Повезло. 80 терапевтических рассказов о любви, семье и пути к самому себе
- -
- 100%
- +
Вокруг Саши много людей. Саша с удивлением замечает, что многие из них любят и лелеют свои диагнозы. Например, соседка. Большую часть времени она лежит на диване и говорит, что у нее вегетососудистая дистония. Саша за ней ухаживает, помогает чинить кран и ходит за продуктами. Она, непричесанная, полная, лежит в грязной комнате и смотрит телевизор. Или болтает по телефону. Так проходит все ее свободное время. Саша подозревает, что второе название этой загадочной болезни – лень. Соседка просто упаковывает в объемный диагноз свое отсутствие смысла жизни. Саше удивительно замечать такое.
Люди садятся в свою болезнь, как в поезд, и заточают себя в капсуле купе. Закрывают за собой дверь и страдают. За дверью остается жизнь. А в купе разлита болезнь. Люди живут в болезни и не выходят на станциях. Не хотят выходить.
А Сашин поезд ездит везде. Даже там, где нет рельсов. Саша пробовал строить отношения с разными девушками, в том числе и с инвалидами. Но в этом случае девушка приглашала его в свое купе болезни. В нем было тесно и скучно. Нельзя ездить на велике и нечего замечать. Вся жизнь заточена под болезнь. Саша скучал, звал девушку в свой поезд. Говорил: поехали, я покажу тебе весь мир. Ты не бойся только. Со мной – не страшно.
Саша показывал свои фотографии. Рассказывал, как, не умея плавать, погружался с аквалангом. Как покорял горы. Как встречал рассветы в красивейших местах планеты. Девушка пугалась и выгоняла Сашу из своего купе. Говорила: я так не смогу.
– Сможешь! – спорил Саша. – Надо только преодолеть свой страх!
Но она не хотела преодолевать страх. Ей нравилось замечать свою болезнь, заслоняться ею от жизни и от отсутствия жизненных результатов. Саша вздыхал и выходил из чужого купе. Он пробовал встречаться и с обычными женщинами. С ними было проще и перспективней, потому что они были легче на подъем.
Например, Лида. Саша почти влюбился, звал с собой. Спланировал совместное будущее, предложил Лиде пожениться. И тут Лида сказала свое крамольное: «А как же мне тебя со своими знакомить? Ты ж калека».
Саша рассказывает мне этот эпизод, пожимая плечами. А я думаю: ну вот и кто после этого калека? Как по мне, так Лида искалечена своими стереотипами гораздо сильнее. Единственный момент, когда выгодно быть инвалидом, это грозящее увольнение. Саша – хороший работник. Вдумчивый, ответственный, заинтересованный в результате. Но есть проблема: рабочий день с 9 до 18. Саша, пока идет на работу, замечает. Вот птица на набережной. Ходит по парапету важно, как начальник по кабинету. Скорее-скорее, запечатлеть. А вот котенок играет с травинкой. Смешной, и хвост трубой. Отличный кадр. А вот женщина сосредоточенно везет коляску с щекастым карапузом. Саша фотографирует и мечтает, что это как будто его жена везет их сына в садик.
ТОЛЬКО САША В СВОЕЙ ЖИЗНИ РЕШАЕТ, ЧТО ОН МОЖЕТ, А ЧТО НЕ МОЖЕТ.
В итоге Саша приходит на работу с опозданием, но зато в фотоаппарате – целая коллекция сокровищ.
С точки зрения трудового законодательства Саша плохой сотрудник. Опаздывающий. Начальник недоволен. Хмурит брови. Правильно недоволен. Правомерно.
