Управа на Забаву

Глава 1. Что решила голосилка

Выпускные испытания в Угорской Академии Ведовства и Волхования благополучно закончились. Забава Милонеговна, для всех дочь боярская, почти готовая обученная ведунка, могла себя поздравить – она справилась легко. Четыре года пролетели как один день. Осталось отслужить повинность сроком в год, там, куда зашлют – это важно. Почти ведунка – оно и есть почти. Вот отслужит, получит ведунский пояс – тогда и будет ведунка, даже батюшка родной станет не указ. По крайней мере, замуж насильно не выдаст, обещал.

Жребий тянуть, место службы узнавать – это сегодня. Нянька Молевна тоже хотела пойти, да Забава её отговорила. Здесь, в Угорске, нянька Забаве свою заботу не навязывала. Это дома, в Вышеграде, без толпы мамок-нянек шагу было не ступить, если только не сбежать, что Забава и делала иногда…

Ох и было крику, если замечали! Хорошо, что это всё давно позади.

День выдался хороший, яркий и солнечный. И с Данко оказалось по пути, вот и пошли вместе. Данко тоже в академии учился, и был лучшим другом Ярши, Яровида то есть, нареченного жениха Забавиной подружки Милавки, с которой они уже четвёртый год делили одну горницу. Вот и привыкли к нему они с Милавкой. Что делать, если Ярша без Данко ни шагу…

А хорошо-то было как! И всё потому, что небо такое голубое? Шла Забава по деревянной мостовой, улыбалась тому, что говорил Данко, задорно постукивала по потемневшим доскам каблучками лёгких сапожек. И парень рад был, видно, что учёбе конец. Почему-то ей казалось, что он именно этому рад. Он редко бывал веселый, Данко, серьезный он слишком. А ей нравилось, что ему сегодня радостно, может, поэтому и хотелось ему улыбаться. Вот разъедутся они скоро в разные стороны, и не увидятся больше никогда…

И тут неподалёку ударили в барабан. Звуки были неторопливые, мерные – так стучат глашатаи, собирая народ для важных известий.

– А пойдем-ка послушаем? Это рядом, на торге! – Данко протянул Забаве руку. – Вдруг что важное узнаем?

– А пойдём! – Забава руку ему подала, и они перебежали на другую сторону улицы.

Глашатаев, как обычно, было два: один колотил в барабан, другой кричал. Вокруг собрался народ, галдя и взволнованно переглядываясь.

– Слушайте, люди славного Угорска, слушайте, и не говорите, что не слышали! – старательно выводил глашатай. – Слушайте, слушайте! Верховный князь наш Брагомир, Вышеграда и Вышеградья держатель, перед богами верхними и нижними радетель и ручатель… – Забава так и замерла, услышав такое начало.

Нечасто выкрикивали в Угорске вести от вышеградского князя. Это должно быть что-то важное. Потому и люди прибывали, толкались, протискиваясь ближе. А Данко крепче сжал руку Забавы – тоже заволновался. Ему-то что?..

Сколько-то слов глашатая унёс ветер, Забава на короткое время перестала различать его речь – так иногда бывает посреди толпы. Девушка даже на цыпочки привстала, чтобы лучше слышать. Потом…

– … кто построит летучий корабль! – гаркнул глашатай. – И князю в Вышеграде его представит, и повторить постройку во всякое время сможет, получит награду: город Издолье с торгами, ловами звериными и рыбными ловлями, с наследным правом и свободой от дани князю на десять лет!

Забава ушам не поверила. Город не маленький, не бедный – за летучий корабль? В наследное владение? Зачем – корабль?..

Толпа вокруг сдержанно волновалась – ничего себе новость! А глашатай, отдышавшись, продолжал:

– И дочь княжескую в жены! Слушайте, люди славного Угорска, и не говорите, что не слышали! Верховный князь наш Брагомир…

Теперь понятней. Княжну в жёны, значит. Кто построит тот корабль, будет младшим князем, Вышеграду подвластным, и князю зятем.

