Наследница Джасада
- -
- 100%
- +
Аккуратно повесив плащ в шкаф, я потрогала изъеденный молью воротник. Он не переживет еще одну зиму, но при мысли о том, чтобы выбросить его, к моему горлу подступил комок. Человек в моем положении не мог позволить себе эмоциональных привязанностей, ведь в любой момент на меня может быть направлен меч и крик «Джасади!» положит конец этой личности и жизни, которую я построила вокруг нее. Я отошла от плаща, сжав пальцы в кулак, и быстро вырвала из своего сердца корни печали, прежде чем она успела распространиться и овладеть мной. Обычная сирота из Махэра могла бы уцепиться за этот потрепанный плащ, который был первой вещью, которую она купила на свои кровно заработанные деньги, а вот беглянка из выжженного королевства не могла себе такого позволить.
Я повернула ладони вверх и посмотрела на серебряные браслеты на моих запястьях. Несмотря на то что эти браслеты были невидимыми ни для чьего глаза, кроме моего, мне потребовалось много времени, чтобы справиться с паранойей, которая возникала всякий раз, когда чей-то праздный взгляд задерживался на моих запястьях. Браслеты изгибались в такт моим движениям, словно были второй кожей, наложенной поверх моей собственной, но только моя захваченная ими в плен магия, текущая в моих венах, могла затянуть их так, как ей заблагорассудится. Я родилась джасади, в поисках которых Низал создал периметры в лесах и отправил своих солдат рыскать по королевствам. Большую часть своей жизни я негодовала на то, что на мне были эти браслеты. Разве справедливо то, что из-за своей магии джасади были обречены на смерть, а я на скитание, хотя даже не могла получить к ней доступ. Моя магия была скована этими браслетами с самого детства, но полагаю, что мои бабушка и дедушка не могли предвидеть того, что умрут и эти браслеты останутся у меня навсегда.
Я спрятала подарок Рори в гардеробе под подкладками своего самого длинного платья. Девочки нередко рисковали навлечь на себя гнев Райи, воруя друг у друга, но отчаянная зима могла сделать вором любого. Когда я напоследок погладила одну из перчаток, в моей груди горячим светом разлилась нежность. Зачем Рори потратил столько денег, если знал, что у меня будет мало возможностей просто надеть их?
– Мы хотели тебе кое-что показать, – сказал Марек, и его голос вернул меня к реальности.
Нахмурившись, я захлопнула дверцы шкафа, злясь на саму себя. Какая разница, сколько потратил Рори? Все вещи, непригодные для моего выживания, все равно будут выброшены или проданы. И эти перчатки ничем не отличались от этих вещей.
Отряхиваясь, Сэфа встала и фыркнула, увидев выражение моего лица.
– Оскверненная гробница Ровиала! Посмотри на нее, Марек! Можно подумать, что мы планируем похоронить ее в лесу.
– А разве не так? – нахмурился Марек.
– Вам обоим запрещено входить в мою комнату! Навсегда! – негодуя воскликнула я, но последовала за ними на улицу.
Мы прошли мимо ряда развевающихся на ветру кривых бельевых веревок и жалкого садика с травами. Замок Райи был построен на вершине поросшего травой склона и возвышался над всей деревней. Отсюда была прекрасно видна главная дорога и дома, приземистые трехэтажные здания с осыпающимися стенами и трещинами в глине, которые стояли практически друг на друге. На крышах своих домов жители разводили кур и кроликов, которые помогали им пережить ежемесячную нехватку продовольствия. Вокруг деревни можно было увидеть поля, по которым бродил домашний скот, и стену, отделявшую Махэр от Эссамского леса. Деревья Эссама были настолько велики, что касались черного горизонта, а лунный свет терялся в их кронах.
Марек и Сэфа приехали в Махэр, когда им было по шестнадцать лет. За два года до моего появления здесь. Они быстро приняли особые обычаи деревни, которые оказались сложны лишь для меня. После первой ночи, проведенной в замке, – я провела следующую ночь, сидя на холме и наблюдая за тем местом, где фонари Махэра исчезали в лесной пустоте. Побег из Эссама чуть не убил меня, и я хотела убедиться, что эта деревня и крыша над моей головой не были жестоким сном. Мне хотелось знать, что, когда я закрою глаза, лежа в постели, я не открою их вновь из-за шелеста ветвей под беззвездным небом. В ту ночь Райя выбежала из замка в ночной рубашке и затащила меня внутрь, по дороге разглагольствуя о риске заглядывать в Эссамский лес и приглашать озорных духов из темноты. Как будто мое внимание могло вернуть их к жизни. Я провела в этих лесах пять лет и не боялась их темноты. Этим лесам я могла доверять.
