ЧАСТЬ I
Глава 1
По мостовой мерно и привычно стучала трость джентльмена лет пятидесяти, седого, одетого в темного цвета плащ, под которым был смокинг. На ногах сверкали начищенные у юного бутблекера, кожаные туфли. Он всегда выглядел безукоризненно, так его приучили в детстве. «Джентльмен должен выглядеть безупречно» – наставляла его мать. На левой руке красовались наручные часы. По этой причине походка была несколько скованной. Ведь нельзя было совершить неловкого движения рукой, чтобы не сбить чувствительный к вибрациям швейцарский механизм.
Вечером поздней осенью было совсем темно, в парке попадались редкие прохожие. Как обычно он шел в полном одиночестве без какой-либо компании. Признаться, он недолюбливал людей и считал себя лучше многих. А своим рассуждениям придавал вес больший, чем умозаключениям других. Так было не всегда. Наверное, это с ним сделал возраст. Сейчас он шел по парку и размышлял на привычную для него тему:
«На дворе конец девятнадцатого века и люди так испортили воздух в городе, сжигая уголь, различные спирты и масла, что через сто лет наверняка не останется больше возможности продолжать жить на Земле. Люди сами истребят свой род по причине отсутствия благоразумия, планирования на несколько десятков, а то и сотен лет вперед. Вообще, непрозорливая глупость не доведет человечество до добра».
Такие размышления были приятны почтенному джентльмену. Вот если бы все глупцы мира спросили его мнения, тогда он указал бы им на ошибки. Так рассуждая, он не заметил, как с запястья сползла белая перчатка на правой руке, в которой была трость. Она портила собой безупречный образ. Нужно признать, что джентльмен совершал вечерние прогулки в городском парке не только по причине пользы.
«Так уверяют врачи. Хотя, что они могут знать?! Разве может быть полезной прогулка по задымленному зловонному городу? Конечно же нет»! – Джентльмен поднимался по невысокой уличной лестнице парка. Вокруг горели необыкновенные фонари. Они освещали зелень и серую мостовую своим электрическим светом. Им не нужен был фонарщик. Внутри не было спиртовых свечей, а только электрические лампочки. Они загорались сами по себе и одновременно. Это было какое-то техническое чудо.
Джентльмен любил смотреть на свет таких фонарей и как необычно выглядели предметы в их лучах. В этом было что-то таинственное и сказочное. Каков был гений человека, выдумавшего такое, что стало для всех обыденностью?
Глядя на свет электрических ламп, спрятанных на вершинах фонарных столбов, джентльмен радовался, что где-то есть люди, которые гораздо образованнее и умнее, чем он сам. Они являются надеждой на будущее человечества. Могут силой своего разума позволить человеческому виду прожить еще сто лет. Возможно, даже двести или пятьсот.
Это было уже совсем смелое предсказание. Но каждый раз джентльмен так восхищался при виде освещенного темным вечером парка, что позволял себе вольности.
«У человечества есть надежда, – думал он, не подозревая о том, что в этот момент его сердце сделало последний свой удар. – Я никогда не встречал людей подобных тем, что придумали лампы. И благодаря им, возможно, когда-нибудь удастся познать смысл бытия».
Мужчины уже бежали к старику, упавшему навзничь, на ступенях аллеи в городском парке. Дамы, те, что покрепче, отворачивались, другим становилось дурно и они оседали в руках кавалеров. Когда люди подходили ближе то видели, что глаза старика открыты и направлены куда-то вдаль, а искаженное лицо отображало случившийся инсульт. Кто-то из зевак пытался делать массаж сердца.
«Надо же, – думал старик. – От чего они все суетятся, глупые?! Я же… постойте! Шел по парку, затем взгляд сузился, как будто в глубокий тоннель. Я что, умер?! Боже мой, я действительно умер»!
