Неотправленное письмо

© Саламат Сарсекенов, 2025

ISBN 978-5-4490-0373-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Весна

«Начало марта. Граница между зимой и весной. Время, когда все вокруг просыпается, рождается вновь, обретает цвет и запах.

Я сидел на свежеокрашенной скамейке в городском парке. Мимо проходили люди, и на их лицах весна невидимой рукой расписалась улыбками и подрумянила щеки.

Недалеко, на детской площадке, суетились малыши, как разноцветные комочки, заботливо укутанные в куртки и шарфы, которые, как смирительные рубашки, сдерживали в своих объятиях неподатливый и непримиримый детский нрав. Рядом, расположившись на скамейках или попросту бродя вокруг своих чад, маячили фигуры родителей.

Метрах в пятнадцати от меня, на синей скамейке, сидела молодая красивая женщина.

Между нами находился безликий и необструганный куст карагача, который ветвями располосовал ее очертания и искажал ее милый образ. Я смотрел на нее и мысленно дорисовывал то, что легко мог себе представить. В тонких и изящных руках девушка держала какую-ту книгу. Она читала, и ее красивые и внимательные глаза раз за разом провожали к полям страницы строчку за строчкой. Временами она поднимала взгляд на своего ребенка, и милая, еле уловимая улыбка, выражавшая покой и радость, словно солнечный зайчик, застывал на ее лице.

Видимо, заметив внимание своей мамы, из разноцветной ватаги малышей выбежала девочка трех лет, в желтой курточке и с белым бантом, торчащим между красным шерстяным шарфом и вязаной шапочкой. Ребенок подбежал к своей маме. Зеленое пластмассовое ведро и совок, больше похожий на столовую ложку, разлетелись в сторону. Обняв за колени женщину, девочка уткнулась головой в книгу, как будто давая понять, кто здесь важнее для мамы…

…Что-то неведомое и острое ткнулось и заерзало у меня внутри. В голове пронеслись обрывки воспоминаний, словно легкий ветерок приподнял в небо облетевшие прошлогодние листья и уложил их обратно на асфальт.

Через минуту девочка отбежала от мамы. На ветвистом старом дереве два воробья отчаянно боролись за корку хлеба, безжалостно молотя друг друга крыльями, ругаясь и перескакивая с ветки на ветку. Девочка, наблюдая за поединком, запрокинула голову вверх и подошла ко мне ближе…

Голубые глаза, золотистый цвет волос, плавные, как вечерняя волна, очертания лица, этот восхищенный взгляд…

Природа, словно скопировав образ из далекого прошлого, вновь воплотила его в маленьком ангеле. Великая магия жизни – повторять совершенство, как повторять раз за разом акварель весны, раздевающее тепло июля, холодную нежность падающего снега.

Как давно это было, и как легко я все это помню! Видимо, не зря, так часто блуждая по лабиринтам своей памяти, словно в большом цветном сне, раз за разом я тревожил свое прошлое, и всплывали обрывки воспоминаний, в которых каждый раз ты была главной героиней.

Все началось, как и сейчас, с марта месяца, восемь лет назад. За плечами осталась школа, армия в кирзовых сапогах прошагала по плацу строевым маршем и разместилась в дембельском альбоме в шкафу среди моих детских фотографий. Веселое время открытий и знакомств, когда легко дышать полной грудью и планы на будущее рисуются мизинцем на облаках.

Я помню, как с друзьями детства на Восьмое марта мы пробрались в нашу старую школу на дискотеку. Не знаю, что нас туда понесло. Бывалые и вроде взрослые, мы уже давно заходили в ночные клубы, имея в карманах дисконты и банковские карточки для зарплаты. Может, приглашение знакомых старшеклассников или ностальгия по школьным коридорам и тройкам в четверти? А может, это было что-то невидимое и седое, как мир, что бесшумно и незаметно всякий раз поворачивает нас за плечи на перекрестках сотен дорог, играя в свою немыслимую рулетку, и отправляет вперед без компаса и инструкций?

