Наследница Джасада

Просто крыса.

Я подтолкнула Фэйрел вперед, но моя рука почти прикасалась к ее спине в защитном жесте.

Мы вышли в мерцающий при свете фонарей переулок, и Фэйрел повернула голову, вглядываясь в характерную тишину главной дороги.

У входа в местную лавку стояла грязная собака, обнюхивая выброшенные кости. Приготовления к валиме были почти закончены. Повсюду с балконов домов, выходящих на главную площадь, соединенные серебряной бечевкой, свисали фонари, создавая над деревней своего рода световую крышу. Владельцы лавок разложили на балконах с любовью сплетенные тростниковые ковры, окрашенные в синие и белые цвета, оттенки Омала. Почти на каждом балконе тлели благовония, отводящие дурной глаз от новых гостей, и я вдыхала эти дымные ароматы лемонграсса и розы с улыбкой.

В том маловероятном случае, если наследник Низала меня не убьет, я хотела бы сохранить в своей памяти счастливые моменты жизни в этой деревне. Их у меня и так было совсем немного. Как только сын Верховного взглянул на меня – эта деревня стала для меня потеряна. Я уже решила, что после того, как его лошади уйдут из нижних деревней Омала, я исчезну в Эссаме.

– Смотри. – Фэйрел побежала вперед, указывая на яркий красный цвет. – Они почти закончили перекрашивать стену.

На самой высокой и прочной части стены у главной дороги была нарисована картина. На ней были изображены четыре фигуры Авалинов, олицетворяющие первый и самый могущественный источник магии в королевствах. Мы с Фэйрел одновременно повернули головы, чтобы посмотреть на нее.

– В Омале рассказывают другую историю об Авалинах, – внезапно сказала Фэйрел.

– Какую другую?

– Мама рассказывала мне другую историю их погребения, – тихо призналась мне Фэйрел, теребя свой рукав.

Я посмотрела на девочку, которая никогда до этого не говорила о своих родителях. Райя подобрала ее на рынке почти три года назад и, привезя в замок, сразу посадила девятилетнюю девочку мне на колени. Как самые старшие в замке, Марек, Сэфа и я помогали Райе с новыми девочками, особенно в первый месяц, когда они только и делали, что плакали. Но Фэйрел не проливала пустопорожних слез. Она тут же привязалась ко мне, не обращая внимания на мои многочисленные попытки передать ее Сэфе. То ли дело было в ее твердой решимости, то ли в возрасте, ведь ей было почти столько же лет, сколько и мне, когда я наблюдала за тем, как горят мои дедушка и бабушка. Я слишком быстро смягчилась по отношению к этому ребенку.

– Что она тебе рассказывала?

Вместо ответа Фэйрел прикоснулась рукой к нижней части изображения. Авалин Омала Капастра была нарисована с тщательной проработкой всех деталей. У ее ног извивались змеевидные существа с раздвоенными хвостами и глазами рептилий. Рошельясы. Отвратительные змееподобные ящерицы, которых изображали на флагах этого королевства, были символом Омала. Укротительница зверей Омала пристально смотрела на меня, словно чувствовала мое отвращение к ее любимым питомцам.

– Омалийцы верят, что Авалины создали весь мир. Королевства, леса Эссама, реку Хирун. Магия Капастры принесла Омалу плодородную почву и послушных животных. Топор ее сестры Дании принес Орбану грозных зверей и страсть к охоте. Красота Байры – богатства и удачу Лукубу, а сердце Ровиала наполнило Джасад процветанием. Так говорят омалийцы, – сказала Фэйрел, приложив ладонь к нарисованной лодыжке Байры. – Но мама говорила мне, что этот мир и его красота существовали еще задолго до Авалинов, а три сестры и их брат были просто первыми людьми, которые вошли в этот мир с помощью магии. Она согласна, что они оживили землю и долгие годы правили единым государством. Однако они слишком часто ссорились, поэтому решили разойтись по своим королевствам и жили счастливо много лет.

Один из локонов обвился вокруг веснушчатого носа Фэйрел, и девочка провела рукой по изображению Дании, Авалину Орбана, поднявшей свой топор к небу. На этой картине Байра была нарисована с еще более темной кожей. Прижимая руку к груди, она откинулась на спинку трона и с озорным выражением лица наблюдала за своими братом и сестрами. И, наконец, Ровиал – Авалин Джасада.