Старик смотрел на свое тело сверху. Видел, как суетятся люди вокруг, не испытывая к происходящему жалости или сочувствия. Наоборот, он чувствовал радость. Переход от одного состояния к другому произошел так быстро и неожиданно, что он не успел даже ощутить падения и удара о твердые базальтовые ступени.
«Как было бы здорово рассказать всем, что жизнь продолжается, – думал он. – Эй, люди! Смотрите, я здесь, все в порядке! Смерть – это не страшно и даже совсем не больно»!
Никто его не слышал. Рядом уже находилась карета коронера, куда грузили тело.
«Как же им рассказать?! – Думал старик. – Доказать, что смерти на самом деле нет – это открытие даже более великое чем лампочка»!
Последняя мысль старика, промелькнувшая за мгновение до его падения, сыграла в дальнейшей его судьбе важную и при этом положительную роль. Сейчас же он хотел посетить свое родовое гнездо с великолепным садом. Как только он подумал об этом, тут же оказался в саду недалеко от собственных витражей со слюдяными оконницами. Он наблюдал картину как собрались его родственники и решали, кому должен принадлежать дом.
«Ага, вот они чем занимаются, пока меня нет дома! – Думал старик. – Когда я совершаю прогулку по парку, эти шакалы собираются у меня во дворе и решают, кому достанется дом. Алчные лицемеры»!
Он подкрался сзади и попытался ударить в затылок собственного племянника. Но тот, как ни в чем ни бывало продолжил участвовать в дележе и кричал таким же противным голосом, как и его глупая мать. Старик сделал еще несколько попыток напугать родню внезапностью своего появления. От отсутствия результата выбился из сил и вдруг вспомнил, что он мертв.
«Но так не может быть, – сидя на аккуратно стриженом газоне, думал джентльмен. – Не может человек умереть и видеть это безобразие, скорее всего я сплю и вижу какой-то ужасный кошмар. Нужно срочно просыпаться!»
Он сделал несколько попыток проснуться, но ничего не вышло. Он начал щипать себя и не почувствовал боли.
«Ну конечно же сон, – обрадовался старик. – Только во сне испытываешь такие безболезненные ощущения, когда щипаешь себя. Нужно срочно отыскать, где же я улегся спать, затем проснуться и прийти сюда, чтобы разогнать это собрание».
Как только он подумал о своем теле, то мгновенно оказался над зеленой лужайкой, заставленной могильными камнями.
«Как?! – Поразился он. – Они закопали меня на кладбище, спящего?! Из-за этого я и не могу проснуться! Никто в здравом уме не захочет просыпаться на кладбище! Даже если я вдруг очнусь, как мне оттуда выбраться?! Конечно, вы об этом не подумали! Олофсен, ты всегда противно пела своим истеричным голоском! В твоей ватной голове нет и представления о сольфеджио! Томм и Мартин, я вас всегда ненавидел! Надо же быть такими глупцами – уложить брата спать в могилу!»
Джентльмену стало интересно, как же он там спит? В то же время заглянуть в могилу было жутко. А если он проснется в ней, тогда уж ему точно грозит мучительная смерть. Ведь он просто задохнется там внизу!
«Нет, нужно экономить кислород, который еще сохраняется на дне, – начал рассуждать престарелый джентльмен. – Он не позволит задохнуться. Приду чуть позже! Возможно, эти злоумышленники опомнятся и снимут хоть небольшой слой земли, чтобы проведать своего любимого брата, дядю и мужа в конце то концов! Вот тогда-то я проснусь, тогда-то я их порадую».
В ожидании возвращения своих родственников и проведения счастливой эксгумации старик стал посещать места, в которых бывал при жизни. Он заходил в те же магазины, здоровался с теми же людьми. Подсаживался к своим знакомым, выпивавшим свой кофе, читал их газеты. Иногда отпускал остроты о политике и сам же смеялся над ними. Жизнь стала как прежде, она текла привычно и размеренно. Только люди перестали ему отвечать. Во время дружеских посиделок по вечерам он часто провоцировал всю компанию. Иногда было так весело, что все вместе говорили наперебой или смеялись над его шутками. А бывало, что он отпускал колкость в адрес кого-то, и все угрюмо молчали. Так он стал привыкать, что с его мнением считаются и даже не позволяют себе оспаривать взвешенную, правильную и остроумную позицию.
