Сборник рассказов о судьбах

Боюсь, что и ты обретешь лицо

1.

Мою кошку звали Муркой, она прожила больше десяти лет, но и теперь не оставила меня.

Когда я вернулся в квартиру, разулся, отмыл в ванной лопату и вошел в комнату, Мурка сидела на подоконнике, обернув свои лапы хвостом, смотрела вниз на дерево, под которым несколько минут назад я зарыл ее тело, завернутое в полиэтиленовый пакет с логотипом магазина «Пятерочка».

– Удивительное все же создание – твоя кошка, Вадик.

Я обернулся, мама сидела за столом и смотрела на Мурку.

– Да, – согласился я, – хотя все говорили, что кошка – это животное, которое гуляет само по себе. Говорили, вот собака – другое дело. Она все делает ради хозяина, а кошка ради себя. Но Мурка была удивительным существом. Мне казалось, что она чувствовала мое настроение и поддерживала. Сколько от нее тепла было во всех смыслах.

Кошка, будто почувствовав, что говорят о ней, беззвучно спрыгнула на пол, подошла ко мне, потерлась о ноги.

Я это видел, но не чувствовал, я же себе полностью отдавал отчет в том, что происходит.

– Она останется навсегда, ты к ней привязался, – сказала мама, поманила Мурку, протянув руку. – Тебе никогда не придется разговаривать самому с собой.

Легко оттолкнувшись от пола, кошка вспрыгнула на мамины колени.

– Конечно, я же не этот…, – ответил я.

Мама прекрасно знала всю мою историю, она не сомневалась, что я не сумасшедший, который может разговаривать сам с собой, как дворник Миша в том далеком теперь детстве.

2.

Все детские воспоминания связаны с детским домом, в который я попал из Дома малютки, куда меня передали из роддома после отказа от меня моей мамы.

Про этот отказ я узнал намного позже, когда уже подрос.

Тогда же у меня был единственный закадычный друг – Сашка, мы были неразлучны с малолетства, сколько себя помню. Он так и остался на всю жизнь единственным моим другом, других не появилось, не нашлись.

Но разлучили нас очень рано, нам было лет по девять-десять, сейчас уже точно и не вспомнить.

А началось все с фильма «Достояние Республики», который мы в тот год впервые увидели по телевизору.

Как нас вдохновил герой этой истории – Кешка. Мы просто бредили мечтой стать беспризорниками, отправиться в путь, чтобы встретить таких же интересных людей, пройти такие же испытания и приключения, чтобы попасть туда, «где тепло, где яблоки».

Сбежали мы летом.

Отошли от детдома, наверное, на пару километров и попали на территорию какого-то заброшенного завода. Там и наткнулись на жуткого вида мужика:

– Ну-ка что там у вас в котомках? – его огромная ужасающая фигура неумолимо надвигалась.

Мы бросились врассыпную.

Я мчался по каким-то огромным ангарам, перебирался через насыпи и железнодорожные пути, потом залетел в кирпичное здание, где, поскользнувшись на мокрой доске, сорвался в люк. Не разбился чудом, упал на гору картонных коробок.

Замер.

Прислушался.

Вокруг тишина.

Выждал.

Погони нет.

Встал и начал в полной темноте ощупывать стены. Никакой лестницы, никаких выступов, только где-то очень высоко маленькое светлое пятно открытого люка.

Я крикнул.

Эхо, отразившись от стен, заметалось по подземелью, еще больше напугав меня.

Я сел на коробки и расплакался.

Вскоре стемнело и за отверстием люка.

Я уже не плакал, я сидел и боялся. Я боялся одиночества и неизвестности. Мне хотелось с кем-нибудь поговорить, неважно с кем, пусть даже с тем страшным мужиком, что хотел напасть на нас. Но никого не было.

Потом раздались шорохи чьих-то лапок у противоположенной стены.

– Эй, кто там? – крикнул я, как мне казалось, грозным голосом.

Шорохи стихли.

– Эй! – повторил я, голос сорвался, выдав мой страх.

Тишина.

Тогда я и вспомнил нашего дворника Мишу – старика, который работал в детском доме. Мы частенько подкрадывались по вечерам к дворницкой каморке и слушали, как Миша разговаривает сам с собой. Он не просто говорил, он спорил, он ругался, было ощущение, что он не один, но мы видели в окно, что никого, кроме Миши, в каморке нет.

Наблюдать это было жутко.

