000
ОтложитьЧитал
Предисловие
Эта, 4-я книга, будет понятна и, может быть, интересна тем, кто уже знаком с первыми 3-мя.
А ещё лучше – со всеми ранними романами автора: герои-то следуют от книги к книге. Хотя… Искушенному в чтении этого и не требуется…
Но все равно – PAUCIS!
Род проходит, и Род приходит…
Восходит солнце и
Заходит солнце…
Что было, то и будет…
Всё – суета и томление духа!
Книга Екклесиаста
Глава 1
Март 2020г. Поезд «Петушки Зазеркалье».
… не отцветает жасмин – повторил Веничка и продолжил любимую цитату. Самого себя. – Петушки – это место, где первородный грех – может он и был – никого не тяготит. Там даже у тех, кто не просыхает по неделям, взгляд бездонен и ясен!
Ещё раз прозвучало:
Провожающих просим выйти из вагона! и ещё раз на английском Mourners, please, leave the train!
Ангелы мои! Вот он, «поездатый» дух сопричастности! Ты ведь знаешь, Алиса, что слово «mourners» на английском «присутствующее на похоронах».
Ну и что? Клоуны на кладбище! Я этот образ, метафору, считаю очень сильной! Грустные клоуны… Печальный контраст… Но как сказал один остроумец – поляк Ежи Лец «Когда запахли фиалки, дерьмо сказало: «Они работают на дешёвом контрасте». Я ведь, ты знаешь, обожаю контрасты, парадоксы, перевёртыши и весь сюр и абсурд. То есть всё то, что нас окружает… Алиса достало яблоко и вонзила в него свои зубки.
Можно оказаться непонятым… А можно и «огрести»! хмуро усомнился поэт-философ.
Ерунда… Можно подумать, что ты прислушивался когда-то к мнению толпы… Или боялся чего-то и кого-то… Ты боишься только трёх вещей…
Ишь… И каких, позволь узнать? Веничка иронично посмотрел на девочку.
Изволь… во-первых, ни в текстах твоих, ни в жизни твоей… окаянной… не было дешёвых контрастов…Во-вторых, ты боишься жить с собой… во времени, то есть «здесь и сейчас»…, ты хочешь «чемоданчиком» прихлопнуть тяжесть часа… И, в-третьих, ты боишься Игры «Бог-Боль», ну, что отцветёт твой «жасмин» и обманет твоя «нега»… И больше их не будет…
Вот и нет: смерти я не боюсь. Я и неживой уже!
Больше не будет вообще … Вернее их и нет… И не было в твоём Времени… И ни в чьём! Иллюзии!
Ну, более-менее угадала… Да, человеку важнее и труднее всего не проживать Время, а прожить собой час, да, «здесь и сейчас», и, подобно барону Мюнхгаузену вытягивать себя из болота… За волосы, на йоту! Выше, выше! Из поезда этого не увидишь, не поймёшь… Здесь иной взгляд…
Хм… Не уверена…
Мы видим Зеркало, в этом времени… А что уходит, истекает в Зазеркалье?! А? Истина? Карма? Вот и огорчают меня не столько штучки прятки Сатаны, сколько прятки-притчи Создателя Света… Отчего не вразумит? Прямо, ясно… Хоть что-то…, кому-то, когда-то… А может Создатель Света обустроил тут, перед Зеркалом, кое-что, кое-как, да и ушёл… Сами-де далее… А мы – пффф… А из-за Зеркала Князь Тьмы язык нам кажет…
Ну и ладно… И пусть… Пусть мы очевидцы лишь этого, историки (посмею так выразиться!) очевидного, заложники неочевидного. Пусть… Вот отъедем подальше – и разглядим получше! История – то, что позади… И тогда…
Ха! И тогда наше Время начинает судить то Время… Ха! Нет! Время то ушло За зеркало! Эх! Словить бы хоть малый кайф: в редких повисших паузах выражения лиц современников… Эх…
Пусть время бессердечно. Но мы-то любили! Эти лица, лицо с нами! В нашем сердце! И чтобы жить со всеми, нужно жить с тем , и чтобы любить всех, нужно любить того , и чтобы понимать всех тех, ушедших и сегодняшних, нужно любить! И их, и того , и себя, и время, и Свет… И тьму! Да-да, и тьму! Я буду любить тебя, Веничка! Буду ехать с тобой в этом поезде!
