Непосвященная

С последними крошками лепешки, исчезнувшими с полотна, наша короткая передышка закончилась. Дорок молча встал с пня, и его движения, как всегда, были красноречивее любых слов. Пора было двигаться дальше.

Путь наш пролегал через густые заросли, где высокие деревья сплетались кронами, создавая подобие зеленого свода. Воздух, еще недавно наполненный ароматом хвои и земли, становился все тяжелее. Мы шли, уворачиваясь от цепких веток, как вдруг наше движение замерло по одному лишь негласному сигналу. Карион, шедший впереди, резко остановился и задрал голову, всматриваясь в солнечную высь, пробивавшуюся сквозь листву.

Мое сердце тут же ушло в пятки. Я сглотнула комок тревоги, представив в кронах затаившегося врага, тварь с когтями и желтыми глазами. Но вместо того, чтобы приготовиться к бою, Карион с совершенно невозмутимым видом отрастил длинные, острые когти и молниеносно взметнулся вверх по гладкому стволу здоровенного кедра.

– Что случилось? – прошептала я, поворачиваясь к рядом стоящему Терасу, судорожно сжимая в кармане рукоять своего кинжала.

Он глубоко, с театральным пафосом вздохнул и широко улыбнулся.

– Орешки…

– Орешки? – не понимающе переспросила я, чувствуя, как напряжение начинает сменяться глупым недоумением.

– Да, – кивнул Терас, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – Карион обожает кедровые орешки. И если видит шишки в зоне досягаемости, то непременно набьет ими все карманы. Спорить тут бесполезно. Мы с Дороком уже привыкли.

Я повернулась к Леаме, и та точно так же, как и я, удивленно вскинула брови, явно не ожидая такого поворота событий.

Не прошло и пары минут, как он, как ни в чем не бывало, бесшумно спрыгнул на землю, деловито отряхнул руки, и мы, не проронив ни слова, продолжили свой путь. Лишь по едва слышному шелесту в его кармане можно было догадаться о добыче.

Пока мы шли, мне вдруг страшно захотелось развеять тишину и узнать что-то о своей спутнице. Я пристроилась к Леаме в шаг.

– Леама, расскажи мне о себе. То, что можно. Я ведь совсем ничего не знаю о тебе.

Она сначала немного напряглась, опустив взгляд, но затем ее лицо озарила тихая, немного грустная улыбка.

– Я сирота, Хозяйка. Родителей своих не знать. Жить при Звездном дворе, там работать на правителя Лурдана. Моргат забрать меня, и я заключить с ней сделку. Мне нечего рассказать, – она пожала хрупкими плечами. – Я носить корзины с грязным бельем, помогать на кухне. Когда Моргат привести меня в таверну, я стать счастливей. Не свободной, нет. Но у меня появиться более приятные дела.

Терас, чей слух, казалось, улавливал все, даже шепот листьев, тут же вклинился в разговор, подмигнув мне.

– Ой, вот здесь можно поподробнее! Что там за «приятные дела» у тебя были в таверне?

Я строго посмотрела на него, но он лишь сделал удивленное лицо .

– Что?! В этой таверне дарят любовь! Я могу же просто поинтересоваться!

Сбоку раздалось ядовитое ворчание Кариона:

– Не любовь. Там торгуют телами.

Терас махнул на него рукой, будто отгоняя назойливую муху.

– Ой, брось! Надо тебе всё испортить!

Но наш легкомысленный спор был резко прерван. Дорок, теперь шедший впереди, замер как вкопанный и медленно поднял руку, призывая к тишине.

– Тихо! – его голос прозвучал глухо и напряженно. – Чуете? Гнилью пахнет. Где-то рядом темный дух.

Карион мгновенно преобразился. Вся его расслабленность исчезла без следа. Он выпрямился, жадно втягивая воздух носом, как зверь, идущий по следу. Его глаза сузились, став острыми и холодными.

– Еще только вечер. Какого хрена темные повылазили так рано?