– Ты слышал, Данко? – Забава повернулась к спутнику. – Дочь князя в жены тому, кто летучий корабль построит?

Парень только плечами повёл:

– Это вроде и сказали, – он о чем-то задумался, поглаживая пальцы девушки.

– Данко! Ты точно услышал? – удивилась она.

– Точно, – вздохнул он, и руку Забавы нехотя отпустил. – Дочь князя и город Издолье. Я там был проездом, хороший город. Пойдём?

– Постой, не закончили…

Глашатай между тем продолжал:

– А если летучий корабль построит человек женатый, то получит он серебра пополам с золотом того же веса, что и княжна…

Забава опять изумилась. Ещё и это!

Хотя такой корабль, конечно, диво дивное, и много где пригодиться может, и княжну за него, безусловно, не жалко. Да только…

Она ещё постояла, послушала, сама вцепилась в руку Данко – не скажут ли ещё чего? Нет, это было всё. Глашатаи местами поменялись, и второй со свежими силами весть повторил, от начала и до конца то же самое. А Данко засмеялся:

– Мне бы лучше золото с серебром. Это я найду, куда употребить. Сколько княжна весит-то, пуда три или четыре? Она ведь девка молодая, и не богатырка, как я понимаю…

– Должно быть, так, – дернула плечом Забава. – А её саму не хочешь, значит, с городом? – и она тоже рассмеялась.

– Да что я делать стану с городом и княжной? – хмыкнул Данко. – Я в княжьих делах не ведаю. И с доплатой не хочу. А вот если без княжны и без города…

– Поняла я про тебя! Ну пойдём, – махнула рукой Забава и потянула парня из толпы.

Тут же спохватилась и руку его отпустила. Нет, ходить взявшись за руки ей не след, ни с Данко, ни ещё с кем – нянька выговаривать начнёт. Это Забава забылась просто, а нельзя.

Хотя приятно было Данко за руку подержать. Вот отчего-то так! И он смешной, княжну ему не надо и города не надо, а кучу злата-серебра надо…

Впрочем, кому мешок серебра с золотом не надобен, кто бы отказался? Если бы за так, а не за летучий корабль…

Когда она руку у Данко отняла, и даже оттолкнула его слегка, он хмуриться стал. А потом вдруг спросил:

– Сколько мне нужно серебра, чтобы к тебе посвататься?

Забава даже остановилась. Посмотрела. Взгляды их встретились…

Взгляд у Данко горел, и стал словно шальной.

– Вот и приехали гости, – вздохнула она. – Не с той ноги ты сегодня встал, что ли, или приснилось чего? Не нужно мне ни серебра, ни свататься, понял? И не шути больше так. Ещё услышу про сватанье – близко не подходи! Пойдем скорее, пора ведь уже! – и побежала через улицу.

Он догнал, опять пошёл рядом…

Угорская академия ведовства и волхования размещалась на окраине, и не в новомодных белокаменных палатах, а по старинке в обширных хоромах: в десятке теремов с переходами, посреди широкого двора, за высоким забором с тесовыми воротами. Ворота эти, обычно затворённые, в этот день стояли распахнутые, и во дворе было людно.

– Забава! – Милавка издалека махала рукой, – и куда ты пропала? Сейчас за грамоткой пойдёшь? Данко! И ты тоже сейчас?..

Сама она спозаранку ушла с Яршей из общего терема – прогуляться, должно быть.

– А зачем откладывать, – пожала Забава плечами. – Сейчас и пойду. Узнаю скорее и догадками маяться не стану.

А вот Милавке самой идти к шкатулке-голосилке тянуть жребий не нужно – она сговоренная невеста Ярши, его жребий – и её жребий тоже. А Данко?..

– Я не тороплюсь, – равнодушно бросил Данко и в сторону посмотрел.

