Наследница Джасада

– Абайя, абайя, примерьте новую абайю! Они вышиты собственноручно Ханимом Бэрроу из Орбана.

Когда я услышала эти крики, мои брови взлетели вверх от удивления. Эти торговцы, видимо, были не в себе, раз приехали в Махэр из Орбана или Лукуба. До ближайшей границы с Омалом орбанцам требовалось шесть недель пути на запад, не считая путешествия по пустынным равнинам. Три недели, если они срежут путь через Эссам, но такие короткие и опасные переходы использовались редко. Прошло более тридцати лет, а нападения монстров оставались слишком свежи в памяти людей. Путешествие из Лукуба в Махэр заняло бы всего неделю пути, если двигаться через леса. Потому что расположенное между Низалом и Орбаном королевство недавно расширило свою территорию. А иначе любому торговцу из Лукуба, направляющемуся к нижним деревням Омала, чтобы добраться до нас, пришлось бы объезжать Орбан и Низал. Возможно, они намеревались остаться в Омале до начала валимы в верхних городах. Я слышала, что дворец Омала предпочитал проводить собственные празднества за день или два до Алкаллы.

Прежде чем я присоединилась к Рори за прилавком, он разрешил мне посмотреть привезенные к нам товары у других торговцев. Мне было не очень интересно покупать безделушки, которые я все равно не смогу взять с собой, когда буду убегать, но я могла бы проследить за Арином и его подручными и проверить, нет ли кого-нибудь из них поблизости. Прогулявшись у торговых рядов, я успела попробовать желе с сахарной пудрой, затвердевшие орехи в сахарном сиропе и полюбоваться на кинжалы гахраских мастеров. Я сохраняла самообладание и не тратила деньги, пока не дошла до торговца с корзинами, полными конфет с кунжутом. Те конфеты, которые мне подарили на день рождения Сэфа и Марек, я съела в приступе стресса. Вложив десять монет в ладонь торговца, я наполнила свою небольшую корзину конфетами.

Либо командир повезет меня в Низал, чтобы меня приговорили на суде к казне, либо я убегу из этой деревни, как только он уедет. Его приезд и так превратил мое и без того неопределенное будущее в мрачное небытие, и я заслужила право наполнить свой живот как можно большим количеством конфет.

Юлий, должно быть, одолжил на сегодняшний день Марека, потому что, проходя мимо таверны, я увидела, как Марек суетится за кольцеобразной стойкой, стараясь как можно быстрее разлить эль. Он помахал мне рукой, а потом указал на переполненную кружку эля, жестом приглашая зайти в таверну. Я досадливо покачала головой, потому что опьянение никогда меня не привлекало. Мои инстинкты и без того было трудно контролировать, и я боялась подумать, что может произойти, если я ослаблю свою сдержанность и у меня развяжется язык.

Поскольку я уже запланировала присмотреть за Мареком и Сэфой, то присоединилась к нему за стойкой и погрузилась в рутину зачерпывания и разливания напитков. Внимание стольких незнакомых людей действовало мне на нервы, но их компания была мне предпочтительней, чем жителей Махэра, которые взяли на себя смелость сплетничать со мной о наследнике Низала. К тому же повышение общего уровня опьянения в толпе могло бы пойти мне на пользу и сослужить хорошую службу. Когда наплыв народа стих, Марек рухнул на землю, прижавшись щекой к хорошо выбитому ковру.

– Сильвия, я тебя люблю, – заявил он. – До самой смерти я буду приносить тебе цветы и кунжутные конфеты.

Я подтолкнула его голову сапогом.

– Я бы предпочла конфеты и часть твоего заработка.

Марек засмеялся и, перекатившись на спину, посмотрел на меня своими веселыми глазами.

– Как-то не по-омальски с твоей стороны просить у меня денег.

– Как-то не по-омальски с твоей стороны не согласиться.

Улыбка испарилась с губ Марека, и между нами воцарилась молчание, отягощенное невысказанными словами. Никто из нас не принадлежал к Омалу, но ни один не хотел раскрывать истинное название королевств, в которых мы были рождены, и я сомневалась, что Марек или Сэфа не рассматривали возможность того, что я могла быть джасади. Конечно, за все время, что мы были знакомы, я не совершила ни одного магического действия, но, должно быть, они подозревали, что я была не тем человеком, которым представлялась.

