Победный марш. Антология духовности и патриотизма. Выпуск 2. К 80-летию Победы в Великой Отечественной войне

© Аракелян Н., Арсал Б., Бодров А., Бузни Е., Воронин Д., Кашин В., Керцева М., Кривенко А., Кушниковская Л., Ларин И., Ловчиков В., Матвеева М., Монин О., Морин С., Наливина Е., Нукра А., Объедков А., Ревягин А., Росс Н., Тверская Е., Украинский В., Шейченко В., Япаров Г. текст, 2025

© Кувшинова, Е., составление, 2025

© Интернациональный Союз писателей, 2025

* * *

Предисловие от редактора

Людям старшего поколения хорошо знакома песня «День Победы» на слова Владимира Харитонова:

 
День Победы, как он был от нас далёк,
Как в костре потухшем таял уголёк.
Были вёрсты, обгорелые, в пыли, —
Этот день мы приближали, как могли.
 

Когда начинается война, победа кажется невыразимо далёкой. И все силы уходит на приближение этого дня.

Казалось, что события Великой Отечественной войны не повторятся никогда, но жизнь распорядилась иначе.

И вот снова мы вынуждены защищать Родину, терять верных сынов и дочерей Отечества.

В преддверии 80-летия Великой Победы выходит антология духовности и патриотизма «Победный марш». В ней авторы перебрасывают мост от событий давно минувших героических дней к дням нынешним.

Антологию открывают стихотворения Надежды Аракелян. Первое стихотворение «Солдату» в равной мере относится к солдатам как Великой Отечественной, так и нынешней спец-операции. Следующие два стихотворения – это признание заслуг солдат всех времён и посвящение Мариуполю.

Булат Арсал традиционно представляет рассказы о жизни русскоязычного населения на территории Мариуполя и Донбасса. Жителям Донбасса же посвящён и отрывок романа «Агапея». С болью за судьбы людей, не по своей воле втянутых в военный конфликт, пишет Булат Арсал, очевидец и участник военных действий.

Лирика Альфреда Бодрова вновь переносит нас более чем на восемьдесят лет назад, напоминая нам о том, как важно солдатам надеяться на возвращение домой, и о том, что даже в мирной жизни война преследует их.

 
Где найти лекарство,
болен я войной:
Там, где вижу ландыш,
мину я ищу,
В поле под ромашкой
танки фрицев жду.
 

Евгений Бузни вспоминает своего отца. Автор с дочерью перечитывают переписку Николая Бузни с родными. Дочь тем временем вяжет варежки на благотворительную ярмарку в помощь бойцам СВО. Герой рассказа Дмитрия Воронина забирает из деревенского дома в городскую квартиру память о предках: утюг, самовар и, наконец, дедовы лапти. Наивно? Возможно. Но если эти вещи хранят память о предках, почему бы их не сберечь? Также Дмитрий Воронин представил цикл коротеньких рассказов-зарисовок, перебрасывающих мостик от Великой Отечественной войны к СВО.

Вячеслав Кашин, врач и патриот. Слова его стихов – словно из стали. Он верен долгу врача, верен Родине. «Нам сдаваться не время», – убеждён он.

Пронзительные стихи Марии Керцевой занимают в сборнике совсем немного места, но, безусловно, найдут отклик в сердцах читателей.

Алексей Кривенко, Сергей Морин, Алёна Нукра, Анатолий Объедков воспевают Родину, скорбя по павшим солдатам, отдавая дань памяти предков. Кривенко даже вспоминает ратный подвиг солдат в битве при Бородино.

Зарисовки и стихи Лады Кушниковской о Донбассе написаны простым языком, но проникают в самую глубину души. Они заставляют сопереживать, сочувствовать солдатам, молиться о скорейшем завершении войны и, конечно, о победе.

И снова мостик от Великой Отечественной войны к нашим дням. Его перебрасывает Игорь Ларин в своей подборке.

Василий Ловчиков неожиданно рассказывает не о военных временах, но о людях, которые прилагают все усилия к тому, чтобы наша жизнь была мирной. Читайте отрывок из его поэмы «Алексей Васин (книга о бойце невидимого фронта)».