– Узри! – объявила Сэфа, махнув рукой в сторону зарослей и растений.
Обойдя замок, мы остановились там, где я незаконно посадила саженец фигового дерева, который был куплен у торговца из Лукуба на последнем базаре. Я не знаю, что побудило меня на этот поступок, потому что ухаживать за растением, которое напоминало мне о Джасаде, было глупо. Тем более что в экстренной ситуации я не смогу его взять с собой и это просто еще один признак слабости, которому я позволила проявиться.
Теперь листья моего фигового дерева печально поникли, и я ткнула пальцем в землю.
Они что, хотели поглумиться над моей техникой посадки?
– Ей не нравится. Я же говорил тебе, что нам просто следовало купить ей новый плащ, – вздохнул Марек.
– На какие это шиши? Ты что, внезапно разбогател? – Сэфа пристально посмотрела на меня. – Тебе что, не нравится?
Я прищурилась, глядя на растение и пытаясь понять, что именно должно мне понравиться. Возможно, они поливали его, пока меня не было?
Сэфа нахмурилась, устав ждать моей реакции, поэтому я поспешно выдала:
– Очень нравится, это чудесно! Спасибо вам!
– О, так ты не видишь подарка? – начал смеяться Марек. – Когда Сэфа прятала твой подарок от посторонних глаз, она забыла, что сама размером с наперсток.
– У меня совершенно стандартный рост! Меня нельзя винить за то, что я подружилась с настолько высокой девушкой, которая может дотянуться до луны, – запротестовала Сэфа, а я присела на корточки возле растения.
За завесой из пожелтевших листьев стояла маленькая плетеная соломенная корзинка, наполненная дюжиной конфет с кунжутом. Мне нравились эти сладкие хрустящие на зубах квадратики, и если я достаточно экономила и у меня оставалось немного денег, я всегда искала их на рынке.
– Они использовали хороший мед, а не белый, – добавил Марек.
– С днем рождения, Сильвия, – гордо произнесла Сэфа. – Из вежливости я воздержусь от объятий с тобой.
Сначала Рори сделал мне подарок, а теперь это… Мне пришлось прокашляться, чтобы не расплакаться от умиления. Ведь в деревне полно жителей с пустыми желудками и с засыхающими полями, за каждую доброту приходится платить.
– Ты просто хотела увидеть, как я улыбаюсь с кунжутом в зубах.
– Ого, наш грандиозный план раскрыт, – ухмыльнулся Марек. – Да, мы хотели испортить твою улыбку, которая появляется на твоих губах раз в пятнадцать лет.
Я дала ему подзатыльник, и это был самый тесный физический контакт, который я могла вынести, но он выражал мою благодарность.
Вернувшись в замок, мы расселись вокруг потухшего очага. Марек порылся в поисках уцелевших семян, а Сэфа легла прямо на пол, положив ноги на ногу Марека.
– Арин или Феликс?
Я плюхнулась на свою кровать и приступила к утомительной задаче – выпутать свои локоны из катастрофически запутанной косы. Конфеты с кунжутом теперь были надежно спрятаны в моем шкафу. Время для вручения подарков было выбрано как нельзя лучше, ведь как только Сэфа и Марек засыпали, я собирала все необходимое для возвращения в лес.
– Это имена наследников Низала и Омала.
– Сильвия, – подлизывается Сэфа, бросив семечко и чуть не попав им в мой лоб. – Вы были выбраны для посещения Бала чемпионов под руку с наследником. Итак, Арин или Феликс?
Марек застонал ртом и закрыл глаза локтем. Уголки его рта были измазаны сажей. Никто из нас не понимал, почему Сэфа любила фантазировать именно об удаленных королевствах, но она утверждала, что наслаждается эстетикой романтики, даже если сама в это не верила. В юном возрасте Сэфа посвятила себя приключениям и поняла, что безумства похоти и любви над ней не властны.
Я вздохнула, соглашаясь вступить в ее игру.
