Юми и укротитель кошмаров

Глава 9

Типичная ошибка многих людей – путать покладистость со слабостью. Если вы из таких, то вы даже не догадываетесь, каких усилий стоит терпеть ваши выходки.

Юми слабой не была. Не позволяла собой помыкать. Если человек терпелив, это не значит, что он мягок. Да, у ее терпения существовали границы, и вот теперь они были пересечены.

– Я служу тебе с рождения! – воскликнула Юми, выпрямившись во весь рост. – Я все тебе отдала!

Дух удивленно заморгал. Нужно сказать, что Юми не планировала нервный срыв. Само слово «срыв» подчеркивает ненамеренность действия. Слова хлынули из нее по собственной воле.

– Я ошиблась! – продолжала она. – Вчера я просто перетрудилась. Поэтому ты явился? Поэтому потребовал помощи, а после взял мой облик? Это что, наказание? Хочешь меня опозорить? Ты ведь знаешь, как мне положено себя вести. Ты сам это предписал! А теперь хватаешь миску и ешь, чтобы унизить меня?!

Юми пришлось отдышаться. Вздохи были глубокими, гневными. Прежде она никогда так себя не вела. Кому-то подобный всплеск эмоций может показаться полезным, освежающим, но для нее он был скорее неизбежным. Вы роняете кирпич, и он падает. Вы роняете цветок, и он парит в воздухе. Вы чуть сильнее давите на человека… и тот закипает. Как вода в паровой скважине. Давление нужно время от времени сбрасывать.

Она зажмурилась, сжала кулаки и приготовилась. Не знала, что будет, если вот так открыто, нахально бросить вызов духам. Разумеется, существовало множество гипотез на этот счет, но не было четких ответов. Обычный человек может попросту лишиться удачи, а вот йоки-хидзё…

Юми ждала, что ее разорвут на куски. Возможно, стиснут до размера бусины. Если повезет, дух всего лишь наложит на нее проклятие, и она до конца своих дней вместо слов будет извергать из себя живых ящериц. Но остановить вспышку гнева она не могла. Слишком утомилась, перенапряглась, переполнилась чувств.

Она ждала. Время тянулось, и ей становилось все больше не по себе.

Наконец дух заговорил:

– Давай притворимся, что я вовсе не тот, кем ты меня считаешь. Не дух. Чем это грозит?

Юми приоткрыла один глаз. Дух сидел на том же месте; к его щеке прилипла рисинка. Заметив, что девушка подсматривает, он сразу выпятил грудь, расправил плечи и скорчил странную мину. Его что, тошнит? Юми не понимала, что это значит.

– Не понимаю, – так и сказала она.

– Я тоже, – ответил он. – Никакой я не дух. Я человек, пусть и загадочный.

– Загадочный?

– Невероятно! Послушай, я не знаю, что это за место и почему я здесь оказался. Но думаю… что попал сюда с другой планеты. – Он поморщился. – Безумно звучит?

Юми недоверчиво наклонила голову.

– Вон та звезда в небе. – Он встал и указал в окно. – Ты вроде Дневной звездой ее назвала? Я оттуда. Наверное. Другого объяснения придумать не могу.

– Так ты… человек?

– На все сто.

– И мать у тебя есть?

Он кивнул.

– Ты ешь? Спишь? Возвращаешь… дары духов обратно в экосистему для переработки?

– Что-что? – переспросил он.

Юми уже толком не слушала. Неужели она ошиблась? Ну разумеется. Она ведь, по ее собственному выводу, слишком утомилась, перенапряглась и переполнилась чувств. В таком состоянии трудно рассуждать логически.

Она вспомнила, что случилось ночью: дух обратился к ней и сказал, что находится в плену. Попросил освободить его. Он не обвинял Юми в слабости. Он сказал: «Есть тот, который тебе поможет».

– Они прислали тебя, – прошептала Юми. – Чтобы помочь мне! Как в легендах о великих героях, совершавших подвиги по велению духов. Духи в опасности. – Юми вытаращила глаза. – Они просили оказать им помощь. Им потребовалось мое тело? Они переместили в него тебя, поскольку я не в силах сделать того, что им нужно? Ты, верно, великий герой твоего народа… Народа Дневной звезды?

Художник подумал. Дольше, чем ожидала Юми. Несомненно, он не был лишен скромности.

– Да, – кивнул он наконец. – Один из величайших.

