, – заметил Васька. – Я на дачу так и не достал, пришлось рассыпным пользоваться, со стройки детского сада знакомый прораб удружил.

Старшой завистливо вздохнул, увидев, как согнувшись в три погибели, прёт новый водяной насос здоровенный муравей с медным отливом.

Через некоторое время выбрались из муравейника. Ярко светило солнце, по голубому небу плыли пушистые белые облака, шумели листвой осины, стрекотали сверчки, пели птицы.

– Ну, как на даче! – Василий вздохнул. Прижмурился, – Эх!…

Но его бесцеремонно дёрнули за ус.

– Вперёд! Ещё навздыхаешься.

Клыкастый, который пошустрее, помчался вниз, за ним Васька, а замыкал шествие, который помедленнее. В общем потоке муравьёв бежали они довольно долго, потом забрались по стволу дерева на чёрт те знает какую высоту, у Васьки закружилась голова, он вцепился лапками за кору и ни за что не хотел лезть по ветке, качающейся над необъятной бездной.

– Не трусь! – рявкнул быстрый. – Если и сорвёшься, ни хрена с тобой не случится, лёгким испугом отделаешься. Вон, смотри, летит, даже не оцарапается… Сегодня обзорная лекция, ознакомишься с расположением сил в отдельно взятой местности. Давай, профессор, начинай.

Клыкастый медленно протёр лапой кровожадную пасть и поудобнее устроился на черенке отлетевшего берёзового листа.

– Так-с, молодой человек, подойдите сюда, – профессор послюнявил лапу, протёр слюной Василия.

Старшой брезгливо отпрыгнул.

– Ха-ха! – засмеялся. – Неуч! Если хочешь сидеть в аудитории в такой денёк… давай. Включим видик и вникай.

Василий напрягся, открывшаяся его взору картина показалась ему знакомой, и чем более он всматривался, тем чётче проступала узнаваемость.

…Там река, у реки основной город рыжих муравьёв, ближе их пограничные заставы. Левее дубовой рощи лежит старая колода, там гнездо воинственных шершней, союзников янтарных. Коалиция янтарных насчитывала огромное разнообразие всяких насекомых: и оса тут, и пчёлы лесные, и шмели всяких мастей. Василий внимал полученной информации. Клыкастые преподаватели, задрав клещни, посапывали, пуская слюни.

Вдруг что-то огромное прошелестело в воздухе, ветка задрожала, клыкастые подпрыгнули, вытянувшись по стойке смирно. Со спины зелёной большой стрекозы ловко соскочил Мураш, за ним штук пять здоровенных, с медным отливом, охранников, у каждого в лапе острая пика, на боку сабля.

– Ну, как занятия, ознакомление? – похлопал усом по спине Старшого. – Насколько совершенней этот мир, братишка? Хоть ты и постарше, и ЦПШ с отличием закончил, и университет марксизма-ленинизма, но дремуч по своей земной человеческой сути, аки ее грязь.

– Где это ты увидел совершенство? – удивился Василий. – Сабли да пики, на стрекозле катаешься.

Мураш щёлкнул раздосадовано челюстями.

– Ты, олух! Нюхнул миллионную долю информации, за секунду всю географию и ботанику усвоил. Ты что! – взъярился Мураш. – Ты что из себя дурака строишь?! Тут и барбосу ясно, что изначальна природа, а немного технического прогресса ей не помешает… – Ладно! – Мураш и охрана забрались на спину стрекозы, выставили по сторонам пики.

Стрекоза, раззявив страшный, волосатый, клыкастый рот, загудела, крылья замелькали, подняв в воздух пыль и соринки; Василий и преподаватели уцепились за ветку.

– Так и слетишь, к хрену…

Клыкастые недружелюбно посматривали на него.

– Чего это они?

– Ничего! – рявкнул быстрый. – Вопросы задавай.

– Зачем? Дермеца нюхнуть, и всё ясно!

Клыкастый медлительный засмеялся.