И я буду… Но нам не дадут… Оно не даст… Время будет с нами… Оно соглядатай, судья и шулер… Эх… колёса чух-чух, время тик-так, сердца тук-тук… А в чемоданчике есть буль-буль… Так что нам эти цап-царап! Веничка достал бутылочку «Кориандровой».
И нам налей! раздались неожиданно два резких, трескающихся голоса. Оба похожие на треск разбитого стекла. Только одно: стекло… (нет!, зеркало!) разбили с этой стороны, а другое с той! Но в обоих случаях разбили намеренно. С разным интересом, и разными целями.
Тот, кто разбил Зеркало с этой стороны, был наш друг «Кащей». Он же «Хирон». Он же А3: Александр Александрович Арецкий. Тот Мастер Игры из Берна, что сочинил свою Матрицу Игры, тот главный по комфортным отображениям «тудой-сюдой» и в Предзеркалье, и в Сквозьзеркалье. А вот в Зазеркалье случается только, если помогала «третья производная». А помогала часто, но сбоила. Неправильное употребление правильного алкоголя иногда приводит к сбоям: комплексная переменная, довольно шустрая, на комплексной плоскости стола при перемене блюд начинает «бликовать», ну, то есть, она блестящая по виду, но по сути – ложная. Так бывает… Наиболее склонны «бликовать», разумеется, женщины, подруги наши верные. Затем, конечно, идут Великие Идеи, ну и наконец, на третьем, почётном месте, бронзовом бронзовые, прям «забронзовевшее» Памятники Истории. И память её…
Мы бы «Зубровки»… В графинчике, сто пятьдесят… И селёдочки с картошечкой отварной… И… буквально потребовал «Хирон».
А мне «Текилы»… Литр! На закуску мозги… Да нет…, из говяжьих костей… С зеленью… это перебил «Кащея» тот второй. С той стороны Зеркала. Его по праву можно назвать Кащеем (без кавычек), но он просил называть его герр Воловьев.
Этот герр был в услужении у Хозяина, у Тролля и выполнял тонкие поручения «эвакуаторщика», «взвешивателя душ», «уполномоченного»… И имел право «играть по полной». Он и играл… по полной, не церемонясь с «человеками» и их Идеями.
Вам тут чё,… ресторан Курского вокзала? Щас позову халдея, он вас… огрызнулся было Веничка на «порывистость» неожиданных гостей. Его чемоданчик вещь интимная! И суете не служит! И «на троих» он не любит! Один умный, а два других жлобы и дураки…
А сам чё про «очевидцев», про «историю» треплешь? Много думаешь о себе, холоп! грозно, с внушающим доверие голосом, сказал «уполномоченный».
Не нужно базара, пацаны! Вон же в холодильнике все есть. мирно «разрулил» ситуацию «Кащей». А графинчик и стопочки особые у меня всегда с собой… Аааа! Вот и тот, кого мы привели! Вам, для Истории. Знакомьтесь: Китаврасов Григорий Федорович, литератор, сочинитель и описатель вашей «Одиссеи», друг Саввы Черского…
Аааа… уныло отозвался Веничка Слыхал… Прочёл пару страниц… Так… Описывать кое-что могёт… Струя только слабовата… Пусть… Что будешь?
Я «Горилки» прихватил… И шампанского Алисе,… если будет «вырастать».
Девочка тут же вытянулась в росте и возрасте. Ну, 16+! Грудь и попа 18+! А взгляд на 300+!
Друзья! Я очень рада всем! Я ждала! Как положено три раза. И вот вас трое…
– Волшебная! Мы с герром-хером на часок! Извини! У нас дела! У меня – «конформные»; У него – «конторные»!
– Да-с! Отчёт квартальный… Да-с…
– Много гадостей-то за квартал натворил? Всех скомпрометировал? – язвил Веничка.
– Ну-ну! Осторожней! Я, хоть и не совсем человек, но тоже винтик Истории, а если вы не кусок идьёта, то понимаете, что сама Клио, так или иначе, в той или иной мере компрометируют всех своих… «рабов»… Вот вы себя, небось, считаете хорошим человеком? А? В глубине… Нет, так-то вы кокетничаете: «пыльный-де мудак» и пр… А сам-то… Тьфу! Попробуйте никогда не лгать, хоть час, не пить свой «шмурдяк»… Хоть день… Не гордиться! Не обижаться! Не гневаться! Да мало ли… «На каждую хитрую жо… найдётся х…р с винтом» – так народ ваш трактуют вопросы истории и литературы! И правильно! И не разница в ваших дарованиях людских, в ваших идеях, конфессиях… «казнит и ломает» людей, а невозможность постичь Творца! А вам-то надо… Непременно-с! Хе-хе. Вам, идьётам, невдомёк, что это просто Игра… Пинг-понг!… «Бог – Боль, Боль – Бог»… В смирении не спрячешься… Покаянием – не откупишься… И ничем от Игры не отмахнешься… Ловушечки на каждого у нас припасены! Капканчики-с! Ха-ха!