Тогда, под окном каморки, я и услышал впервые от мальчишек слово – «сумасшедший».

Сейчас, в подземелье, мне очень хотелось нарушить тишину своего заточения, было острое желание слышать хотя бы свой голос.

Но, все же, больше окружающей тишины я боялся, что стану сумасшедшим, то есть человеком, который разговаривает сам с собой.

И тогда случилось чудо.

Я не знаю, как я об этом догадался, откуда пришла эта идея, но я отчетливо в одно мгновение понял – что надо делать. Я напряг воображение и уже через пару секунд видел сидевших передо мной двух мальчишек.

– Привет, – тихо прошептал я.

– Привет, – ответил один из них. – Давно здесь?

– Не знаю.

– У меня есть спички, – вмешался второй, порылся в куче картонных коробок, извлек оттуда скомканный лист упаковочной бумаги и поджег его.

Стало светлее, стали понятны размеры нашего узилища, я увидел, что сидим мы на горе старых смятых коробок из-под обуви.

Страх ушел, растворился в звуке голосов моих собеседников.

Мы много и долго разговаривали.

Я придумывал им их жизни, а они мне их рассказывали.

Я очень отчетливо понимал, что никаких мальчишек нет, что они плод моей фантазии, но я теперь был абсолютно уверен, что разговариваю не сам с собой, чтобы просто нарушать пугающую тишину и стать сумасшедшим, а веду беседу с двумя людьми.

Иногда я проваливался в сон. Надолго? Я не знаю.

В какой-то момент мне привиделось, не знаю, во сне или бреду, который порой накрывал меня, что я сижу в каморке у дворника Миши, он меня спрашивает, где я, я что-то отвечаю, объясняю. При этом я сижу к нему спиной, а мне на голову накинуто то-ли одеяло, то-ли какое-то покрывало.

Нашли меня через три дня.

Два месяца я провел в больнице, когда выписали, то поместили в другой детдом.

Нас с Сашкой разлучили.

Он нашел меня лет через десять, когда вернулся из армии, а я уже учился в институте. Наша дружба продолжается по сей день, хотя живет теперь Сашка далеко, где-то на Байкале.

Я ни с кем из новых знакомых в новом детдоме не сходился. Когда становилось одиноко, уходил в какое-нибудь пустое помещение или на улицу и придумывал себе собеседников. Многие из придуманных мной приятелей становились постоянными, мне нравились их образы, я оставлял их надолго, некоторые быстро исчезали и больше не приходили. Но я помнил про каждого из них, какую я им придумал судьбу. Мне было интересно с ними.

Когда я учился в восьмом классе, появилась мама.

Это случилось неожиданно. Я был в физкультурном зале, сидел в полумраке и разговаривал с двумя мальчишками, которых придумал еще там, в подвале заброшенного завода. Мы были увлечены спором о новом фильме, но вдруг за моей спиной раздался шорох, который услышал только я.

Обернулся.

Фигура стояла ко мне спиной и была бесформенной, как будто, накрытая одеялом или широкой накидкой, нельзя было определить очертания фигуры, волосы тоже были скрыты. Но я сразу понял, что это моя мама.

Я повернулся к приятелям и понял, что они фигуру не видят, ее вижу только я.

– Ты же знаешь, кто я? – спросила мама.

– Да.

Приятели вышли, подчинившись команде моего воображения, оставив нас наедине.

– Я долго не решалась прийти.

– Мама, я рад, что ты пришла. Я не сомневался, что ты придешь, – эта мысль мне тогда впервые пришла в голову, но я почему-то сразу поверил в то, что был в этом уверен всегда.

В первый раз она пробыла недолго. Я успел рассказать про Сашку и наш побег.

Мама ни разу не повернулась ко мне.

Потом она стала появляться регулярно, всегда в накидке, всегда спиной ко мне.

Однажды я попытался, резко встав, обойти ее, но она отвернулась, мне только показалось, что вместо лица мелькнуло какое-то белесое пятно, видимо, это были отсветы фонарей за окном.

– Никогда не делай так, это недопустимо, – попросила она.

Я не стал спорить и никогда больше не пытался увидеть ее лицо.

Через несколько месяцев ко мне пришел еще один человек в накидке, лица которого я не мог увидеть. Потом еще и еще.

Эти люди знакомились со мной, что-то спрашивали, что-то от меня про меня узнавали и исчезали, но некоторые приходили по несколько раз. Но они всегда приходили по одному, не было ни разу, чтобы время их визитов пересеклось, даже при маме они не являлись.

