Странник

Люди… Люди выходили из стен, как из курток. Они были не призраки – они были вернувшиеся. Кто-то тряс руками, проверяя, слышат ли пальцы. Кто-то кричал. Кто-то смеялся через слёзы. Кто-то спрашивал: «Правда?», и ему отвечали: «Да», и это «да» становилось мостом через всё, что было.

Сая стояла, держась за парапет, и плакала так, как плачут редко – когда звук переходит через край и становится смехом.

– Слышишь? – спросила она.

– Слышу, – ответил он.

– Это они благодарят. И друг друга, и тебя.

– Меня – позже. Сначала – друг друга.

Рин уже устроил маленький концерт: достал из рюкзака флейту, которая, казалось, пережила две войны и три пожара, и пытался сыграть «что-нибудь жизнерадостное». Получалось громко и ужасно, но толпа завыла от восторга, и кто-то кричал: «Ещё!»

На соседней крыше двое парней переругивались, кто громче крикнет «живём!», и, кажется, слышно было до окраины. На площадях застрекотали велосипеды – кто-то нашёл насос. На набережной загудели лодочные моторы – первый за многие годы неприятный звук, который захотелось целовать.

Город радостно вздохнул. Это не метафора – он действительно вздохнул. Звук прошёл по улицам, от центра к окраинам, как мягкая буря, и вся пыль поднялась и осела уже другой – полезной: пылью жизни.

После

Они спустились с крыши, когда солнце перевалило за стеклянные зубцы небоскрёбов и стало золотить бетон так щедро, будто он был медом.

– Ты больше не Странник, – сказала Сая, рядом с фонтаном, где снова текла вода. – Но пока не время выбирать новое имя.

– Согласен, – ответил он. – Я пока поживу без ярлыка.

– Ненадолго, – вмешался Рин. – Тебе идут имена. Особенно те, от которых другие бросаются обниматься.

– Ты просто хочешь ещё один концерт, – усмехнулся он.

– Ещё два. И без бисов.

Сая подняла фонарь. Теперь в нём мерцал не сумрак, а тёплое свечение – не свет и не звук, а их договор.

– Возьми, – сказала она. – Пусть слышит тебя там, где темно. Там легче зажигать.

– Он же твой.

– Он наш, – поправила она, и её улыбка была такой, которую города помнят.

Он оглянулся. На стене у выезда кто-то написал новой мелом:

НЕ РАЗГОВАРИВАЙ С ПЕРВЫМИ.

НО БЛАГОДАРИ ТЕХ, КТО ВСПОМНИЛ ТВОЁ ИМЯ.

Ему хотелось ответить ещё одной строкой. Он провёл пальцем по пыли и добавил:

ЖИЗНЬ – ЭТО КОГДА ЗВУК ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ.

Ветер тронул буквы и не стёр.

– Кто следующий? – спросил Рин, подтягивая рюкзак.

Сая посмотрела на север, туда, где линия города постепенно ломалась в воду.

– Город под водой, – сказала она. – Они зовут оттуда.

Он кивнул. В ладони звенел жетон – не холодный и не горячий, а правильный.

– Пойдём, – сказал он.

– Ты же только что спас мегаполис, – удивился Рин. – Может, перекусим?

– По дороге, – бросил он, шагнув в длинную, но уже не злую тень ближайшего дома.

Сая засмеялась. Рин фыркнул и побежал вперёд, показывая короткую тропу к лестнице в метро.

Город проводил их шумом – не оглушительным, а живым. Где-то запела скрипка. Где-то заорали торговцы, споря о старой цене за свежие яблоки. Где-то ребёнок сказала своё первое «я», и его повторили десять раз – со смехом, с аплодисментами, с тем самым радостным вздохом, который умеют только города, вернувшиеся к себе.

Тень на ступеньках была прохладной. Под ней – следующая история. Он оглянулся в последний раз – и увидел, как над крышей Центра, где они называли имена, поднимается стая светлых теней. Не в страхе – в прощении.

Он шагнул – и исчез. Город дышал. И это было достаточно.

Город под водой

Он прибыл к берегу ночью.

Ночь была не просто тёмной – она казалась густой, как масло, и пахла солью, металлом и чем-то далёким, едва уловимым, словно старыми книгами, которые слишком долго пролежали в сундуке.

Перед ним простиралось море. Но море было странным.

Волны не шумели. Они не катились к берегу, не разбивались о камни. Они лишь поднимались и опускались, едва заметно, будто дышали. И в этом дыхании было что-то слишком ровное, почти неживое.