– А я уже, – довольно сообщил Ярша и помахал перед ними квадратной путеводной грамоткой. – Здесь, в городе останусь, на знахарском дворе. Младшим знахарем сначала, а там как пойдёт. Ты, Дан, сходил бы тоже, разузнал бы. Или в Вышеград хочешь?..

– Говорю же, не тороплюсь, – отмахнулся от совета Данко.

Забава понимающе пожала плечами. Данко парень, его не станут замуж выдавать, если без ведунского пояса останется. Можно и не спешить.

– Да что его уговаривать! На крайний случай домой вернётся, сапоги тачать, дело денежное! – влез в разговор проходящий мимо шустрый Вертила, однокашник Данко и Ярши.

Отец и братья Вертилы служили при князьях, в ближних дружинах, и он этим очень гордился, а уж тем, что его в волховскую академию взяли – гордился вдвойне. А зачем стал задевать Данко – кто знает. Если и хотел услышать ответ, то не дождался.

Здесь, в школе, не принято было поминать, кто каждый по рождению. Данко вот из мастеровых, сын сапожника, и крестьянских детей тоже было немало, а Милавка и Ярша – из купцов. Бояричей отчего-то было всех меньше.

– Что ж, посмотрим, что меня ждёт, – тряхнула Забава головой и решительно отправилась навстречу судьбе.

Судьба на этот раз оказалась в образе Медуницы Стояновны, старшей знахарки отделения Травознания. Она сидела посреди обшитого березовым тёсом покоя, у широкого стола-пня, тоже березового, перед старинной резной шкатулкой-голосилкой, а рядом на столе чернильный прибор стоял и лежал список тех, кто назначение уже получил. Чуть в стороне в креслице на мягких подушках расположилась Радуна Военеговна, старшая волхва и начальница школы, известная всему Вышеградью чародейка – высокая, худая и совершенно седая, в широком платье из небеленого льна и такой же душегрее. Красивая, но не как девка, мимо которой мужской взгляд не скользнёт, а по-другому, странно, устрашающе чуть ли не до оторопи. К Забаве, впрочем, волхва относилась хорошо, но сегодня что-то глядела недовольно…

Забава, как полагается, поклонилась.

– Здравия вам, сударыни, боги храни вас…

– И тебе тоже, дочь боярская, – Медуница Стояновна приветливо улыбнулась и вписала имя в список.

Ну как вписала – пёрышко самописное в чернила макнула и к бумаге поднесла, и оно само всё начертало, ровно и красиво, и быстро, на два вдоха.

Самописное перо – это первая, считай, чудка*, которую Забава увидела, приехав в академию. Такими перьями больше наставники пользовались, но и некоторые слушники* тоже. Стоили чудки дорого. У Забавы тоже было такое перо, Данко подарил…

Медуница Стояновна открыла шкатулку:

– Ну, тащи своё. Помоги тебе боги.

Забава уже и руку протянула…

– Постой, боярская дочь, не спеши, – резко сказала старшая волхва, как каркнула, и рука Забавы замерла на полпути. – Ты подумай. А надо ли оно тебе?

– Что надо ли, сударыня?

– Да вот это. Заботы лишние, трудности. Тебе зачем? Порадуй отца, вернись домой. Он для тебя ничего не жалел, вот и верни долги. Женскую долю прими, замуж выйди…

Вот ведь, напасть где не ждали! Волхве-то угорской чего за Забавину женскую долю переживать?

– Всё для меня решено, сударыня Радуна Военеговна. От своего не отступлюсь, – уверенно заявила Забава.

Волхва смотрела остро, внимательно, с небрежной улыбкой, будто видела всю девицу насквозь и все её мысли.

– Ну делай что хотела, боярская дочь. Помни, что легко не будет. Отказываться сейчас надо, не потом…

– Не подведу, сударыня, – Забава снова повернулась к столу, поскорее запустила руку в заветную шкатулку.