Феликс, наследник Омала, не понимал тяжелой работы собственных подданных, несмотря на то, что ее плоды лежали у его ног. Я слышала его выступление после особенно тяжелого сбора урожая. Он приехал в деревню на позолоченных экипажах, в сшитой вручную одежде и произнес слова такие же пустые, как и пространство между его ушами. Хуже того, он дал солдатам Низала полную свободу действий, показывая, что ему не нравится вторжение в его королевство только высших классов омалийского общества.
– Феликс некомпетентен, труслив и приравнивает жителей нижних деревень к животным, – усмехается Марек, в точности повторяя мое невысказанное мнение. – Я бы не решился доверить ему даже кипячение воды. Другие наследники по крайней мере умны. Хотя их я тоже презираю.
Едва Марек заговорил о презрении, я сразу подумала об Арине из Низала, единственном сыне седовласого и безжалостного Верховного Равейна. Арин был командиром непревзойденной армии Низала и с тринадцати лет он тренировал солдат вдвое старше себя. Я всегда думала, что кровожадному Верховному Равейну нет равных. Поскольку отнюдь не из-за его доброго сердца убили всю мою семью, сожгли Джасад дотла и способствовали тому, что выжившим джасади приходилось скрываться. Но если слухи о наследниках были правдой – я могла только радоваться, что во время осады крепости Джасада Арин был всего лишь подростком. Если бы войско возглавлял наследник Низала – я сомневалась в том, что хоть один джасади выбрался бы из этой войны живым.
Во всех четырех королевствах постоянно присутствовали солдаты Низала, словно они – неизлечимый симптом военного превосходства их королевства. Но появление их господина и наследника за пределами его собственных земель предвещало лишь одно – чью-то гибель. Это означало, что либо он нашел живого джасади, либо сильное скопление магии.
Подумав об этом, я изо всех сил старалась подавить дрожь. Если бы Арин из Низала когда-нибудь оказался на расстоянии дня езды верхом от Махэра – я бы выдохлась быстрее, чем рюмка с алкоголем на чьей-то могиле.
– Сильвия, – обратился ко мне Марек.
На лицах Марека и Сэфы появилось знакомое мне выражение озабоченности моим состоянием.
Черные ленты упали мне на колени, пока я расплетала свои волосы. Скатав ленты в комок, я бросила их в огонь и наблюдала, как они превращаются в пепел.
– Извините, – наконец сказала я. – Я забыла вопрос.
Как и всегда при мысли о Низале, мой живот начинал болеть, будто ненависть, словно кошка, вонзала в него свои когти. Так как я больше не была способна владеть магией, даже в порыве эмоций, все, что у меня осталось, – это фантазии. Я представляла себе встречу с Равейном в королевстве, которое он опустошил и сжег дотла. Там бы я вонзила его скипетр в самую мягкую часть его живота и наблюдала бы за тем, как его жестокость вместе с жизнью исчезают из его голубых глаз. Я бы посадила его на ступени разрушенного им дворца, чтобы духи умерших джасади могли полакомиться им.
– Ах, да, наследник. – Я сделала паузу, будто обдумывая вопрос. – Сорн.
– Наследник Орбана? – Сэфа приподняла брови. – Так тебе нравится грубость и жажда опасности?
– Какая опасность может таиться в животном? – подмигнула я.
Глава 2
Вскоре после того, как все порядочные люди уснули, я выскользнула из замка. Обхватив руками корзину и сдвинув капюшон как можно ниже на лоб, я помчалась вниз по склону. Распущенные локоны обвивали мою шею, согревая от ветра, хотя я ненавидела выходить из замка, не заплетя волосы в косу. Распущенные локоны были идеальным оружием для врага, если он решит вертеть мной как обручем для скота.
Неожиданный сюрприз Марека и Сэфы нарушил мой график, и я вышла слишком поздно. Над Махэром уже сгустилась ночь, а над кривыми ставнями магазинов висел густой туман. Уже через три часа Юлий разбудит мальчиков, спавших в сарае, и они займутся своими повседневными делами: подметанием пола и выпасом коров. Дети выстроятся в очередь перед пекарней, держа на плечах решетчатые деревянные подносы, чтобы отнести завтрак своим семьям. Махэр, как и весь Омал, расцветал в утренние часы.