Танцы под музыку модных «А-Студио» и нестареющего Элтона, коктейль из запахов десятка духов и лака для причесок, подслащенный ароматом бисквитного торта, витал в полумраке нашего обшарпанного и давно не ремонтированного спортзала. Салажата, которым еще вчера на переменах я бил щелбаны, сегодня в немыслимом фейерверке причесок и одежды волочились за своими подругами и пытались обратить на себя внимание нелепыми и грубыми свистами, не понимая, что тем самым лишь по-прежнему, как и в первом классе, дергают их за косы.

Свет от недорогих светомузыкальных маячков скакал по танцплощадке в ритм музыки, освещая то здесь, то там весело прыгающих старшеклассников. Иногда лучи натыкались на наших учителей, и становилось стыдно и паршиво за вычеркнутые из блокнотов номера их домашних телефонов и позабытые поздравления с прошедшими праздниками.

Некоторые школьники, притаившись в углах возле шведских стенок, разливали водку и, закусив праздничными тортами, с гиканьем кидались обратно в буйство танца. Нас узнавали и приглашали то одна, то другая группа ребят, и все кружилось в одном неистовом хороводе, замешанном на визге ошалелых подростков, танцах и веселом настроении.

Иногда объявляли медленные танцы, и тогда буйный хоровод рассыпался, как ртутные шарики, по стенкам и углам спортзала. На середине оставалось лишь несколько танцующих пар, дамы в которых или не успели убежать, или уже не хотели…

Мы присели с ребятами на сложенные вдвое борцовские маты. Откуда-то появилась очередная бутылка «Столичной» водки, и захрустели в руках одноразовые стаканчики. Рядом, видимо, на серьезный интерес, засучив рубахи, начали тягаться на руках два розовых крепыша. Кто-то из «стойких» уже спал на спортивном козле, а по баскетбольной корзине застучали содранные с кого-то ботинки. Светомузыка уже не барабанила цветами, а мелодично плавала по кругу, фотографируя в длительной вспышке то одну, то другую пару. Мы смотрели по сторонам, оценивающе блуждая глазами по фигурам девчонок, которых выхватывал из мрака мерцающий свет. Временами где-то раздавался хохот и слышалась неразборчивая речь подвыпившей молодежи.

Нет, это произошло не сразу, не вдруг и без потрясений. Это не было похоже на сверкнувшую в коридоре молнию или на затмение солнца за брюками в моем гардеробе. Секунды так же маршировали по кругу в своем бессмертном ритме, вкус водки был по-прежнему нелепо-горьким, и ничто во мне не екнуло и не заметалось от неожиданности, когда я впервые тебя увидел.

Ты танцевала прямо передо мной, обняв своего партнера, и вы, в одном и том же клонированном «па» переставляя ноги, вертелись на месте, о чем-то оживленно разговаривая и улыбаясь друг другу.

Ты кружилась в голубом, прошитом розовым бисером, платье, которое шуршало сквозь пелену музыки и поднималось до колен, обнажая стройные красивые ноги на тонких и изящных каблучках, но мир еще не уплывал подо мной. Ты смеялась и разговаривала, как маленькая фея, покинувшая свою сказку, но я еще не видел различия в сотнях таких же улыбок и голосов, плавающих в этом старинном зале. Ты прижималась к нему, и твои изящные руки скользили по его плечам, но ревность моя жила еще на какой-то далекой и ледяной планете. Ты была свежа и загадочна, как июньский туман у края нашего притихшего и ошеломленного моря, но я еще не любил тебя.

Я нелепо сидел у твоих ног, запрокинув вверх голову, со стаканом водки в руках и просто смотрел на тебя, впитывая твое существование. Я пытался запомнить твои очертания, потому что прекрасно понимал: сейчас растворится медленная музыка, и серая бесформенная ртуть, отлипнув от стен, поглотит тебя и твое голубое платье.