Когда Марека сменили за стойкой, мы расположились в одолженных у Нади креслах и стали наблюдать за схваткой двух мужчин на платформе. Бои были моей любимой частью валимы. Мастера Махэра соорудили платформу для поединков, проходящих в течение первого и последнего часа празднества, причем последний час был отведен для более серьезных соперников. Платформу смягчали оленьи шкуры и выделенная кожа, которые предотвращали травму черепа при падении. Надеясь на победу, на самодельный ринг поднимались и мужчины, и женщины. Празднование Алкаллы не могло обойтись без состязаний, а Махэр предпочитал физические поединки.

– Ты участвуешь в соревнованиях? – спросила я Марека.

– Возможно, – ответил он, приподняв плечо, и я подавила смешок.

Я знала, что он должен был выйти на ринг в течение часа. Мне всегда хотелось участвовать в соревнованиях. Побаловать себя заманчивой возможностью выиграть приз и купить себе новый плащ, потратив на это не более часа усилий, но я не могла рисковать, раскрывая свое мастерство.

– Ты имеешь в виду обнажая свою дикость? – сказала Ханым. – Стали бы они относиться к тебе так же, как сейчас, если бы знали, что ты без раздумий можешь свернуть человеку шею?

Я сунула в рот конфету и хрустела ей, пока голос Ханым не утих.

Когда я вернулась к прилавку Рори, повсюду поднялось ликование. С крыши на крышу, размахивая длинными факелами, чтобы зажечь фонари, висящие над дорогой, запрыгали артисты. Розовая дымка освещала над нами мозаику из огня. Дети гонялись друг за другом, уворачиваясь от ног взрослых в последний момент и размахивали корзинами. Их веселый смех звучал громче, чем веселая мелодия лютнистов.

Вот вам Махэр во всей красе.

В течение часа, пока Рори тихонько похрапывал справа от меня, я так часто объясняла омальцам назначение каждого масла и мази, что у меня охрип голос. К тому времени, когда к нашему прилавку прибежала Фэйрел, я уже была готова швырнуть банку в следующего, кто спросит, почему мы используем для изготовления масла лягушачий жир.

Посмотрев на Фэйрел, я увидела, что кто-то попытался заплести ее короткие волосы в два хвостика. Получившиеся хвостики изгибались над ее ушами как бараньи рога, а на носу у нее сияло пятно от чего-то, что, как я горячо надеялась, было шоколадом. Девочка была одета в чистое и с любовью сшитое платье в бело-голубых тонах Омала. Трудовая этика Орбана проявилась в ней в полной мере, потому что я видела, как она целый день бегала между киосками, перетаскивая стулья, которые Надя одолжила торговцам из Гаре.

– Ты занята? – спросила Фэйрел, дрожа от предвкушения. – Райя сказала, что я могу посмотреть бои, если кто-то будет меня сопровождать.

Увидев кислую гримасу на лице проснувшегося Рори, даже лимон содрогнулся бы.

– Почему ты хочешь идти с Сильвией? На боях собирается много маленьких сорванцов твоего возраста.

Фэйрел опустила глаза.

– Сильвия моя единственная подруга, и я хочу пойти посмотреть их вместе с ней.

Мы с Рори переглянулись, разделяя неловкость, вызванную ее словами, а затем он махнул рукой:

– Идите.

Я стиснула зубы, а потом взяла Фэйрел за ее маленькую ручку, и мы стали протискиваться сквозь толпу. Сегодня на мне были белые свободные брюки с высокой талией, которые стягивались резинками на лодыжках, а два разреза по бокам моей туники позволяли мне завязать ее узлом чуть выше пояса брюк. Хотя обычно на праздник девушки надевали платья – я оделась более удобно на случай внезапного бегства.

Сегодня все бойцы на ринге посвятили свою борьбу Капастре. Ни один омалийский чемпион не одерживал победу в Алкалле более десяти лет, но этот факт не мешал волнению, охватившему жителей деревни. Даже если их чемпион проиграет – у него все равно будет в два раза больше шансов на победу в Алкалле, потому что в этом году тренировать его будет наследник Низала.

Толпа зашумела, когда невысокая женщина с бритой головой сбила с ног сына Юлия. Этой девушкой была Одетта – главный боец Махэра на валиме и дочь мясника.

– Почему ты не сражаешься? – спросила Фэйрел. – Ты сильная. Я помню, как помогала тебе чистить конюшни Юлия прошлым летом, и ты не только таскала самые тяжелые ящики, но и управляла самыми большими лошадьми.

Я удивленно посмотрела на Фэйрел. Я старалась никому не показывать свою силу, но, должно быть, не заметила девочку, и она стала свидетельницей того, как бойко я управляюсь на конюшне.