– Мама говорила мне, что в этом мире ничего не может быть безграничным. Природа все равно найдет способ взыскать свою плату, и наверное, это правда. У нее было семеро детей. Больше, чем у кого-либо в нашей деревне. – Фэйрел подавила смех. – А я стала расходным материалом.

Ох.

Мое удивление испарилось так же быстро, как и пришло. Так Фэйрел была орбанкой. Я полагала, что Райя привезла ее из другой нижней деревни, но правда оказалась более логичной. Аскетизм и смирение не были столпами омалийского общества, а Орбан гордился тем, что выживает на свои скудные средства, даже если это приводило к тому, что каждый год сотни людей умирали от голода. Я не могла себе представить, в каком тяжелом положении должна была находиться мать, кормящая семь ртов, чтобы изгнать свою младшую дочь.

Рука Фэйрел сжалась в кулак.

– Магия Авалинов была безгранична, но никто из них не замечал воздействия магии на их разум, что длилось на протяжении многих лет. Они становились все холоднее, все чер…

– Черствее?

Фэйрел кивнула, сосредоточенно нахмурив брови. Казалось, она была полна решимости пересказать мне эту историю в точности как рассказывала ей ее мать.

Инстинктивно моя рука дернулась, побуждая меня потянуться к девочке, и я почти сказала ей о том, что ее мать любила ее и именно поэтому рассказывала ей эти истории.

– Авалины могли бы править еще много лет, если бы не Ровиал. Авалин Джасада потерял свою человечность из-за магического безумия. Он убил тысячу людей, и к тому времени, как другие Авалины поняли это, зло уже поселилось во всех выходцах из Джасада.

Я старалась не вздрогнуть. Фэйрел ведь уже сказала, что никогда не станет угрожать мне, но орбанцы унаследовали от своих Авалинов мастерство и жажду битвы. Сегодня я была Сильвией, а завтра я могу стать просто джасади, но, как ни странно, я испытывала острую гордость, представляя себе Фэйрел взрослой девушкой, способной бросить мне вызов. Пребывая в блаженном неведении касательно моих мыслей, Фэйрел продолжила:

– Авалины не могли убить собственного брата. А его магия была настолько сильна, что они не знали, как уничтожить ее, не уничтожив при этом королевство, в котором она живет. Сдержать его магию была идея Дании. Она убедила Капастру и Байру в том, что они должны заключить себя в могилу вместе с Ровиалом, чтобы обеспечить выживание своих потомков. Дания боялась, что магическое безумие Ровиала в конце концов настигнет всех остальных.

Я повернула шею, чтобы посмотреть на своего Авалина. Он всегда был нарисован в профиль со стыдливо отвернутым лицом. Даже в дни своей славы Джасад не решался прославлять его. Кровь, которую он пролил за годы до своего погребения, жизни, которые он украл, были пятном в летописях Джасада. Но никто не обращал внимания на то, что безумие Ровиала ускоренно распространилось лишь из-за количества магии, которую он влил в Джасад. В его почву, в деревья и людей. Другие королевства после усыпления Авалинов теряли свою магию с каждым поколением, но не Джасад. Ровиал дал людям больше своей магии, чем кто-либо другой из Авалинов, и, в конце концов, растратил гораздо больше, чем мог позволить себе потерять.

Остальная часть истории оставалась неизменной во всех королевствах. Каменщики и архитекторы работали бок о бок, чтобы построить гробницу, вмещающую в себя Авалинов. Химики из Лукуба совершенствовали зелье, которое было способно усыпить Авалинов так, чтобы века проходили для них спокойно. А после четыре королевства, якобы усвоившие ошибки своих предшественников, создали пятое, независимая армия которого должна была уравновесить баланс их сил. Это новое королевство стало называться Низал. Оно стало судьей в конфликтах между четырьмя другими королевствами.

– Авалины были похоронены под Сирауком. Мама называла этот мост безбрежным, а отец говорил, что это переход смерти. Этот мост окутан таким туманом и тенями, что никто из тех, кто начинал по нему свой переход, никогда его не заканчивал.

– Моя мать… – внезапно начала я, но остановилась.