Остановившись у подножия холма, я посмотрела на тропинку, по которой мне предстояло пройти. Замок Райи располагался прямо за дорогой бродяг, которые уже усвоили, что со мной лучше не связываться. Настоящей проблемой были не бродяги, а солдаты. Я не могла снова нарваться на патруль. Они менялись сменами всего дважды за сутки. Один раз на рассвете, и еще один раз в сумерках, поэтому только когда убедилась, что дорога пуста, я подняла корзину и продолжила путь. Колеса недавно проезжавшей здесь повозки оставили огромные борозды, и я шла по ним, пряча свои следы в неутоптанной грязи. Глупая предосторожность, учитывая четкий распорядок дня жителей Махэра. Очень немногие дома и предприятия стали вкладывать деньги в уличные фонари, а если и вкладывали, то использовали те, что подешевле, имеющие форму раковины и наполненные маслом ровно настолько, чтобы освещать пространство непосредственно под собой. Единственный фонарь на всей этой дороге свисал с балкона шестью зданиями ниже.
То, что я помнила о своем детстве в Джасаде, не было информацией, которая наполнила бы карман бедняка, но я знала, что в моем родном королевстве ночью кипела жизнь. Точно так же как и в Омале, в Джасаде не было одинаковых деревень, и в каждой вилайе[3] соблюдались разные обычаи. По вечерам дочери богатых семей меняли свои наряды на уличную одежду и устраивали догонялки длиною в милю. Мужчины же собирались за чаем и настольными играми. Их смех и добродушные крики были слышны на всей улице. В каждой вилайе волшебство витало в воздухе, оживляя небо и грохоча в земле. Я родилась в месте, где волшебство означало радость, праздник и безопасность.
Когда я переходила улицу, погруженная в свои мысли, из-под покрывала, которым я накрыла корзину, выпала опунция.
– Кровавый топор Дании! – выругалась я, подхватывая плод опунции подолом своей туники.
Конфеты с кунжутными семечками пополнили запас, который я собирала всю эту неделю. Хотя зачем я вообще положила их в корзину? Будто, когда у меня возникнет необходимость бежать из Махэра, у меня будет настроение есть сладости. Я представила, как наслаждаюсь вкусом сладостей, прячась в овраге, полном прахом умерших, и содрогнулась.
Я дошла до огромной стены из кирпича, глины и соломы, которая отгораживала Махэр от леса. Я осторожно нащупала краеугольный камень и надавила на него. В воздух взметнулись столбы пыли.
Будь прокляты Авалины[4], но иногда я ненавидела эту деревню.
Стена, перед которой я стояла, была пережитком прошлого, когда монстры ползали между границами королевств, питаясь магией, следы которой были разбросаны между деревьями. Это были и ужасные существа, с рогами длиннее моей руки и хвостами, похожими на отполированные мечи, и более вдумчивые монстры с милыми лицами и манящими руками, сладко влекущие вас к вашему кровавому концу. Магия питала Эссам на протяжении большей части его существования, а там, где поселялась магия, обязательно появлялись и монстры. Вряд ли бы стена смогла отпугнуть монстров, если бы они захотели войти в деревню, но я полагаю, что ее присутствие на границе просто придавало Махэру некоторую степень спокойствия.
Я провела рукой по камню, стирая пыль, покрывавшую выгравированные на нем слова: «Мы будем жить так, как было суждено нашим предкам».
Моя бабушка рассказывала мне, что тридцать три года назад, когда Низал обрушился на леса мощным, сокрушительным потоком своей армии, монстры уже вымирали, но война с ними была долгой и смертоносной. Монстры бежали в деревни на окраинах леса и убивали целые семьи. Конечно, уничтожение монстров было не первой частью компании Низала против магии, но безусловно самой эффективной. Когда в королевствах хоронили своих умерших, они винили в этом отнюдь не плохо спланированную атаку Верховного, а магию. Ведь магия порождала монстров, а они уже убивали всех без разбора. Эта война была первым настоящим ударам судьбы по образу Джасада.
Прижавшись к стене, я продолжила двигаться вперед, а затем немного отступила от нее, чтобы протиснуться мимо стогов соломы, преграждавших мне путь. Они стояли здесь как заграждение от детей, которые во время своих игр время от времени прибегали к стене.
У этих стогов стоял осел, который раздул свои гигантские ноздри при моем появлении и лениво стряхнул муху с уха.
Наконец-то.