Тогда все на этом и закончилось. Поздно и стыдно было спрашивать у ребят, кто ты, откуда, как тебя зовут. Мой полупьяный взгляд блуждал по лицам и макушкам, но ты исчезла, и казалось, что навсегда. Пару раз я, как пароход, вклинивался в танцующую толпу, рассекая ее от берега к берегу, в надежде столкнуться с тобой, а столкнулся с какими-то малолетними мордоворотами, которые настучали мне по носу и надавали по бортам, пустив на дно танцплощадки.

В таком виде ты впервые увидела меня и запомнила.

Прошел месяц. Синяки давно оттаяли под глазами, но я еще помнил этот полупьяный бред. В воздушном танце голубое платье скользнуло по моему лицу, и твое видение навсегда нашло место в моей памяти.

Я искал встречи с тобой. Сотни дел нашлись у меня в пределах школы – от игры в футбол на школьном дворе до стыдливых и давно запоздалых встреч со своими учителями из прошлого. Но мы не встретились тогда. И жизнь текла в прежнем ритме. Работа, институт, друзья, посиделки в «Шамроке» с кружечкой «Амстела» и свежесоленой рыбой за просмотром Лиги чемпионов.

Какие-то девчонки с романтической поволокой в глазах то и дело заходили и растворялись в моей жизни, оставляя после себя лишь осадок сладкого и невыдержанного вина. Ничто не прилипало к сердцу, никто из них не казался родной и близкой. Может, оттого все вокруг было беззаботным и легким, как ветер.

И, как ветер, легко и безмятежно, в то время я мог думать о случайной встрече с тобой и так же легко и мгновенно переключать свои мысли о тебе на барахлящий двигатель своего старенького «Форда».

Веселый художник апрель не жалел зеленых красок, размахивая своей кистью над нашим городским парком, над деревьями, травой, и даже в лужах от прошедшего дождя отражался его зеленый след. Помню, я брел тогда по аллее, дыша полной грудью и наслаждаясь запахом проснувшейся сирени и расцветающих сквозь серые пальцы ветвей зеленых листьев акации. Ты сидела тогда на этой же самой скамейке, окрашенной в синий цвет, и читала книгу «Мастер и Маргарита». Сначала я даже и не понял, что это была ты, девчонка в голубом платье со школьной дискотеки.

Как бы медленно я ни брел по парку, но, поравнявшись с тобой, словно облитый сладким киселем, я скованный, растерянный и очарованный, неумолимо стал удаляться от тебя. Мне захотелось лунной походкой вернуться к твоей скамейке, но непослушные ноги уносили ватное тело все дальше вперед. Почти каждый человек в своей жизни хоть когда-то ассоциировал себя или кого-нибудь с каким-нибудь животным. В этот момент я открыл в себе серую мышь с короткими лапами и длинным хвостом, которая бегала по краю большого куска ароматного сыра и боялась упасть с высоты.

Наверное, мои ноги так и унесли бы меня к границам до первого таможенного поста, но кое-кто – все тот же невидимый, седой и трезвый, как мир – развернул меня и, выстрелив со своей рулетки, отправил в твоем направлении.

Без спроса я присел на край скамейки и уже не украдкой посмотрел на тебя. Ты сидела, чуть наклонившись к книге, внимательно вглядываясь в глубину строк на странице. Открытое чистое лицо с нежными, как лепестки лаванды, чертами и губы, как будто созданные для чтения молитвы и колыбельных песен. Внимательно читая книгу, ты не заметила моего появления. Человек, который читает, сам по себе уже красив. Но ты с задумчивым выражением лица, на котором отражаются переживания Маргариты Николаевны, и с полетом нахмуренных бровей, в которых чувствуется жалость к несчастному городу Ершалаиму, была похожа на таинственную свечу, ласкающую книгу, словно древнюю икону.

Сказать, что ты прекрасна, это все равно, что умирающему в пустыне от жажды человеку думать о воде только как о химическом элементе.

Я с восхищением смотрел на правильные черты твоего лица, и настолько понимал, как все совершенно и великолепно в этом полудетском облике, что сознание того, что этот образ не для меня, как дождевой червь стало проникать в меня, отравляя запахи и цвета. Я, очарованный и потерянный, сидел в центре цветущего парка и пытался через скованные легкие уловить аромат твоего тела.