Но с другой стороны, Саша же не проспал. Он просто… замечал. Смотри, начальник. Вот женщина с ребенком. У меня скоро будет такая. Вот котенок, видишь? Хвост трубой. А вот птица важная. Важная, как ты, начальник…
Начальник смотрит. Вздыхает. И говорит, пряча улыбку: «Саша, иди, работай…» Если бы Саша встретил сам себя, он бы, конечно, тоже заметил нарушенную координацию движений и небеглую речь. Но это сначала. А потом он бы заметил живые глаза, любознательность, жадность до новых впечатлений, жажду жизни, брызжущую через край энергию, потрясающую улыбку, море обаяния и выбрал бы замечать главное.
Однажды я придумала проект про мечты. Нужно было писать мне письма о своих не сбывшихся по разным причинам мечтах, и о самых вкусных я рассказывала бы своим читателям, и мы бы их исполняли, как говорится, всем миром.
Люди писали разное. Просили айфоны, вставить зубы, новое платье. Многие просили помочь со сбором денег на лекарство. Были те, кто мечтал о чем-то милом, например о партнере по танцам (в группе, где занимались одни женщины) или о том, чтобы ребенку, мечтающему о лошадях, разрешили помогать в конюшне на добровольных началах.
ПРАВИЛА ПРИДУМАНЫ ЛЮДЬМИ, А ЗНАЧИТ, ОНИ НЕСОВЕРШЕННЫ.
Саша написал мне о своей мечте. Но написал не как остальные. Я сразу заметила его письмо, потому что вместо «хочу жену» он написал «хочу о ком-то заботиться». Хочу прибивать полки, чинить диван и вкручивать лампочки. Для кого-то! Хочу, чтобы какая-то девушка говорила подруге, с которой заболталась по телефону: «Ну, я пошла, а то скоро мой придет».
У Саши простая и милая мечта – он хочет быть «чьим-то». А пока Саша – свой собственный.
В русском языке есть притяжательные местоимения, они указывают на принадлежность предмета и отвечают на вопрос: «Чей?»
Вот Саша мечтал найти ответ на этот вопрос. Чей ты, Саша? Понятно, что мамин, но в сорок лет хочется быть чьим-то еще.
Я написала в блоге про Сашину мечту и про то, что мечтаю провести его свадьбу. И каждый год я прилетаю летом в Калининград и спрашиваю у Саши: «Ну что?»
А он отвечает: «Пока нет».
В этом году мы с ним пили кофе, и он сказал грустно:
– Мне кажется, моя судьба – быть холостяком.
Просто мне уже за 40, а по внутреннему настрою мне лет 20. И я застрял в этой молодости, увяз в ней, а надо стареть и матереть.
– Кому надо, Саш?
– Ну, это как бы правило.
– Саш, ну ты же исключение из правил! Любые правила придуманы людьми, а значит, они несовершенны. Нельзя повернуть время вспять, нельзя не замечать свой ДЦП, нельзя жить неограниченной жизнью, если ты ограничен в возможностях.
Но «нельзя» – это просто слово, слово-шлагбаум, которое придумали люди, чтобы оправдать свои непокоренные вершины. А если ты о нем не знаешь, то живешь так, будто шлагбаумов не существует, и идешь покорять свои вершины, пока не покоришь…
Поэтому Саша не отчаивается и ищет ту, которая не заметит Сашиного диагноза, но заметит его глаза и жажду жизни. Ту, которая готова сесть в его поезд и ехать с ним на край света. Даже туда, где пока нет рельсов. Ту, которая скажет подруге: «Что-то мы заболтались, я пошла, а то мой скоро придет»
Эверест
Наступили такие времена, когда модно быть успешным. Успех в тренде. Он стал товаром, который можно продать.
Простите, у вас есть успех? Дорого? А то мне тоже надо. Меня часто приглашают выступать на различных мероприятиях. Организаторы пишут примерно так: «Вы успешный автор, расскажите, как удалось…», «Ваш блог популярен, расскажите, как…», «Вы счастливая успешная мама, поделитесь секретами…».
Всем нужен успех, победа, триумф. Никто не зовет выступить неудачников.