Я облегченно выдохнула, найдя трещину в кирпичных рядах. Обычно я предпочла бы воспользоваться участком стены за бродячей дорогой, но встреча с солдатом Низала этим вечером выбила меня из колеи. Ночью от патруля избавиться было труднее, чем от блох на собаке, но эта дыра, пусть и едва вмещала в себя мою корзину, но позволяла мне протиснуться в нее и выйти в лес, не рискуя пойти по главной дороге.
Раздраженный моим присутствием осел заржал, и мое сердце от страха будто бы подпрыгнуло к горлу. Я поспешно просунула свою корзинку в щель, и чуть было не разодрала свою руку, пролезая через дыру сама. Я говорила себе, что моя спешка связана с тем, что кто-нибудь, услышав осла, может высунуть голову в окно, чтобы проверить, нет ли поблизости незваных гостей, и увидит, как я крадусь по их территории. А вовсе не со старым суеверием джасади, которое гласило, что ослы ревут при виде злых духов.
Оказавшись по другую сторону стены и убедившись, что вокруг меня тишина, я схватила корзину и продолжила путь в лес. Обходя ветки на земле и грязные лужи, я едва не врезалась головой в дерево. Я ненавидела ежемесячные походы в ущелье с корзинами, нагруженными едой, которая, по моему мнению, с большой вероятностью могла погибнуть в сыром подлеске. Особенно зимой, когда ветер устраивал свою личную вендетту моему тонкому плащу. Когда я добралась до ряда деревьев, отмеченных вороном Низала, мне показалось, что один из воронов уставился на меня, и мой живот скрутило. Пересекать периметр без разрешения – было против правил, и никто в здравом уме не рискнул бы вторгнуться на чужую территорию и дать скучающим кровожадным солдатам повод расправиться с ними. Внезапно я остро ощутила тишину леса и непроницаемую тьму вокруг меня. Если бы я не провела пять лет своей жизни в этих лесах, то, возможно, уже развернулась бы и побежала обратно в Махэр, поджав хвост.
– Ты думаешь, что ты самое страшное существо в этих лесах, но это не так, – объявила я ворону. – Самое страшное существо тут – я.
Крепче сжав корзину, я пересекла линию деревьев, отмеченных символом Низала, и продолжила идти вперед, напоминая себе о том, что эта прогулка и мое вторжение на чужую территорию – необходимы.
Сейчас я жила вопреки воле тех, кто хотел видеть меня мертвой из-за магии, текущей в моих венах. И неважно, что мои вены были единственным сосредоточением моей магии, потому что браслеты на моих запястьях, самодовольно мерцающие серебром, означали, что с помощью своих сил я не смогу даже раздавить комара, не говоря уже о том, чтобы использовать магию для самозащиты.
Решив обойти мокрый мох, я оступилась и почувствовала, как земля уходит из-под моих ног. Я невольно вскрикнула, но испугавшись того, насколько громко вышло, тут же подавила крик.
– Уфф, – пробормотала я, поднимая увязшую мокрую туфлю, соскочившую с моей ноги, из грязи.
До ущелья еще три мили, и мне было нужно поторопиться, если я хотела вернуться раньше, чем Райя начнет свою ежедневную утреннюю проверку заправленных постелей.
Вздохнув, я переложила корзинку в другую руку и стала углубляться в лес. По мере продвижения вперед мои мышцы и плотно сжатые губы начали расслабляться, а морщины беспокойства на моем лбу разглаживаться. Эти леса знали меня так же хорошо, как и я знала их. Ветви над головой, казалось, приветливо покачивались, а по моей ноге пробежала стайка белых ящериц, чтобы взобраться на дерево. Теплый аромат дерева и росы подчеркивал легкий запах гнилой коры, витающий в воздухе.
Напевая веселую мелодию лукубцев, которую я подслушала в дукане[5], я шла вперед и строила планы на свой завтрашний день. Приготовления к валиме приводили Махэр в неистовство, ведь празднование Алкаллы было непростым делом. Я содрогнулась, вспомнив о том, сколько незнакомцев приехало в деревню во время последней валимы три года назад. Только самоконтроль и сдержанность помешали мне тогда убежать в лес и оставаться там, пока все не закончится.
Внезапно я взвизгнула, потому что конфета с кунжутом, выпав из корзины, угодила прямо в лужу, подняв брызги, попавшие мне на лодыжку.