Неожиданно ты обернулась, и наши взгляды впервые пересеклись. Как будто сошлись меридианы. В горле застрял кусок холодного воздуха, а сердце стало отбивать африканские мотивы. Медленно я тонул в твоих глазах цвета чистого неба, и не за что было зацепиться, чтобы не захлебнуться от волнения.

…Милая, родная моя, с того самого момента мир для меня располовинился на «до» и «после». И если бы я знал тогда, куда занесет меня это «после», с чем придется столкнуться, что придется вынести и стерпеть, я бы все равно с таким же восторгом и восхищением смотрел на тебя и никуда бы не ушел ни от тебя, ни от своей судьбы…

Словно в соседнем сне, люди продолжали проходить мимо нас, уносимые своими заботами, а я, околдованный, просто смотрел на тебя до тех пор, пока ты впервые не улыбнулась мне и не заговорила со мной.

Родная моя, все для меня с той поры было впервые. Твой бархатный голос, звучавший для меня, ласкающий и нежный взгляд, которым ты щедро одаривала меня, твоя улыбка, как легкое перо, подаренное мне ангелом…

Ты мне что-то сказала. Я тебе что-то промурлыкал в ответ, и началась история, в которой реальность и сон, сказка и драма потеряли между собой границы и сплелись красивым и ледяным узором на прозрачном и хрупком стекле жизни.

Мы начали встречаться. Сначала я боялся надоесть тебе и звонил через два, а то и три дня. Чего мне стоило молчать, не слышать и не видеть тебя в те дни! Я хоронил эти часы без тебя, укладывая их штабелями возле окон твоего дома. Словно красивую и хрупкую бабочку, случайно залетевшую в мою жизнь, я боялся напугать тебя. Я боялся дотронуться до тебя, не желая обидеть, я боялся своих шуток, потому что старался подражать твоим ровесникам, и боялся быть не в меру молчаливым и скучным. Я безумно хотел тебе понравиться. И в этом безумии, стараясь угадать, чем ты интересуешься, что нравится тебе, я заглядывал в глубину твоих весенних глаз, вдыхал аромат хрустальных волос, изучал отпечатки твоих ног на земле и читал линии на твоих мягких ладонях. Но с каждой новой минутой в движениях твоих рук, в грациозном повороте головы, в твоих речах, как в легком дуновении южного ветра, я ощущал живую искренность, которая бывает только в природе, не затронутой человеческой усталостью наполненой противоречивыми символами. В природе, у которой на каштанах никогда не зацветет сирень и аромат фиалки никогда не слетит со спелых яблонь.

Я, словно шмель, рвущийся к цветку, жаждал увидеть тебя и окунуться в твою улыбку, погреться под твоим лучистым взглядом. Словно магнит, я притягивался к тебе, и чем лучше я тебя узнавал, тем крепче мое сознание прижималось к тебе.

Мир открывался для меня по-новому. Небо казалось тесным для моих плеч, когда при наших встречах я улавливал в тебе нотки радости и волнения, когда я чувствовал в тебе скрытый интерес к тому, что я собой представляю, чем занимаюсь, что люблю. И, уже не скрывая удовольствия, ты ходила со мной на футбол, и сборники рок-н-рола на старых кассетах в моей машине, которые ты не спешила переключать, вскоре стали твоими любимыми песнями.

Дни стали лететь за днями, словно отплясывали хороводы народных танцев, – ярко, красочно, в веселом ритме.

Мы ходили в кино, ездили с шашлыками за город на базу отдыха, танцевали на городских дискотеках. Нас видели вместе, нас встречали, о нас говорили и пускали корявые сплетни. Это нас объединяло, и уже это было приятно. Я познакомил тебя со своими друзьями, ты меня со своими подругами. Ты уже знала, что я люблю к пиву жареные креветки, я знал, что ты любишь к зеленому чаю вишневое варенье. Пальцы наших рук все чаще стали сплетаться, как и все вокруг, нежно обвивая и лаская друг друга, и уже ничто не имело смысла без твоего участия, без твоего теплого дыхания над моим плечом.