Фэйрел смотрела на меня с открытым и невинным любопытством, ожидая продолжения. Я ни с кем не говорила о своей матери, кроме Райи, даже со своими бабушкой и дедушкой, которые постоянно вздрагивали при упоминании о Нифран. Моя служанка раз в неделю водила меня повидаться с матерью в башню Бакир. Думаю, она боялась и не хотела, чтобы однажды я начала думать о своей матери точно так же, как и все остальные жители нашего королевства. Как о безумной наследнице Джасада. О плачущей вдове, которую можно было просто закрыть в башне и забыть.

– Моя мать рассказывала мне, что вскоре после погребения Авалинов сотни людей приходили на этот мост, думая, что, если нашептать спящим Авалинам свои тайные желания, они исполнятся. Этот мост был настолько длинный, что прошло несколько недель, прежде чем все поняли, что никто из них не закончил переход, – их тела просто исчезли, поглощенные туманом, окутавшим Сираук.

– Какой ужас, – содрогнулась Фэйрел. – Тогда зачем мы празднуем валиму месте с Алкаллой?

Потому что такова природа человечества. Восхвалять то, что хочет тебя убить.

Продолжив прогулку, мы ушли в сторону от главной дороги на улицу, где находилась таверна Даррена и палатки гостей. В обычных обстоятельствах я бы никогда не повела Фэйрел этой дорогой, но патруль Низала жаждал показать себя своему командиру во всей красе, а славы в том, чтобы преследовать пьяниц, выходящих из таверны, слишком мало.

– Турнир – это память. Мы благодарим Авалинов за их самопожертвование и чтим их память, посылая наших самых достойных чемпионов на состязания в Алкалле.

Фэйрел смахнула комара с уха и подняла на меня глаза.

– Как ты думаешь, смогу ли я когда-нибудь стать чемпионом?

Остановившись, я удивленно уставилась на нее.

– Большинство чемпионов умирают, Фэйрел.

– Но они умирают храбрыми, а это достойная жертва, – сказала Фэйрел. – Точно такая же, какую совершили Авалины.

Вспомнив о лягушке-стражнике в своем ведре, я опустилась на колени, чтобы посмотреть в глаза Фэйрел.

– Нет такой вещи, как достойная жертва, Фэйрел. Есть только те, кто умирает, и те, кто готов им это позволить.

На следующее утро я отправилась прямиком в дукан Нади за дополнительными стульями. Я забыла зарезервировать два стула на завтра, а это означало, что Рори может оказаться стоящим за своим прилавком всю валиму. Мимо меня прошли три женщины с массивными длинными горшками на головах. Они переходили от двери к двери и несли пучки сладко пахнущей мяты. Владельцы магазинов сметали пыль со своих ступенек и стучали по ним, сбивая пауков с навесов, залитых водой. Сыновья мясника стояли на коленях у ведра с мыльной водой, оттирая пятна крови с пола и отгоняя собак. Группа детей ростом с нож, который они держали в руках, срезали кожуру со стеблей сахарного тростника, и никто не обращал внимания на каменную печь пекарни, которая совсем остыла спустя несколько дней после произошедшего с Аделем. Дети Аделя, которые даже никогда не бывали в Джасаде, но были признаны джасади, избежали поимки. Пока скитающаяся семья Аделя скорбит о потере своего кормильца, через день или два каменная печь, вероятно, снова разгорится под руками нового владельца пекарни. Адель и его семья станут еще одной шокирующей историей о поимке вероломного джасади. Еще одним доказательством отсутствия бдительности у жителей нижних деревень.

Я выплюнула кожуру от тыквенного семечка с такой силой, словно она нанесла мне личное оскорбление, и, закатав рукава поверх браслетов, открыла двери в магазин Нади. Над дверьми зазвенел колокольчик.

– Сильвия, – поприветствовала меня Фэйрел, спешащая за своей работодательницей к прилавку.

– Прежде всего, нам нужно заботиться о своих. А не об этих ослах из Гаре, – сказала Надя, когда Фэйрел вынесла два стула.

Надя не позволила мне заплатить ей, а обычно такой альтруизм вызывал недовольство старейшин Омала. Жители деревни часто вступали в торг, и принять ее щедрость, тем более без каких-либо особых аргументов, было бы поводом для обиды. Поэтому я не ушла, пока не уговорила ее зайти в лавку Рори за тремя бесплатными бутылочками мазей для коленей.