Теперь появилось хоть какое-то объяснение. Духи были бесплотны до тех пор, пока она не призывала их. Казалось разумным, что она стала бесплотной, как дух, ради того, чтобы в ее теле мог поселиться этот герой. Юми ощущала на себе ночную рубашку, но ничего более. Даже пол под ногами стал неосязаем. Она не понимала, ходит по нему или парит над ним.

– Надеюсь, служанки скоро вернутся, – произнесла Юми. – Расскажи им все начистоту. – Девушка инстинктивно потянулась, чтобы взять Художника за руку. – Они сообразят, как нам помочь. Прошу тебя! Мы должны… – Она запнулась, когда соприкоснулись руки.

Юми охватила дрожь, как будто она шагнула в ледяную воду, но затем вдруг стало жарко. Тепло наполнило ее, устремилось от пальцев внутрь, сопровождаемое электрическим покалыванием. Оно полностью охватило ее, прогнав все мысли, чувства и эмоции.

Касаясь одеяла, девушка ничего не чувствовала. Даже покалывания, когда ее пальцы пронизывали материю. Ничего подобного не было, и когда служанки прошли сквозь нее.

Новые ощущения стали полной неожиданностью. Она отдернула руку и отпрянула, глубоко вздохнула и почувствовала, как вспотел лоб. Незнакомец уставился на свою руку, и Юми догадалась, что он ощутил то же самое. Возможно, связь между ее душой и телом? Юми ненадолго потеряла дар речи, ей не хватало воздуха – хотя зачем воздух, когда у тебя нет тела? Но, глядя на незнакомца, она вдруг ощутила, что краснеет с головы до пят.

«Ладно, – подумала она, – наверное, лучше его не трогать. Это чересчур… отвлекает».

– Невероятно, – прошептал Художник. – Я все равно что до оголенной хионной линии дотронулся.

Юми смущенно отстранилась.

– Может, я схожу посмотрю, что в городе творится? – спросила она. – Вдруг в таком состоянии у меня получится поговорить с духами?

– Валяй. То есть, я хочу сказать, это превосходная мысль.

Юми кивнула и нерешительно вышла из кибитки. Она спала босиком, и ее немного смущало отсутствие деревянных сандалий, но ногам вовсе не было горячо. Отойдя от двери на два шага, она почувствовала, как ее тянет назад. Невозможно было пройти дальше, словно ее соединяла с незнакомцем незримая нить. Она шагнула назад, затем рванулась вперед, пытаясь сорваться с привязи, но в тот же миг резко отскочила обратно, как шарик на резинке.

Крутнувшись, она ввалилась в кибитку. Незнакомец метнулся навстречу, чтобы подхватить, и Юми коснулась его грудью.

Тепло снова пробрало ее до самого нутра. Ахнув, она отпрянула и упала на пол. Ввиду отсутствия тела ей не было больно, но покраснела она сильнее прежнего. Разумеется, йоки-хидзё давали обет воздержания. Такого рода чувства Юми надежно контролировала. Целиком и полностью. Вне всякого сомнения.

Ее смущение как рукой смахнуло, когда на пороге кибитки (дверь-то была распахнута) появилась женская фигура. В этот раз, согласно церемониалу четвертого дня месяца, на Лиюнь было черно-желтое платье. Как обычно, вид у нее не был сердитым. Открыто сердиться на йоки-хидзё не позволялось.

Зато Лиюнь прекрасно умела выражать эмоции, не прибегая к словам.

– Избранница, – начала она, сняв сандалии и ступив на пол кибитки, – до меня дошла весть, что сегодня вы в мудрости своей пренебрегли ритуалом.

– А-а… – ответил герой. – Ну да. Мне вроде как нужно уведомить вас, что я не тот, за кого вы меня принимаете. Я… это… герой, призванный духами! Прибыл вон с той звезды, где нормальное освещение. Голубое и розовое, а не то, что здесь.

Юми на коленях подползла к Лиюнь, вскочила на ноги и энергично закивала. Вне всякого сомнения, ее опекунша разберется в ситуации и поможет выяснить, чего же хотят духи.

– Вы должны понимать, – мягко сказала Лиюнь, – что Избранница обязана служить, невзирая на личные трудности.

– Ну да, – ответил герой. – Наверное…

– Если Избранница попытается отлынивать от работы, выдумывая небылицы, – продолжила Лиюнь, – это только усложнит ей жизнь. И всем окружающим. Ложь пробудит чувство вины, которое рано или поздно сгложет ее изнутри. – Лиюнь раболепно поклонилась. – Избранница, простите, что столь дерзко объясняю вам то, что вы и сами прекрасно знаете.