Я уже не боялся спугнуть бабочку и не старался в попытках понравиться тебе быть кем-то. Не нужно было пропадать на несколько дней, играя равнодушное безучастие к твоей жизни, и прятать свои чувства под каменным молчанием. Теперь все это казалось лишним, как после восклицательного знака лишней кажется любая запятая.

Все чаще я стал вглядываться в ночное небо, где среди черных точек бездонного космоса молоком расплескались бриллиантовые созвездия, на которые древние предки накинули когда-то шелковые покрывала, сотканные из легенд и мифов. Где-то там, возле ручки ковша Большой медведицы, приютилась наша звездочка, которую мы с тобой приметили той самой незабываемой ночью, которая дала согласие…

Лето

Весна нежной поступью прошлась по земле, лаская и убаюкивая нас своей прохладой, и незаметно растворилась в солнечном июне. Ты окончила школу и начала готовиться к выпускным экзаменам и школьному балу.

На теплом морском берегу лежали раскиданные книги и тетради. Ты сидела на широком покрывале, развернутом на теплом песке, и изучала какие-то школьные конспекты. Глаза твои, такие же внимательные, как и всегда при чтении, были умны и сосредоточены. Яркие блики от отражения солнца на набегающих волнах бирюзового моря играли отсветами на твоем лице. Я, словно загипнотизированный, любовался ими и не мог оторвать от тебя взгляд.

Рука, на которую я облокотился, от продолжительного наблюдения онемела, и, слегка размяв ее, я приподнялся с земли. Ты не обратила никакого внимания на мои движения и по-прежнему старательно изучала страницы. Тогда, играя ревностью, как плюшевой игрушкой, я неуклюже просунул свою голову между твоим взглядом и конспектами и прижал тетрадку к твоим коленям, провозглашая свое превосходство…

Шариковая ручка как символ капитуляции по самую серединку воткнулась во влажный песок. Мы легли рядом друг с другом, и уже так тяжело было отвечать на вопросы в учебниках, когда жизнь вокруг кипела и забрасывала нас со всех сторон своими уравнениями и формулами!..

Я помню этот день. Как я посмел бы его забыть, родная! Твоя нежная и красивая фигура с пьянящими очертаниями на тихом и молчаливом берегу, волосы волнистым изгибом водопадом стекали на землю, а руки, ладонями развернутые к солнцу, словно цветки подсолнуха, ловили солнечный свет и тепло. Я лежал рядом и с восхищением смотрел на тебя. Тогда мы говорили о многом и ни о чем конкретно. Слова потеряли значение и не имели смысла, когда наши взгляды и дыхания на расстоянии ладони обволакивали и дурманили разум. Лишь по отблескам в глазах мы угадывали смысл речей. Я говорил тебе, что жизнь прекрасна, что земля теплая и люди на ней добрые. А твои глаза отвечали, что ты рада меня видеть. Я говорил, что мир для меня стал тесен и так хочется летать! А твоя улыбка говорила мне: «Не покидай меня!» Я говорил тебе, что ради тебя я допрыгну до солнца. А ты мне впервые сказала, что любишь.

Я склонился над тобой, впитывая всем своим сознанием услышанное, и взглядом гладил твои губы за эти слова. Глаза твои манили к себе, ласково и вопросительно блуждая по моему лицу. Губы слегка задрожали и словно отворились для меня, приглашая в дивную сказку под названием «Любовь», и мы слились в долгом и нежном поцелуе…

Где и как мне отыскать ту кнопку реверса, чтобы отмотать назад и повторять эти минуты вновь и вновь и чтобы вся моя жизнь состояла из этого мгновения. Как мне хотелось замедлить тогда эти торопливые минуты, которые поскакали за горизонт вместе с солнцем, до которого было так легко дотронуться! За что мне нужно было ухватиться, чтобы пригвоздить ускользающее время на том теплом зыбучем песке, на котором призрачное счастье подкатилось ко мне зеленой волной и ушло обратно, обдав своей чарующей прохладой?