– Не знаю, – коротко бросил Дорок, обводя взглядом окружающую чащу. – Но прекращайте болтовню. Смотреть в оба!

Мы как по приказу разом замолчали. Воздух, и правда, стал густым и сладковато-приторным, с явным оттенком разложения. Леама инстинктивно прижалась ко мне, и я почувствовала, как дрожит ее тонкая рука, лежащая в моей. Я приобняла ее за хрупкие плечи, пытаясь передать хоть каплю уверенности, которой у самой не было. И в этой звенящей, гнетущей тишине, нарушаемой лишь тревожным стуком собственного сердца, мы двинулись дальше, насторожившись, готовые к встрече с неведомой тьмой

Мы шли, казалось, целую вечность. Солнце давно погасло, поглощенное густой пеленой ночи. Кругом была кромешная, почти осязаемая тьма, где каждый шорох казался зловещим. Но, похоже, для ищеек темнота не была помехой – они шли уверенно, будто в собственном доме, их шаги были твердыми и безошибочными.

Наконец мы вышли на небольшую поляну, где стоял исполинский, многовековой дуб. Его мощные ветви, словно руки великана, образовывали над нами плотный живой навес. Дорок поднял руку, и наша маленькая колонна остановилась.

– Карион, осмотри местность. Терас, поленья и хворост для костра, – его команды прозвучали тихо, но с железной неоспоримостью.

Братья молча растворились в темноте. Дорок же подошел к нам с Леамой, и его массивная фигура в сумраке казалась еще более монументальной.

– Ничего не бойтесь, – его низкий голос был неожиданно спокоен. – Мы знаем эти леса. И тех, кто прячется во тьме. Когда ляжем спать, мы с братьями будем охранять ваш сон по очереди.

По моему телу пробежала ледяная дрожь. Я даже представлять не хотела, какие еще твари, кроме негулей и скрытней, могли таиться в этой черноте. Но, собравшись с духом, я задала вопрос, который гвоздем сидел у меня в голове.

– Как ты думаешь… если вдруг придется, у меня получится вновь воспользоваться магией?

Дорок ненадолго задумался, его взгляд был устремлен куда-то вглубь себя.

– Я не знаю, Ведьма. Но тебя это не должно беспокоить. Мы вас защитим. Я защищу тебя.

От этих простых, твердых слов по моим жилам разлилось странное, согревающее тепло, и я невольно улыбнулась ему. И случилось чудо – всего на мгновение его суровые черты смягчились, а во взгляде, обычно тяжелом и сосредоточенном, мелькнуло что-то теплое, почти мечтательное. Но наваждение длилось лишь секунду. Он резко отвел глаза, и привычная маска собранности вновь легла на его лицо.

Пока он отошел осматривать старый дуб, я, стараясь отогнать странное волнение, достала из межпространственного кармана два больших теплых одеяла и расстелила их на мягкой траве под надежным укрытием ветвей. Леама помогла мне разложить провизию, и мы уселись в ожидании остальных.

Первым вернулся Терас, сгибаясь под огромной охапкой хвороста и сухих веток, которые доставали ему почти до подбородка.

– Неси сюда, – Дорок кивнул в сторону подготовленного места, рядом с нашим привалом.

Я молча наблюдала за их слаженными, почти интуитивными действиями. Они понимали друг друга без слов.

– Чисто, – внезапный голос Кариона прямо за спиной заставил меня вздрогнуть и чуть не подпрыгнуть на месте.

Он бесшумно подошел к аккуратно сложенным дровам и присел на корточки напротив будущего костра. Затем, не говоря ни слова, положил ладонь поверх сухих веток и закрыл глаза. Я придвинулась ближе, завороженно глядя на него. Спустя несколько секунд из-под его пальцев потянулся легкий, почти невидимый дымок, пахнущий жаром и смолой. Затем он резко убрал руку, и в тот же миг поленья с тихим щелчком охватило ровное, уверенное пламя, осветив наши усталые лица танцующими тенями.