Девушка рухнула на колени. К горлу подкатил ком. Ничего другого ей и не стоило ожидать от Лиюнь. Если бы Юми не пребывала в таком смятении, то сообразила бы раньше.

– Понятно, – сказал герой.

Он ненадолго задумался, а затем… принял героическую позу? Сложив руки на груди? Он что, правда считает, что выглядит величественно, в ночной-то рубашке?

– Вижу, что вы не воспринимаете меня всерьез. Я…

– Герой! – перебила его Юми. – Прошу тебя, подыграй ей. Мой прежний план не сработал.

Герой хмуро посмотрел на Юми.

– Лиюнь ни за что не поверит, что из всех йоки-хидзё духи благословили именно меня, – сказала Юми. – Пожалуйста, послушайся хотя бы сейчас.

– А это вообще кто такая? – спросил он.

– Моя главная служительница.

Он воспринял эти слова с изрядной долей скепсиса. Лиюнь, слышавшая лишь его часть диалога, раскрыла рот, чтобы дать очередной пассивно-агрессивный «совет», но Юми заговорила раньше.

– Скажи ей: «Прошу прощения, опекун-ними. Я еще не до конца пробудилась, поэтому разговаривала как во сне. Ваше мудрое предостережение сбылось: после вчерашних трудов меня покинули силы. Простите мое неблагоразумное поведение».

Он неохотно повторил эти слова, не позволив Лиюнь сделать замечание.

Опекунша умолкла, внимательно разглядывая его.

– Опустись на колени, – шепнула Юми. – Пожалуйста. И поклонись. Понимаю, это совсем не по-геройски, но…

Он сделал все, как она сказала.

– В таком случае следует ли мне рассчитывать, что ритуал возобновится без промедления? – спросила Лиюнь. – Разумеется, решать вам, Избранница.

Герой покосился на Юми, желая узнать, есть ли у него выбор. Выбора не было.

– Я продолжу ритуал, – ответила она, и герой повторил. – Пожалуйста, пришлите служанок и принесите от меня извинения Хванчжи за то, что я обратилась прямо к ней.

Это удовлетворило Лиюнь, и она, стуча по камням деревянными сандалиями, отправилась за Хванчжи и Чхэюн. Юми прижала руки к груди и поклонилась, пытаясь унять волнение. При каждом появлении Лиюнь она всегда сильно напрягалась, а в этот раз тем более. Лиюнь была убеждена, что воспитанница отлынивает от обязанностей, и на то была причина. Юми знала, что она плохая Избранница.

Но духи обратились за помощью именно к Юми. Прислали настоящего героя. Это что-нибудь да значит, верно?

– Не понимаю, – произнес герой. – Она служит тебе?

– Все служат мне, – тихо ответила Юми, – чтобы я, в свою очередь, служила миру. Мой почетный долг – призывать духов во благо жителей Торио. Поэтому люди… глубоко заинтересованы в том, чтобы оградить меня от мирских забот и позволить сосредоточиться на исключительно важных обязанностях.

– Значит, тут не только небо странное, – заключил герой. – Народ тоже (низким стилем) с причудами?

– Должна признаться, – Юми поклонилась ниже, – что ты прекрасно справляешься. Кто другой на твоем месте решил бы, что это всего лишь сон. Твои подвиги в родном мире наверняка были очень великими, раз тебя не смущает попадание в чужое тело.

– Не сказал бы, что не смущает, – ответил герой. – Просто у меня большой опыт по части сновидений. К слову, я зовусь Художником.

– Художник, – повторила Юми. – На нашем языке это означает «человек, который рисует». Занятно.

– Думаю, что на вашем языке я это и произнес. Я почему-то его понимаю и умею на нем читать. Так или иначе, это скорее титул, чем имя. – Он ненадолго задумался. – Итак… мне придется притворяться тобой? По крайней мере, пока мы не найдем другой выход?

– Да, – ответила Юми. – Если продержимся первую половину дня, то сможем обратиться к духам и узнать, что нужно делать. Может быть, они даже подскажут, как объяснить случившееся Лиюнь.

Юми в этом сомневалась, но герой – Художник – многого не знал, а потому не возражал. Он лишь почесал голову. Юми казалось странным, что духи прислали на помощь совсем молодого человека, ее ровесника. Возможно, для перемещения требовалось, чтобы совпадал возраст. С другой стороны, этот герой наверняка чрезвычайно силен, раз за два десятка лет совершил уйму подвигов.