И снова мостик длиной в восемьдесят лет в стихах Милы Матвеевой. Первое же стихотворение посвящено памяти отца, погибшего в Великой Отечественной.

Судьбу простого солдата Стэцько рассматривает Олег Монин в повести «Стэцькова жизнь». Рождение, жизнь до войны, война, тяжёлое ранение, жизнь без ног после войны… Всё может преодолеть российский солдат. Но жертвы не проходят даром, и многие, подобно главному герою, уходят слишком рано.

И снова мы возвращаемся к Великой Отечественной. Рассказ Елены Наливиной «Горький шоколад» посвящён памяти её отца. Он о щедрости русской души, о милосердии и о вечной памяти войны, что навсегда остаётся с каждым солдатом. В своих стихах Елена Наливина обращается уже к событиям сегодняшним. Но они столь же трагичны, как и события дней минувших.

Андрей Ревягин размышляет над тем, что дала нам Великая Победа. Его рассказ вроде бы юмористический, но в нём скрыты глубокие раздумья о тяготах голодных военных лет.

Большая подборка стихов Николая Росса посвящена в том числе морякам. Это закономерно: ведь автор – капитан дальнего плавания, и безопасность Родины зависит и от крепости морских границ.

Елена Тверская посвящает цикл своих стихотворных произведений Неизвестному солдату. Ведь среди павших в Великой Отечественной множество героев, чьё имя неизвестно, а подвиг – бессмертен.

Владимир Украинский вновь пишет о событиях Великой Отечественной, ему вторит Виталий Шейченко, перенося нас на поля сражений Специальной военной операции. Читая их, убеждаешься, что наша победа так же неизбежна сейчас, как восемьдесят лет назад.

Завершает сборник рассказ Гарифуллы Япарова «Чешское пиво». Почти детективная история, настоянная на пенном напитке, соединяет в себе смешное и героическое. И в этом – глубокая правда жизни.

Потому что наш народ выстоял в Великой Отечественной благодаря несокрушимому оптимизму, вере в прекрасное и, как ни странно это звучит, чувству юмора. Этого у нас не отнять, значит, и нынешняя наша победа будет за нами.

Интернациональный Союз писателей

Надежда Аракелян

Россия, Анапа

Письмо Солдату

Соберу тебе, солдат,

Узелочек

И гостинцем припасу

В уголочек

Оберегом верным —

Сердца кусочек

И надежды на удачу

Комочек.

Я свяжу тебе, солдат,

Свитерочек.

Из суровой нитки

Клубочек.

Ладанку святую

Зашила,

Загадала, чтоб тебя

Защитила.

Ты, солдатик, мне и брат,

И сыночек.

Помнишь, посадили

Кусточек?

Я его вчера поливала

И тебя, хороший мой,

Вспоминала.

Вот приедешь скоро ты,

Слышишь!

Соберёмся дружно

Под вишней.

Станут золотом сиять звёзды

Пышные.

Только гром с грозой будут здесь

Лишние.

Герои отчизны

(песня)

1

За мир, за победу! За Родину-мать!

За землю солдаты идут воевать.

Вся вера и правда в той по ступи есть.

Быть сыном Отчизны – великая честь.

2

Солдаты Отчизны – отвага и стать.

Ваш бой ради жизни, чтоб мир воссоздать.

За Прагу, за город-герой – Ленинград,

И в нынешний день вы ни шагу назад.

3

Горячие точки – Чечня и Кабул.

Душманы в ущелье – пылает аул.

Спасённый мальчишка тебе стал как брат —

Поклон до земли тебе, русский солдат.

Припев:

Отечество – свято! Его берегут

Герои-солдаты – салют им, салют!

Героям-солдатам – салют, салют, салют!

4

Герои Донбасса – держава крепка.

Нам братство по крови дано на века.

Здесь Родины милой правдивая быль —

Саур-Могилы седой ковыль.

5

Мы – дети Победы великой страны!

Для дружбы и мира мы все рождены.

Пусть знает Европа – народ наш един,

Своих не бросаем! На том и стоим!

Припев:

Отечество – свято! Его берегут

Герои-солдаты – салют им, салют!

Героям-солдатам – салют, салют, салют!