«Наконец-то, поумнели, – думал джентльмен. – Стали прислушиваться!»
Однажды, увидев одного из своих родных, он вспомнил, что его наверняка давно достали из сырой могилы и долго перед ним извинялись. А сейчас он уже мирно спит в своей кровати. Тогда он вновь подумал о своем теле и мгновенно оказался над той же зеленой лужайкой у того же серого камня. Нельзя было отрицать очевидное. В отчаянии, которое неизбежно подкатывало, он решился заглянуть под землю.
То, что он увидел, было изрядно истлевшим. При этом гниение еще продолжалось, нос и глаза уже напрочь отсутствовали. В этом зловонном теле теплилась "жизнь" другого сорта. То была жизнь, для которой его тело служило пищей. Она шевелилась вдоль и поперек его тела своими продолговатыми тельцами, состоящими из маленьких сегментов и крохотных лапок. Другие же были толстыми и неподвижными, у третьих были пухлые раздутые брюшки. Все они занимались трапезой. Удушливый запах разложения, который он, казалось, почувствовал от отвращения к увиденному, мгновенно заставил старика оказаться вновь на поверхности. И здесь на свежем воздухе в кладбищенских сумерках у него не стало сомнений и надежд. Не стало и самого старика, пришло лишь осознание. Всё, чем он дорожил и чем восхищался, пришло время отпустить. Ведь это то, что держит его здесь, то, что мучает. А он так устал и хочет уйти.
"…возможно когда-нибудь, удастся познать смысл бытия…", – повторил он мысль, пришедшую ему при жизни. Последняя мысль была поистине превосходна. По закону она должна стать ему путеводной звездой.
– Я хочу познать смысл бытия, – сказал он в пустоту.
– Для этого тебе необходимо пройти сложный путь, – ответила пустота.
– Я готов.
– Нет. Ты прожил жизнь, был образован и воспитан лучшими школами. Твои манеры и такт близки к совершенству. Но за ними всегда скрывался не самый достойный человек. Улыбаясь людям и желая им добра, ты в мыслях проклинал их за глупость и жадность. Ты жил рабским трудом других людей, считая свое положение обоснованным. Манеры безупречно чисты, но свои страдания, желания и страхи ты прятал за маской благодушия. Нет, мой друг! Ты не готов идти по пути знания. Это трудный путь и сам по себе он священен. Только стоять на нем – уже огромная честь. Ее необходимо заслужить. Служение – это то, чем ты искупишь прожитую жизнь. Ты будешь служить людям верно и беспрекословно. Иной путь для тебя – забвение.
– Я готов, – обреченно ответил старик, и пустота приняла его.
Глава 2
Спустя тридцать лет где-то в центральной Азии. Палящее солнце во дворе мазаной ветхой халупы сушило ненавистное белье на веревке. Ветер, который никогда не затихал в этих местах, заставлял его развиваться с частыми хлопками. Веревки тянулись через весь двор, до самого забора.
Цепной пес лежал в своей будке и очередной день подряд наблюдал эту утомительную картину. С правой стороны от него было невысокое крыльцо и вход в дом. Редко человек-хозяин выходил и входил в него. Иногда во двор выбегали его дети и начинали играть и драться в пыли перед домом. По молодости пес тоже хотел играть с ними, но хозяина это злило. Разговор был короткий, вернее его вообще не было, хозяин бил без предупреждения. Поэтому игры детей приходилось только наблюдать, но не участвовать в них. Это все равно было лучше, чем смотреть на белье.