– Те женщины обиделись, когда я взял еду, – заметил Художник. – Она была для них?

– Им положено кормить тебя, – ответила Юми.

– Что? Как ребенка, что ли?

– Избранница должна быть свободна от мирских забот, – объяснила девушка. – Все необходимое за нее выполняют другие.

– Звучит… высокомерно, – ответил Художник. – Пожалуй, даже унизительно.

Юми покраснела. Возможно, у чужака действительно есть причина так считать. Но разумеется, не у нее.

Когда служанки вернулись, Художник позволил им выполнить свою работу, хотя ему это явно было не по душе. Они приготовили новую миску риса, а он под руководством Юми выполнил положенные ритуальные действия и позволил покормить себя. Лиюнь маячила в дверях, хотя обычно не заглядывала к Юми до окончания утренней молитвы.

Во время трапезы к Юми вернулось самообладание. Художник прекрасно выполнял указания. Она ожидала, что герой окажется более чванливым, но он во всем ее слушался. Девушка поверила, что им удастся обратиться к духам и получить наставления. Оставалось всего лишь…

Всего лишь…

Ох!..

Ой-ой-ой!

Служанки встали и взяли веера. Лиюнь жестом приказала Художнику подняться и выйти.

– Ладно, – шепнул он Юми, которая тоже поднялась. – Кажется, я неплохо справляюсь. Что теперь?

– Теперь нам нужно совершить ритуальное омовение, – ответила девушка.

Глава 10

– Ритуальное омовение? – задумчиво переспросил Художник.

Звучит заманчиво. Тут жарче, чем дома, и не помешало бы немного освежиться.

– Я не против ополоснуться. Надеюсь, вода не слишком горячая?

– Ритуальное омовение проводят в городском холодном источнике, – ответила Юми. – Каждый день я работаю в новом городе, поэтому не знаю, где источник находится, но, как правило, высоко. Герой, пока ты здесь, кроме тебя, к нему никого не подпустят.

Теперь это звучало еще лучше, учитывая, через что ему пришлось пройти. Для него оказалось сюрпризом, что можно так устать от простого приема пищи.

Увы, здравый смысл начинал преобладать. У Художника был неприятный опыт, связанный с необходимостью соответствовать чужим ожиданиям – справедливым или не очень. Воспоминания были болезненными, и он поклялся никогда не впутываться в подобные неприятности.

И вот теперь явно впутался. Когда служанки покинули комнату, он оказался лицом к лицу со странной длинноволосой призрачной девушкой. Слова сами сорвались с языка.

– Ты спрашивала, великий ли я воин, – сказал он. – Мне придется с кем-то сражаться?

– Думаю, не придется, – ответила Юми. – Но по правде сказать, не знаю. Духов нужно сформировать и только потом можно спрашивать. Они сказали, что находятся в плену. Быть может, у тебя получится их освободить?

– Сформировать? – немного успокоившись, уточнил Художник. – Для этого нужно будет рисовать?

– Рисовать? – переспросила Юми, удивленно наклонив голову. – Мы призываем их с помощью искусства.

– С помощью искусства?

Ладно. С этим он справится. Может, даже нарисует не бамбук, а что-нибудь другое. Неужели его призвали в совершенно другой мир только для того, чтобы… рисовать? Надо бы с этим разобраться.

Он посмотрел на девушку в ожидании более подробных объяснений, но сразу сник.

На ее лице читалась такая страстная надежда…

Эмоции хлынули из Художника, как теплая и яркая кровь из ран. Когда последний раз он чувствовал себя нужным? Ему не хочется лгать. Он ведь, по сути, и не лжет? Ее духи действительно выбрали его, перенесли сюда, чтобы рисовать. Наверное…

В тот миг ему действительно захотелось стать героем, на которого все могут положиться. Захотелось искупить ошибки прошлого. Чего-то добиться. Не думайте, им не двигала гордыня. Скорее отчаяние.

В глубине души Художник ощущал себя испорченным холстом, картиной, на которую пролили тушь и которую выбросили как мусор. Теперь у него появилась возможность вновь растянуться на подрамнике, чистой стороной вверх. Он ухватился за эту возможность, как хватается за миску риса человек, неделю проживший впроголодь.

– Веди, – сказал он с искренним чувством, отбросив образ загадочного одиночки. – Я готов. Обещаю выполнить все, что тебе нужно.