– А ты юморист, однако. Не думай, что всё так просто. Информацию нюхай, потребляй, сколько влезет. Но мыслительный процесс, он как бы всегда обижен. Сколько б ни загружали в твой мозг знаний, всё мало, да ещё и не на пользу. Подкорка работает, подсознание всё данное сохраняет. Перемелет, и ещё ему подавай… и чем больше, тем хуже…

– Зачем ты этому турку объясняешь всё? – рассердился клыкастый быстрый. – Хватит с него и того, что по программе.

Клыкастый медлительный нюхнул кончик уса, предварительно засунув его под панцирь. Расслабился, глаза его помутнели, усы повисли. Он невнятно пробубнил: «Ну, наркота… профессор чёртов».

– Чего он нюхает?

– Тебе знать не обязательно. Держись от этого дерьма подальше. Служба благонравия использует, чтоб язык распустить. Кайф, конечно, улётный…

– Я больше к сорокаградусной привык, мне ваши муравьиные заё… ни к чему. Попощусь до лучших времён.

– Ну, не обязательно так долго ждать.

Клыкастый быстрый воровато оглянулся, отлепил кусочек бурого листа из-под брюшка…

– Лизни, не во всю пасть… Да не бойся, не ссы… родимый! Армянский, родной, башка не болит, тонус как у молодого, давай, не задерживай посуду.

Василий, вконец измученный событиями, лизнул шершавый листок…

Клыкастый быстрый, оглянувшись, приложился к листку аж два раза, быстро пришлёпнул его к брюху, сверху налепил кусочек зелени.

– Благонравные, табак не выносят, хоть и разрешается.

– Строго у вас…

– А ты думал! Ну, как? Как кайф?

У Старшого приятно кружилась голова, мысли текли неспешно, и совсем нестрашным казалось его состояние, хотелось добавить, хотелось говорить, петь…

– Ну, по бабам, а? – Клыкастый быстрый приплясывал на листке.

– Где их тут найдёшь?

– Где?! Профессор до самого вечера прибалдел. Мы с тобой к супротивникам отправимся. У них нравы попроще, знаю один приграничный муравейник. Заодно ознакомишься…

Договорить он не успел, с грохотом, шумом пролетела стая больших шершней. Жевала их свирепо раскрыты, полосатые брюшки глянцевито, металлически взблескивают в лучах солнца. Василий приник к берёзовой почке.

– Не боись, это наши.

– Как узнать, ваши или наши?

– У всех ароматические метки имеются; где б ты ни был, куда б ни ушмыгнул, эскадрилья принадлежности вмиг вычислит.

– И какие, по-твоему, бабы могут быть при таком контроле?

– Да на то мы и средней паршивости умники. Есть ещё и низшей, которых девяносто девять процентов.

– Голову сломишь… высшие, низшие…

– Очень просто: высших сотни две, средних несколько тысяч, а быдла – миллиарды. Ну, всё, вон паутина как раз в ту сторону плывёт…

– Нет! Боюсь! – Василий замотал головой.

Клыкастый быстрый отлепил коньячный мешок.

– Два раза и быстро!

Сам приложился, крякнул, хлопнул резко охмелевшего Старшого по спине.

– Паутину мы с тобой прозевали, голосовать будем. Во! Шмель Шмелевич почту несёт?.. Сейчас мы его сблатуем. Он у нас выпивоха, дай бог. Весточка за упокой, за здравие. Молочком от бешеной коровки не брезгует.

Шмелевич поартачился немного, но от вида жёлтого ароматного кусочка листа возбудился.

– Эх! Пропадать так пропадать.

Он громко жжукнул, на ветку подсели два лохматых, толстых шмеленка. Они с готовностью влюблено уставились на Шмелевича.

– Мои отпрыски, первые помощники.

Малевич во мне умер, мазнул лапой себе по боку и тем же образом лохматых детишек. Один из них робко проговорил:

– Пап, тебе последний раз простили. Мамка опять к заму Полуянову, пойдёт.