Я почувствовала, как ко мне прижалась Леама.

– Похоже, он не просто старший по возрасту, – прошептала она, глядя на Кариона с новым, почтительным страхом. – Он обладать магией…

Я только раскрыла рот, чтобы высказать свои мысли, как на наше одеяло с легким грохотом плюхнулся Терас, сияя любопытством.

– О чем это вы тут шепчетесь, дамы?

Мы с Леамой переглянулись, и я цокнула языком, делая вид, что раздражена.

– Женские разговоры, Терас. Не более.

Он придвинулся еще ближе, его глаза весело блестели в свете костра.

– Ну, тем и интереснее!

Я не смогла сдержать улыбку, глядя на его комично-настойчивую физиономию.

– Ты неисправим, Терас.

Пламя костра весело потрескивало, отбрасывая теплые, пляшущие тени на наши лица и могучий ствол дуба. Мы устроились на одеялах, доставая провизию. На этот раз Терас с загадочным видом вытащил из карманов две больших горсти синих, почти фиолетовых ягод и с торжествующим видом высыпал их рядом с лепешками и сыром.

– Для сладкоежек, – таинственно подмигнул он мне.

Наевшись досыта соленым мясом и хлебом, я с любопытством взяла одну ягодку. Она была прохладной и упругой. Я положила ее в рот и аккуратно раскусила. Кисло-сладкий взрыв сока, густой и ароматный, наполнил мое нёбо. Я удовлетворенно закрыла глаза, смакуя каждую каплю этого чудесного нектара, такого простого и такого волшебного после долгого дня.

– Вкусно? – поинтересовался Терас, наблюдая за моей реакцией.

– Очень! – выдохнула я с самой искренней улыбкой.

– Собраны с любовью, – снова подмигнул он, самодовольно откинувшись на локте.

Дорок, сидевший напротив, низко и предупреждающе зарычал, уставившись на младшего брата.

– Терас…

Тот инстинктивно потрогал свой уже пропавший фингал, будто проверяя, не готовится ли ему в подарок новый, и весело парировал:

– А что я должен был сказать? «Жрите на здоровье»?

Карион, обычно сдержанный, фыркнул и чуть не подавился глотком воды, его плечи слегка вздрогнули от смеха. Дорок лишь многозначительно покачал головой, но в уголках его глаз я заметила крошечные морщинки – признак сдерживаемого раздражения или, возможно, привычной снисходительности.

Настроение было таким мирным, что я потянулась за своей книгой, надеясь успеть немного почитать при свете костра. Но едва мои пальцы коснулись коженого переплета, как Дорок нарушил тишину своим глуховатым басом.

– Ты можешь спросить и у нас что-то. Не обязательно самой разбираться во всем.

Его предложение застало меня врасплох. Так и не раскрыв книгу, я отложила ее в сторону, чувствуя, как любопытство перевешивает усталость.

– Хорошо. Тогда… расскажите мне о светлой магии и о темной. В чем их суть?

Дорок задумался, его взгляд утонул в языках пламени. Он собрался с мыслями, и его голос зазвучал мерно и основательно, как будто он читал древнюю хронику.

– Существует понятие первородного хаоса. Еще до появления Источника Жизни, до первых лучей солнца, существовало нечто… бездушное, неупорядоченное, лишенное формы и смысла.

Его пальцы невольно сжали пучок травы у его ног, вырывая его с корнем.

– Порождением этого хаоса, его дыханием, как раз и являются темные духи, теневая стихия. Они впитали в себя все пороки мира, всю его изначальную пустоту и жажду разрушения.

Я почувствовала, как Леама невольно придвинулась ко мне ближе, а Терас перестал перебирать свои кинжалы и замер, внимательно слушая. Даже Карион, чистивший ноготь клинком, замедлил движения.