Юми дала знак следовать за собой. Служанки и та вредная женщина – Юми звала ее Лиюнь – уже вышли. Художник высунул голову из проема и осмотрелся, надеясь, что его не понесут, а позволят пройти всю дорогу пешком. Он с любопытством отметил, что помещение – в самом деле кибитка, как и сказала Юми, – парит в воздухе. Странно. Но не более, чем…

Он спустился на землю.

Босиком.

Художник взвизгнул и вскочил обратно на деревянную подножку, заставив комнату-кибитку пошатнуться. Земля оказалась горячей. Раскаленной, словно печь.

Это побудило его присмотреться к деревянной обуви, которую здесь носили абсолютно все. Лиюнь со служанками, в свою очередь, в ужасе уставились на него. С таким видом смотрят на человека, который за обедом вдруг принялся грызть тарелку.

– В чем дело, герой? – спросила Юми. – Понимаю, ты могуч и доблестен, но зачем же ходить без обуви? – Она нахмурилась, опустив взгляд на свои босые ноги.

– Это место… – начал было он, но умолк, чтобы Лиюнь и служанки не заметили подвоха.

Наконец Художник глубоко вздохнул и сунул ноги в сандалии, стоявшие у двери. Он не слишком сильно обжегся – боль уже отступала, – но первый шаг все равно сделал осторожно.

Процессия двинулась вперед. Художник обнаружил, что идти в деревянных сандалиях удобнее, чем казалось на первый взгляд, – нужно просто не зевать, – и чрезвычайно возгордился своими успехами. Он посмотрел на Юми, но та шла опустив голову и выглядела даже более отстраненно, чем прежде. Что он опять натворил?

Его внимание привлекало множество необычных вещей. Во-первых, служанки прятали его от зевак за громадными веерами. Тем не менее оставались щели, через которые его можно было увидеть, и казалось, весь город собрался ради этой возможности.

К чему вся эта помпезность? Почему нельзя просто подвести к нужному месту кибитку? Полумера с веерами тоже казалась умышленной – все равно что постоянно прикасаться к новой прическе, при этом делая вид, что тебя не волнует, заметили ли ее окружающие.

Еще тут были парящие растения – их он уже видел из окна кибитки и поэтому не разевал рот от удивления. По крайней мере, не слишком широко. Вдруг он углядел странное приспособление посреди города – блестящую штуковину из широких металлических пластин, размером с полноценный дом. Это еще что такое?

По крайней мере, горожане выглядели вполне обычными людьми. Можно было ожидать, что инопланетяне окажутся похожи на… непонятно что. У них могли быть лишние руки, у них могло быть семь глаз. Но здешние жители были людьми. Любопытными, в яркой одежде, совсем не похожей на ту, к которой привык Художник. Одеяния местных напоминали платья и костюмы, которые его соотечественники надевали на свадьбу, – по крайней мере, расцветка похожая. Но в этом городе одеяния, особенно женские, были пышнее. В Килахито бытовали облегающие платья, а здесь – широкие, расклешенные. На мужчинах были свободные рубахи и подвязанные на лодыжках штаны, преимущественно пастельных, акварельных тонов. Некоторые дополняли образ черной шапочкой, а также носили аккуратную короткую бороду, что на родине Художника было редкостью.

Горожане остались внизу, а Художника повели к ближайшим холмам. Почти у вершины гряды служанки сопроводили его в уединенный грот, где раскинулся естественный водоем диаметром около пятнадцати футов. На первый взгляд неглубокий, по пояс, и не горячий – с поверхности не шел пар. Хороший знак. Художник уже успел вспотеть. Как люди живут под неусыпным взором этого гигантского огненного шара, висящего в небе?

Служанки остались снаружи, а Художник приблизился к краю пруда. Да, выглядит неплохо. Он оглянулся на Юми, которая вместе с ним зашла за скалу, скрывшую его от посторонних взглядов. Она раскраснелась как рак. Почему?

А-а… До Художника дошло. Ему предстоит помыться, а она не может отступить на него далее чем на десять футов.

– Не волнуйся, – прошептал он. – Просто зайди вон за те камни и присядь.

– Герой, это неподобающе, – ответила она.

Затем она начала раздеваться, сперва развязав пояс. Пусть она и призрак или нечто вроде того, но одежда все еще при ней. Юми удалось снять платье и сложить на земле, оставшись в подобии тонкой ночной сорочки.