– Пей, жри и иди! Утрись только – с презрением бросил Веничка. – И вы, уважаемый…э… «Хирон»… Александр… Но вы приходите ещё…
– Да уж придём… Спасибо… Но мы вместе с «рогатым» придём… Извините… Но в этой Игре мы… «повязаны»…
Гости – «слуги Зеркала» – ушли… «Слуги»? «Ушли»? Да, в определённом смысле… А в другом – «распорядители», «проводники», те, что «запускают механизмы»… никогда не исчезают… Листают «Скрижали».
– Расскажите-ка скорей, милый Григорий, как там… все-все-все? Все наши? Мы ведь расстались во Владивостоке…, в первой декаде марта 2020 года… Ах, да, в этом ещё году… Что же это я? – Алиса убрала свой фужер, прилежно уложила ручки на сдвинутые коленки и села на краешек кресла, став опять десятилетней примерницей-остроумницей.
– Вы говорили о Времени… Что было в нём? Что я понял? Что знаю? Дааа… Время течёт… Песочные часы… Внимание к узкому месту. Там… по песчинке… Можно успеть… Хм… Я кое-что записал… То, что бывало терпким . Да-да! Даже не ясным, но «терпким»! Мы долго с Саввкой трепались на эту тему… Недавно, на его юбилее…, до и после…
– Ой. Хочу по порядку… – захлопала в ладоши девочка, поправив бантики в косичках. Эти бантики должны были, видимо, усилить восприятие.
– Хм… Да, с Владивостока… Мне Саввик тоже рассказал об этой замечательной поездке. И об Японии, о гастролях, коненчо. Они, Черские, вернулись в прекрасном настроении. Ленка и Младочка задержались в Москве на пять дней. Алёнка уехала в Усадьбу. Там мама, дочь, работа в Центре творчества. Затем… Ммм… Мы увиделись в первый раз, в двадцатых числах февраля. У меня, в Киеве. Там и концерты были большие, юбилейные… Два… С оркестром… Две программы: «старое» и «новое»… Девочки тоже участвовали. И Леночка и Млада… Затем три дня «балдежа» в Киеве… Погода, жаль, была… не та… Очень не та… Слякоть вперемежку с гололедицей… Затем два концерта подобных у себя, в Одессе… Я прилетел в Одессу пятого марта… За пару дней до юбилейного торжественного вечера в узком кругу… И в Академии, и в Филармонии, и в Театре были торжества… Суетня! Устал бедный Саввик! Да и «узкий» круг седьмого в ресторане – семьдесят человек! Дааа…. Сегодня двенадцатое? Не помню… Не важно… Или… Хм… Я уехал домой в Киев девятого… Двенадцатого провожают Младиславу… Домой, в Хорватию…Затем Саввка уезжает на дачу, на недельку… Отдохнуть, отрелаксировать пару дней… И записать…, и поработать на поэмой своей… «Петушки-Зазеркалье»… Он псих до работы, любит чтобы впечатления… зафиксировать, пока они тёплые, сочные, пряные… Терпкие! И я ведь люблю! Мне пора, пора!
– Отличная мысль! – крякнул «Кащей» из-за окна-зеркала. Терпкость должна ощущаться как великий, главный живительный признак! Жизнеспособности, жизнестойкости во всём… Хоть в доказательстве теоремы, хоть в твоих сомнениях философа, хоть в строчке Поэта – голос становился глуховатым.
– Точно! Эх-хе-хе… – герр «эвакуаторщик» тоже подал голос. Дребезжащий, словно по стеклу стучали чем-то железным. И глаз у него почему-то был только один. Второй, наверное, был в отдалении… И третий… – Хм, …, а ведь среди людей есть ещё неслабые экземплярчики! Да-с!