Однажды я с треском провалилась на краудфандинговой платформе со своим проектом. Не собрала и 20 % от заявленной суммы. Это был громкий и отчаянный провал, несмотря на громоздкую подготовку, долгую и тщательную модерацию и последующий месяц отчаянных попыток собрать деньги на пределе возможностей.
Итог – проект не успешен. Я была подавлена. Ходила по мероприятиям, где выступали те, кто смог собрать сумму. Успешные люди. Не то, что я. Я слушала их, хотела понять, что я сделала не так. И знаете что? Все ответы на «что я сделала не так?» крылись исключительно в моем личном опыте. Только там. Никто из стоящих на сцене и излучающих успех людей не сказал мне ничего такого, чего бы я сама не понимала, пройдя свой путь провала. Даже наоборот. Они весело рассказывали о легкости, везении, о том, что люди р-р-раз – и поверили в их проект. Создавалось впечатление, что найти деньги на проект легко. Найди. Реализуй. И вот так же будешь стоять на сцене.
Я поняла важное: чужой успех может мотивировать, но им нельзя поделиться. Твой путь индивидуален, и на каком этапе случится успех у тебя, не знает никто.
Это как с родами. Ты можешь вдохновиться чужим материнством, мечтать о нем, смотреть фильмы, слушать рассказы молодых мамочек, но рожать тебе самой, растить и воспитывать – тебе самой, и насколько вдохновенно и эффективно получится это у тебя – уже твоя личная история.
Однажды после очередной лекции, где спикер эмоционально вещал о том, как успех свалился на него в одну ночь, мы вышли в холл и на кофе-брейке я спросила мальчика, сидевшего на стуле рядом со мной: «Ты что-то понял?»
– Да, – сказал он. – Надо пробовать, и все получится.
Я поняла, что он не понял ничего. Что он в самом начале пути, на той точке, на которой на платформу входила я. Мне захотелось рассказать ему о своем опыте, рассказать, как это сложно и трудоемко, в чем ловушки, что нужно сделать до того, как придешь на платформу искать деньги.
– Хочешь? – спросила я мальчика. – Хочешь расскажу?
– А ты в итоге собрала бабло? – спросил он.
– Нет, – сказала я.
– А, – сказал он. – Тогда не надо.
Я в его глазах была неудачница, и мой опыт провала примерять на себя никто не хотел.
Во время Второй мировой войны не все американские самолеты-бомбардировщики возвращались на базу. А на тех, что возвращались, всегда оставалось много следов пробоин от вражеских зениток и истребителей – в основном на фюзеляже.
СЕЙЧАС МОДНО БЫТЬ УСПЕШНЫМ. ВСЕМ НУЖЕН УСПЕХ.
Первое, что приходит на ум, – как-то укрепить этот фюзеляж, добавить на него брони. Но венгерский математик Абрахам Вальд, перед которым стояла задача снизить число гибнущих самолетов, сказал: «Нет, все наоборот. Самолет, получивший пробоины в данных местах, на фюзеляже, еще может вернуться на базу. И возвращается. Укреплять надо самые «чистые» места. Мы никогда не видели самолетов с проблемами в этих местах. Потому что попадание именно в них, по сути, «убивает» самолет, и он уже не возвращается на базу».
Это явление получило название «систематическая ошибка выжившего», оно сейчас в тренде, о нем много говорят. Ну, например, есть много рассказов о том, как дельфины спасали человека, толкая тонущего к берегу. Отсюда пошла убежденность в том, что дельфины – добрые, животные-спасатели. Так как информации о тех, кого дельфины толкали от берега, в самую глубину, убивая тонущего человека, не существует по понятным причинам – выживших нет, мы анализируем лишь статистику выживших. А по сути, там о погибших, если вдруг они существуют (а вдруг?), очень много ценной информации, которую мы никогда не узнаем.