Вода была чёрной и гладкой, как зеркало. Но если присмотреться, в её глубине виднелось не отражение звёзд, а смутные очертания – башни, купола, арки. Целый город, спрятанный под толщей воды.

Он слышал о Зильмарах. Когда-то это был сияющий порт – место, куда стекались корабли из всех концов света. Здесь продавали пряности, которые пахли так сильно, что кружилась голова, и ткани, тоньше паутины. Здесь в тавернах моряки рассказывали истории, в которых правда и ложь так переплетались, что уже не имело значения, где кончается одно и начинается другое.

Но однажды город исчез. Не от бури, не от землетрясения. Говорили – от слов.

Слова перестали звучать. Сначала это было незаметно – просто пропала песня у рыбаков по утрам, потом торговцы перестали зазывать покупателей, потом смолкли колокола. И в конце концов город стал молчать так глубоко, что вода просто легла на него, как крышка.

Старый рыбак, которого он встретил днём в соседней деревушке, сказал ему:

– Зильмар не утонул. Его утопили. И не водой.

Теперь он стоял на причале.

Пристань была гнилая, доски – влажные и мягкие, словно их жевало море. На одном из столбов висела табличка, прибитая криво, и буквы на ней были вырезаны ножом:

"Чтобы войти, перестань бояться утонуть в себе."

Он провёл пальцами по надписи, и буквы были холодными, как камень.

Лодки нигде не было. Но он и не искал.

Он шагнул вперёд.

Вода не встретила его холодом или тяжестью – она приняла его, как воздух. Лёгкий толчок, и он уже не падал, а словно скользил вперёд, окружённый светом.

Зильмар встретил его мягким, сине-зелёным туманом. Он висел в воздухе, обволакивая здания, скользил по мостовым и колоннам. Здесь не было ощущения, что он под водой – наоборот, всё вокруг казалось сухим, но каким-то… безвременным.

Первые улицы были широкими, вымощенными плитами, на которых виднелись выгравированные узоры – то ли старые карты, то ли фрагменты стихов. Если смотреть на них слишком долго, казалось, что они двигаются.

На стенах домов, сделанных из мрамора и бирюзового камня, висели маски – каждая со своим выражением лица. Некоторые улыбались, другие плакали, третьи смотрели пустыми глазами. Он не сразу заметил, что глаза некоторых масок следят за ним.

Первые призраки показались ему издалека. Они были тонкими, почти прозрачными, двигались медленно, как туман.

Один сидел на ступенях старой таверны, в руках у него был кубок, из которого не лилась жидкость.

Другая, женщина в длинном платье, шла по улице и несла в руках книгу, страницы которой перелистывались сами собой.

Кто-то стоял у окна, глядя в пустой двор.

Ни один из них не издал ни звука. Но он чувствовал на себе их взгляды – мягкие, но настороженные.

Он остановился у площади. В центре был круглый бассейн с чёрной водой. Вода была неподвижна, как зеркало, и в отражении он увидел не своё лицо, а какое-то другое – старшее, с глубокими морщинами и глазами, в которых горел огонь.

– Не смотри слишком долго, – сказал голос за его спиной.

Он обернулся. Перед ним стояла женщина в сером плаще. Её лицо было размыто, как будто он смотрел на него сквозь туман, но голос был твёрдым.

– Почему? – спросил он.

– Потому что вода здесь помнит всех, кто на неё смотрел. И возвращает им то, что они боятся потерять.

– А если я ничего не боюсь потерять?

Она тихо рассмеялась.

– Значит, ты уже потерял.

Она исчезла, словно её и не было.

Он продолжил путь. В глубине города всё становилось тише. Даже собственные шаги он перестал слышать. Казалось, что его движения поглощает невидимая ткань.

В одной из узких улочек он заметил мальчика. Тот сидел на парапете и что-то вырезал из куска дерева. Когда он подошёл ближе, мальчик поднял голову и протянул ему фигурку – маленький кораблик с парусом.

– Это тебе, – сказал он.

Голос мальчика был тихим, но ясным, как звон колокольчика.

– За что? – удивился он.

– Чтобы не забыл, что отсюда можно уйти.

Он шёл всё дальше, и туман становился плотнее, тяжелее. Свет, казавшийся вначале мягким, теперь был холодным, как свет лампы в пустой комнате.