Мариуполь

Цветут тюльпаны в середине мая,

Победоносно развернули стяг.

Как мне забыть, среди цветов гуляя,

Кровавый цвет предательских атак?

Весна цветёт, раскинув плат до неба,

Коврами застелив простор полей!

Манит к себе цветущий край, а мне бы

Бродить под сенью лип своих аллей.

Но воды Дне́пра вдруг морскими стали,

Ища спасенья в этот страшный миг,

Когда безумцем из заморской стали

Тот дрон над Мариуполем возник.

Курками заскребли, заскрежетали.

Снарядом разрывным почти насквозь

Пробило плиты каменных скрижалей —

Святыни – Боже мой, и – началось!

Что крики были, а слова пропали,

Я помню, как военное кино.

К земле нас взрывы, пули прижимали,

И было страшно, больше – ничего.

Теперь со мной покой, тюльпаны алы,

Как на параде, вытянулись в строй.

Бутоны-свечи – тем, кого не стало.

Сердца-бутоны – для тебя, живой!

Булат Ареал

Россия, Донецк

Благодарность

Она уже совсем не помнила, когда жизнь её превратилась в постоянный постельный режим с бесконечным рассматриванием давно выцветших обоев и пожелтевшего от многолетней пыли потолка. Возможно, что она даже не понимала происходящего вокруг, а разговоры, еле слышные за постоянно прикрытой дверью, были для неё лишь гулом слитых в один звуковой поток невнятных слов.

В последние дни всё чаще случались непонятные громкие хлопки за окном, после каждого из которых на лицо и лежащее поверх её тела смятое одеяло сыпался порошок старой побелки и трясся тусклый свет, исходивший из-под зелёного тряпичного абажура.

Несколько раз за день она видела над собой до боли знакомое лицо юной девушки, заботливо подкладывавшей ей под голову вторую подушку и кормившей бульонами и размокшим хлебом с ложечки.

Девушка обращалась к ней по имени, которое бабушка с каждым разом слышала будто как новое и совсем незнакомое. И всё же каждый приход женщины отражался на её лице слабой улыбкой и полным благодарности взглядом – всё, чем бабушка вообще была способна выразить свою признательность. Глаза её ещё жили, но какой-то своей, отрешённой от окружающего бытия жизнью. Они могли говорить, но их язык никто не понимал, да и некому было в них смотреть, кроме доброго создания, постоянно приходившего и кормившего старушку из своих рук.

– Вы понимаете, что мы не в состоянии оставаться здесь, пока есть возможность воспользоваться коридором, который дают военные? – Томный женский голос нервно срывался на повышенные тона.

– Что вы мне пытаетесь доказать своими аргументами? Что вы вправе оставить немощного старого человека без присмотра и ухода, когда в городе начались бои? – вопросами отвечал более молодой, почти девичий голосок.

– Моему мужу удалось найти работу в Польше, и если мы не приедем сейчас, то уже никогда не сможем получить такой возможности начать новую жизнь в Европе. Вам этого не понять!

– Как же не понять? Одним место под каштанами, а другие пусть дохнут под пулями? Так вы рассуждаете? Это же крысятничество!

– Послушайте, девочка, мы вам заплатили денег за присмотр и похороны. Место на кладбище сами подберёте. Когда русских выгонят, мы вернёмся и поставим памятник.

– Вы считаете, что русские уйдут и всё вернётся на свои места?

– А вы думаете иначе? Вся Европа за нами, так что этим вечно грязным и пьяным холопам недолго здесь придётся жировать.

– А почему тогда ваш муж не возьмёт винтовку и не пойдёт оборонять город, если вы так уверены в вашей победе?

– В вашей? Быстро же вы переменились! Когда это для вас москали стали своими?

– Не ёрничайте! Вы всегда знали, а я и не скрывала неприязни ни к вашему свидомому муженьку, ни к вашему сыночку, который устраивал факельные шествия с бритоголовыми придурками и фашистскими флагами. Что? Будете сейчас «правосеков» вызывать? Так побоитесь, что вас дезертирами объявят в трудный час для вашей нэньки-Украины. Так что сидите тут, как мыши, и выслушивайте всё, что я про вас думаю. Это же вам нужно за вашей мамой приглядеть, а не мне. Только чувствует моё сердце, что никогда вы сюда не вернётесь.