– Так вы молчите. Важного ничего сегодня нет. Вечером прибуду! Всё!

Шмелевич выпрямился, могучая грудь ощетинилась чёрным блестящим ворсом.

– Папку блюдите! С голоду сдохнете, неучи!

Шмелята, сердито гудя, сорвались с ветки в бирюзовую синь и тут же исчезли.

– Ещё по одной и поехали…

Шмелевич возбуждённо сопел, поджимал брюхо, выпячивал грудь, но видно, что ворс во многих местах потускнел и вытерся, многочисленные царапины и вмятины украшали его голову и туловище, один ус короче другого, хром на одну ногу…

«Козёл старый, – думал Василий, – а всё по бабам».

– Ты не журись, сердечный, – заметив скепсис в позе Василия, воскликнул Шмелевич. – Посол в Гваделупе, а до этого замминистра иностранных дел, с самим Молотовым был знаком, – вздохнул. – А тут, видишь как… курьер, диппочту развожу. Оказывается, не тем делом всю жизнь занимался. Хе!.. – обиженно шевельнул усами. – Давай, мужики, ещё по одной!

– Э! Нет! Угробишь. Ты в прошлый раз прямо в лужу сел и никаких блядок… еле обсохли. Давай, на месте остограммимся.

– Ну, будь человеком! – заканючил Шмелевич. – Попробуй, найди вас потом. Оторви грамм восемьсот…

– Да тут всего…

– Достанешь, у тебя дядька не зря в минэкономике шишка великая.

– Не зря… – ворчал Клыкастый быстрый, отрывая кусочек коньячного листка. – Сидит в депо транквилизирующих отступлений… вахтером.

Василий, устраиваясь на широкой спине Шмелевича, удивлённо соображал… «Вот если бы это был сон, то ещё неизвестно, захотел бы он проснуться»…

Шмелевич загудел и, покачиваясь, поплыл над лесом, затем он снизился и, ловко лавируя меж бронзовых стволов сосен, облетел небольшую поляну, на ней густо разросся земляничник, ягоды зрели под резными листочками. Шмелевич присел на старый пенек, у которого виднелся небольшой муравейник.

– До вечера! – махнул им лапой. Подпрыгнув и заложив крутой вираж, скрылся в густом малиннике.

– Вот змей мохнатый, всё ему лафа.

– Ну, какая же лафа, – заметил Василий, разминая затёкшие члены, – там его возили, тут он возит.

– Ничего ты не понимаешь! – Клыкастый быстрый несколько раз стукнул у отверстия, прикрытого мхом. Оттуда немедленно выскочил рыжий муравей. Большая голова его бесшабашно задралась вверх, он стал на задние лапы, заорал:

– Здорово, братаны!!! Во, везуха! Всех на какое-то совещание упёрли крапчатые, пью один. О горе мне! – Рыжий большой муравей воздел опять вверх руки. – Сошлют меня, а куда дальше?

Обняв гостей, он провёл их узкими захламлёнными ходами куда-то вниз. Василию слышались скрипы, вздохи за стенами коридора, казалось, что кто-то выглядывает из узких дверей, мелькают тени.

– Не волнуйтесь, тут свои. Только ни к чему не прикасайтесь, надо б ноги чем-то продезинфицировать, да уж ладно, с собрания помчат, всё затопчут.

– И у вас Око не дремлет? – осведомился Клыкастый быстрый.

– Ещё как лютуют. Особенно вороные, степные, бегают, что тебе собаки и челюсти, как у бульдогов, тьфу… – зло сплюнул. Остановился у широкой двери, занавешенной яркой зелёной паутиной.

– Ну вот… и прибыли. Музыка любая: сверчки-виртуозы, такие способные хлопцы, не приведи господь. А на том свете в переходах жучили: похороны, свадьбы и всякие мероприятия. Потом на кухню сведу. Шеф-повар у нас – золото… и в музыке сечёт, но повар… пальчики оближешь, смак!!!

