Просто переписка

Лето. Я работаю в клинике пограничных состояний медицинским психологом. Я еще не имею такого права, потому что у меня диплом простого психолога, хоть и красный. А для того, чтобы работать в медицинских организациях необходим диплом клинического психолога. Это значит, что ты должен хорошо разбираться, кто сидит перед тобой, «норма», без органических поражений, с психическим расстройством, или же «не норма», с органическим поражением мозга, и каким именно, какие зоны повреждены, и тогда будет ясно, откуда «растут ноги», и можно смело передавать пациента психиатру или неврологу, или же психопат, то есть расстройство личности, которое не считается болезнью, потому не лечится, или же «пограничник», уже «не норма», но еще не патология.

Меня взяли на работу сразу же после собеседования, потому что в клинике не хватало специалистов. Правда с условием, что я немедленно начну проходить переподготовку на клинического психолога. Я согласилась. Пандемия, много больных, переболевших, потерявших родных и близких от этой тяжелой болезни… Обращений в клинику очень много. В основном тревожные расстройства, фобии, депрессия, панические атаки. Все, как один, рассказывают, что боятся заболеть, боятся за детей, родителей… Люди приходят со слезами на глазах, и видно, как под медицинской маской отчаянно кривится рот, крепко сжимаются от страха, неизвестности и отчаяния зубы.

Я уже привыкла к этим обращениям, и не задумываясь спрашиваю у очередного пациента, неуверенно шагнувшего в мой кабинет, как давно он переболел, как долго длилась болезнь, все ли в порядке с близкими… И вот однажды заходит ко мне женщина лет тридцати, высокая, тонкая, бледная, руки дрожат, садится на самый край стула.

– У меня бессонница, – начинает она, не представляясь.

– Как давно? – уточняю я, хотя должна сначала спросить имя и другие личные данные.

– Всю жизнь, – отвечает пациентка и на последнем слоге у нее кончается воздух. – Меня зовут Диана, – после короткого вдоха продолжает она, словно прочитав мои мысли и здорово облегчает тем самым мне работу.

– Диана, значит вы обратились в клинику, потому что у вас бессонница? – теперь честно выполняю свой долг психолога я.

– Да. То есть, нет. То есть не поэтому – и у нее опять кончается воздух. – Я хочу покончить с собой. Но перед этим мне надо кому-то все рассказать.

– Продолжайте, – на этот раз мне не по себе, и я тут же добавляю, – вы были у врача?

– Была. Но мне нужен тот, кто выслушает меня, а не тот, кто скажет, что от каждого моего высказывания существует таблетка. Знаете, это очень грустно, что от всего, о чем ты рассказываешь, о чем сожалеешь, размышляешь, от чего не спишь, и хочешь покончить с собой, есть таблетка. Выходит, всё, что меня по-настоящему заботит, на самом деле не существует.

Странно, я бы как раз, в отличие от Дианы, очень хотела, чтобы от «каждого моего высказывания» существовала таблетка. В клиниках, психотерапевтических учреждениях всегда выписывают таблетки. Без них невозможно справиться с шизофренией, эпилепсией, истерическими приступами, с депрессией, если она тяжелой формы. И это хорошо, что есть таблетки, которые наладят работу твоих нейромедиаторов. Но с другой стороны, да, выходит, что мы вот так вот просто устроены. Принял таблетку и прошли мысли о суициде. Прошла депрессия. И даже галлюцинации и те прошли. Лично я согласна с таким раскладом. Зачем страдать, когда страдание можно ликвидировать таблеткой. Даже если это доказывает простоту моей душевной организации, налаживаемой с помощью химических соединений. Я готова принять тот факт, что все мои заботы и страдания плод недостаточного содержания серотонина в синоптической щели. А с восстановлением недостающего количества – заботы пройдут, страдания исчезнут. Я предпочитаю радость от чего-то земного, простого, нежели страдания от чего-то высокого, вечного.

– Понимаю, – я возвращаюсь к разговору с пациенткой.

– Вы тоже хотели покончить с собой?

– Конечно же нет! То есть…

– То есть хотели?

– Я хочу сказать, что согласно статистике каждый человек, хоть раз в жизни думал о суициде…

Пациента что-то отвечает, но я больше не слышу ее. Мне снова 15 лет. Я хожу в 9 класс. Вся жизнь впереди и мне, нам всё ни почем. В голове куча идей, и ты с особой беззаботностью, какая возможна только когда тебе 15, эти идеи воплощаешь в жизнь, мечтаешь о будущей профессии, любви, успехах. Как же мы были тогда далеки от настоящей жизни. Мы даже представить себе не могли, что у всех наших идей есть серьезные последствия.

– А давай их познакомим? – предложила однажды я своей однокласснице.

– Твоего дядю и мою тетю? – недоверчиво откликнулась подруга.

– Ну, конечно! Он не женат, она не замужем. Вот сколько лет твоей тете?

– Вроде 40, – мысленно стала пересчитывать подруга.

– Ну и моему дяде, наверное, столько же…

– Ну нельзя вот так сразу людей знакомить. Что мы им скажем? Мы тут подумали, что вам надо пожениться? – засомневалась подруга, – надо сначала почву подготовить…

– А давай я напишу ей смс, ну по приколу, напишу, как будто бы от дяди, а там будет видно, можно с ней вообще знакомиться или нет.