Если взять этот чудный образ и переложить на обычную жизнь, то получается, что все истории успеха, счастливых браков, карьерных высот – это лишь одна сторона медали. Ее тоже, безусловно, полезно анализировать, но без данных о «погибших» – о тех, кто развелся, кто прогорел, кто сошел с дистанции, – эта информация однобока и малоинформативна.
«НАДО ПРОБОВАТЬ, И ВСЕ ПОЛУЧИТСЯ».
Она не дает ответов, которые можно было бы расценивать как руководство к действию. Сейчас полно мероприятий, куда приглашают успешных людей делиться опытом успеха. А «неудачников» не зовут. А между тем именно неудачники с анализом своих неудач уравновесят эти причесанные истории про победы.
Именно «погибшие» могут рассказать, где стоит укреплять брак, бизнес, дом, чтобы не было пробоин. И неудачи стоит изучать наравне с удачами.
Одно время я периодически писала в своем блоге рассказы про свободных мужчин. Аудитория у меня в основном женская, и посты заходили хорошо. Я встречалась с ними и интервьюировала их. Про кого-то писала с радостно, про кого-то с опаской, про кого-то… вообще не писала.
Одного из неслучившихся героев звали Максим. Мы очень долго не могли с ним встретиться: он жил в Подмосковье и после работы всегда спешил домой («Мне два часа ехать!») отдыхать, а в выходной «тащиться опять в Москву? Да ни за что!» Я никого не уговариваю стать моим героем, поэтому сказала «ок» и решила, что ему не надо. А потом он вдруг позвонил, резко назначил встречу там, где мне было удобно, пришел, сияющий.
– А нас сегодня эвакуировали! – похвастался он. – Говорят, в здании бомба! Всех вывели, а я смотрю: там до конца рабочего дня осталось всего ничего, ну и вышел прямо с курткой, с концами.
– Ой, волнительно. А если и правда бомба?
– Я на это надеюсь, – засмеялся Макс, а я подумала, что юмор слишком черный, чтоб можно было поддержать его в этом смехе.
Макс приехал покорять Москву из крошечного города, «почти деревни», восемь лет назад. О своей нынешней работе отзывался достаточно апатично, о коллегах – неуважительно. Работал он в большой международной компании, при трудоустройстве соврал, что знает английский язык. В принципе в любой момент может всплыть тот факт, что он его не знает, но пока не всплыл – за три года.
– Я вот слушаю тебя, ты о карьере рассказываешь, но так, что вот я тебе не завидую. Ты не выглядишь счастливым.
– Я счастлив только в пятницу. Что два дня впереди, когда я никого из них не увижу.
Потом я спросила, откуда он приехал, и лицо у него изменилось, стало… мечтательным. Он с теплотой рассказывал о своем маленьком городе, о родителях, которые «30 лет даже дома держатся за руки», о том, как он любит, когда приезжает туда в отпуск, во дворе своей пятиэтажки играть на гитаре, и стекаются его послушать все соседи, и он чувствует себя рок-звездой.
Районы, кварталы…
Жилые массивы…
Я ухожу, ухожу красиво…
Мне было очевидно: Макс не покорил столицу, она его не приняла, перемолола и выплюнула. Тут никто не хочет слушать его аккорды, да и не играет он тут никому – чтобы мелодия зазвучала, нужна благожелательная публика, лояльная, включенная. А тут пресыщенные, зажравшиеся культурой и искусством снобы (цитата Макса).
– Ты не хочешь вернуться в свой город? – спросила я в лоб. По нему было так очевидно, что делает его счастливым, что я не могла не спросить.
– Ни за что. Это будет провал. Тогда я в глазах всего города прослыву неудачником.
– Правда? То есть ты изображаешь «удачника», чтобы твои соседи не узнали правду, и на это тратишь свою жизнь? И не считаешь это провалом? То есть твоя миссия – это врать всем про удачу, которой нет?
– Почему нет? Есть удача! Я живу и работаю в столице, в крупной международной компании, а не на старом заводе, на котором почти весь город наш работает.