Дома здесь были выше, крыши – из тёмной черепицы, в которой застряла вода, сверкавшая, как жидкое стекло. На балконах висели флаги, но их ткань была застыла в каком-то одном движении, будто ветер коснулся их и замер.

Иногда он слышал… почти звук. Не музыку, не слова – скорее, дрожь в воздухе, как если бы под землёй билось огромное сердце. Каждый раз, когда он пытался прислушаться, дрожь исчезала.

У одного из домов он заметил лавку. Дверь была приоткрыта, и внутри горел странный свет – не жёлтый, как от свечи, и не белый, как от лампы, а бледно-голубой, будто в помещении горел лёд.

Он вошёл.

На прилавке стояли стеклянные банки, в каждой – крошечная фигурка человека. Одни спали, другие сидели, обняв колени, третьи стояли и смотрели в пустоту.

Из-за прилавка поднялась женщина в тёмном фартуке. Её глаза были прозрачными, словно их заменили осколки стекла.

– Ты не отсюда, – сказала она.

– Нет.

– Тогда тебе лучше уйти. Здесь продают то, что ты не хочешь купить.

– Что это? – он кивнул на банки.

– Оставленные воспоминания. Люди избавляются от них, чтобы не тонуть в собственных историях. Но… – она коснулась одной из банок, и внутри фигурка вздрогнула. – Всё, что выброшено, ищет, к кому прицепиться.

Он молча вышел.

Дальше улицы стали уже, а здания – плотнее. Каменные стены теснились, как зубы в слишком узкой челюсти. Где-то наверху что-то зашуршало. Он поднял голову, но увидел лишь движущиеся тени.

На перекрёстке сидел старик. Он держал в руках сеть и, казалось, плёл её из лучей света. Каждый узелок был сплетён из тонкой серебряной нити.

– Красиво, – сказал он, останавливаясь.

– Это не красота, – ответил старик, не поднимая головы. – Это капкан. Для тех, кто забывает, что они живые.

– Много таких?

– Здесь? Все.

На следующей площади он увидел фонтан. Но вместо воды изо рта каменной рыбы текли буквы – сияющие, переливающиеся, словно капли. Они падали в чашу и растворялись, испуская тихий звон.

Он коснулся одной из букв пальцем – и в голове раздался чей-то голос: "Я не успел вернуться…".

Он отдёрнул руку. Фонтан продолжал литься, и голоса множились – шёпот, крики, смех, рыдания, всё смешивалось в странную симфонию.

В глубине города воздух стал гуще. Он чувствовал, что за ним кто-то идёт. Оборачивался – пусто. Но шаги слышались в такт его собственным, как эхо, которое слишком близко.

На узкой улочке он встретил женщину в алом. Её лицо было скрыто вуалью, руки – в чёрных перчатках. Она остановилась напротив, не двигаясь, и произнесла:

– Ты идёшь туда, где нет пути назад.

– И что там?

– Там решают, останешься ты здесь навсегда или уйдёшь с теми, кто споёт твоё имя.

Она протянула ему ключ. Маленький, из серебра, с выгравированным словом "дверь".

– Это от чего?

– От того, что тебя встретит.

Она прошла мимо, исчезнув за углом.

н шёл за дрожью воздуха, за тем невидимым сердцебиением, которое время от времени накатывало, как глухая волна. Дорога вела вниз – к самому дну Зильмара.

Здесь улицы становились шире, но от этого не становилось легче. Всё пространство было пропитано ожиданием. Казалось, что сами стены наклоняются, чтобы лучше слышать, кто по ним идёт.

В конце длинного проспекта он увидел её – Площадь голосов.

Это было странное место. Каменная чаша, окружённая колоннадой, с широким кругом в центре. Когда-то здесь стояли сцены, и весь город собирался, чтобы слушать песни, истории, речи. Теперь сцены не было. Только круг чёрной воды посередине, словно озеро проросло прямо в сердце площади.

Вокруг стояли фигуры. Люди? Призраки? Он не был уверен. Их лица были размыты, как на старых фотографиях. Они стояли неподвижно, глядя в воду.

Он сделал шаг внутрь.

И туман над водой дрогнул.

Из глубины медленно поднялась фигура. Женщина в красном, стройная, с длинными руками и сетью из чёрных прожилок за плечами, напоминающих крылья. Её лицо было гладким, без черт, но он всё равно чувствовал на себе её взгляд.

– Ты пришёл, – её голос был как шелест сухих водорослей. – Чтобы увидеть, как мы умираем?