Я была в растерянности от ее вопроса. Почему я не сражаюсь? Ведь наследник Низала уже прибыл в Махэр. Он считал меня мошенницей, сиротой и лгуньей, а учитывая, что в деревне никто не знал или им не сообщали о недавнем убийстве солдата Низала, то почему бы мне было не присоединиться к бойцам? Ведь моя магия все равно бы не вырвалась на свободу.

Я постаралась откинуть раздражающие меня размышления, планируя приберечь жалость к себе до смертного одра.

– Это было бы нехорошо по отношению к остальным, – ответила я Фэйрел, и та посмотрела на меня слишком взрослым взглядом.

– С каких это пор ты стала доброй?

Мой рот открылся от удивления. Фэйрел произнесла эти слова совершенно искренне.

– Мне нравится в тебе то, что ты не скрываешь своих эмоций. Иногда мне не хочется быть доброй, но Райя говорит, что мы должны относиться к другим лучше, чем они относятся к нам. – Фэйрел попыталась скопировать хмурость Райи. – Мы должны ценить наши различия и приветливо протягивать руку другим людям. Но если кто-то ударит по моей руке, почему бы мне не ответить ему тем же?

Фыркнув, я рассмеялась так сильно, что испугала пару, стоящую впереди нас. Переведя дыхание, я едва не сорвалась на новый приступ хохота при виде волос Фэйрел, заплетенных в рога.

– Ой, мне нужно проверить стулья! – вскрикнула Фэйрел и бросилась прочь прежде, чем я успела ее остановить.

Вытирая слезы, выступившие от смеха, я размышляла, что мне стоит сделать: последовать за Фэйрел или найти девушку, продающую басбусу[11], усыпанную жареным миндалем и залитую таким количеством шарбата[12], что даже за три прилавка я чувствовала его запах.

Мою шею стало покалывать, и я провела пальцами по косе, чувствуя, как кто-то наблюдает за мной.

Я посмотрела на толпу отдыхающих, движущихся по главной дороге, и готова была поставить свой правый локоть на то, что наследник Низала уже присоединился к валиме и находится где-то здесь. Если мои подозрения относительно Марека и Сэфы верны, то у Сэфы могла быть информация о наследнике Низала, а мне нужно было понять, какая именно способность и как она позволяет ему чувствовать магию. Обязательно ли для этого ему нужны кисти рук или подойдет любой контакт кожи с кожей? А может, он имеет иммунитет к магии?

Марека я нашла веселого и в синяках, которые он получил от Одетты.

– Где Сэфа?

– А что? В чем дело? – спросил он, мгновенно став серьезным.

Я подавила стон. Если бы это не было так чертовски раздражающе, я могла бы найти его постоянную заботу о Сэфе довольно милой.

– Я прошу у тебя разрешения дозволить мне поговорить с ней, о мудрый Марек.

Марек закатил глаза.

– Я видел ее с Райей. Один из покровителей пытается вдвое снизить цену за платье с неровной строчкой. Вероятно, она будет признательна тебе за спасение.

Вытащив корзину из-под киоска, я стала пробираться сквозь толпу в поисках Сэфы, но человек, приближающийся ко мне с накинутым на серебристые волосы капюшоном, был определенно не ею. Как и у реки, весь остальной мир потерял для меня все краски и стал серым, чтобы на его фоне я ясно видела наследника Низала. По мере его продвижения сквозь толпу какофония валимы для меня стихла, и мои чувства сосредоточились на угрозе, которая вот-вот появится передо мной. Его охранники были одеты в такие безвкусные одежды, что их маскировка раскрылась бы от любого брошенного на них любопытного взгляда, но люди не обращали на них своего внимания.

– Ваше высочество, – склонила я голову. – Для меня большая честь видеть вас на нашей скромной валиме.

– Для меня честь присутствовать здесь, Сильвия.

Он произнес мое имя с едва уловимым презрением. Пять букв обвинения. Признание моей самой удачной лжи.

Внимание Арина переключилось на мою корзину.

– Ты купила кучу конфет с кунжутом, – его слова звучали как обвинение, поэтому я подняла свой взгляд на его лицо.

Пристрастие к сладостям, от которых портятся зубы, вряд ли могло обличить во мне джасади.

– Но, кажется, я наткнулся на собственный образец этих конфет. – Арин полез в карман, и я напряглась.