– Макс, ты когда в последний раз был на Красной площади?
– Честно? Не помню… А, помню! Два года назад Новый год встречали с девушкой там. Ужасно было. Холодно, давка, дорого, ничего не видно. Мы прямо там разругались и расстались.
– Макс, вот зачем тебе Москва? Я сейчас без ерничества, без высокомерия, вот с любопытством: правда интересно. Есть люди, которые приехали и кайфуют, наслаждаются возможностью жить в эпицентре красоты и великолепия достопримечательностей, которые облазили по 100 раз все музеи и знают легенду каждого кирпичика в брусчатке. К ним вопросов нет. Ты живешь в глубоком Подмосковье, и каждое утро, распластанный в электричковом часе пик, помятый, приезжаешь в центр, чтобы войти в крутое здание крутой компании, в здание из хрома, стекла и бетона. Пусть все думают, что ты крутой. И, наверное, многие так и думают. Но ты приходишь не работать – ты приходишь терпеть. Терпеть, когда кончится этот день. И эта жизнь. Чтобы потом в час пик ехать домой, злым, уставшим, психованным. И ничто не радует, и на фиг эту вашу красоту. И все выходные ты восстанавливаешь силы, отнятые у тебя Москвой, дома на диване. Молодой парень, сорока даже нет. А ведь сейчас самое крутое твое время – когда осознанность уже пришла, а болезни еще нет. Реально, Макс, ну, скажи, эта чужая жизнь, самозваная, которой ты живешь, чтобы казаться крутым, стоит того?
МАКС ПРИЕХАЛ ПОКОРЯТЬ МОСКВУ И ИЗОБРАЖАЕТ «УДАЧНИКА». НО ПОКА ЕЕ НЕ ПОКОРИЛ.
– Ты грубая. Я смотрю на это по-другому.
– Как?
– Я приехал покорять Москву, просто пока не покорил.
– А что ты делаешь, чтобы покорить, Макс? Ты ищешь другую работу? Другие возможности? Ты учишь английский язык, Макс?
– А когда мне его учить?
– Согласна. Некогда. Ты по будням борешься со столицей, к пятнице она кладет тебя на лопатки, по выходным зализываешь раны. У тебя нет сил никого покорять. Ни Москву, ни девушку. А кому нужно приданое из твоих проблем? Ну, подумай?
– Вдвоем проще выживать. Две зарплаты.
В этом месте я сказала, что писать о нем не буду. Потому что не понимаю, что он может дать девушке, а что взять у нее – очень даже понимаю.
– Я сразу понял, что не понравился тебе.
– Мне не понравился не ты, а твоя позиция. У тебя есть возможность жить, а ты выживаешь и параллельно озлобляешься. Потому что живешь чужую жизнь и боишься, что тебя рассекретят.
– Узнают, что я английского не знаю? – наигранно смеется Макс.
– Узнают, что ты украл чужую роль. Несчастлив, а изображаешь счастливого.
– Это все твои блогерские штучки. Красивые слова. По факту я в порядке.
– По факту, Макс, внутри тебя заложена бомба неудовлетворенности собственной жизнью, и она рано или поздно рванет. И лучшее, что ты можешь сделать, чтобы разминировать свою душу, – эвакуировать себя в родной город, твое место силы, сесть во дворе с гитарой и спеть свою песню соседям. И выслушать аплодисменты. А потом устроиться на завод, который виден из окна, и вечерами ходить на свидания, в кино с девушками, в спортбары с парнями…
– Я там в отпуске – звезда из столицы. А если вернуться туда, поджав хвост, то не звезда.
– А тут ты звезда? Ты надел блестящий пиджак и думаешь, что ты Фредди Меркьюри? Макс, ну это же до первого концерта…
– Оля, я сильно тебя удивлю: тут все такие.
Мы расстались мирно. Но поста никакого не было, потому что я не поняла, о чем писать. Есть герой, притворившийся героем. Жених, которому нужна помощь, а не свадьба.