Анализируя это, я пришел к выводу, что они отличаются от тех, кого я придумывал. У меня была уверенность, что они не плод моей фантазии, что они существуют в реальной жизни. Я их в ней никогда не видел, как, например, маму, поэтому я не могу представить их лица или фигуры, но они появляются зачем-то рядом со мной.

Зачем? Я не знал.

Я точно знал, зачем появляется мама.

Она часто мне помогала советом или просто сочувствием и пониманием. Это было очень важно для меня.

Учился я хорошо, легко поступил после десятого класса в институт.

Потом появился Сашка, который долго меня разыскивал. Как я был рад! Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Мы чуть не сутки просидели в моей маленькой квартире, которую мне предоставило государство на совершеннолетие. Мы говорили без умолка, мы рассказывали друг другу наши жизни. Та детская дружба, то единение наших душ, казалось, вспыхнули с новой силой.

А через несколько месяцев Сашка завербовался в какую-то экспедицию, чтобы подзаработать, уехал, как говорил, на несколько месяцев, а оказалось – навсегда.

В институте я влюбился, да так, что даже забросил общение с придуманными товарищами. Теперь приходили только люди без лиц и, конечно, мама, потому что их появлением я так и не научился управлять.

Мое счастье длилось два года, а потом семья моей любви эмигрировала в Израиль, и моя жизнь погрузилась во мрак, будто соскользнула с доски в люк.

В тот период меня спасала мама, она даже позволила мне несколько раз припасть к ее спине. В эти моменты боль моя душевная отступала.

А потом я научился представлять образ Сашки и общаться с ним.

К тому времени круг моего вечернего общения распадался на три уровня: выдуманные мной образы, люди без лиц и Сашка. Я думаю, если бы у меня еще были друзья, то я бы научился и их вызывать для общения. Но тех знакомых, которые были у меня в реальном мире, я не хотел вызывать по вечерам, мне хватало с ними дневных разговоров.

Я понимал, что это совсем разные уровни, потому что они никогда не реагировали на появление друг друга, они существовали, как будто, в разных измерениях, пространствах, мирах. Только я мог видеть одновременно выдуманные образы и фигуру без лица или Сашку они же вели себя так, что было ясно – они не знают о присутствии друг друга.

Вскоре Сашка начал появляться вместе с женщиной без лица.

Я позвонил ему, он похвастался, что женился, жену зовут Зоя, и ждут они пополнения семейства. Я был очень рад за него, за них.

И вот через четыре месяца я впервые увидел, как бесформенный силуэт обретает лицо.

Это было вечером у меня дома. Я сидел на диване, напротив меня у стола Сашка и его жена в накидке спиной ко мне. Мы о чем-то увлеченно разговаривали, сейчас и не вспомнить, о чем, вдруг, уронив накидку, ко мне повернулась Зоя.

Мне она сразу понравилась, молодец Сашка – отличный вкус.

На следующий день я позвонил другу, находясь под впечатлением очарования его супруги.

– Вадик, Зоя вчера умерла при родах.

Я онемел. Я был в шоке, я не находил слов, чтобы поддержать друга, да и какие слова тут могут помочь.

Но выводы я стал пытаться делать после того, как еще одна фигура в накидке обрела лицо.

Эта фигура появлялась несколько раз. Звали ее Нина. Мы о чем-то беседовали, она узнала, где я живу, а следующим вечером обратилась с просьбой:

– Вадим, это здорово, что мы живем в одном городе. Я уверена, я надеюсь, что ты сможешь мне помочь.

– Ты о чем? – удивился я.

Раньше фигуры появлялись просто для разговоров, они никогда не ссылались на факты из реальной жизни, тем более не обращались с просьбами.

– Я лежу в больнице на Вавиловых в коме. Уже давно. Запиши мой адрес. Я тебя умоляю, поезжай туда, уговори мужа и свекровь привезти ко мне Сереженьку, это мой сыночек. Они не привозят, боятся, что он увидит меня в таком состоянии и испугается. Но уже очень мало времени осталось. Попроси, чтобы привезли, чтобы он коснулся моей руки. Просто коснулся. Ты сможешь?

– Да, – я даже не задумался перед ответом, я был в полной растерянности от такого смешения мира фантазии и реальности. Если сказать честно, я не очень верил в происходящее, но поехал.