Дамочка шмыгнула носом, голос её дрожал, когда она заговорила вновь:

– Не рвите мне душу. Зачем вы так, девочка? Вы не знаете, как мне тяжело. Мы платим вам деньги и надеемся на вашу порядочность.

– Не знаю я, как вам тяжело. Но откупаться от матери в такое время… Это просто свинство! Хотя кому это я говорю. Бог вам судья.

Послышался звонок в дверь. Вошли двое.

– Ты готова, дорогая? – прозвучал вопрос осипшим баритоном.

– Да, милый, вот мы сейчас закончим с девочкой относительно мамы и можем выходить.

– Мам, – послышался молодой юношеский тенорок, – ты не забыла, как у бабули под матрасом закладывала шкатулку с украшениями? Надо не забыть.

С этими словами парубок бросился в комнату, где лежала старушка, и через мгновение вышел, держа в руке увесистый инкрустированный ларец. Торчавший из замка ключ торопливый внучек сразу сунул в карман. Быстро разместил шкатулку в рюкзаке и, схватив первый попавшийся чемодан, поднёс к выходу из комнаты.

Вновь в разговор вступил сиплый:

– Нет времени разводить сопли. Всем взять вещи – и спускаемся, пока водитель ждёт. К вечеру коридор на запад могут закрыть. Русские окружают уже со стороны Херсона.

– Скорее бы уж вас всех прихлопнули! – резко и с весёлым подъёмом вскрикнула девушка.

Наступила пауза… Все трое уставились в недоумении на девушку с торжественной улыбкой на лице.

– Ты чё несёшь, с…ка кацапская? – начал было петушиться молодой, но тут же был резко пресечён родителями.

– Давай-давай! Вали, ублюдок нацистский! Ждут тебя в «гейропе» грязные тарелки с унитазами!

Засобирались быстро. Чемоданы, тюки вынесли в подъезд. Женщина подошла к двери в спальню и остановилась, не решаясь войти в комнату.

– Я бы на вашем месте вошла и попрощалась. Вы её не увидите никогда в жизни.

– А если она меня узнает? Тогда я не смогу уехать. Я боюсь. Это выше моих сил! – сквозь слёзы залепетала женщина.

– Дорогая, брось сантименты, уходим. Вон снова русская артиллерия заработала, – торопил баритон мужа.

Женщина дотронулась до дверной ручки, постояла так мгновение, резко развернувшись, схватила на ходу дамскую сумочку с журнального столика и, прикрыв заплаканное лицо ладонью, рыдая, выбежала прочь.

Несмотря на приближающийся грохот и нарастающую канонаду, в комнате наступила тишина, мерно перебиваемая тиканьем старинных настенных маятниковых часов в деревянном корпусе.

Девушка легко подтолкнула дверь и вошла в комнату, где лежала бабушка ко входу лицом, на котором застыли набухшие капли слёз, норовивших прорваться и растечься по щекам. Губы её еле заметно дрожали. Бабушка с трудом подняла руку и указала девушке место на кровати рядом с собой. Та повиновалась и, расположившись на месте, укрыла одеялом старую женщину.

– Всё хорошо, Клавдия Ивановна. Мы сейчас покушаем супчика, а потом я схожу за водой на колодец, и мы попьём чаю. – Девушка старалась говорить тихо, не в силах проглотить ком горечи, подкативший высоко к горлу.

Только теперь, ещё раз заглянув в заблестевшие глаза бабушки, девушка увидела в них осмысленный взгляд, осознание происходящего. Девушке от этого стало стыдно и ещё страшнее – от понимания своего соучастия в организации гнусного побега. Бегства родной единственной дочери от лишённого движения и рассудка самого главного человека, давшего ей жизнь. Она положила голову на хрупкое плечико бабушки и тихо произнесла:

– Простите нас, Клавдия Ивановна. Простите нас, бабушка.

Девочка плакала, еле подёргивая хрупкими плечиками, и незаметно вытирала постанавливающиеся слёзы.