– Это правда, Сильвия? – спросила Фэйрел, которая помогла мне донести стулья. – Ты встречала наследника Низала?

Я застонала.

Мы разошлись с Фэйрел меньше пяти часов назад. Неужели новости распространяются так быстро?

– Фэй! – грозно обратилась я к девочке, и она прикусила губу.

– Прости меня, я должна держать язык за зубами, но это же так захватывающе! Наследник в нашей деревне и ищет своего чемпиона. Девушки говорят, что он очень красивый. Ты когда-нибудь видела волосы такого странного цвета? Они похожи на луну, а ты что думаешь?

– Я думаю, что твой возраст еще позволяет тебя шлепнуть.

Когда мы зашли за угол, Фэйрел внезапно выронила стул, и он упал прямо на мою ногу.

Я вскрикнула, отпрыгнув в сторону.

– Фэйрел, что на тебя нашло?

Проследив за взглядом девочки, я увидела источник ее оцепенения. В дверях своей лавки Рори стоял рядом с наследником Низала и одним из его солдат. Трое мужчин, стоявших позади наследника, сдерживали ухмылку, что объясняло, почему Фэйрел покраснела. Они слышали ее слова.

Она упала на колени, дрожа как осенний лист, и я почувствовала во рту привкус горечи.

– Милорд, я не хотела проявить неуважение! Увидев вас, девушки стали распускать глупые сплетни, но они просто имели в виду, что у ваших волос странный цвет, а ваше лицо – просто прекрасно! Честное слово, я никогда не видела ничего красивее. Просто, видите ли, серебро – необычный цвет для Омала.

Видимо, хмурость не покидала Арина со времени нашей последней встречи. Он смотрел на девочку так же грубо, как и на меня. И я заслонила ее собой, встретившись с ним собственным взглядом.

– Ваше высочество, вижу, вы решили и дальше оказывать честь нашей скромной деревне и баловать нас своим обществом.

– Ну что вы, для меня это тоже честь, – сказал Арин, а затем кивнул Фэйрел: – Можешь подняться.

Поднимаясь, Фэйрел чуть было снова не упала, запутавшись в своей длинной юбке, и я поддержала ее под локоть, крепко сжав его, чтобы она не решилась на дальнейшие поклоны. Под пристальным взглядом командора она прижалась к моему боку, и мои мышцы инстинктивно сжались, желая уйти от этого прикосновения.

– Серебро – необычный цвет для любого королевства, – произнес он. – Но спасибо.

Не в силах больше выносить прикосновений, я отстранилась от Фэйрел.

– Иди, тебя ждет Надя, – сказала я девочке, и она побежала обратно к магазину своей хозяйки.

Мы с наследником посмотрели друг на друга. Его волосы были тщательно собраны на затылке так, что ни одна прядка не выпадала из хвоста. Его солдаты не старались слиться с населением и по-прежнему были одеты в темные шинели Низала. На улице было непривычно тихо. Несмотря на любопытство, жители Махэра обладали здоровым чувством самосохранения. Они протискивались внутрь магазинов, прижимаясь друг к другу, чтобы краем глаза увидеть наследника и его охрану, но не попасться им на глаза.

– Махэр не будет испытывать недостатка в волнениях после вашего отъезда, мой сеньор, – заметила я. – Когда бы ни наступило это печальное событие.

Командир посмотрел в сторону, и люди, застигнутые за рассматриванием его высочества, засуетились и попятились от витрин.

– Тогда мне повезло, что я решил остаться в Махэре до конца валимы.

Я заставила себя никак не реагировать на его слова, ведь только провинившийся в чем-то человек воспринял бы эту новость негативно. Договор, подписанный Низалом с другими королевствами, не позволял причинять им вреда кому бы то ни было, кроме джасади.

– Я удивлена, что вы стремитесь обойти наши нижние деревни, – сказала я, гордясь тем, что мой голос не дрогнул от гнева. – В нашем уголке Омала не так уж много интересного, и тут уж точно нельзя найти чемпиона.

– Я не согласен, – возразил он. – Здесь можно найти много интересного, если знаешь, где искать.

Командир (Арин, его звали Арин, ведь его мать не называла его ни командором, ни наследником Низала) шагнул ко мне.

Я начинала понимать, что каждый обмен мнениями или репликами с этим человеком был сознательно направлен на то, чтобы заманить меня в ловушку, но следующие слова он адресовал Рори:

– Ее заслуги как ученицы должно быть непревзойденны, если ее нанимают сразу двое.