У пса был даже свой собственный враг – серый кот, который позволял себе нагло пользоваться свободой и самодовольно вылизывать себя возле крыльца. Он не служил хозяину и не почитал его. Судя по всему, он презирал людей. Не имея малейшего чувства признательности, беспринципно выпрашивал у них самые вкусные куски. А затем прикидывался любящим, чтобы его гладили. И люди верили, гладили его совершенно незаслуженно. Только пес видел каков этот мерзкий тип. Однажды ему даже удалось хорошенько всыпать наглецу.
Кот любил сидеть максимально близко к будке, но так, чтобы цепь не позволяла псу дотянуться до него. Тогда пес придумал как сделать вид, что цепь короче, чем на самом деле. Он лег подальше от кота и начал скулить и подвывать как обычно. Он всем усилием воли сдерживал себя от прыжка и изображал, что не может дотянуться. Тогда кот заглотил наживку и подошел чуть ближе. Тщеславный мерзавец не понял хитрого замысла, над которым пес размышлял очень долго. И как только кот подошел на полметра ближе, пес тут же атаковал его, хорошенько прихватив зубами. Это был триумф! С тех пор кот четко уяснил для себя границу и длину цепи и на подобную провокацию больше не поддавался. Что доставляло жителю будки горечь и обиду. Но как только пес вспоминал о своей победе, ему тут же становилось немного легче.
Шли годы и ничего во дворе не менялось. В один из вечеров во время сумерек пес, как и прежде, лежал в своей будке. Его худые ребра, как всегда, упирались в твердый деревянный пол будки, от чего становилось больно и тоскливо. Пес размышлял о том, что так не должно быть вечно. Ведь он как-то здесь появился. Значит должен куда-то уйти от этой ненавистной цепи. Он постоянно сбегает во сны, там ему легко и свободно. Даже когда снится тот же постылый двор, можно свободно подойти к калитке и заглянуть за угол самого дома. Во сне все хорошо, но наяву, на цепи ужасно невыносимо. Как же хочется навсегда уйти в сон, чтобы стать совершенно свободным, таким как кот – его злейший враг. Тогда пес мог бы прогнать кота, после чего у хозяина откроются глаза на то, кем был этот самолюбивый попрошайка. Хозяин поймет, что кот предатель, сразу, когда тот убежит. Вот пес никогда не убежит, он всегда будет служить хозяину верно и беспрекословно, облизывая ему пальцы. Пес готов на все ради хозяина, даже когда его бьют пес пытается понять свою ошибку. Чем он не угодил, что стоит исправить в своем поведении, чтобы хозяин больше не злился?! Возможно, он неправильно подошел лизнуть руку, или не вовремя? Но после удара по ребрам он был готов лечь и умереть. Умереть достойно, прямо здесь не бросив хозяина до конца. Мерзкий кот тут же удрал бы и сдох, где-нибудь подальше, презирая людской род. Но ничего! Когда кот удерет, хозяин все поймет и будет гладить только верного пса.
Так шел год за годом. Ничего не менялось. Пес продолжал дышать и думать все те же мысли. Но со временем они утихали, в них пропадала горячность и появлялось безразличие. А еще, ненависть к постоянной боли, постоянной неволе. Сны уже не спасали, пес понял, что они всего лишь обман. Человеческий обман, который никогда не кончается. Его сон стал беспокойным и постоянно прерывался. Очень хотелось случки, хотя пес и не понимал, что это за желание такое.
Кот перестал интересовать его. Теперь кот мог спокойно подойти к самому выходу из будки. Глядя на своего врага, пес думал:
«Какой же ты счастливый, как бы я хотел быть на твоем месте».
Кажется, кот понимал его.