– Не волнуйся, детка. Не вини никого. Им жить надо…

Девушка от неожиданно услышанного тонкого голоска подняла заплаканное удивлённое лицо и тихо воскликнула:

– Так вы говорите и, значит, всё понимали с самого начала?

– Я всё знала, девочка. Я всё знала. – Бабушка почти шептала, и было видно, что делает она это с большим усилием.

– Мне стыдно, тётя Клава, что я взяла деньги, чтобы ухаживать за вами. Вы мне всегда были как родная бабушка, которой я никогда не знала.

– Ничего. Это правильно. Не долго мучаться тебе со мной. Ты только не раскошеливайся слишком. Мне гроб и попроще подойдёт, и место какое-нибудь неприметное. А деньги тебе самой пригодятся. Трудно будет одной.

Бабушка показала девушке движением, что хочет приподняться. Та быстро помогла, поднеся и подложив вторую подушку, как вдруг увидела в руках Клавдии Ивановны туго стянутый целлофановый кулёк.

– Вот это, Машенька, тебе мои украшения, которые мне ещё от прабабки остались. Тут много. Твоим внукам хватит.

Девушка растерянно посмотрела на бабушку, на кулёк, повернула голову в сторону двери, куда совсем недавно выскочил, прихватив бабушкину шкатулку, будущий мойщик польских туалетов.

Старушка поняла взгляд Маши и успокоила её:

– Они уже не вернутся никогда, так что наследуй и будь счастлива, девочка моя.

Ещё до наступления темноты Маша спустилась с бидоном по воду вниз по улочке. Простояв недолго в очереди и набрав воды, пришла во двор, где кучковались соседи и громко обсуждали наступившие в городе события.

Совсем стемнело, когда, стараясь не скрипеть полами и дверьми, девушка осторожно зашла в комнату старушки и зажгла свечку…

Бабушка лежала смирно с закрытыми глазами, опустив низко подбородок. Белые тонкие пальцы рук, сложенные мирно на груди, держали небольшую фотографию. Старушка не дышала.

Маша вздрогнула и, не успев набрать воздуха в лёгкие, зарыдала вслух, упав на колени перед телом Клавдии Ивановны.

Так и заснула, сидя на полу, положив локотки и голову на край кровати…

…Уже рассвело, когда отдалённый грохот артиллерийского орудия разбудил девушку, стряхнув с потолка немного белил. Маша протёрла глаза. Перед глазами лежало тело вчера ушедшей из жизни Клавдии Ивановны, а с чёрно-белой фотографии смотрела маленькая пухлая девочка в бантиках, сидящая на коленях молодой красивой женщины с распущенными волнистыми волосами и перекинутой косынкой на плечах. В углу карточки было написано: «Любимой доченьке два годика. Жданов^[1]. 1982 год».

Мариуполь, 2022

Победа, до которой мы обязательно дойдём

Конечно, будет Победа. Конечно, будет весна. Миллионы алых роз обязательно покроют бульвары Донецка, зацветут каштаны в скверах Мариуполя, минные поля Донбасса снова станут плодородной нивой, а певчие птицы споют нам о зарождении новой жизни. Вернутся домой солдаты, стоявшие насмерть и шедшие на смерть ради неё.

Но ещё долго в душе народа будет жить скорбной горечью память о мирных людях, погибших в этой войне. Такова её уродливая философия, такова её дьявольская суть. Ничего с этим поделать нельзя, как бы ни врали пропагандистские глашатаи с обеих сторон противостояния, как бы ни старались самые меткие артиллеристы целиться исключительно по военным объектам. Снаряд лишён мозга и способности обойти ребёнка, стоящего на его пути, а рвущие всё живое осколки не могут выбирать исключительно людей в форме цвета хаки и в бронежилетах. Война убивает детей.

Оружие не имеет души, но оно в руках воина, который может направить ствол гаубицы или пулемёта в сторону укреплений врага или навести прицел на мирные кварталы городов, где весело играет ребятня, а молодые мамаши прогуливаются с колясками вдоль цветочных аллей. Выбор зависит от того, какое сердце бьётся под бронежилетом, если оно там вообще есть. Мариупольская трагедия показала нам истинную звериную, сатанинскую сущность нацистов, оставив нам единственный выбор.