Так и решили. «По приколу» писать взрослой тете, от имени взрослого дяди. Думали, что она скорее всего не ответит или ответит, что писать ей больше не надо… Ну как обычно делают (как мы тогда себе представляли), все старые девы, которым пишет незнакомый мужчина. В тот же вечер мы купили новую сим-карту и написали первое любовное смс девушке (тогда еще не придумали WhatsApp) от таинственного незнакомца. Сообщение было, правда, откровенно смешное, что-то вроде: «прекрасная незнакомка, я влюбился в вас, как только увидел…», но, к нашему глубочайшему удивлению, «девушка» тут же ответила. Ответ, правда, был банальным, что-то вроде того, что она тронута таким вниманием, благодарна… Мы с подругой молча переглянулись.

– Оказывается, я плохо знаю свою тетю… – только и произнесла она.

– Ох уж эти учительницы по литературы такие романтичные – усмехнулась я.

И тут нам показалось, что почва еще не совсем подготовлена. Надо бы максимально облегчить задачу дяде, которого мы собирались знакомить с учительницей. К тому же это оказалось очень весело писать любовные сообщения за кого-то. Мы каждый день тщательно подбирали амурные стихи в интернете, и чем безрассуднее они были, чем более инфантильными, тем больше они нравились учительнице. Казалось, она только и ждала всю свою жизнь человека, который будет ей писать «ванильные» стихи про любовь. Вот так вот всё просто. Если бы об этом знали все те серьезные мужчины, которые просили ее руки, и которым она отказывала (подруга говорила, что таких было много), они бы сильно удивились. С самого утра мы заваливали ее признаниями в любви, далее отправляли ей всевозможные цветы и сердечки, правда, виртуальные, а вечером долго и страстно желали спокойной ночи.

Я даже не могу теперь сказать точно, кому было приятнее, ей, нам или дяде, для которого мы так старались, но который ничего об этом не знал.

Через неделю подруга в красках рассказывала, что ее тетя буквально не выпускает телефон из рук, хотя раньше, могла не задумываясь оставить его дома.

– А еще она витает в облаках, стала краситься, купила новые шмотки. Слушай, кажется, она влюбилась в твоего дядю.

– Ага. Или в нас, – поправила я, и мы громко засмеялась.

Так продолжалось несколько дней, затем недель, затем месяцев. Нам было очень весело искать, сочинять любовные послания, учительница была по уши влюблена, дело дошло до того, что она и сама стала отвечать стихами, а мой бедный дядя по-прежнему ни о чем не догадывался. Еще через некоторое время мы решили, что «почва» уже подготовлена, даже более чем, и пора дядю знакомить с его будущей, но уже в него страстно влюбленной женой. По телефону я рассказала дяде о «свободной девушке», которая, как мне кажется, ему очень понравится. Дядя, как настоящий холостяк, то есть донжуан, недолго думая, согласился на знакомство.

– Ты что наделала? – однокласснице не понравилась моя затея, – а вдруг она спросит его о чем-то личном, о чем «они переписывались»? И вообще… Да ты с ума сошла! Они обо всем узнают и нам конец!

– Не узнают. Не при первом знакомстве. Они будут стесняться и все такое…

– Ага, стесняться. Ты видела, что пишет моя тетя? Где ты там видишь стеснение?

– Да это же просто переписка! Они взрослые люди и понимают, что это просто переписка, – все громче и громче повторила я, стараясь, скорее, убедить в этом себя. – Про-сто пе-ре-пис-ка.

Прежде, чем дать дяде номер телефона нашей учительницы, я, под предлогом того, что собираюсь поменять свой номер телефона, дала ей номер телефона своего дяди.

– А это ты классно придумала, – заценила, наконец, подруга, – я бы так не смогла.

– Ну а то, – гордо согласилась я. – И вообще, мы такое дело провернули. Молодцы, чего уж.

Правда, вскоре нас с подругой ждало разочарование. Дядя рассказал мне, что с учительницей он пообщался, она девушка неплохая (так он и сказал, «неплохая»), но у него есть уже своя, и они собираются расписаться.

– А мне сказать, дядя? – расстроилась я.

– Да не хотим мы шума. Тихо распишемся и все тут.

– А учительница по литературе? – я все еще надеялась…

– А что учительница? Поговорили и хватит.

– Да, согласилась я, а про себя подумала, вернее, твердо решила думать, что ведь и правда, просто переписка. Ну да, любовная. Ну да, несколько месяцев. И что с того? Но так думать мне удавалось плохо. Я так долго переписывалась с учительницей, что мне казалось, я понимаю ее как никто другой. Понимаю, что ей одиноко, и что вполне естественно в этом одиночестве полюбить человека, который проявил к тебе внимание. Пусть только по переписке.

Вскоре начался период контрольных, экзаменов, и мы почти забыли с подругой о нашей заварушке с любовной перепиской. Казалось, все это было очень давно, хоть и весело. И вот однажды я как обычно прихожу в школу, встречаю свою одноклассницу, на которой лица нет.

– Что-то случилось? – спрашиваю я, готовясь выслушать очередную историю о том, что жизнь боль и все в таком духе.

– Учительница по литературе… Моя тетя…

– Что? Ты ей всё рассказала? Она знает, что это мы писали ей?

– Нет. Не знает. Лучше бы знала. Она умерла, – говорит подруга. – Вчера она наглоталась таблеток, скорая не откачала.

– Доктор, мне продолжать? – голос пациентки прерывает мои воспоминания.

– Да, Диана, конечно. Мы с вами справимся.