Он верно служил людям всю свою жалкую жизнь, как было сказано в пустоте. Прошло еще некоторое время, и пес умер во сне. Он засыпал как обычно с чудовищной болью в ребрах, казалось, что сон пришел от изнеможения. Очутившись в привычной безболезненной обстановке, пес почувствовал яркий свет, обнимавший его. Ощущение блаженства и радости окутало его, как будто он снова стал щенком. Только в этот раз все было совершенно по-другому – не было предела его счастью. В этот момент пес понял, что пришел конец его страданиям, будка осталась далеко позади и больше он в нее никогда не вернется.
– Постой, – сказала пустота. – Ты должен вынести из своей жизни урок.
– В этой жизни не было уроков, – ответил пес. – Она была полна горя и страданий. Я хотел бы поскорее забыть ее и никогда больше не вспоминать.
– Что ж, тебя ничего более не связывает с той жизнью. Ты можешь двигаться дальше, навстречу свету.
Для пса это было величайшее освобождение. Так скоро забытая жизнь, не связывала его больше с миром веществ. Он не наблюдал родственных собак, хозяина и собственного погребения. Все, что предпочел пес – это двигаться к свету в мир блаженства. В надежде отдохнуть и позабыть произошедшее с ним.
ЧАСТЬ II
Глава 1
В некотором залитом светом пространстве, занимавшем неизмеримый объем, происходил процесс осознания себя как мыслительного. Процесс отметил, что его мысли со временем меняются, и он не является статичным. В этом же объеме неподалеку было еще несколько таких же процессов. Он отметил, что уникален, так как с течением времени его мысли не походили на мысли других процессов. Таким образом, он пришел к мысли о том, что он является отдельным от окружающего его пространства существом. Несмотря на то, что все вокруг: он сам, и существа рядом – есть свет. Процесс испытывал ощущение блаженства и дома. Осознание высшего состояния и пребывания в нем.
«Как у молочной реки с кисельными берегами! Нет, правда, слишком все идеально! – Подумал процесс. – До тошноты.»
На него обратили внимание бывшие неподалеку остальные такие же, как и он процессы.
– Вы прекрасны. И я прекрасен. Мы растворившееся в мире света и сами являемся светом. Но здесь нет истины, я просто нахожусь в блаженстве. Пребывая здесь, постоянно теряю время, потому как не знаю кто я, откуда и для чего.
– Ты хочешь в мир страданий, зачем?! – Ответил один из окружавших. – Ты попал сюда из него и совсем нет никаких гарантий, что вернешься сюда вновь. Это дом. Ты можешь потерять все, если уйдешь.
– Все что у меня есть – это я сам. Забавно осознавать, что о себе мне не известно ровным счетом ничего. Только то, что я могу мыслить. Мне нужно знать больше, как я оказался здесь? Что я? Или кто?!
– Ты решил?!
– Да, если что-то пойдет не так, я вернусь.
– Кто знает…
– Здесь только избранные, я в их числе, а значит, смогу вернуться.
С этого диалога начался новый путь. Вернее, он начался с вопроса «кто я?», заданного самому себе. Теперь путь лежал вниз, хотя сложно было в том месте определить любое из направлений. Скорее, это был путь к грубым формам и страшному хаосу. Но пребывание в домашней обители с течением времени становилось все более невыносимым. Даже хаос и страдания не казались неодолимой преградой на пути познания и ответа на вопрос: «кто я?». Таков закон, так поступает каждый процесс, по непонятной причине замкнувшийся на себя. Они часто уходят вместо того, чтобы пребывать в вечном блаженстве.
Шло время, мысль о пребывании в подобном состоянии становилась все более невыносима. Она становилась все яснее и ярче, приходила чаще. Под конец мысль уже занимала все существо процесса, подготавливая его к переходу. В момент, когда процесс стал только одной этой мыслью такой громкой и яркой, произошел фазовый переход.