Убивать! Убивать за всех, кто был умышленно искалечен и растерзан автоматными очередями и минами, кто потерял единственного ребёнка, а вместе с этим и рассудок до конца дней, кто остался круглой сиротой, даже не запомнив лица матери. Громить до тех пор, пока жив хотя бы один из неофашистов «Азова» и «Айдара», «Кракена» и «Чёрных Запорожцев». Искать, находить и крушить всех, кто отдавал приказы на уничтожение наших городов в Донбассе и обещал, что наши дети будут встречать праздники в бомбоубежищах и подвалах разрушенных домов. Рвать любого, кто когда-то вскидывал правую руку в фанатичном экстазе и, брызгая слюнями, визжал во всё горло бандеровские лозунги и приветствия. Бить на поле боя и вне его, дабы растоптать в пыль самые малые ростки неофашизма, заразившие некогда братский славянский народ. Убивать до самой Победы, ловить после неё и давить до последнего фашиста, потому что мы так никогда не сможем до конца ощутить полного удовлетворения от неё, если по планете Земля будет продолжать ползать эта гадина.

Конечно, будет Победа, конечно, будет весна, обязательно миллионы алых роз покроют бульвары Донецка, зацветут каштаны в скверах Мариуполя, минные поля Донбасса снова станут плодородной нивой, а певчие птицы споют нам о зарождении новой жизни. Но разве успокоится наше сердце от боли, обиды и стыда, что, даже уничтожив всех виновных в гибели наших детей, мы всё равно останемся виноватыми перед ними за то, что не смогли уберечь их от войны?

Донецк, 2023

Отрывок из романа «Агапея»

…Ей приснился папа. Они бегали, догоняя друг друга, на длиннющем ярко-жёлтом пляже вдоль холодного голубого моря, белыми барашками которого волна набегала на песок и отходила от него, заглаживая свежие следы, оставленные отцом и дочерью. Агапея в детстве была активным ребёнком, рано научилась ходить и даже бегать, подпрыгивая, как мячик, на каждом шажочке. Бегала и смеялась. Прыгала и заливалась колокольчиковым смехом.

Потом пришла красивая мама с большой копной чёрных волнистых волос. Папа с дочкой звали её к себе, но она просто сидела на дюне и махала им рукой.

Вдруг Агапея увидела, как на берег со стороны моря быстро надвигается огромная чёрная туча, из которой извергаются молнии, а вокруг гремит гром. Гремит не переставая, всё сильнее и сильнее, всё настойчивее и настойчивее. Один удар, второй, третий. Боже! Как громко и почему-то трясётся земля, пол, стены… Да это уже совсем не сон!

Агапея открыла глаза, встала и выскочила на лоджию. Где-то в северной части города раздавалась канонада, и горизонт был покрыт красными всполохами, не успевавшими затухать, как загоравшимися снова. Она бросилась к ноутбуку, включила и, дождавшись полной загрузки, открыла Яндекс. Время на экране – четыре утра по киевскому зимнему времени. Первое, что сразу бросилось в глаза сплошь по всей новостной ленте: «Специальная военная операция Российских Вооружённых сил по денацификации и демилитаризации Украины объявлена сегодня, 24.02.2022 года, Президентом РФ Владимиром Путиным».

– Ой, мамочки! Война! – вслух произнесла Агапея, прикрыв ротик вспотевшей ладошкой.

Канонада не утихала, а разрывы снарядов стали только сильнее и чаще. Машинально положив в пакет домашнюю аптечку, набрав воды из-под крана в пустую баклажку, она стала искать среди одежды что-то попроще и одновременно теплее. Наконец, облачившись в «аляску», джинсы и зимние кроссовки, прихватив пакет, Агапея выбежала на улицу, где уже начал собираться народ из других подъездов её девятиэтажки. Кто-то принёс ключи от подвала, и люди дружно поспешили за «ключником».