– Ты ещё не исчез, вертлявый бес! Кыш! – Гаркнул Веничка и, убедившись, что герр Воловьев исчез, обратился к «Киту» – Каждое дыхание наших строк, даже одного слова… должно быть терпким! Это должно ударять, как… Как «Слеза Комсомолки»! Дааа… Этой терпкостью даже… должен быть… славен, … жив… твой последний горький час… Прощай, «Кит»! Пиши, Григорий! И мне показывай…, и этому… «Хирону-Кащею»… Ничё мужик! Ему нужны наши тексты, всё… для его Матрицы, его этих «конформных отображений». Терпких!
– До встречи, Григорий Федорович – сказала ясноглазая Алиса.
– До скорой! – сказал «Кит» и вышел в тамбур…
Глава 2
Март 2020 г. Одесса.
Сначала ему снился шум каких-то голосов… Затем он очутился в поезде и стук колёс ночного экспресса становился всё отчётливее… Эти голоса и этот стук словно прорывались из предсонной хляби, из бессознательного морока (а эта «рваная» мреть некрепкого, кусочно-недолгого и беспокойного сна преследовала Черского до сих пор, уже третий год…) и вот-вот сознание определяло себя, в эту секунду («точку разрыва»!) к Савве приходили самые необыкновенные, самые важные мысли-образы. Вот недавно в таком сне-бреду он понял смысл теории относительности. И он удивился тому, как это просто. Например, в ситуации, когда за окном экспресса и внутри него время протекает по-разному. С разной скоростью, с разной «сочностью» и уловимостью… И как скорость поезда влияет на скорость времени.
Или вот недавно кто-то в сне, очень даже приятным и не зомбирующим голосом (доброе такое, нейролингвистическое программирование, НЛП) поведал Савве Арсеньевичу:
– Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии; аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий. Всуе вам есть утреневати; востанете по седении ядущии хлеб болезни, егда даст возлюбленным своим сон.
Ах, да ведь это Амвросий Оптинский!
А когда Саввик, извинившись, попросил, чтобы… э… чуть яснее, другой голос разъяснил, тоже по-доброму, по-отечески:
– Если Господь не созидает дом, напрасно трудятся строящие его; если Господь не охранит город, напрасно бодрствует страж. Напрасно вы рано встаёте, поздно просиживаете, едите хлеб печали.
Ах, это перевёл Иоанн Златуст! Только вот что-то ещё осталось не до конца… Златоустно, конечно… Спасибо, конечно… Но не до конца понятно.
И перспективы не обрисованы!
А вот в другом сне-просветлении вроде про «перспективы» … Да, да… Из «Книги Екклесиаста» … Там всё про «перспективы» …
– Суета сует, – всё суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род приходит и Род уходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце и заходит солнце… Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться… Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет…
Ну какой сон после этого? Какая эффективность в труде и нега в сердце…? Слабая! А мы хотим пряного, тёплого, сочного, терпкого, нежного – «перперперспективного»!
«Хм, – подумал Савва Арсеньевич – Должен утром пропеть весёлый петушок… Хорошо поусердствовавший, «потоптавший» всласть своих курочек… О, Боже! А ведь в старом, добром «Вие» тоже… должен пропеть петух!? Или где? И кто-то страшный, Василиск какой-то жутковатый, приснился вот позавчера под утро. Толковал, будто среди умерших появилось очень много упырей. И что при встрече с живыми они подают особый знак… Прищёлкивают так, по-особенному языками, аки кузнечики… Тьфу! Нет, что-то я перемедитировал не в ту сторону… Да и Екклесиасты эти «под буддизм» не катят… Язык-то вообще… Жестковат, как старая курица! Вот же у французов! Всё – мило, всё – «шерше» без «шаршавости» нашей… Произношение у них меняет смысл слова! Фразы! Прокаррртавил иначе: и всё – запах фиалок, жасмина… Все эти «визави», «апропо» … Кстати, (апропо!), а если и мне начать… Ну… «премного благодарен», «не взыщите», «худое дело это», «преотменно откушали», «ступайте на…, сударь», «наше знакомство не даёт вам права», «вы позволите быть вашим рыца…»… Хе–хе… Рыльцем рыцарь не вышел! Хорошо все эти тем Златоустам, что «живут в душе, а не в теле»! А мне как-то знакомства с Андреем Петровичем, Арецким и, особенно, с Матвеем Корнеевичем – генератором праны, помогло… «сгенерировать» полезное правило: «будь свободен в своих желаниях, не люби тех (ну, в смысле не обязан любить этой пресловутой христианской и подобной прочей любовью!), кто не любит тебя, и не замечай тех, кто завидует тебе!»