Большой зал поражал пустотой и безалаберным хаосом. Столики, подиум, шесты для стриптизёрш, какие-то ярусы, карусели…

– Дурдом, городская свалка, – заметил Клыкастый быстрый.

– Ну да! Репетиция в самом разгаре, готовимся к вступлению во всемирную лигу добронравов.

«Действительно, дурдом… – подумал Василий. – С таким же успехом меня в пионеры принять можно…» – буркнул, вроде, про себя. Но средний Рыжий среагировал моментально: когтистая конечность с треском опустилась на голову Старшого, и лишь занятия боксом в юные годы спасли от серьёзной травмы. «Реакция ого-го», – восхитился Василий, успев и уклониться, и левым хуком в разъятую пасть влепить лапищу. Средний Рыжий, загремев конечностями, рухнул на пол.

– Молоток! С..сука краснопузая, ни девок, ни пойла, заманили… – взревел Клыкастый быстрый. – рви когти, я их задержу.

В распахнутые окна ринулись полчища рыжих муравьёв. Старшой рванулся в амбразуру кухни, но и тут его ждали, пытались схватить. Василий ловко вешал плюхи наседавшим муравьям. О боксе, по всей видимости, представления рыжие не имели, старались цапнуть его за конечность тяжёлой, неловкой клешнёй. Старшой бил вразрез длинной голенастой лапой, и с левой лупил, и с правой.

«Ловко же…» – восхищался он, три пары свободных ног стремительно несли его по закоулкам. Каждый его удар нокаутировал встречного рыжего наповал. Неожиданно Василий вывалился из пня и, пролетев некоторое расстояние, опустился на листок ландыша, скользнул к его подножию.

Подхватившись, не оглядываясь, помчался в сторону солнца. «Ну и влипли… Клыкастого быстрого раздерут на клочки. Кто ж нас подставил? Шмелевич?… Навряд ли… Братан у меня не последняя скрипка у янтарных. Меня хотели прихватить, пока лопухаюсь. Фу!..» – Василий наконец остановился.

Бежал он, минуя запахи, обозначавшие тропы рыжих. Своего аромата ниоткуда не наносило. Огляделся… тихо, только чуть шелестит, по всей видимости, трава под ветром. Но тишину Василий воспринимал лишь по отношению к запахам, их в воздухе совсем не ощущалось, стерильно, как в операционной. Старшой занервничал: «Не должно так быть. Куда-то я попал… Глушилки врубили, не иначе, объект серьёзного назначения».

Старшой присмотрел увесистый камень, подкинул его на лапе, – пойдёт. Обвязал его куском паутины, свисавшей рванью с куста. Крутанул орудьем над головой, хряпнул камнем о земляничный стебель, тот с хрустом переломился. «Ну, вот!» – удовлетворённо вздохнул, задумался… « Куда пойти? С рыжими, по всей видимости, ему пока не по пути. Придётся к Мурашу на поклон идти. Опять… – вздохнул, – неизвестно, как встретят».

Старшой попробовал определиться, но ароматных звуков никаких, пусто как в бочке. Полез на куст рябины, мешало оружие, цеплялось за все неровности, но Василий пыхтел, потел, но с оружием не расставался. В развилочке передохнул, осмотрелся. Внизу, чуть в стороне – муравейник большой, серо-грязного цвета, здоровенные муравьи таскают несметным потоком строительный материал. Прохаживаются с пиками наготове зубастые рыжие охранники, нерадивых, игреневых подкалывают, подгоняют к работе.

Старшой насторожился, послышался ему шум тонкий, угрожающий. Он оглянулся. Ба!.. Осиное гнездо висит чуть в стороне, и сколько их!.. По периметру муравейника с десяток гнёзд колбочками на ветках ольховника повисли. «Вот тебе и глушилки ароматов! Секретный объект возводится». Ему даже показалось, что десяток жуков протащили на мешке сигарообразное тело, похожее на ракету. Он присмотрелся, точно, ракета! Голова острая, хвостовое оперение налицо. И ещё тащат. Может, с атомным зарядом? Домой срочно надо.