Святые рожки Капастры, эти конфеты – настоящее проклятие.
Я наклонилась, чтобы поднять конфету, но сморщила нос от запаха экскрементов и дождя. Возможно, мне стоит оставить конфету в луже, чтобы ею насладились мухи.
Поправив корзину, я выпрямилась и тут же оказалась лицом к лицу с солдатом Низала, которого я уже видела на улице Зейнаб. Мое сердце будто замедлило биение, и его каждый последующий удар эхом отдавался у меня в ушах.
– Сильвия? Ученица химика Рори, целительница для бедных пожилых людей. Я все правильно помню?
За долю секунды безопасность, за которую я ценила этот лес, разлетелась вдребезги под ужасом разоблачения. Внезапно я подумала: кто такая Сильвия?
Ухмылка заиграла на губах солдата, ведь он ждал, что я солгу. Моей смуглой кожи было недостаточно для того, чтобы он счел, что я – джасади. Ему нужно было нечто большее, и я дала ему это, когда проползла через дыру в стене. Теперь он просто хотел развлечься и послушать неуклюжие оправдания о том, почему я рискнула пройти мимо отмеченных вороном деревьев, посреди ночи, с корзинкой еды в руках.
Как только во мне утвердилась решимость в дальнейших действиях – страх отступил, и я почувствовала спокойствие. Прошло много времени с тех пор, как я убивала в этих лесах что-то крупнее лягушки.
Не дрогнув, я выпрямилась во весь рост, оказавшись с ним лицом к лицу.
– Значит, ты не трус.
– Что ты сказала? – моргнул он.
Из всех своих фантазий я избрала самый легкий подход к тому, что должно было произойти.
– Я должна была в этом убедиться. Несмотря на то что твой возраст выдают морщины на твоем лице, ты все равно умрешь слишком рано. Это единственная достойная вещь, которую я могу тебе сказать. Либо ты трус, либо слишком умен. – Говоря это, я развязала застежку своего плаща и, аккуратно сняв его, сложила поверх корзины. – Ты наблюдал за мной и, преследуя, зашел достаточно далеко, чтобы никто не услышал моего крика.
Солдат Низала оставался невозмутимым.
– Даже если бы кто-то услышал твой крик – они бы не пришли тебе на помощь. Никому нет дела до криков джасадийских выродков.
На мгновение я закрыла глаза.
Этими двумя словами солдат уничтожил все свои шансы на то, чтобы покинуть эти леса живым. Притворяться невинной уже не было смысла. Если человеку выдвинуто обвинение в том, что он является джасади, то только суд Низала мог его снять. Этот солдат посадил бы меня в повозку и потащил в Низал, а мне не хватит пальцев на руках, чтобы подсчитать количество джасади, не переживших этого суда. За эти годы я поняла, что большинство из них даже не пережили самого путешествия до Низала. Задержанные погибали в результате «удобных» несчастных случаев или после нападения на солдат в пути.
– Ты даже не попытаешься это отрицать? – Рука солдата даже не сдвинулась с рукоятки его клинка.
Я переступила с ноги на ногу, но только для того, чтобы убедиться, что холодная рукоять моего кинжала прижимается к моей лодыжке.
– А что, мое отрицание что-то изменит?
Вместо ответа он высвободил свой меч из ножен и направил его на мою грудь.
– Сдайся мирно, и ты предстанешь перед честным судом его мудрости Верховного Равейна.
– Ну еще бы, – рассмеялась я. – Всего два месяца назад один торговец из Орбана, незаконно торгующий частями тела джасади, был доставлен к вам на честный суд Верховного. Он признался в том, что измельчал и продавал кости джасади для тех, кто жаждет поглотить следы магии. Его покровители, наделенные мозгами козлиных блох, верили, что останки джасади очень полезны для здоровья. Ваш драгоценный трибунал отпустил торговца на свободу с предупреждением и сердечным смешком, несмотря на то, что с его помощью люди пожирали джасади.
Выражение лица солдата не дрогнуло. Конечно, нет, ведь все, что он сейчас услышал, – это были очередные бредни джасадийского выродка.
– Назови свое имя, солдат. Я хотела бы знать, что мне написать на твоей могиле.
– Это последнее предупреждение! Сдайся! Если ты попытаешься применить против меня свою магию, имей в виду, что это приведет к санкционированной казни.