Сейчас, приняв ледяной душ и легко позавтракав бутербродом с сыром и говяжьей печенью (выпив, однако, большую кружку крепкого кофе), музыкант отправился прогуляться по своей любимой лощине, что довольно круто спускалась от дома к морю. Погода была на удивление ясной и тёплой, сейчас, в одесском марте! Однако, шарф и перчатки обязательны!
«Люди подмяты гнётом вселенской несправедливости. Но одни задирают голову вверх, ожидая спасения и покоя, другие – опускают очи долу. Тех, что «опустили», маловерных – много… Очень! И из их рефлексии, из их «вечно одинокой, вечно скорбной человеческой жизни», из их хаоса, и рождаются новые «танцующие звёзды», те, что наблюдают… Внятного, заповеданного Вечной Авторитетной Аксиомой, Божественного Знания нет! И почему такое упущение? Отчего? Зачем? Зачем нужно отпускать ради Игры на это «минное поле» детей? «Будьте как дети!» Хм… Были! О, сколько раз были! Все, что подорванные и ещё ищущие свои мины! Что – конец Игры и должен быть неутешительным? Неубедительным – точно! А может и…
Ладно! Есть же небольшие победы, прорывы, праздники, чёрт возьми! Вот ведь недавно меня так славно поздравили близкие люди! Так душевно! И ведь ещё и осенило («овеснило»!) славно так! Я даже похвастал об этом «Киту»… И ещё Ильфу и Петрову! Ну и что, что во сне! Зато как хорошо посидели вчетвером! Хм, А «овеснило» прелюбопытно: новая Игра, новая, что ли, стратегия, в сочинении моей «Петушки-Зазеркалье» … Я ведь музыкант и Игра… В общем, суть такая: в начале глав, частей, музыкальных тем и тем словесных ставить скрипичный ключ (!) или другой ключ! Задавать тон той или иной части этим «ключом-ключом» … Открывать дверь… И не просто знак линейной нотации… Нет – знак и нотоносца и «словоносца»! Ключом «соль» открою дверь в «соль» смысла, темы, с ключом «фа» – посмеюсь и пошучу, дам ироничную интонацию этой скучной порой «соли»… Ну а ключом «до»… сделаю «шаг вперёд»! И уже попробовал эту методику! Класс! Не дурно, батенька! Ей Богу – не дурно!
«Китаврасик» пошутил:
– Ха! Прав был, видать, Ницше, советуя в старости (ха-ха…!) начать сочинять, нет, писать… Ты и так сочинитель… А тут двойная… радость! Он для радости это советовал! Для Радости! Ра-до-сти!
– Юппь-юбь! Радости старости! – начал хохмить Ильф. – Обожаю эти Одесские штучки! Мультижанровость нашу! То настоящее, что больше нас! Больше любого жанра! Слово плюс музыка – Радуга! Та, что выше всего, и выше самой себя!
– Да, да, Илюша! – Женька Петров закурил, поставив стаканчик на стол – Всё как у нас с тобой! Вместе сочиняем. Этакие грустные клоуны на кладбище… Ха-ха! Я более за «Кафковские превращения»… ну, любого жанра в любой… Как «поэт» Гаврила! За соитие жанров! Ненавидим оба тупых… Скучных… Ты, Илья, более за псевдомодернизм, одиссейство и «пофигизм» в целом. Ясно: еврею поиски правды противопоказаны… Только истины! А не быть остроумными, нам, одесситам – это большой недостаток! Диагноз и позор всей Одессе-маме!
– Ну, не трепите лишнее, классики! Не видят люди в вашем «одиссействе» никаких Путей… Так: юмор, сатира, ирония и много-много стёба! К бааальшому сожалению… «Соитие», вишь, у них… Читают ваши книги и ваши герои! «Гаврилы»!
– Да и хр… с ними… Босяки тоже разные… Пусть… Мелкие писатели и читатели любят писать (читать) о житейском: о бабах, работе, любовных треугольниках… Средние – о событиях… О-о-о… А большие, ну, мы – об Идеях! Растворённых в бабах и работе, разбавленных (сильно!) юмором и самоиронией… Хм… «треугольники» … А ну-ка. Саввик, литератор наш «подгузничковый», вставьте слово «только» во фразу «Он говорил ей, что любит её»…, в разные места, ха, «равнобёдренности»… Ха-ха! Дивнобёдренность почувствуйте! Почувствуйте разницу!