Достала монетку медную, зажала в кулаке. Медуница Стояновна одобрительно кивнула и похлопала рукой по шкатулке-голосилке.

– Выпья Топь, младшая ведунья, – пронзительно проверещала шкатулка.

– Хорошее назначение, – закивала знахарка, – старшая там есть, поможет, поддержит. И Яга там своя… в дне пути…

– Да всё есть, что ни пожелай, – хмыкнула волхва. – Слушай меня, боярская дочь. Ведунка ты хороша, хоть и молодая-зелёная. Своё понимай, лишнего на себя не бери, по ночам дома спи. Так и продержишься… до пояса. А замуж можно и с поясом, батюшка простит, да и муж попрекать не станет.

– Спасибо, сударыня, за добрые советы, – поклонилась Забава.

Самописное пёрышко тем временем писало на квадратном кусочке пергамента путеводную грамотку Забаве, о назначении младшей ведункой в Выпью Топь. Печать Медуница сама приложила, аккуратно, красной краской. Такое написанное-припечатанное не горело, не тонуло, и не вырубалось, хоть бы и топором.

Волхва Забаве кивнула и рукой махнула – дескать, ступай.

Вот и получила девица, что хотела. Очередной шаг к своей вольности. Ведунка с поясом из родительской власти уходит, живёт как сама захочет – вот оно счастье, другого не надо…

Забаву снаружи дожидались, Ярша с Милавкой и Данко.

– И куда тебя заслали? – подскочила в ней подруга.

– В Выпью Топь! – сообщала Забава довольно. – Хорошее место.

А она и была довольна. Ей лучше в дальнюю глушь отправиться, там никто не достанет, не станет уговаривать вернуться домой под батюшкино крылышко да замуж. Ну, скорее всего…

– Куда? Ой… – удивилась подруга. – Я думала, что боярышням такие медвежьи углы не выпадают, – и она с признательностью посмотрела на жениха.

Вот, не боярин, а ни в какую Топь ему ехать не придётся.

– А может, отказаться надо? – тут же предложил выход Ярша. – Это же можно? Год пропустишь, потом вернёшься и снова потянешь жребий. А пока у родителей поживёшь.

Забава только улыбнулась и отрицательно качнула головой.

– Ты не понимаешь? – возмутилась Милавка. – Да её за этот год замуж выдадут, и останется она без пояса!

– Прямо сразу замуж? – озадачился Ярша. – Так может, оно и неплохо? – и заслужил пинок локтем от любимой невесты.

Да, он не понимал. А Данко тоже улыбнулся и промолчал, зато заглянул через плечо Забавы в её грамотку.

– Всё хорошо, – она грамотку спрятала. – Я и хотела, чтобы меня в такое место послали. И замуж не пойду. Пояс мне очень нужен!

– Ох, а про летучий корабль что думаете? – выпалила Милавка, желая увести разговор от подружкиных дел. – Кто-то ведь построит его и богатым станет! Ярша, вот если бы вы вместе с Данко взялись! Он ведь лучший чудельник в академии!

Кажется, они говорили об этом и до возвращения Забавы – про удивительный княжий указ уже знали все, кто имел уши.

– Если Данко лучший и всё может, зачем ему я? – ревниво поинтересовался Ярша.

– Так ведь одна голова хорошо, а две лучше! – разумно пояснила Милавка. – И вы же всегда вдвоём. Вы ведь с ним друзья не-разлей-вода. Или ты, Данко, ради Забавки с Яршей ходишь, особенно когда он меня навещает?

– Глупости не говори! – рассердилась Забава.

– Бросьте вы уже! – отмахнулся Данко. – Я не лучше, знать не знаю, отчего корабли летают. Нас этому не учили, так откуда мне знать?

– Если бы этому в академии учили, разве сулили бы столько? Но ведь строят же такие корабли. Я сама их видела!