По дороге пытался придумать, что я скажу людям, живущим по записанному на обрывке бумаги адресу, если они там есть, и имя Нины для них что-то означает.

Имя Нины для них означало очень многое.

Я пытался придумать, на мой взгляд, правдоподобную историю, что Нина пришла ненадолго в себя и просила привезти сына, чтобы он прикоснулся к ее руке. Но свекровь сразу бросилась звонить в больницу, моя ложь вскрылась, мне пришлось бежать, провожаемому криками:

– Как вы могли! Как вам не стыдно! Что ж вы за люди-то такие….

На следующий вечер Нина вошла в мою комнату без накидки, с обретенным, истощенным, бледным лицом, в глазах стояла беспросветная тоска.

– Спасибо, Вадим, за попытку.

– Прости, я как-то все это неуклюже сделал. Я еще попробую, что-нибудь попытаюсь придумать…

– Не надо. Теперь-то уже поздно. Еще раз спасибо, прощай.

Именно в этот момент я понял значение появления лица у фигур в накидках.

Потом была еще одна фигура – Софья Павловна, ей надо было, чтобы я срочно приехал и позвонил к соседям, там у некой Верочки есть ключ от квартиры фигуры, нужно спешить, срочно…

Я сорвался в ночь, разбудил Верочку – сухонькую миниатюрную старушку, мы ворвались в соседнюю квартиру, где в комнате на полу лежала Софья Павловна, беспомощно и беззвучно шевеля губами.

Она еще несколько вечеров ко мне заходила в накидке, не поворачиваясь, хотя я уже видел ее лицо в реальном мире, но, видимо, по закону существования фигур я не мог его видеть при встрече вне реального мира. Она бесконечно благодарила за отзывчивость, а через неделю пришла с обретенным лицом проститься, глядя на меня прищуриваясь, напрягая зрение.

Теперь я точно знал, что означает для фигур обретение лица.

Лицо мамы я увидел впервые, когда уже третий год работал после окончания института.

Я много раз пытался мысленно представить его, рисовал свой портрет самого моего близкого человека. Мне оно представлялось молодым, счастливым. Будучи уверен, что похож на нее, добавлял в этот портрет какие-то свои черты.

Но я оказался далек от истины.

Измученное, испещренное морщинами, заляпанное пигментными пятнами рано постаревшее лицо, казалось, не имело с моим ничего общего. Неужели я больше похож на отца? Кто он?

Я никогда за долгие годы нашего общения не решился задать маме этот вопрос. Где-то в глубине меня находился тормоз, который не позволял задать ей этот вопрос и вопрос, почему она от меня отказалась. Больше всего на свете я боялся обидеть ее, оттолкнуть от себя, остаться без ее поддержки.

И вот, увидев мамино лицо, я осознал, что остался в этом мире сиротой, что теперь уже никогда этот расплывчатый силуэт в бесформенной накидке не превратится в настоящего человека, к которому я смогу припасть, обнять, ощутить биение родного сердца.

– Мама, ты теперь исчезнешь? – сглотнул я возникший в горле комок.

– Второй раз я не смогу тебя оставить, – вздохнула она.

Фигуры в накидках продолжали появляться, но, как я понял в последнее время, ни у одной из них не рождалось надежды, что именно я смогу им помочь. Может, они были из других городов, или я им не внушал доверия.

Неизменными оставались придуманные мной образы. После того, как у мамы появилось лицо, она научилась их видеть, начала принимать участие в наших беседах.

Однажды спросила:

– А ты не хочешь записать их жизни?

– Зачем?

– Не знаю, зачем-то записывают придуманные жизни. Людям нравится читать про придуманное.

– Мама, я не писатель, я программист. Лучше я буду заниматься тем, что умею.

– Как хочешь. Что нового у Сашки?

– Живет там на Байкале. Надеюсь, когда-нибудь к нему добраться. Говорят, там красиво.

Но Сашка приехал раньше. У него случилась командировка в Питер.

Мы сидели с ним вокруг бутылки конька у меня на кухне, вспоминали детство.

Мама тоже была за столом, но Сашка ее, естественно, не видел. Понимая это, она в разговор не вмешивалась, молчала. Образ Мурки иногда появлялся у ног, но не часто, она знала, что сейчас мне и так хорошо, я не один, я общаюсь.

Разговор прыгал с одного на другое, не имел строгой последовательности, вот всплыло воспоминание о детском доме, о каких-то товарищах из того времени, вспомнилась каморка дворника Миши.