Он вернулся домой. Приготовил немного глинтвейна и гоголя- моголя… Замёрз чуть… До обеда ещё час… Сел в кресло… «Мягкое», «горячее» и «сладкое», то «вкусное», что украшает жизнь, погрузило Черского в воспоминания… Юбилей…Славно! Хорошие, небанальные, не «дежурные» поздравления! А какие шутки – преставления – миниатюры! Улыбка замерла на губах, когда Савва Арсеньевич вспомнил поздравление-сценку родных Черских. И как солидно, тщательно приготовили всё…
«Заказали где-то «ростовых» кукол. Они изображали борцов сумо. В творческих муках они «боролись» со всем, что мешало Поэту и Музыканту. Ха, они ещё и держали музыкальные инструменты… Что-то «тренькали» …Алинка в национальном наряде изображала Художника-творца, то бишь меня… Всё возвышала к небесам очи, заламывала руки… Игнат представлял самурая. Это фишка самой высокой японской театральности! Суперэффект! На авансцене стоит самурай, выставив вперёд ногу, скрестив руки… Долго молчит… Замер! Всё замерло… И вдруг он резко, весь сконцентрировавшись, собрав всю энергию сдвинул брови! Молния! Гром! Камнепад! И камнепад аплодисментов – изгнал-таки лень из Художника! А ещё две музы: Ленка и Млада! Взорвали! Ну, сорванцы! Да, сорванцы! Сначала – музы как музы… В кимоно, пристойно танцуют, ублажают Саввину фантазию, будят воображение… Потом, обратясь к зрителям спиной, эти две… «сорванки» срывают с себя кимоно! Резко, как брат бровями-катанами! О, Боже! Японская живопись по телу? Разве? Японцы изысканы в живописи! Японцы прячут красоту! Вышивка – и то на спине! Под наружной одеждой! Если уж буря чувств – трёхстишие! Если сильный аппетит – двумя палочками три рисинки в рот! А тут?! Что это? Гейши? Хм, в переводе «девушки искусства». Музы-гейши… Оригинально… Хм. Но как было красиво! И незаметны трусики-лифчики… Выбеленные тела! Да, да! Монохромность в живописи! Зритель должен подключить воображение и «раскрасить» картину! Она написана тушью на белом! И тема обычная: Сад камней… Эдем… Камни, вода, чуть растений… Но ведь в японской живописи важнейшим является понятие «пустоты» … Тут с «воображением», (хм…) и «пустотой» как-то уж более конкретно, что ли… Фигура молодой женщины! Рим плюс Греция плюс Япония?! Равно «японамать»! Грациозная такая… Ещё бы ладно… Но эти чертовочки пригласили меня… выйти к ним… Шепнули: «магический ритуал Творения»… Сунули в руки тушь, кисть, заставили ставить кляксы и чертить по их телам любые линии, что придут в голову… А потом они взяли бубен и стали просить публику искать смысл и сюжет! Все ухохотались! Опис…сь! Ах, какие же все молодцы! Фантазёры, Игроки! Таланты!
Ах, Младочка, как щемит душу твой смятый голос при прощании! Ничего, ничего… в мае, в Берне…»
Черский налил себе хереса. Он считал этот напиток лучшим аперитивом. Затем уже следовали коньяк, мартини, кальвадос. Ну, или шампанское брют…, белое или розовое вино. Но это, если случай особый: рядом дама «не брют», «белая» или «розовая» … Чуть-чуть…
И пока он готовил обед, и пока обедал, он продолжал вспоминать сегодня те три (да, три!) суматошных юбилейных дня… Вспомнил звонки-поздравления своих новых друзей… Тех милых интеллигентов, с кем недавно путешествовал. Пусть и отрывочно:
– Мафусаилова века! Я обожала всю свою жизнь талантливых мужчин! Все триста лет! Но таких, как вы, могу перечесть «по пальцам»! – страстно дышала в трубку Даниэла. Мона добавила спокойней:
– Своим Даром, да и своими сомнениями, своей жаждой жизни… вы наполняете сосуд мудрости…, и даёте нам испить из него этот свежий нектар…
Он забыл какой именно «нектар» … Главное – свежий!