Не стал же бы он пытаться нанести мне увечья на переполненной валиме? Но наследник Низала всего лишь достал из своего кармана конфету с кунжутом. Я сразу же вспомнила этот розовый, помятый фантик. Если не попросить торговцев, эти конфеты обычно не продавались в бумажных обертках. Конечно, фантики защищали конфету от таяния, но обременительная работа по упаковыванию каждой конфеты в бумагу не привлекала большинство торговцев.

– Полагаю, она принадлежит тебе. – Увидев замешательство на моем лице, Арин протянул мне конфету на ладони в перчатке.

– Я нашел ее в луже, в двух милях от деревьев с вороньими метками. Странно, не правда ли? Как такая конфета могла попасть так далеко в Эссам.

О нет, о нет!

К моему горлу подступил страх, когда я вспомнила, как уронила эту конфету с кунжутом в ту ночь, когда пересекала периметр отмеченных воронами деревьев. Я не решилась выловить ее из зловонной лужи, а через несколько секунд мне было уже не до нее, потому что я столкнулась с солдатом Низала.

Выражение лица наследника было образцом вежливости. С таким лицом он мог бы не обвинять меня во вторжении на чужую территорию, а пригласить на чай. В отличие от Верховного, который манипулировал людьми с помощью своего обаяния и высокопарных речей, его сын словно был высечен из чистого льда.

Все внутри меня кричало о том, чтобы я действовала. Воткнула клинок ему в грудь или бросила в глаза монеты и бежала, бежала, бежала.

Мы бросили тело солдата в реку не слишком далеко от того места, где упала конфета, и мне оставалось только надеяться, что Хирун сделал свое дело и течение отнесло труп к другому берегу. Без тела эта конфета сама по себе не могла связать меня с исчезновением солдата.

Настроившись на бесхитростный незаинтересованный тон, я сказала:

– Неужели я единственный человек в Махэре, который любит сладкое? Возможно, на него так же падки и ваши солдаты.

Когда наследник склонил голову, свет фонаря осветил шрам, пересекающий его челюсть. Меня встревожил вид этой раны, поскольку она говорила о борьбе, а по тому, что наследник остался жив, можно было заключить, что эта борьба окончилась его успехом.

– Попробуй еще раз, – сказал он.

– Что?

– Придумать ложь получше. Ты же на это способна.

Я стиснула зубы.

Если он намеревался вывести меня из себя и заставить раскрыть правду, то он должен был целиться лучше.

– Прошу прощения, если моя честность лишена прикрас.

Арин положил конфету обратно в свой карман, а мне захотелось выхватить ее из его рук и бросить под сапог. Благодаря моим браслетам разоблачить меня как джасади было непростой задачей, но я избавлялась от тела солдата слишком поспешно, не проявив и четверти той осторожности, которую я потратила на сокрытие своей личности. Любое из этих преступлений закончится моей смертью.

На моей шее словно затянулась невидимая петля. Если он и дальше намеревался медленно лишать меня рассудка, то его успехи нельзя было недооценивать. Я всегда представляла себе, что если мою личность раскроют, то мое наказание будет быстрым, как жестокий роман, как наказание Аделя. Я готовилась к встрече со львом, а не с кружащим надо мной стервятником. Поведение Арина приводило меня в ярость, и этого было достаточно, чтобы развязать мой язык.

– Как мне доказать тебе свою невиновность?

– Твою невиновность? – несмотря на то, что улыбка не сходила с лица наследника, его маска отстраненности исчезла, и он смотрел на меня так, словно только сила воли не позволяла ему разорвать меня на части.

– Этот человек собирается убить тебя, – прошептала Ханым. – Если не сегодня, то в ближайшем будущем.

Арин поднял руку в перчатке, и благодаря какому-то чуду я не дрогнула, когда он вытащил из моей косы зеленый листок. Когда он вновь заговорил – его слова прозвучали почти успокаивающе:

– Ты не можешь доказать того, чего не существует.

– Лошади! – внезапно услышали мы далекий крик.

Повернув голову, командир замолчал, и выражение его лица снова стало отстраненным. Он прислушивался к какому-то звуку за пределами моих ушей, а я оставалась неподвижной и изо всех сил старалась убедить свое бешено колотящееся сердце, что я не нахожусь в нескольких секундах от смерти.

– Сир? – подошел к нам Джеру.

Музыкальные коллективы побросали свои инструменты, погрузив праздник в растерянное молчание, а когда воздух сотряс рев труб, вокруг меня началось движение. Жители Махэра, как пьяницы, один за другим, вместе с детьми, падали на колени.

– А вот и главный гость, – сказал Арин, откинув капюшон.