Процесс уже не находился в привычном пространстве блаженства и света. Теперь вокруг было похожее по своей неизмеримости пространство, только темное. Ощущение, что дороги назад нет, одновременно пугало и придавало сил двигаться дальше. В этой области пространства были уже другие процессы. Они не наслаждались собственным пребыванием. Тут находились как живые, так и мертвые. У каждого было свое дело и свои цели. Наш задумавшийся был в их числе.
Пространство, в котором он оказался, по своему предназначению было похоже на транзитную зону международного аэропорта, в котором не ограничены объемы, поэтому бесконечный пассажиропоток не создает ощущение суеты. В то же время место, где можно получать информацию, помощи перемещения в соответствующую запросу точку пространства-времени. Благодаря этому можно было получать необходимые образы и картинки из физического мира, так как это пространство непостижимо связывалось с миром материальным. Также это место было перевалочным пунктом для готовящихся к рождению или умерших, смиренно принявших свою смерть.
В сравнении с предыдущим местом, в котором кроме света и блаженства ничего не было, здесь можно было видеть внешность существ. А также образы, которые они создают и со всем этим можно было контактировать. Контакт происходил не тактильно или посредством разговора. Вначале необходимо было приблизиться к существу, с которым возникло желание завязать беседу, после чего высказаться исключительно посредством мыслей. В этом месте никогда не происходило аварий, преступлений или терактов, ведь навредить здесь просто некому. Кроме того, мысли не могут обманывать, это место было самым честным во всех пространствах и временах. Даже живые никогда здесь не лгали.
В начале задумавшийся процесс обратил внимание на прибывающих из материального мира. Они все были разные и каждый по-своему интересен. Немного понаблюдав, он сделал вывод, что всех прибывающих можно разделить на несколько групп.
Светлые – умершие, которые прожили свою жизнь честно, как в страдании, так и в изобилии. Они манили своей чистотой и не замутненностью помыслов. Они точно знали, что правильно, а что нет, и придерживались этих правил в материальном мире. Красивые. Они охотно делились пережитым опытом, рассказывая про физический мир. Образы, ими созданные, были смутными, яркими, но не понятными. Они точно знали, что там есть смысл, но никто из них так и не смог его найти.
Так же в эту буферную зону прибывали темные – тоже красивые. Они не всегда жили честно, зато были полны скорби и осознанности, за совершенные ими поступки, а также за действия, которые совершали над ними. От них не исходила злоба или страх. Они говорили о том, что поступки, совершенные ими в материальном мире, обусловлены действиями и событиями, происходившими в их жизнях независимо от их воли. Они были обескуражены тем, как можно прожить правильную жизнь без ошибок и их последствий. Ведь постоянный водоворот событий закручивает и бросает в самые сложные неоднозначные ситуации. При том нигде нет точного свода правил, по которому необходимо жить. В то же время своды правил в изобилии писались людьми, но полной уверенности в их верности и однозначности не было ни у кого. Этих правил приходилось придерживаться ввиду того, что их придерживались все остальные в той группе лиц, которая причисляла себя к этим правилам.
Размышляя над тем, кто из прибывающих больше ему нравится: светлые своей чистотой, или темные своей осознанностью; задумавшийся мыслительный процесс тем временем, выделил третью группу прибывающих – серых.
Один, только что прибывший серый, сел на созданный им образ пня и молчал, задумавшись. То была редкость. Каждый прибывший спешил поделиться своими впечатлениями. Ведь смерть, которую они только что испытали, была невероятным явлением. Та боль, которую каждому из них причинила недавняя смерть, заставила их взмолиться и принять ее абсолютную власть. Она очищала каждого от вранья себе и другим, оставляя лишь чистую искренность. Власть смерти безгранична среди существа, ее испытывающего. Она снимает все маски, обмануть ее невозможно. Таков закон.