– Но дело не только в духах, – продолжил Дорок, поднимая на меня свой тяжелый взгляд. – Любое живое существо, наделенное волей, может добровольно встать на сторону хаоса. Достаточно потерять контроль над собой, позволить гневу, отчаянию или жадности затмить все светлое в душе. – Его голубые глаза стали пронзительно серьезными. – И чем больше существ обращаются ко злу, тем сильнее становится изначальный хаос. Каждый темный ритуал, каждое сознательное злодеяние – это не просто преступление. Это маленький разрыв между мирами, трещина в ткани реальности.

Терас мрачно добавил, бросив сухую ветку в огонь:

– Получается, темные силы, с которыми мы боремся, – это сплав той самой изначальной, бесформенной тьмы и извращенной, оскверненной магии. И самое страшное… что избавиться от этого невозможно. Баланс света и тьмы был предрешен и установлен задолго до нашего рождения.

От его слов по спине пробежал холодок. Я тяжело вздохнула, глядя на огонь, который вдруг показался таким маленьким и хрупким в огромной, темной чаще.

– Звучит… не очень утешительно.

Внезапно я почувствовала на своем плече тепло и тяжесть. Это была большая, сильная ладонь Дорока. Его прикосновение было неожиданным, но твердым и обнадеживающим.

– Именно поэтому, – сказал он, и его голос вновь обрел непоколебимую уверенность, – так важно забрать Книгу Вечности у Миады и надежно спрятать. Возможно, с помощью Ведающей… мы сможем найти способ не дать тьме поглотить то, что нам дорого.

Его слова повисли в ночном воздухе, смешавшись с треском костра. Они не обещали легкой победы, но в них была сила – сила тех, кто не собирается сдаваться, даже зная, что битва будет длиться вечно. И в этой силе я нашла каплю утешения.

Усталость с каждой минутой всё сильнее давила на каждую мышцу в теле, но сон скорее бежал прочь от меня, не давая уснуть. Мысли о Книге, о Миаде, о темных духах и той бездне, что зияла за словами Дорока, вихрем кружились в голове.

Леама уже мирно посапывала рядом, укрывшись до подбородка одеялом. Терас свернулся калачиком у самого костра, и даже в дремоте на его лице играла отблесками пламени легкая, беззаботная улыбка. Карион на удивление, выглядел очень мирно во время сна, неподвижный и безмолвный, как сама ночь.

А Дорок… Он стоял на краю поляны, прислонившись плечом к стволу исполинского дуба. Его могучая фигура вырисовывалась на фоне звездного неба, силуэт дышал спокойной, звериной силой. Что-то потянуло меня к нему – необъяснимое желание развеять тяжесть, что давила на сердце, или просто убедиться, в том, что он не ненавидит меня, как Моргат.

Я тихо поднялась, стараясь не шуметь, и подошла к нему. Он не обернулся, но я знала – он слышал каждый мой шаг.

– Не спится? – его голос прозвучал приглушенно, без обычных строгих нот.

– Мысли не дают, – призналась я, останавливаясь рядом. Лес ночью был и пугающим, и прекрасным одновременно. Воздух, холодный и чистый, обжигал легкие. – Спасибо, что охраняешь нас.

Он наконец повернул голову, и в лунном свете его лицо казалось высеченным из камня – суровым, но не лишенным странной, притягательной гармонии.

– Это моя обязанность. И… мой выбор.

Мы помолчали, слушая, как где-то в вышине прокричала ночная птица.

– Знаешь, – начал он неожиданно тихо, и в его тоне появились несвойственные ему нотки, – глядя на тебя сейчас, я вспомнил… ее. Моргат.

Во мне всё екнуло. Готовый протест, горькая обида – «я не она!» – уже подступали к горлу. Но я сдержала его, заставила себя просто слушать.

– Я впервые увидел ее в Звездном Дворе, – продолжил Дорок, и его взгляд уплыл в прошлое. – Она вышла в лунную ночь в лес за травами, вся в серебре и бархате, и звезды, казалось, гасли от ее холодного сияния. Она была… неземной. Загадочной. И я, молодой и глупый, поддался этим чарам. Она запала мне в душу, как заноза.