– Положим, все хоть раз да видели, – согласился Данко. – Мы знаем, что это возможно, но не знаем, как!

– Они из Хворостеня прилетают! – добавил Ярша. – Может, нам с Данко туда отправиться, тайну разузнать, железные сапоги стоптать, да и построить кораблик. А кому же из нас потом княжна достанется? – это он дразнил невесту.

– Ну и шутки у тебя! Княжна достанется Данко, а ты уже мой жених! – она стрельнула взглядом на Забаву. – И пока вы сапоги железные истопчете, мы с княжной обе состаримся. Так что лучше без железных сапог! И Данко пусть на ком хочет женится, а потом уже к князю за наградой.

Забава слушала с интересом, наконец фыркнула:

– Да вы вначале корабль постройте и в небо запустите, а потом и про княжну договоритесь. Шкуру неубитого медведя вздумали делить!

– Вот это верно, – согласился Ярша. – А пойдёмте-ка мы в трактир, угостимся чем-нибудь вкусным? Сбитнем с кренделями? Насчёт княжны подумать надо…

– Идите в трактир возле моста, там сбитень* самый лучший. А я скоро. Зайду-таки за грамоткой, – решил Данко

– Тогда ступай, мы подождём, – закивал Ярша.

Они трое отправились в сторону трактира, а Данко – в академию, в берёзовую палату. Он знал теперь, куда ему нужно.

Медуница Стояновна по-прежнему занималась своим делом – выписывала слушникам грамотки по решению шкатулки-голосилки, а волхва так и сидела в своем кресле и наблюдала.. Увидев Данко, она удивилась.

– И ты, Данко сапожников сын? А зачем явился?

Данко поклонился. Когда знахарка показала ему на шкатулку, покачал головой, обратился сразу к старшей волхве:

– Я, сударыня, вольным поеду. Договорился уже, с Травяном Мирянычем. Только грамотку дайте.

– Знаю про вашу договорённость, – усмехнулась Радуна Военеговна, и подалась к нему, посмотрела, как на нечто удивительное. – И успел же. Чем услужил старшему волхву-смотрителю нашей академии?

– Сапоги-скороходы сшил, – тут же ответил Данко. – Получилось хорошо.

– Ах, сапоги сшил. И верно, ты ведь сапожник. Точно знаешь, куда хочешь?

– Знаю. В Выпью Топь.

– Дурачок ты, хоть и умный. Тебе-то туда зачем?

– Хочется, сударыня, – развёл руками Данко.

– Хочется ему! Время потеряешь и пояс не получишь. Всё равно вернёшься. Ты чудельник, на этой ветви* был лучшим, тебе надо в Вышеград, на княжеский двор. А не знахарем-недоучкой в Выпью Топь. В Топи этой чудковать тебе не позволено, помнишь ведь, давал обет? Ведуну там работа есть. А тебе?

– Так я и ведун. Учился ведь, – спокойно сказал Данко. – Не только чудки могу делать. Я всё могу! Как все…

– Да, и знахарь, и чудельник, и дурак беспросветный! – отчего-то волхва, всегда равнодушная к поступкам слушников, на Данко решила отыграться.

– Я понял, – кивнул он. – И запомнил. Я дурак, сударыня. Успею и пояс получить, жизнь-то длинная, поумнею ещё.

– Это как повезёт, – блеснула глазами волхва.

– Вернусь, женюсь, пояс получу и поеду с женой в Вышеград. А пока не отпускать же её одну? – он говорил с мудрейшей, словно девке неразумной втолковывал.

– Да?.. Ладно, – Радуна Военеговна коротко рассмеялась. – Поняла тебя. Медуница, выйди пока отдохни. И дверь прикрой.

Знахарка, которая с охотой наблюдала за начальницей и недавним слушником, степенно кивнула, встала и вышла.

– Значит, девица сильно по сердцу? Скажи, – заговорила волхва.