– Кстати, Вадик, а ты знаешь, что это он тебя нашел? – спросил Сашка.

– Нет. Откуда? Меня же потом в другое место отправили.

– А, ну да. Я и забыл. Меня-то тогда сразу поймали, а ты пропал. Там целая операция по поиску была, с ментами, с объявлениями по столбам и стенам. Поднимали народ, прочесывали все вокруг, но все напрасно. А на третий день Миша пришел к директору дома и сказал, что знает, где ты. Ему не поверили, а он говорит, что ты сам ему об этом рассказал. Ну, сумасшедший, все же знали, но проверили на всякий случай, а ты там и оказался.

В моей голове очень отчетливо всплыла картинка того видения, которое я увидел в детстве, сидя в подвале: я в каморке у Миши, стою спиной к нему, на меня наброшена накидка, а дворник меня допрашивает, где меня искать?

3.

Эта фигура настойчиво появлялась уже пятый день подряд.

Звали ее Катей. Ей двадцать восемь, на семь лет младше меня, она парализована, это все, что я про нее узнал за время наших бесед, а она все вокруг да около, но все же на пятый вечер впрямую спросила мой адрес.

Я ответил.

– Я так и знала, – с облегчением прошептала она.

– Ты о чем?

– У нас общий балкон, только бетонной перегородкой разделен.

– И что? – я напрягся, неужели опять я вскоре увижу очередное лицо.

– Квартира наша на меня записана.

– Чья ваша?

– Я с отчимом живу, мама умерла. Он хочет меня со света сжить, я слышала, сегодня меня должны похитить и требовать выкуп. Это он придумал. Они на кухне договаривались. Я слышала. Я же ничего не могу, я только в кресле могу ездить, но он меня, когда уходит, пересаживает на диван. Я сама в кресло не могу, я и до двери не могу.

– Так выкуп-то зачем?

– Они должны меня убить, даже если полиция выкуп предложит. Вадим, я сейчас одна дома, перелезь, пересади меня в кресло на колесах, вывези. Отчим не скоро должен вернуться. Вадим!

Я выскочил на балкон.

Окно в ее квартире пришлось разбить табуреткой, что стояла около маленького столика на их балконе.

Я уже подкатывал ее к выходу, когда дверь распахнулась.

Их было трое, я не успел их рассмотреть, сильный удар пришелся мне в лоб. Били, похоже, чем-то тяжелым.

Я провалился в темноту, из которой выскальзывал ненадолго несколько раз.

Вот я слышу звук сирены скорой.

Вот меня катят на каталке по длинному больничному коридору, перед глазами мелькают потолочные светильники, кто-то что-то кричит.

А передо мной расплывчатая фигура в накидке, и я отчетливо понимаю, что это я и есть, накидка начинает спадать, а фигура очень медленно поворачиваться ко мне лицом.

– Нет! – кричу, как мне кажется, я. – Нет! Я боюсь, что и ты обретешь лицо! Нет! Я хочу жить!

Карты были раскинуты

Глава 1

Более идиотскую ситуацию было сложно себе представить.

И надо же было именно мне в нее попасть!

Все, что происходило, имело большой шанс окончательно сломать мои планы на сегодняшний очень важный день и ставило под угрозу завтрашний, а значит могло лишить меня весьма приличных денег, а главное – подорвать ко мне доверие, что неминуемо привело бы к уже совсем плохим последствиям.

Я сидел на грязном полу, прислонившись спиной к обшитой гипроком перегородке, провожая взглядом ноги одного из грабителей, который неспешными шагами, топая грязными ботинками, мерил ширину операционного зала.

Я уже давно знал, что от левой до правой стены, как, впрочем, и в обратную сторону ровно четырнадцать шагов.

Маленький зал, маленькое банковское отделение, куда меня сегодня нелегкая занесла, как порядочного гражданина, оплатить коммунальные услуги и получить мизерную пенсию, рассматриваемую мною, как плевок, которым государство рассчитывалось со мной за счастье родиться на его территории.

Чувствовал спиной, дрожь гипрока перегородки – сидевшую рядом женщину трясло, как в ознобе. Ее трясло с того момента, как нас, семерых заложников – трех посетителей и четырех операционисток, сюда усадили, водя перед глазами стволами автоматов и предлагая вести себя спокойно, тогда, мол, все будет хорошо.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.