Родная моя, как я мог забыть то, что ценимо и любимо мною и сейчас, спустя столько лет, когда между мной и тобой в этих пятнадцати метрах старого городского парка пролегли затерянные среди одиночества годы, боль безвозвратной потери и любимый мною чужой ребенок…

…Девочка с неподдельным восторгом смотрела на дерущихся воробьев. Она даже стала им что-то говорить, видимо, успокаивая неугомонных драчунов. Маленький укутанный котенок, которому все интересно и для которого каждую минуту раскрывается новый мир, полный удивления и открытий. Как она похожа на тебя! Как она прекрасна, и как волнительно было на нее смотреть!

Неожиданно из клюва одного пернатого сорвалась и упала на землю кроха хлеба. Птицы, нещадно колотя друг друга, вылетели из-под кроны дерева и, забыв о еде, погнались друг за другом, уже сами не понимая, с чего началась вся эта заваруха. Девочка подошла еще ближе, где в двух метрах от меня упал предмет драки пернатых. Блуждая любопытным взглядом по земле, ребенок неожиданно посмотрел на меня. На какое-то мгновение девочка оцепенела, разглядывая то, чем можно было пугать нелюбимых детей. Изумление и страх отразились на детском лице. Ее испуганные глаза наполнились брезгливостью и слезами, и, неуклюже развернувшись на месте, она побежала к своей маме.

Я не успел уйти в сторону, отвернуться, и мне нечем было прикрыться, как обычно я это делал, когда не хотел беспокоить и пугать тех, кто мне нравился и кого я любил.

Знакомая физическая боль хлестким порывом обрушилась на меня. Кровь под кожей, словно вулкан, горячим потоком ударила по зажившим шрамам и по обожженным когда-то участкам кожи на левой стороне лица.

Медленно и мучительно я опустил голову и обхватил лицо руками, будто заслоняя мир от того, что я собой представлял. Жгучая боль перешла в ладони, и из крепко сомкнутых глаз, словно сок из коры березы, пронизанной армейским ножом, медленно засочились слезы.

Скамейка, на которой я сидел, пошатнулась, и мир опять начал проваливаться в сырую пустоту, унося с собой мое сознание, мою боль, мое одиночество…

На выпускном бале ты была в платье из розового шелка. Воздушный и красивый наряд, как и твоя прическа, на которую ты потратила три часа. Я подвез тебя на своем «Форде» до школьного двора. Ты звала меня с собой, но это был праздник твой и твоих одноклассников, заслуженный и выстраданный вами за годы бесконечных уроков, зубрежек и назиданий учителей. Я не хотел, чтобы кто-то незаслуженно врывался в него, и сам не хотел тебе мешать; и мы договорились, если я не просплю, встретиться в шесть утра на спуске к набережной, когда вы со всем классом будете встречать рассвет. Любимая, я все равно бы не уснул, если ты обещала ждать меня. Твой восхитительный образ сфотографировался в моей памяти, и я не хотел его смывать даже самыми сладкими сновидениями. Невинная, застенчивая, ты была необыкновенно грациозна в этом платье, с ожерельем из розового жемчуга на белой и красивой шее. Я провожал тебя взглядом до школьного крыльца. Аккуратно придерживая длинное платье, легко и изящно ступая каблучками, ты взбежала по ступенькам крыльца и, помахав мне рукой, скрылась за дверью.

Утро не наступало еще очень долго, как будто солнце уперлось головой в сизый горизонт. Вокруг пролетали стайки нарядных выпускников из других школ, жизнерадостные и ошалелые от восторга надвигающихся перемен, с бутылками шампанского, фейерверками и цветами.

Я сидел на каменном валуне у берега и нетерпеливо ждал появления твоего класса. Еле уловимое чувство ревности от того, что ты с кем-то сейчас танцуешь медленный танец, буравило мою голову. Я, как мокрая собака, отряхивал эти мысли и погружался в видения, которые рисовал себе сам, предчувствуя очередное прикосновение к твоему нежному и юному телу…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.