– Я пришёл, чтобы понять, почему вы всё ещё здесь.

– Мы здесь, потому что нас не отпустили. Нас забыли. А забытое всегда тонет.

Вокруг них, на краю площади, начали шевелиться другие тени. Они двигались как хищники, медленно и по кругу. Он понял – это не призраки.

Твари были похожи на людей, но их силуэты расплывались, будто вода текла по ним, стирая очертания. Внутри у них не было ничего – пустота, провалы вместо глаз, бездна вместо рта. Они шли медленно, но от их приближения камень под ногами становился влажным.

– Кто это? – спросил он.

– Те, кто кормится нашим молчанием, – ответила женщина. – Ты их не победишь.

– Это мы ещё посмотрим.

Он шагнул назад, но дорога уже закрылась. Тени перекрыли проходы. Откуда-то сверху, из проломов в крышах, сползали новые.

Он сжал рукоять клинка. Свет внутри оружия жил своей жизнью – тихо пульсировал, будто ждал приказа.

Один из демонов сорвался с места и бросился на него. Он ударил клинком, и существо разлетелось на капли чёрной воды, которые шипя впитались в камень. Но двое других уже обходили его с флангов.

Он нырнул в сторону, перекатился, отбил удар и встал в центр круга.

– И что, так каждый день у вас? – бросил он в сторону женщины в красном.

– Каждый день, пока нас не вспомнят.

В этот момент в дальнем конце площади мелькнула знакомая фигура. Сая. Она держала в руках что-то сияющее, и даже издалека он почувствовал силу этого света.

– Держись! – её голос прорезал туман, и демоны отшатнулись на миг.

За её спиной показался Кел, таща за собой верёвку, на конце которой билась гигантская рыба, излучающая яркое серебряное свечение.

– Я тут, как договаривались, – крикнул он. – Давай сделаем этим тварям больно!

Туман над Площадью голосов сгустился в стены. Они стягивались всё ближе, замыкая бой в каменной чаше.

Демоны шли со всех сторон. Теперь он видел, что их было не меньше двух десятков. Одни двигались низко, почти на четвереньках, как волки. Другие – высокие, вытянутые, шагали плавно, как под водой.

– Справа! – крикнула Сая.

Он развернулся, и клинок встретил когти. Вспышка света – и первый из нападавших разлетелся на рваные тени, которые втянуло в щели мостовой.

– Лови! – Кел бросил ему мешочек. Тот поймал, на ощупь почувствовал зернистую, солёную крошку.

– Что это?

– Соль памяти. Эти твари ненавидят, когда их помнят! – Кел, не дожидаясь ответа, метнул горсть в лицо одному из демонов. Существо взвыло так, что туман над ними на миг рассеялся.

Двое обошли его с тыла. Он упал на спину, скользнул по мокрому камню и рубанул снизу вверх. Свет полоснул обоих, и те отлетели к краю площади.

– Ещё! – Сая подбросила ему второй мешочек.

Она сама стояла у круга воды, держа обе руки над поверхностью. Слово, что она принесла, медленно проступало на глади.

Элеон.

Каждая буква сияла мягким золотом.

– Держи их, пока я не закончу! – её голос дрожал от напряжения.

Демон с крыльями метнулся к ней, но Странник в прыжке встал между ними. Удар когтей отразился от клинка, но сила была такой, что его отбросило на несколько метров. Он врезался спиной в колонну, и в глазах потемнело.

– Вставай! – Кел уже был рядом, отгоняя тварь ударом гарпуна. – Я один тут не вывезу!

Они встали плечом к плечу. Один рубил, другой колол. Камень под ногами вибрировал – Зильмар просыпался.

Слева раздался глухой удар, и из-под мостовой вырвался столб воды. Он ударил в группу демонов, разбросав их, как щепки.

– Видишь?! – крикнул Кел. – Город с нами!

И он был прав. Из фресок на колоннах начали сходить силуэты – призрачные фигуры людей. Рыбаки с сетями, женщины с чашами, дети с лентами. Они окружили демонов, и каждый их жест оставлял на телах врагов светящиеся ожоги.

– Готово! – Сая подняла руки, и слово Элеон вспыхнуло.

Он понял, что это его момент.

– ЭЛЕОН! – крикнул он, вкладывая в слово всю силу, весь гнев и всю память, что ещё хранил.

Волна света прошла по площади. Демоны начали растворяться – медленно, будто их выдувало из мира.