Это не было бомбоубежищем в буквальном смысле слова. Просто подвал без удобств. Хорошо, что сухой, и хорошо, что с парой лампочек. Нашлись предусмотрительные жильцы, взявшие с собой раскладные стульчики. У кого-то в руках оказался термос. Сквозь подвальную затхлость Агапея услышала запах копчёной колбасы. Она вспомнила, что не ела со вчерашнего полудня, но пока ей оставалось только наблюдать, как толстопузый лысый старичок с пятого этажа аппетитно пытался пережёвывать почти беззубым ртом кусочки сервелата и сыра, разложенные на крошащемся куске хлеба. Он жевал только то, что попадало между одним верхним и двумя нижними оставшимися зубами. Всё остальное благополучно вываливалось изо рта и крошилось прямо на бетонный пол. Агапее стало смешно, и она действительно чуть не прыснула бы от подкатившего хохота, если бы не внезапный и очень близкий грохот от разрыва приземлившегося снаряда. Он быстро вернул девушку и сотоварищей по надвигающему несчастью в состояние клинча.

Утром в городе началась паника…

Дыхание войны, сковавшее кошмарным смятением улицы, кварталы, парки и скверы города, одновременно парализовало и ввергло в депрессивное отчаяние абсолютное большинство горожан, которые уже не знали, кого и чего больше бояться. С одной стороны, многие понимали, что разбуженный «русский медведь» достаточно скоро обложит город, с другой – все видели, как активно «азовцы» и регулярные части Вооружённых сил Украины превращали верхние этажи многоэтажек, здания школ и детских садов в укрепления и огневые точки. На крышах домов устанавливались зенитные орудия, миномёты, устраивались снайперские лёжки. Во дворах занимали позиции ракетные системы залпового огня «Град».

Начался тотальный «чёс» всех таксистов как потенциальных пособников ополчения ДНР, хорошо знающих город и способных стать прекрасными корректировщиками для русской артиллерии. По Мариуполю быстро распространились слухи о расстрелах сочувствующих России и Донецкой Народной Республике прямо среди бела дня на улицах города. В частных секторах с более-менее богатыми хозяйствами отдельные подразделения «Азова» развернули беспардонную кампанию по ограблению населения. На улицах, в магазинах и в самих отделениях банков за первые два дня с начала боевых действий не осталось ни одного банкомата. Их просто вырывали тросами тягачей и разбивали на месте кувалдами ради обладания содержимым. Прокатилась волна зачисток ювелирных салонов и дорогих бутиков. Молодым женщинам и девушкам никто не советовал вообще показываться за пределами своих подъездов, калиток или подвалов. Изнасилование прямо в проезжающем военном внедорожнике стало делом обыденным и заурядным.

Вакханалия Сатаны приобрела ещё более жуткий и устрашающий облик, когда нацисты приступили к массовому отлову мужчин призывного возраста где попало. Вот тебе форма, автомат, пара магазинов – и вперёд на защиту города.

Не хочешь? На тебе пулю в лоб!

Не можешь? Подыхать под снарядами много ума не надо!

Боишься? Смотри пункт первый!

Гражданская администрация с первого дня объявила об эвакуации мирных жителей в сторону материковой Украины, однако тут же стало известно, что нацбаты заблокировали все возможные выезды и начали открывать огонь по отъезжающим. Люди возвращались в подвалы и убежища, обречённо понимая, что выжить до конца боёв суждено будет не многим заложникам.

В укрытиях люди стали устраивать быт, занося какую-то мебель, посуду, одеяла, матрасы и подушки. Устанавливали электроплиты для приготовления пищи, а когда электричества не стало, приступили к устройству простейших печек, где можно развести огонёк. Соседи больших многоэтажек, до этого не знавшие никого не только из ближнего подъезда, но и с одной площадки, знакомились в условиях наступившего безумия и краха, сколачивались в группы друзей по несчастью. В одиночку теперь выжить было невозможно, и люди это поняли почти сразу. Беда сближает, и часто такое единение оказывается гораздо теснее и откровеннее, нежели родственные узы.

Дети. Кто не сталкивался с ситуацией, когда в тесном вагоне поезда начинает капризничать ребёнок, разрывая ночную тишину истеричным плачем? А теперь представьте себе, что таких детей на двадцать квадратных метров убежища сразу пять или десять и все они один за другим не переставая ревут и даже кричат. Матери прижимают их к груди, пытаясь успокоить и закрыть собой от возможной пули или осколка, а дети в то же время кутают своих плюшевых мишек и наряженных куколок, защищая уже их от неминуемых «ранений» в случае обстрела. У ребятишек, переживших бомбёжки, детство счастливым уже не назовёшь, и взрослеют они быстрее. Если посчастливится выжить.