Он горько усмехнулся, и звук этот был похож на скрежет камня.

– А потом я набрался наглости подойти к ней в таверне. Думал, моя искренность растопит лед. А она… Ну думаю ты знаешь , что она сделала. Признаться, это было достаточно унизительно, особенно, если учесть, что тогда, я пришел именно познакомиться с таверной и её обитателями. До сих пор не понимаю зачем она так сделала, но после этого я решил вести себя иначе, ненавидя её в ответ.

От его слов у меня сжалось сердце. Я представила этого сильного, гордого мужчину, сраженного одним лишь взглядом, и почувствовала острую жалость – и к нему тогдашнему, и к себе сейчас, вечной тени в чужом теле.

– И теперь, – выдохнул он, глядя на меня, и в его глазах было что-то неуловимое, теплое и печальное одновременно, – глядя на тебя, я будто вижу те ее черты, но… озаренные изнутри. Ты – будто бы все те лучшие качества, что я когда-то приписал ей в своем воображении. Доброта, которую она презирала. Уязвимость, которую она считала слабостью. Силу, что проявляется не в жестокости, а в стойкости.

Протест снова закипел во мне. Я хотела крикнуть: «Это всего лишь тело! Это не я!». Но, посмотрев в его глаза – глаза воина, позволившего себе на миг стать уязвимым, – я поняла: сейчас это не имеет значения. Ему нужна была не правда, а прощение. И понимание.

Вместо слов я медленно, почти нерешительно, протянула руку и накрыла своей ладонью его огромную, шершавую руку, лежавшую на рукояти меча. Его пальцы вздрогнули от неожиданности, но он не отнял руку.

Дорок повернулся ко мне. Его лицо, освещенное луной, было серьезным, но в нем не было и тени былой суровости. Он нежно, почти с опаской, обнял меня за плечи, притянув к своей мощной груди. Я уткнулась лбом в его плечо, чувствуя запах кожи, дыма и ночной прохлады. Мы стояли так, не двигаясь, и в этой тишине было больше понимания, чем в тысяче слов.

И тут из чащи, словно рожденные самой тьмой, выпорхнули они – крошечные огоньки, трепещущие и невесомые. Стайка маленьких светлячков, похожих на ожившие звезды. Они кружились в воздухе, а потом несколько из них смело опустились прямо на меня – на волосы, на плечо, на сложенные руки.

Дорок тихо улыбнулся, его грудь вздрогнула под моей щекой.

– Они чувствуют в тебе добрую душу, – прошептал он. – Смотри, как облепили.

Я с восхищением разглядывала десятки маленьких, пульсирующих теплым светом огоньков на себе. Они не обжигали, а лишь ласково щекотали кожу. Нервное напряжение последних дней вдруг отпустило, и я тихо, по-девичьи засмеялась, глядя на это волшебство.

– Они прекрасны! – вымолвила я, боясь спугнуть хрупкое чудо.

Где-то сбоку, у кромки леса, резко, почти демонстративно, послышался кашель. Я вздрогнула и обернулась.

Из тени вышел Карион. Он стоял, скрестив руки на груди, и его холодный взгляд скользнул по Дороку, который все еще одной рукой обнимал меня, а затем уставился на меня. Светлячки, словно почуяв недоброе, разом вспорхнули и разлетелись в разные стороны, их огоньки растворились в ночи.

Карион нахмурился, его губы скривились в безразличной, почти брезгливой гримасе.

– Идите спать, – бросил он коротко и сухо. – Моя очередь сторожить.

Дорок медленно кивнул, его объятие ослабло. Он потянул меня за собой, назад, к тлеющему костру и спящим друзьям.

– Пойдем, – тихо сказал он, и в его голосе снова появилась знакомая твердость.

Я прилегла рядом с Леамой, все еще чувствуя на коже призрачные прикосновения светлячков и тепло объятий Дорока. Свернувшись калачиком, я накрылась второй половиной одеяла и закрыла глаза, проваливаясь в беспокойный, но уже не такой одинокий сон.