Туман рассеялся. Башни вокруг площади загорелись мягким светом. Из окон выглядывали лица – живые, настоящие. И город впервые за много лет вздохнул.

Свет от слова Элеон рос и становился плотнее, пока не заполнил каждый переулок, каждый пролом в мостовой. Он входил в дома, обнимал улицы, стекал по башням, как тёплый дождь.

Странник стоял в центре Площади голосов, сжимая клинок, и видел, как туман уходит прочь. Вместо мутной воды над головами – чистое небо. Сначала оно было бледным, но с каждой секундой насыщалось цветом, как будто кто-то рисовал его прямо сейчас.

Кел присвистнул:

– Ну… этого я точно не видел.

Город дрогнул. Не от страха, а как человек, который просыпается после долгого сна. Мосты заскрипели, башни чуть наклонились, потом выпрямились. По мраморным улицам пробежали первые ручейки воды, но они были чистыми, прозрачными.

И тогда Зильмар начал подниматься.

Ощущение было странным: не качка и не тряска, а лёгкое чувство полёта. Стены и дома уходили вверх, а вокруг – вода становилась всё прозрачнее, пока не осталась только блестящей плёнкой.

Внезапно город прорвал поверхность.

Солнечный свет ударил в купола, в стеклянные витражи, в крыши. С них сорвались брызги, разлетевшись в радугах.

Они оказались в долине, окружённой горами, на берегу огромного озера. Луга были усеяны цветами, ветер приносил запах травы и меда. Птицы кружили над башнями, словно ждали этого момента все годы.

Жители Зильмара, те, кто был призраками, теперь стояли на улицах – живые. Кто-то падал на колени, кто-то смеялся, кто-то пел. Дети бежали по мостам, ловили брызги и кричали от радости.

Сая тихо сказала:

– Он вернулся домой.

Кел поправил мокрые волосы и усмехнулся:

– Теперь это точно место, где я бы остался. Если бы не все эти ваши… судьбоносные походы.

Странник посмотрел на долину. Сердце билось в такт шуму реки, в такт шагам людей, которые снова были вместе.

Город дышал. Радостно. Глубоко.

Странник стоял на центральной лестнице, ведущей к озеру. Солнце отражалось в воде, в каждом отражении – новый Зильмар: сияющий, живой, полный голосов.

К нему подошёл седой мужчина в одежде старого мастера – тот, кого он видел в толпе призраков. В руках он держал небольшой камень, гладкий, с резьбой в виде волны.

– Это сердце Зильмара, – сказал он. – Оно будет помнить твоё имя, даже если забудешь его ты.

Странник взял камень. Он был тёплым, словно в нём билась жизнь.

Сая подошла ближе, её глаза светились, как вода под солнцем.

– Когда-нибудь, – сказала она, – мы снова встретимся. И, может быть, тогда у тебя будет имя, которое ты выберешь сам.

Кел, сидя на перилах моста, махнул рукой:

– Ладно, герой, хватит слюни распускать. Вперёд! Следующая остановка, наверное, будет в ещё более странном месте.

Странник посмотрел на город ещё раз. Башни отражали небо, улицы были полны смеха и песен.

– Прощай, Зильмар, – тихо сказал он. – Пой, пока небо слушает.

Он шагнул в тень под аркой моста.

Мир снова качнулся – и Зильмар остался позади, а впереди был новый путь, новые города и новые тени, которым предстояло увидеть свет.

Храм под автострадой

Он вошёл в город на рассвете.

Солнце здесь не поднималось быстро – оно как будто не хотело торопиться, лениво растекаясь по крышам, заползая в окна, выцарапывая свет из ночи. Улицы были узкими, в три-четыре этажа ввысь, дома стояли вплотную друг к другу, нависая так, что небо просматривалось тонкой полоской, как трещина в старом потолке.

В этом городе было тихо, но не пусто. Где-то хлопала ставня, кто-то тянул за собой тележку с мешками, вдалеке звенела цепь. Тишина была не мёртвой – просто вязкой. Как густой мед, в котором застряли все звуки.

Под ногами мостовая – плитка, треснувшая и выгнутая, с тёмными пятнами, похожими на старые кляксы чернил. На стенах – знаки, непонятные и разнообразные: круги с тремя точками внутри, стрелки, нарисованные вверх, слова на незнакомом языке. Кто-то явно оставлял их намеренно, но для кого – неизвестно.