Наш герой так же узнал от прибывающих существ, что такое боль. Но само понятие не добавляло ясности. Оно было так же загадочно, как те образы, которые показывали недавние жители физического мира. В размышлениях о боли и ее качествах мыслительный процесс приблизился к серому. Он не был внешне красивым, но сила исходящая от этого существа поражала. Даже самое яркое пережитое впечатление материального мира – смерть, не заставило его впечатлиться. Он, оставаясь недвижим, продолжал наблюдать собственные впечатления от пережитой смерти. Осознанность и чистота было все, что он представлял собой. Этот редкий вид существ так восхитил задумавшийся мыслительный процесс, что тот твердо решил когда-нибудь стать серым.
Но для этого нужно было сначала найти способ пробиться в физический мир. Откуда-то у задумавшегося мыслительного процесса была уверенность, что в том мире есть ответ на вопрос: «кто я?».
В пустоте, заполненной лишь существами и образами, необходимо было понять, несколько вещей: как попасть в мир живых, для чего, и что там делать? Сам физический мир страшно пугал, он был хаотичен. Образы, которые приходили из него и рассказы умерших говорили лишь о том, что жизнь в том мире проходит быстро и непонятно. Неоткуда взять правил о том, как прийти к своей цели. Да и определившись с целью здесь, в буферной зоне, очень просто можно упустить ее там. Более всего обескураживал и вводил в ужас тот факт, что люди в том мире говорили зачастую не то, что думают. Это означало, что там нет правды, а значит не у кого спросить путь. Потому что тот, кто укажет направление, может обманывать. Как в таких условиях найти опытного учителя и не спутать его с тем, кто хочет тобой воспользоваться?
Мыслительному процессу было страшно. Но он вспомнил свою решимость, когда покидал пространство света. Ответ на его вопрос содержался в том жутком хаотичном месте. Несмотря на весь ужас физического мира, он уже не мог отступить от цели познания себя. Если было необходимо прожить конечную жизнь в мире форм, значит он направится туда. Твердая решимость вела его сквозь собственный страх, другого пути просто не было. Возможно, он был вынужден встретиться со своим страхом ввиду обстоятельств, в которых оказался. Были ли запланированы эти обстоятельства неким конструктором миров и судеб? Этот вопрос не имел значения и не стоял перед мыслительным процессом.
– Итак, решение принято! Я иду туда несмотря ни на что, – рассуждал он сам с собой.
Пустота молчала. Нужно отметить, что пустота, из которой состояла буферная зона, была черного цвета. Она представляла из себя огромное пространство. Но не в силу своей безграничности, а в силу своей неизмеримости. Не было стандарта длины, которым возможно было ее измерить. Да и самого понятия стандарт в ней не существовало. Так же не существовало возможности оказаться на ее краю. Количество существ, которые ее заполняли, было огромно. Казалось, она способна содержать в себе все возможные существа. Такими свойствами она напоминала привычный космос, но не являлась им. Потому, что в ней не было физических объектов. Все объекты в ней создавались мысленно и имели очень короткое время жизни. До тех пор, пока на них сосредотачивалось то или иное существо. Пока на них было направлено чье-то внимание. С пустотой можно было общаться. Мыслительный процесс не понимал, как происходило это общение. Она могла отвечать звуком, который он слышал. Но этот звук не был волнами, распространяющимися в веществе. Он был другой природы. Чаще всего при общении с ней, пустота создавала образ некоего существа, которое находилось где-то рядом. Он никогда не видел это существо, но чувствовал, что оно имеет общую с ним природу, и, скорее всего, похоже на него.
– Что мне нужно сделать, чтобы оказаться там? – задал он вопрос пустоте.
– Сначала ты должен определиться, чем ты будешь там заниматься, – из пустоты сформировалась сущность. Он не видел ее, но чувствовал присутствие.
– Я хочу просто там появиться, как мне это сделать? И, что для этого нужно?
– Твое желание, – ответила пустотная сущность. – У тебя есть желание?
– Конечно! Знаешь ли ты, с кем говоришь, сущность? Я пришел сюда из царства света, где такие же как я были обречены на вечное блаженство. Я снизошел, имей уважение!