– Так и есть, – спокойно подтвердил Данко. – Сильно.

– Расскажи о ней. Она какая?

– Рассказать о Забаве? – он вопросу удивился.

Какая – видно всем, что тут сказать? Волхва ждала, смотрела на него, постукивая по полу носком башмачка. Посоветовала:

– Если нечего ответить, то иди прочь.

– Красивая она, – нашелся Данко. – Не просто красивая… – добавил он поспешно. – Да какая бы ни была, а вот какая есть она мне на сердце легла, и не нужен больше никто.

Чистую правду сказал.

– Глаза у неё какие? Говори! – не отставала волхва.

– Как небо перед грозой…

– А волосы?

– Как спелая рожь…

– А нос кривой и горбатый?

– Ничуть! Всем бы девкам такие носы!

– А родинка на её лице где?

– Вот тут, над бровью, – он показал.

Тысячу раз ведь смотрел, и насмотреться не мог!

– То есть разглядел, – кивнула волхва. – Ты прав. И красивая, и всё при ней. Только тебя вроде не отличает. И вообще, почему ты один на неё смотришь? Почему никто за неё не спорит с тобой, а, сапожников сын?

Данко только руками развёл, это его отчего-то не заботило.

– А что такого в этом?

– Ну как же? Красивая, веселая, яркая, нравом бойкая и строптивая, вот она какая. Загляденье. Такие многим нравятся, поверь мне, старухе. Почему ты один по ней сохнешь?

Данко молчал, не зная ответа.

– А просто оберег на ней, что всем глаза отводит, – сказала волхва. – Всем мужчинам. Видеть-то её видят, но не так, чтобы разглядеть. Понравиться она не может. И тать злой мимо пройдёт, не заметит. Понял?

Парень был озадачен и даже не поверил. И ответил не сразу.

– Это точно ли? Она сама об этом знает?

– Точно. И она знает. С этим условием её сюда, в академию, и отпустили. Она знает, что никому тут не приглянется. Но как ты её рассмотрел? Непонятно.

Теперь Данко промолчал. Ему тоже было непонятно.

– Сапожник, чудельник и скрытое видишь, глаза тебе не отведёшь. Кто же ты таков, из какого теста? Тебе бы об этом подумать, а не о том, как приручить негодную тебе девку, – строго и серьезно сказала волхва.

– Из теста я обыкновенного. Род свой знаю. Сама говоришь – сапожников я сын …

– Бывает и так. Дают боги дар… – задумчиво согласилась Радуна Военеговна. – Дар такой надо ценить. Отправляйся в Вышеград. Там про тебя знают, чудельник им нужен.

– Всё равно поеду в Выпью Топь.

– Ну и поезжай. Мы не знаем, кому что суждено. Не стану больше отговаривать, – сказала волхва. – Но выйдет не по-твоему – не жалуйся. И возвращайся, ведунский пояс тебе ещё понадобится. Понял?..

Она подошла к пню, взяла перо и ткнула им в квадрат пергамента – перо резво заплясало, выводя строчки. Потом волхва самолично приложила печать, дунула на грамотку и отдала её парню.

– Ступай, боги с тобой.

– А зачем с Забавой такое сотворили? – спросил он волхву.

– Ну как же. Чтобы в целости её сберечь. А то бы с ней сто нянек прислали и гридней дружину, охранять.

– Шутишь, сударыня?

– Шучу. Строптивая девка, отцу противится. А как вернётся домой, так подчинится, договор у них такой, – спокойно объяснила та. – Дочки рождаются, чтобы их замуж отдавать, с нужными людьми родниться. Понял?

– Понял…

Данко пергамент заветный спрятал, поклонился и хотел уже повернуться и уйти, как волхва его окликнула.

– Мне тоже сапоги сшей, – и она улыбнулась, а видеть улыбку на её лице было непривычно.