В воздухе пахло мокрым камнем, металлом и пряностями – как если бы где-то рядом кто-то готовил еду, но запаху было уже несколько часов.

Он шёл медленно, разглядывая окна. Некоторые были заколочены, некоторые – открыты, но без стекла, просто с пустотой за рамой. Иногда он видел силуэты: тень на секунду возникала за занавеской, и тут же исчезала.

Под городом гудело. Не как метро или трубы – этот гул был слишком неровным, то нарастая, то стихая, как дыхание чего-то огромного.

Он прошёл мимо площади, где когда-то, видимо, был рынок. Теперь – лишь несколько старых ларьков, накрытых ржавыми крышами, и пара торговцев, молча продающих связки сушёных трав. Никто не зазывал, не выкрикивал цену. Один из торговцев просто поднял глаза и тихо сказал:

– Не спускайся туда.

– Куда?

– Туда. – Мужчина ткнул пальцем в землю. – Там они.

Странник не стал задавать лишних вопросов. В таких местах ответы редко бывают полезными.

Чуть дальше начинались мосты. Не высокие, через реку, а низкие, перекинутые через узкие каналы и каменные ямы. Мостов было много, и под каждым слышалось эхо капель, падало слабое, тусклое свечение.

Он остановился у одного из них. Внизу была тень, настолько плотная, что казалось – это не просто отсутствие света, а что-то материальное, густое.

– Плохое место для прогулки, – раздался хриплый голос сбоку.

Он обернулся.

Из тёмного проёма между домами вышел человек. Высокий, плечистый, в тяжёлой куртке, перепачканной маслом и пылью. На голове – старый мотоциклетный шлем без визора. За спиной – длинная сумка, из которой торчали рукоятки инструментов, металлические трубки и кусок цепи.

– Ты кто? – спросил Странник.

– Я? – Мужчина стукнул кулаком по груди. – Бульдозер. Потому что если я вхожу куда-то, там больше ничего не стоит.

Он снял шлем. Лицо было обветренным, с морщинами и шрамами, но глаза – живые, ироничные, как у того, кто видел достаточно, чтобы перестать пугаться.

– А ты кто? Путник? Охотник? Или один из тех, кто лезет в старые храмы ради острых ощущений?

– Что-то среднее.

Бульдозер хмыкнул:

– Ну, среднее тут долго не живёт. Слушай, раз уж ты тут, предупрежу: под этим мостом вход в одну… неприятную достопримечательность. И я туда иду.

– Один?

– Был бы дурак. Но, кажется, ты не дурак. А у тебя за спиной что-то, что может резать быстрее, чем я бью. Так что, может, пойдём вместе?

Странник прищурился:

– И что там?

– Что-то старое. И кто-то. Живой, но ненадолго, если мы не поторопимся.

Они стояли у края моста.

Сверху по нему проезжала телега с ящиками – колёса громыхнули, пыль просыпалась в щели досок, но вниз не упала. Как будто воздух под мостом не пропускал ничего лишнего.

– Тут надо знать, куда ступать, – сказал Бульдозер, нагибаясь. Он достал из сумки фонарь – старый, на керосине. Щёлкнул зажигалкой, и пламя в фонаре дрогнуло, вырвалось маленьким жёлтым языком.

– Электрический не берёшь? – спросил Странник.

– Электрический – это как чистая одежда на стройке. Модно, удобно, но через пять минут бесполезно. Здесь всё, что на батарейках, дохнет через пару шагов.

Он поднял фонарь, и жёлтый свет выхватил из темноты старую металлическую лестницу. Ступени были кривыми, местами съеденными ржавчиной.

– Ну, красавица, держи нас, – пробормотал Бульдозер и первым начал спуск. Металл скрипел под его весом, и этот скрип уходил вниз, в темноту, как предупреждение.

Странник последовал за ним.

Запах изменился. Наверху пахло пылью и камнем. Здесь – влажной землёй, железом и чем-то, что он не мог сразу определить. Как будто кто-то заварил чай из ржавых гвоздей и старых костей.

– Когда-то это была дренажная система, – сказал Бульдозер, не оборачиваясь. – Потом кто-то пробил глубже. Нашёл, что под городом… не совсем пустота.

– Кто-то?

– Городские копатели. Они же и исчезли первыми.

Внизу лестница упиралась в тоннель. Стены были из старого камня, кое-где он был выглажен, словно отполирован руками или водой. Потолок низкий, в некоторых местах приходилось пригибаться.