На второй и третий день стали поступать сообщения, что союзные войска России и ДНР вплотную подошли к городу, захватив Павлополь, Мангуш и взяв под полный контроль трассу «Донецк – Мариуполь». В народе начали распространяться обнадёживающие слухи о возможном открытии зелёных коридоров в сторону Новоазовска и Донецка, однако освирепевшие «азовцы» только усилили террор над населением, подозрительно высматривая уже чуть ли не в каждом гражданском обывателе потенциального сепаратиста, желающего поражения армии Украины.

Агапея четвёртый день кряду возвращалась в квартиру только рано утром, когда затихала артиллерийская канонада. Понемногу втянувшись в этот необычный режим жизни, девушка нашла и своё место в разрастающемся хаосе. Пригодились навыки медицинской сестры, которые она приобрела ещё в студенческие годы на курсах гражданской обороны. Организовала в обустроенном жильцами убежище своеобразный медицинский пункт, собрав со всего дома различные лекарства, перевязочные материалы, жгуты и даже пару кислородных подушек. Витрины и двери соседней аптеки были заставлены фанерой и заколочены досками уже на второй день боёв. Правда, уже на третий ни фанеры, ни дверей не было и в помине, как и всего возможного содержимого этой некогда аптеки.

Разобрав кладовку с вещами, она смогла отобрать много одежды из бабушкиного зимнего и демисезонного гардероба и потом снесла это в подвал для нуждающихся. Сосед дядя Витя с супругой, чувствуя некоторую вину перед девушкой и стараясь загладить её, стали добрыми помощниками Агапеи во всех начинаниях. Они даже вызвались отвечать за импровизированную кухню прямо у входа в подъезд, где была сложена печка-мангал и устроен шиферный навес для хранения дров и нескольких вёдер антрацита.

Сообщество жильцов, объединившихся вокруг Агапеи в обустроенном убежище-подвале, можно было смело назвать коммуной бабушек и тётенек, молодых мамаш с детишками, где вся мужская половина была представлена дядей Витей и парочкой старичков, видевших в малолетстве, наверное, самого батьку Махно. Здоровое мужское население дома если не сидело в тюрьме, то находилось в армии или в бегах от мобилизации. Люди знали и о женщине с больной матерью на руках, муж которой ещё с четырнадцатого года воевал на стороне ополчения. Об этом не говорили вслух, но изредка вскользь выражали доброе сочувствие и надежду, что он вернётся наконец домой живым и с победой…

Второго марта стало известно о взятии Мариуполя в кольцо с закрытием выхода оборонявшихся войск к Азовскому морю. Горожанам хотелось верить, что блокада города заставит «азовцев» сложить оружие и обстрелы закончатся. К сожалению, иллюзии быстро растворились в страшной реальности, когда город охватила вакханалия расстрелов мирных граждан снайперами с верхних этажей. Старики, женщины, дети, инвалиды в колясках – все они стали мишенями распоясавшихся недочеловеков из рода осатаневших неонацистов, слетевшихся, как падальщики-стервятники, со всего мира в Донбасс. Предложенный Россией план вывода гражданского населения в сторону Донецка и Таганрога «азовцами» и командованием ВСУ был отвергнут. Дальнейшее сжимание кольца отныне сопровождалось кровопролитными уличными боями, где русский солдат теперь стал не только штурмовиком, но и спасителем жизней людей, оказавшихся в положении заложников многотысячной своры шакалов и детоубийц.

Захваты групп мирного населения стали регулярными и проводились с целью шантажа наступающих войск и принуждения ополчения и регулярной армии России к прекращению боевых действий. Однажды, встретив на соседней улице бывшую коллегу, Агапея узнала, что здание её университета заминировано, а в школе неподалёку «азовцы» заперли несколько десятков человек, включая детей, и пытаются выставить ультиматум командованию союзных войск.