– Да, да! Дорогой мой Савва Арсеньевич! – это рвал трубку Алекс – Поздравляем! Обнимаем! Для такого долгого и нелёгкого путешествия, мой милый сталкер и «одиссей» … как поиск Истины и Гармонии нужны лёгкие крылья и «тяжёлые башмаки»!…
– Не бойтесь открывать объятия своего таланта людям, мой любимый Маэстро! Да, так легче вас распять… И художник знает это… Но вы, мэтр, умете сочинять такую музыку, что дарит здоровые мысли днем, грёзы вечером, фантазии ночью, надежды утром! Люблю, целую… Ваша Алёнка…
Матвей «сгенерировал» нечто оч-ч-ень умное:
– Не целей, и не смыслов взыскуйте! Оставьте эту блажь нам, философам! Ищите Вкуса и Меры… И это самый простой и хороший путь к Гармонии и Совершенству! Вперёд! Даю зелёный свет!
Красиво сказал Лёвка. Ясное дело – антиквар:
– Вы – старинная книга в костре страстей и озарений! Листы, обугливаясь, переворачиваются сами! Лёгкости и полноты вашим прометеевым трудам!
– Вы – редкий человек! Вы умеете стать больше самого себя! И быть разным! И быть равновесным… И, ха-ха, быть везунчиком! Если на чашу весов вам доведётся положить минуту счастья, а на другую время Судьбы, знайте –чаща «минутка» заставит подскочить Время! – Андрей Петрович знал толк в «везении» и, разумеется, во «всевидении» и «всеведении».
– Вы отныне «наш»! Мы теперь – «мы»! Витязю Савве Арсеньевичу Черскому – Слава! Виват! – чеканил слова Огнеслав.
– Вы – «свой»! Если все деревья зашелестят листвой, поднимется ветер! Мы – Сила Ветра! Вы, учёные и художники – «деревья»! – красиво и умно добавил Ратомир.
После ужина, никак не рассчитывая ни на плодотворные собственные размышления, ни (тем более) сочинительские потуги, Савва теперь либо читал, либо слушал. Более слушал: и классическую музыку, и классическую литературу (аудиокниги в исполнении любимых чтецов или актёров). Реже он смотрел любимые фильмы, и тоже, разумеется, классику либо советского, либо мирового кино. Ближе ко сну, когда мозг и чувства совсем уже притуплялись и требовали отдыха, он слушал либо григорианский хорал, либо пение буддийских монахов, либо горловое пение шаманов (с бубном или без), либо лёгкий джаз или блюз. Пока это была вторая, вечерняя, из примитивных практик медитации, которую после Японии Черский стал пытаться принять в свою жизнь. А первая (утренняя) была тоже связана с чтением того листочка текста на тему «Медитация па принятие себя». Утром, рано, сразу после сна, он совершал неспешный ритуал: зажигал свечу и, постукивая по поющей чаше, читал, заучивая наизусть этот текст… Сейчас, перед сном, он повторял лишь выборочно:
– Я чувствую, что охватываю весь мир…;
– Я принимаю необходимость этого воплощения как развитие кармической Связи… Я принимаю всю обусловленность моего этого физического тела…;
– Я принимаю двойственность этого мира; я принимаю закон о том, что здесь, на земле, в физическом теле невозможно достичь абсолютного счастья и справедливости. Любое проявление счастья ведёт к несчастью… и наоборот…;
– Я принимаю себя таким, каков я есть; Я – это я и во всём мире нет точно такого. В этом моя ценность…;
– Я принимаю факт жизни и смерти, как необходимый природный процесс для осуществления совершенствования души через цепь воплощений…;
– Все качества, которые я хотел бы исправить в других, присущи мне…;
– Я притягиваю…, я принимаю…, я забираю в своё сердце…, я.… несправедливости…, обиды…, гнев… Болезни…
Связность всё терялась и терялась… Более это походило на бред, бормотание слабоумного… Нет сегодня сна! Ну нет! В чём дело? «Ну не попадались мне сегодня бабы с пустыми вёдрами… Нет… А всё равно как-то неспокойно… Да и слово «бабы», ха!, несовместимо с духовными практиками… Ха!… Я уже промычал сто раз «Ом», и так: «оммм»; и этак: «ом-м-м»… Ну не получается… э… сакрально… Нет… Мухи вот могут ожить… Сосчитал сто баранов… Плохо!… Не те бараны! Может Луна в Деве?.. Да нет… Один я.… и Луны тоже нет… И эти два шамана… Ну не горловое пение это сегодня… Это… полоскание горла… С содой… Дааа… Приснятся сегодня какие-нибудь «не вещие» сны, какой-нибудь, ха, «здоровый образ жизни»…