– Сделаю, сударыня, самые лучшие, – пообещал Данко. – Спасибо тебе, что всё объяснила…

*чудка – артефакт, практически любой, авторское выдуманное слово,

чудельник – артефактор,

чудковать – заниматься изготовлением артефактов.

*слушник – студент, выдумано

*сбитень – старинный русский/белорусский/украинский горячий напиток, сваренный из мёда, пряностей и трав.

К примеру, представьте себе горячий травяной чай со смородиной/облепихой/чем-хотите, в который добавили мёд, гвоздику, чуток корицы и имбиря. Ну вкусно же? ))

*ветвь – факультет

*ступень – курс, курсов в Угорской академии четыре.

Глава 2.Беду не ждут

Забава и Милавка с Яршей отправились в трактир втроем, но не только им, видно, захотелось сбитня. Сначала их нагнал Вертила и тоже присоединился. Потом окликнул рыжий Стоян, что делил горницу с Яршей и Данко, он шел с сестрой Негодой и с земляком Ростилой – эти двое учились ступенью* ниже на чудельной ветви*, Ростила с Негодой собирались обручиться. Потом подошли Чуримор с хрупкой смешливой Нейкой, с ветви травников, и ещё трое парней, тоже сегодня побывавших у голосилки – всем было по пути, и путь этот вёл в тот же трактир. Ну и что? За столом места хватит.

Все отлично разместились, скинулись монетками на угощение, и Забава тоже положила монету. Вертила уверенно сгрёб кучку меди, подвинул служке и попросил сбитня и маковых кренделей, и большой пирог с мясом и капустой.

Все были веселые, довольные. И день такой, почти праздничный – испытания позади, голосилка тоже! Остаётся прощальный пир в академии, а перед тем, как отправляться по местам отработки, все домой разъедутся, отдохнут и повидаются с родными.

Забаве хотелось бы дома побывать, но она решила не ехать. От отца передали письмо, собственноручно им написанное – оно встревожило. Отец писал, что, конечно, слово, данное своей доброй матушке, Забавиной бабке то есть, он помнит, и неволить дочь не станет. Но жених к ней сватается очень подходящий, и если Забава по неразумению эту возможность упустит, то потом не найдёт для себя такого счастья и богатства, да и вся семья немало потеряет. Очень просил батюшка дочку одуматься.

Забава всё же волховка, простенькое волхование сотворит легко. Сотворила и увидела на отцовском письме след лукавой неправды. Присмотрелась ко всему, почти по буквам разобрала. Недоговаривает свет-батюшка, давно у него с женихом что-то решено. И про её счастье сомнения есть…

Эх, отцовские письма – и на правдивость проверять! Самой совестно. Но не сейчас об этом грустить. И скромный почти пир, на который она сама выложила медяк, по сравнению с любым застольем дома был смешон. Но тут было легко и весело, и сидели вокруг не разодетые отцовские гости, а ровесники, у некоторых и медяки водились через раз. Все искренне смеялись, галдели, шутили, Вертила препирался со Стояном и сумел как-то уколоть всех понемногу, кроме Забавы. Её, как обычно, и видели и не видели. Помнили и знали, без нужды не обращались. Это её оберег такой. Чудное заклятье, такое ещё попробуй сотвори…

А скатерти-то у них дома только браные, посуда на столах резная, с янтарём и цветными камушками, и серебряная, и из белой звонкой глины, ярко расписанная – такая посуда ценой чуть дешевле серебра…

Неважно. Ведь можно просто сидеть тут и пить вкусный, пряный, сладкий сбитень! И крендель с орехами был не хуже тех, что готовили дома.

– Вот куда Данко подевался, а, Забава? – повернулась к ней Милавка, – Как считаешь, станет он голосилку спрашивать?

– Сказал же, что станет? – Забава удивилась вопросу.

Милавка посмотрела на неё пристально.

– Ну да. Мне без него грустно будет. А тебе?