Василий спустился на землю, опять ринулся в сторону солнца, но не успел и сотню шагов сделать, как воздух завибрировал, нанесло противным кислым запахом. Старшой наобум крутанул камнем, прижался спиной к сухой валежине. Яростно взвизгнув, изгибаясь, раздувая пыль, на землю грохнулась пёстрая оса, крыло её подломилось от удара камнем. Несколько ос, оседая, зависли над поверженной подругой. «Всё! пропал!»…

Старшой выглядывал из-за валежины. И спрятаться негде. Он раскрутил камень и пустил в ближнюю осу, которая ему показалась главной. Камень угодил полосатой в бок. Брызнул сок и ошмётья тела. Василий ринулся бежать, надеясь найти укрытие. Осы поднялись в воздух, и воздух задрожал от свирепого, злого воя работающих крыльев. Василий забился между камней. «Вот влип! Вот влип… – стонал он. – Девок захотелось. Там… по партийной линии, если влупят, да и то, чтоб не дискредитировать. А тут одним жевком в мякину превратят», – ругался, забивая вход камнями.

Осы старались уколоть его жалами. Старшой одну сшиб камнем, снаружи взвыли, на мгновение стихло. «Сейчас, сволочуги, придумают чего-нибудь, крокодила приведут. У нашего завхоза рожа подходящая, от него не один квартиросъёмщик горючими слезами выл. И, правда, камни зашевелились, разлетелись в стороны. Василий сжался в комочек, закрыл глаза.

– Хорошо умирать… – раздался задорный возглас Мураша. – Сидай на жеребца и валим отсюда.

Крестясь, чертыхаясь, Василий поведал о своих приключениях брату. Сидели они в его комнате, понюхивали комочки серенькие, очень запахом напоминающие «Жигулёвское» пиво разлива родного Преснянского пивзавода.

– Это чёрт те что! Это чёрт те что!.. – растерянно повторял Мураш, вкушая пивка впринюх к красной икре, которую лапкой, по икринке, отправлял в пасть. – Так мы янтарное дело на корню погубим. И откуда столько дерьма набралось?

– Откуда! – хмыкнул Старшой. – Оттуда! Соображать надо вовремя и по серьёзному. Я никак в голову не возьму! Объясни русским языком, чтоб я понял, какая цель всей этой муравьиной херомундии. Где? В каких мозгах могла возникнуть такая дурь? – Старшой развёл лапами. – Честное слово, идиотизм!.. Нам разве плохо жилось? Чёрный хлеб – шестнадцать копеек, аванс-получка вовремя, школа, институт – бесплатно.

– Молодец! – хмыкнул Мураш. – Красивую цепочку обрисовал, ритуальные услуги лишь оплати и будь здоров, строитель… То и бесплатно, что ничего не стоило.

– Ну, как ничего?! – вскричал Старшой.

– Мы всей планеты впереди… Ладно, – Мураш встряхнулся, – отдохни пару часиков, дела ждут. Большой Совет собираем, по-видимому, придётся менять и внутреннюю политику. А без кадровой перетряски не обойтись. Ну, возьми этого Клыкастого быстрого… такие рекомендации. И заурядный бабник, к тому же – пьянь несусветная.

– Братик, – Старшой напряжённо замер, – мне кажется, у вас с идеологией полный провал, совершенно не учитываете сути человеческого естества. Мы ведь не букашки безмозглые. Подход к каждому…

– Отстань! Я тебе уже сказал, усреднённый человек, то есть без заскоков и отклонений – основная масса, муравьи. Атавистически мутированные, те в разных ипостасях: шмели, шершни, тля, жуки… короеды, мухи, слепни, божьи коровки – всякому характеру свой образ. Всё! Включи телевизор – двадцать минут психологический тренинг, Пугачиха поёт – установка на неделю.

Василий брякнулся на кровать, голову разламывало: «Ну, паразит… пятизвёздочный… И что за пойло? Сдохнуть можно».