Двое?

Я взглянула на Рори, но он выглядел таким же озадаченным, как и я. Я искала дополнительную работу только летом, когда Юлий хорошо платил за сезонную работу на ферме.

Подождите-ка.

Все мое тело напряглось, когда я поняла, что он не имел в виду мою работу этим летом. Он пробыл в деревне меньше суток, и за это время я не виделась ни с кем, кроме Зейнаб и ее матери. А вдруг они сказали ему, что мои лекарства действуют подобно волшебству?

Клыкастые рошельясы Капастры, возможно, я была слишком хорошей мошенницей.

– Мои услуги ничем не примечательны, милорд. Я просто стараюсь делать людей более счастливыми.

– Сильвия, где корзина с травами, которую я просил? – рявкнул Рори, а на его лбу выступили капельки пота.

Несмотря на нарастающую тошноту, я подавила ухмылку. Кто бы мог подумать, как плохо Рори реагирует на давление.

– Я забыла ее принести. Прости. Ваше высочество, если вы позволите…

– Я с удовольствием провожу вас, – перебил Арин, не моргнув и глазом. – Мои охранники могут помочь расставить стулья.

Охранники зашевелились, недовольные расставанием со своим командиром, но пристальный взгляд Арина не оставлял места для возражений. Я бы соврала, если бы сказала, что не испытала самодовольства. Рори устроил мне такой скандал из-за того, что я не смогла отказаться от сопровождения Арина, когда я шла из леса, теперь же он воочию убедился, что в битве с наследником нет других победителей, кроме него самого, но то, с какой легкостью нас втянули в ситуацию, которой мы стремились избежать, раздражало.

– Тебя почти не знают другие жители деревни, – сказал он, когда мы проходили мимо магазина Нади, хотя я понятия не имела, куда его веду. – Я нахожу это странным. Ты сирота без происхождения и истории. Не имеющая связи с этой деревней до пятнадцати лет. И почему-то никому не интересно, что ты из себя представляешь.

Весь его монолог я молчала, потому что если бы он что-нибудь знал обо мне – я бы уже была привязана к его повозке.

– Наверно, меня просто легко забыть.

Он подошел ко мне ровно на три шага, и я услышала, как вдалеке звякнул колокольчик на тележке с фруктами.

– Или ты владеешь магией? – Он резко остановился и выгнул бровь при виде шокированного выражения на моем лице. – Ты шокирована? Думаешь, я купился на твое представление в лесу?

– Если я по ошибке заставила ваше высочество думать, что…

– Не позорься! – Арин отмахнулся от моих возражений, и я впилась ногтями в свои ладони.

– У вас нет доказательств.

Как будто доказательства были ему нужны и кто-то посмел бы сомневаться в его словах. Одно слово, произнесенное его устами, имело большую силу, чем тысяча возражений моими.

– Верно, – согласился он. – Либо ты образец сдержанности. Либо эти деревенские жители настолько же невнимательны, насколько и тупы.

Браслеты на моих запястьях горели, и я вспомнила, как сама ежедневно насмехалась над жителями деревни и выражала подобные чувства. Но мне было это позволительно, ведь я считала себя одной из них.

– Если внимательность означает, что мы не зверствуем над беззащитными стариками посреди улицы, то да, наверное, так и есть.

Мне потребовались все мои усилия, чтобы не закричать.

– Значит, сдержанность. – Командир наклонил голову.

Он сделал шаг навстречу мне, и я затаила дыхание, запоздало вспомнив о силе магии, нарастающей под моей кожей. Почувствует ли он, как она пенится под ней, ведь я не смогу погасить ее достаточно быстро.

Я прикинула свои шансы на выживание. Он мог загнать меня в угол, свернуть шею или перерезать горло прежде, чем я успею придумать, как нанести ему какой-нибудь успешный удар. Может быть, мне даже удастся поцарапать его лицо до того, как мое тело рухнет к его ногам.

– Все было бы просто, если бы тогда у реки я почувствовал твою магию, ведь она должна дать о себе знать. Чем сильнее сила в крови джасади, тем быстрее ее отклик. Для того, чтобы ее почувствовать, мне хватает одного прикосновения.