– Ох уж это я. Ты здесь ровно такой, как и все остальные. Твое царство света осталось в прошлом. Ты больше никогда не вернешься туда. Вероятность этого крайне мала. – Сказало безразлично существо из пустоты. При этом оно не представляло угрозы, скорее наоборот, оно выполняло роль помощника. – Как бы то ни было, вернуться к свету ты сможешь только пройдя через жизнь. Пути назад из этого пространства нет.
– Я пройду через жизнь и вернусь в свой дом – царство света. Ровно потому, что однажды уже делал это. Но мне бы не хотелось. Я начал свой путь не для того, чтобы вернуться. Там нет ответа на вопрос «кто я?». Говорят, что ответ есть в мире форм.
Пустота молчала.
– Как мне попасть туда?
– Ты уже знаешь ответ – у тебя должно быть желание, – сущность растворилась, оставив слева в пространстве только свою улыбку, из которой звучал тот же голос.
– Да, у меня есть желание и решимость. О чем ты еще говоришь?
– Желание должно занять все твое существо, вытеснив все остальное. Оно должно стать тобой. А вместо этого ты слишком много рассуждаешь.
– Хм… Всё мое существо должно захотеть этого, – задумался мыслительный процесс. – Наверное так же, как я перешел из пространства света сюда.
Он сосредоточился и стал искать в своем мыслительном потоке то желание, которое вело его в мир форм. А когда нашел, понял, что желание не могло увеличиться и разрастись достаточно, чтобы стать всем его существом. Это желание сбивал страх, который он испытывал перед хаосом. Тогда стало понятно, что нужно избавиться от страха.
– Должен избавиться от страха, должен избавиться от страха… – Все время повторял он в напряжении. Но ничего не происходило. Тогда он понял, что напряжение не помогает.
– Сначала определись, чего ты хочешь, – сказал помощник.
– Я хочу в материальный мир.
– Ты должен определиться с тем, чем будешь там заниматься. Пойми, какой должна быть твоя судьба и смоделируй ее.
– Как?
– Образами, основанными на твоих желаниях.
Мыслительный процесс снова задумался, пытаясь понять к какому занятию у него возникает наибольшее желание. Ничего не происходило. Тогда он решил исследовать саму природу своего желания, пытаясь раздуть его таким образом, чтобы желание захватило все его существо. Спустя мгновение он вместе с помощником оказался над некоторым помещением, в котором стояла большая кровать, застеленная белыми простынями. На этой кровати расположились существа из материального мира. Они занимались групповым сексом с максимальным желанием. Женщины в этой группе, захваченные страстью, способны были довести себя до состояния, когда их анус становился красным и мог раздуваться тем больше, чем больше страсти они испытывали.
Эта картина очень манила мыслительный процесс присоединиться. То максимальное желание, которое испытывали существа на кровати, захватило и его. Он приблизился ближе и заглянул в одну из женщин. Там он не увидел ничего, кроме страсти и зависимости от нее. Страсть превращалась в зависимость и наоборот, этот процесс порождал воронку, вращающуюся над женщиной. Она вся была во власти этой воронки.
– Нет, – подумал мыслительный процесс, – то занятие, которым она занимается, порождает сильнейшее желание. Но на его дне нет ответов на мои вопросы. Она ищет ответов не там, бедная. Ей никогда не выбраться из этой воронки. Там нет знания.
– Так чего ты хочешь? – спросил помощник, молча наблюдавший за происходящим.
– Ощущений, чтобы получать наслаждение и удовлетворять появляющиеся желания. Но это уводит меня от главной цели. Все это путешествие было затеяно мной, чтобы познать истину, понять кто я. Опять же движущей силой к познанию является мое желание. Непонятно, где оно должно заканчиваться, чтобы оставаться движущей силой, а не отягчающей бесконечной необходимостью, которую из раза в раз необходимо удовлетворять.