Эверест – это высочайшая вершина Земли. Многие хотят забраться выше всех, но это очень сложно. Чем выше, тем сложней.
Мы все ставим себе жизненные цели. Покоряем свои локальные вершины, свои личные эвересты. Это не кажется критично сложным, когда стоишь на земле. Кажется заманчивым. Но там, на высоте, в холоде и в отсутствие кислорода, это выглядит совсем иначе.
И иногда уже там, на высоте, признаться, что ты не тянешь эту гору, и вернуться живым и невредимым – это не слабость. Это сила и полезный опыт. Там, на вершине Эвереста, целое кладбище из тех, кто думал, что сможет, но не смог. Кто не рассчитал свои силы. И силу Эвереста не рассчитал. Несколько сотен человек. Только вдумайтесь…Высота Эвереста – больше 8000 метров над уровнем моря. На такой высоте – не до морали. И новые путешественники проходят мимо уже замерзших или еще живых замерзающих людей за своими личными подвигами… Потому что поделиться кислородом – это поделиться жизнью.
ЧЕМ ВЫШЕ, ТЕМ СЛОЖНЕЕ ПОДНИМАТЬСЯ ДАЛЬШЕ.
Есть такие альпинисты, которые перед подъемом пишут завещание. Пишут, что, если что, хотят быть похоронены на родине. А это значит, что, если он не вернется, за его замерзшим телом должны подняться спасатели (шерпы), спустить и похоронить на родине. Сколько там тел этих спасателей – не перечесть. В Непале есть даже специальный детский дом – где бесплатно кормят и растят детей этих невернувшихся шерпов… Тех, кто не хотел покорять Эверест, а просто хотел спасти тех, кто хотел, но не смог.
Макс – альпинист. Он выбрал вершину, которую не может покорить, но признаться в этом не готов. Он ищет девушку, от которой, по сути, ждет помощи: пусть она вскарабкается к нему и спасет. Отдаст свой кислород, поделится сладким чаем. И может, в этом нет ничего плохого, да только эта вершина – это его прихоть. Лезть туда нет никакой необходимости, кроме как что-то доказать себе. Например, что ты сильный, умный и крутой. Что ты рок-звезда.
Но ведь есть же миллион других способов это доказать. Но ты упрямо ползешь дальше, кислорода все меньше, сил почти нет – и их остатки уходят на обман всех вокруг, что, мол, все в порядке.
Но сам себя не обманешь и от самого себя не сбежишь. И ты один хранишь эту тайну, и груз этой тайны день ото дня все сильней прибивает тебя к земле.
Покорить Эверест – это крутой результат. Попробовать покорить Эверест, признаться себе, что не смог, и вернуться живым – не менее крутой результат.
Он не про неудачника, а про человека, который ищет свою вершину. Просто пока не нашел. Районы, кварталы, жилые массивы…
Когда ты понял, что этот путь не твой, просто необходимо вовремя и красиво уйти.
Ждать
Однажды я смотрела видеоурок игры на гитаре.
Он длился 20 минут.
И назывался логично и честно: «Двадцатиминутный урок игры на гитаре».
Там преподаватель сел перед камерой с гитарой в руках и сказал:
– Дорогие зрители, в комментариях к моим урокам вы часто жалуетесь, что у вас нет времени научиться играть на гитаре. Я вас услышал. Это видео длится 20 минут. Вы видели это, но все равно открыли его, значит, подсознательно готовы потратить 20 минут на этот урок. Так вот, раз главная ваша проблема в отсутствии времени для обучения игре на гитаре, я решил подарить вам… это время. 20 минут. Немного, конечно, но хоть что-то.
После чего преподаватель поставил гитару на стул и вышел из кадра. И еще девятнадцать минут этого видео в кадре просто стояла гитара, прислоненная к стулу.