Его палец в перчатке завис над моим подбородком, и хотя Арин не сделал ни одного движения, чтобы сократить расстояние между нами, меня все равно охватила дрожь. В этом сантиметре пространства таился целый мир опасности.

– Но проблема в том, что твоя магия, похоже, ведет себя не так, как должна.

День назад Марек покачал головой и назвал меня тихой, а в течение десяти лет я пыталась устранить свою уязвимость и сдержать жестокость. Я потратила впустую эти годы ради шанса выколоть Арину из Низала глаза.

Я стиснула зубы так сильно, что они едва не хрустнули.

– Расследуйте что пожелаете, сир. Я боюсь, что это время будет потрачено впустую.

Наследник Низала убрал наставленный на меня палец.

– Возможно. Но вспыльчивость, которая вспыхивает так быстро, как у тебя, оставляет после себя пепел, и мне всего лишь нужно пройти по его следу.

Глава 6

Утро валимы началось в полном хаосе, и его улучшило лишь то, что Далил, один из немногих обитателей замка, которые хорошо готовили, испек на завтрак буханки фино[9]. Я поспешила нарезать дымящийся ломоть хлеба вдоль и выложить в его середину омлет. Мне удалось убежать со своим бутербродом как раз в тот момент, когда орда девушек ворвалась на кухню.

У подножья холма я заметила повозку, на которой сидела Сэфа, направлявшаяся на главную площадь. Когда тележка с грохотом проезжала мимо меня, Сэфа предостерегающе указала на меня пальцем.

– Веди себя прилично, – крикнула она.

Я не разговаривала с ней и Мареком больше нескольких минут с той самой ночи в лесу. Обычно я с трудом находила время, чтобы побыть наедине с собой, но недавно обнаружила, что теперь у меня его в избытке. Вчера вечером я заметила, что Сэфы и Марека не было на ужине, а позже застукала их в холле. Молодой человек что-то шептал Сэфе на ухо, но при моем приближении они поспешно выпрямились и пожелали мне спокойной ночи. Их странное поведение обеспокоило меня, и я сразу подумала, что прибытие наследника ввергло их в панику. Они могли бы поддаться искушению и выдать меня, чтобы обезопасить себя. В конце концов, помочь мне спрятать тело убитого солдата не лучше, чем совершить убийство самому. Махнув рукой вслед уезжающей повозке, я решила присмотреть за ними обоими, чтобы узы нашей дружбы не оказались таинственным образом разорваны.

Повозка, в которой ехала я, грохотала на ухабистой земле, и при каждом наклоне с нее соскальзывали ящики. Как только мы добрались до площади, я спрыгнула на дорогу, по обе стороны от которой выстроились лотки, а за ними стояли торговцы, одетые в цвета своих королевств. Когда я проходила мимо, они кричали, показывая на свои фрукты, украшения и шарфы. В воздухе чувствовались нотки жженого сахара и жира, а повсюду слышалась музыка. Приезжие из нижних деревень Омала, одетые в бело-голубые одежды, заполнили главную дорогу. Несколько детей сидели в кругу, играя с куклами, миниатюрными копиями Авалинов. Женщина в красном шарфе, повязанном поверх кудрей, шлепала детей по их вороватым рукам, когда они тянулись к ее блюду с горайбой[10], и звала Юлия. Желтые монеты, вшитые в ее шарф, позвякивали при каждом ее движении.

– Интересно, если я спою красавице песню, она для меня станцует? – приблизившись ко мне, молодой человек, примерно моего возраста, заиграл на своей лютне.

В нескольких шагах позади него, хихикая, шла его спутница, барабаня пальцами по барабану.

Сладостные звуки инструментов перенесли меня в тихие ночи, когда я босиком стояла в Хируне и слушала плеск воды.

– Не окажешь ли ты моей музыке честь и не позволишь ли ей управлять твоим духом и телом?

– Конечно, – ответила я. – Только вот я собираюсь унести свое тело куда-нибудь подальше отсюда.

Обойдя расстроенного лютниста, я чуть не сбила молодого человека, державшего в руках поднос, полный дымящихся чашек с красноватым чаем. Мелодия лютни и барабана витала в воздухе, переплетаясь с криками уличных торговцев.

– Не желаешь ли приобрести доски для твоей кухни, дорогая? Гравировка выполнена лучшим художником Лукуба.