Следует сказать о том, что академик и прочия Черский, человек солидный и весьма неглупый, не в первый раз услышал о медитации, о принятии себя, мира, людей и прочей магии. И думал не раз о сем темноватом предмете… Но уважал всегда! И порой… порой – да! Случалось «почудеситься»! И, ох, гораздо! И в «гораздость», дающуюся Сверху, и только Сверху верил! Но одесситу трудно быть Буддой! «Добуддой», «забуддой», «расбуддой» – это пожалуйста! Но на полном серьёзе… Хммм… Что же случилось? А то, что в Японии ему посчастливилось познакомиться с одним старичком-мудрецом, Акайо. Телефон японца дал Савве Александр Яковлевич, сказав, что этот «старичок» его добрый и давний знакомый и коллега. В первый же день гастролей, Черский позвонил и пригласил японца с семьёй на концерт. В ответ семья Акайо пригласила назавтра, на завтрак домой к ним, весь квартет «Черские». Побывать в семье, увидеть всё воочию, пообщаться с японцами, да ещё «непростыми» –это везение! «Черские», счастливые и очарованные, провели за завтраком три часа! Незабываемых! «Старичок» рассказал, что вся их семья увлечена музыкой, особенно той, «космической», что исполнил вчера квартет. Они очень хвалили, они очень благодарили. Сам Акайо сейчас не работает, ему почти девяносто, а раньше преподавал в Университете Токио. Философ. Очень ценит и уважает русских философов, дорожит дружбой с профессором Юсовым. И что он хочет подарить Савве Арсеньевичу свою последнюю книгу. А ещё экземпляр передать другу Алексу.
– Аааа… Оккультизм? Эзотерика? – Черский через переводчика пытался вникнуть в аннотацию к книге.
– Да, в некотором роде… оккультизм… Но не эзотерика… Что вы… – Японец скромно потупил глаза – Мне до эзотерики… расти и расти… Ещё пять-шесть воплощений… Я ведь очень эмоционален… Да и суетен… Болтлив… Нет – далековато мне … А вот мой дед – да! Это его мысли… в книге… По большей части…
Когда уже гости допивали чай, Акайо пригласил Савву в свой кабинет… «На минуточку… Да… Одну минуточку… Извините». Он эту минуточку как-то по-особенному, отечески-грустно, смотрел Савве Арсеньевичу в самые-самые глаза… Даже лицо своё приблизил… Сказал наконец:
– Вы не очень доверяете мне, книгам этим … Теме этой оккультной … Нет… не так… Вы чувствуете мистическое, магическое… Но вас много обманывали на этот счёт… Да, я знаю. Есть очень много заурядных, невежественных, но кичливых людей, которые берутся выдать себя за оккультистов, астрологов и даже эзотериков. Иногда, цель – деньги, но чаще, о, чаще – желание возвысить себя в глазах окружающих! Опасайтесь и их книг, и их речей! Дураки-то они дураками, а зомбировать могут! Путать могут! Ставить «зависимости, влияние своё»… Да, да –могут! Вся их «черная кровь» кипит особой, злой энергией! И завистью! «Подмять», «зацепить», «срезать» одарённого, доброго человека – их главное удовольствие!.. Но я не о том – глаза старика стали «горячими». – Я вижу, чувствую! Что вы… «доросли»! До Высокой Магии! И вам не нужно много знаний об этом, много практик… Вот… Этот листок… Это Введение в книгу! Ваша музыка вам помогает! Ох, как! И вам нужно лишь… э… созвучие вашего круга. Круга людей, интересов тех, что любите по-настоящему. Собирание этого…
– Мы говорим – Игра! – неуверенно заметил Савва и вопросительно посмотрел на мудреца.
– Пожалуй… Только проще… Проще! И меньше вещей! Вы, западные люди чересчур… Ведь люди созданы, чтобы их любили, а вещи – чтобы ими пользоваться… Сейчас – наоборот! Это страшно! Страшно, что у молодых нет в сердце мудрых, добрых, сильных авторитетов… Чувства, самые заветные чувства, и то устаревают… Чуть сломалась… «Игрушка» – дай другую. Новую, дорогую, престижную! А ведь сломанную руку носят, осторожно прижав к груди… С людьми, с людьми не играйте! Учитесь терпению и прощению. – Японец поклонился и стих. Именно стих… Словно осенний лист упал на холодную землю…