«Клянусь, это самый лучший урок игры на гитаре из возможных!» – написал кто-то в комментариях. Я засмеялась, решив, что это сарказм.
А вдруг нет?
Интересно, много ли людей действительно играли на гитаре эти 20 минут.
Если честно, я думаю, что не много.
Этот урок – шикарный тест на мотивацию.
Кризис 2020 для всех нас стал тестом. На истинность наших желаний и мотивацию к их исполнению. на возможность заглянуть внутрь самих себя и узнать, что наши мечты оказались вовсе не нашими, да и не мечтами вовсе.
Однажды я опаздывала за сыном в детский сад. Это было в первый и последний раз. Воспитатель был предупрежден, ситуация под контролем. Но мне было изнуряюще плохо. Я понимала, что на глазах сына разобрали всех детей из его группы.
Что он оглядывался на дверь, и каждый раз в нее заходила не я.
И вот сейчас он один, играет в игрушки или смотрит в окно, распластав ладошки по холодному стеклу. В его глазах немой вопрос: «А за мной придут?»
Возможно, прямо в тот момент он получал психологическую травму, а я стояла в пробке и ничего не могла сделать.
Припаркую тему, а в конце рассказа вернусь за ней.
Леша три года подряд мне рассказывал свою идею для стартапа. По секрету. Я в кругу посвященных – это ценно.
ВАШИ ЛИ ЭТО МЕЧТЫ? И МЕЧТЫ ЛИ ОНИ?
Леше казалось, что его идея – бомба, и что, если ее узнают другие люди, они побросают свои дела и побегут реализовывать его идею, и кто-то сделает это даже раньше самого Леши.
– Только ты никому не говори! – предупреждал он каждый раз испуганно.
– Леш, а вот за три года, что ты с ней спишь, ну, с идеей твоей, ты хоть как-то продвинулся? Ну, что-то сделал, чтобы реализовать? – с любопытством уточняю я.
– Я коплю знания. Присматриваю инвестиции. Жду момент. Заканчиваю проект на основной работе. Вот закончу, потом времени побольше будет…
– А, ну ясно.
Лена пишет диссертацию. Много лет. Пишет, пишет, пишет. Всем вокруг, кроме Лены, очевидно, что диссертация ей не нужна. Потому что если нужна, то возьми и сделай. А не тяни резину многолетней прокрастинации.
– Лен, что с диссером? – спрашиваю я во время созвонов.
– Я в вечном цейтноте, никак не найду время. Вот в отпуск пойду, если никуда не уеду, сяду за диссер.
– А, ну ясно.
Катя собирается худеть. Но пока никак: совещания за совещаниями, головы не поднять, приходится кусочничать, пить кофе с сушками. Катя ждет перевода в соседний департамент, там будет попроще.
Павел хочет выучить английский.
– Паш, хау ду ю ду?
– Пока деньги коплю на нормальные курсы, – смеется Паша.
Вокруг меня много людей, которые что-то собираются делать. Это прекрасные люди, хорошие, уважаемые, порядочные.
Но на их мечты, цели и планы пока нет денег, нет возможности и времени.
Они жили и ждали. Ждали, когда будет.
Ждать – это откладывать на потом. На тот день, когда в одной точке сойдутся и возможности, и желания.
Ждать – это немножко инфантилизм. Если, конечно, ожидание не оправдано обстоятельствами. Например, у моей близкой подруги родился ребенок с пороком сердца. Нужна была операция. Но им сказали ждать. Хотя бы три месяца. Малыш должен вырасти, окрепнуть, набрать вес. Вот тут да. Тут нужно ждать. Тут ожидание – это действие, сложное и осознанное.
А просто ждать, когда ситуация сама изменится – это распластать ладошки на холодном стекле и высматривать маму. Она придет и решит. Решит все твои проблемы, как решала в детстве. Но чаще всего ждать ничего не нужно. Нужно брать и делать. Ожидание – это часто еще и страх облажаться, помноженный на осознание рисков.