Чёрствый хлеб вечности (Записки сибирского бухгалтера прошлого века)

Мама, видимо, сходила к учительнице, и та сказала, пусть походит недельку две, и сам не будет ходить, поэтому учительница не давала ни книги, ни доски. Однако я продолжал ходить месяц, второй и бросать в школу не собирался, хотя учительница меня ни о чём не спрашивала, уроки не задавала и к доске не вызывала. Видя моё упорство, она выдала мне самый рваный букварь, обломок доски и обломок грифеля. Все учебники выдавали в школе, а первоклассников вместо тетради давали грифельные доски, на которых писали грифелем с доски. Получив букварь и доску. Я был очень рад, хотя учительницы и после этого меня ни о чём не спрашивала, а я сам смотрел, что другие пишут, тоже писал на своём обломке. Однажды захотелось перед ребятами похвастаться, что моя доска очень крепкая по сравнению с ихними. И я, идя из школы, бросил её в столб, и моя крепкая доска разлетелась вдребезги. Я, конечно, был очень озабочен. За этот поступок и боялся, что мне от учительницы крепко попадёт. Тем не менее на завтра я пошёл в школу, а тут дружки уже доложили учительнице, что я сломал доску. Она придя на занятия, первым долгом спросила, где моя доска. Я ответил, что сломал. Учительница рассмеялась и дала мне целую доску. Но, однако, гот мой прошёл впустую, и ничему я не научился, И во второй класс не перешёл. Но уже на второй год я задавал тон своим сверстникам. И так год по году заканчиваю три класса, дисциплина в школе строгая, за малейшую шалость или невыученный урок, было несколько видов наказания. Первая – это урок стоять на ногах в углу с учебником, вторая- стоять в углу на коленях лицом к стенке, третье, за шалости- линейка по голове и оставаться без обеда. И было ещё наказание: оставлять одного в школе после уроков.

Мы учились весь день и ходили на обед домой, но не так уж страшно было остаться без обеда, если ты имел друзей, или кто были двое из одного дома, как например в нашей семье. Если тебе постигла такая участь остаться без обеда, то тебе, конечно, не горячий обед, а кусок хлеба принесут, но скушать его было не совсем просто. Погрызть его надо было во время перемены, и чтобы учительница не видела, да и среди ребят было немало "доносчиков", который того и жди донесут учительнице, что наказанному кто-то принёс подкрепление, а это значит верное наказание и допрос, кто тебе принёс обед.

Если выяснится, кто принёс, значит и того учительница накажет. У нас и на этот вопрос ответы были отработаны, и мы всегда отвечали: "Я хлеб брал с собой утром". Да, собственно, оно так и было, многие ребята, идя в школу, на всякий случай прихватывали с собой кусок хлеба. Не совсем приятно было получить и последний наказание – остаться после уроков, особенно в зимние короткие дни, когда учёбу заканчивались с лампой. На улице совсем темно, и в школе темно, а тебе вот такое наказание за твой проступок: на час оставаться в классе одному после уроков. Света, конечно, нет, ребята ушли домой, а ты в тёмном классе один. Немного пробирает дрожь. И вот срок наказания истёк, учительница и своей комнаты выходит с лампой, открывает класс и выпускает тебя из тёмного класса, как узника из камеры. Выходишь на улицу, а тебе ещё больше километра шагать по тёмной улице домой.

Помню был случай, как один ученик был учительницей оставлен после уроков, и учительница забыла о нём. Родители потеряли его и пошли к учительнице узнать о своём сыне. Тогда она вспомнила, что оставил его после уроков и не выпустила из класса. Когда вместе с родителями и с лампами в руках открыли класс, то из класса никто не выходил. Обойдя со светом весь класс, школу никого не обнаружили. Проверили все стёкла, выбитых не обнаружили. Учительница, конечно, растерялась, куда мог исчезнуть школьник, а он забрался на высокую печь и, пристроившись там на очень маленькой площадке, уснул. Ученик этот впоследствии оказался мужем сестры Нади – Марков И.В. И что вы думаете, за такое произвол, что было учительницы? Ровным счётом ничего. Да и кому будешь жаловаться. Кроме всего этого учительница за учебный год не один десяток линеек ломала о голову учеников, а линейка была квадратиком, и удар по голове линейкой оставлял на голове пострадавшего рубец. Мне таких наказаний получать не довелось.

Как отражалась такая дисциплина на учёбу ребят? Я лично исключил так: те, кто особо не мечтал получить хотя бы трёхклассного образования, а учёба давалась с трудом, один-два класса заканчивал и бросал учёбу. Родители особых препятствий не чинили. Тот, кто имел большое желание окончить три-четыре класса и пофантазировать о гимназии, тот, конечно, старался, как говорят, изо всех сил, чтобы все уроки выучить хорошо. А ведь мы занимались в школе целый день, нам очень много задавали уроков на дом, кроме общих предметов у нас тратилось половина времени на бесполезную учёбу – это изучение закон божия со второго класса. У ученика третьего класса была полная сумка учебников, в том числе "часослов" – это учебник на славянском языке, повествовавший церковное богослужение, евангелие на русском языке и славянском, учебник славянского языка, молитвенник и учебник закона божия. Вот какая напасть учебников, которыми забивались детские умы. Поскольку, наша Верхне-Кукутская школа именовалась церковно-приходской, то один раз в неделю к нам приезжал поп из Харатской церкви и проводил с нами уроки. Бывали случаи, что в школу приезжали из города Иркутска архиерей и также проводил уроки по закону божию и даже по русскому языку. А сколько переживаний, подготовки и повторения уроков закона божие при ожидании его приезда!

Однажды попу ввёл с нами очередное занятие и задаёт нам вопрос: «Кто видел бога поднимите руки?» Закон божий гласит – бог есть дух святой, а это значит, что его никто не мог видеть, и мы знали это с детства. Но нашёлся и среди нас такой по имени Яшка из бедной семьи, который поднимает руку, встаёт и начинает отвечать каким-то, вроде юмором: "Вчера утром вышел на улицу и пошёл в школу, глянул на небо, вижу там открытое окно из него глядит на меня бог, лицо у него большое, красное как солнце". За такой ответ Яшку поп поставил в угол и оставил без обеда, причём весь и обеденный перерыв, чтоб стоял на коленях. Учительнице, видимо, тоже было сделано внушение, так как она после отъезда нам всем делала вроде бы внушение по поводу Яшкиного ответа попу.

А вот другой случай. На поповских занятиях моему соседу Мишке Труфанову из семьи богатых был попом задан вопрос: "На какой земле мы живём?" Он с таким же юмором ответил попу: "На райской". Поскольку этот вопрос не касался бога, взыскание не получил. Ну от нас ребятишек навсегда получил прозвище Мишка-китаец. И когда встал взрослым, его всё равно так называли.

Кроме всего, что преподносилась в школе, мы обязаны были почти каждое воскресенье организовано ходить в церковь в селе Харат. А мы жили на краю деревни, где через гору прямо до напрямую было не более полутора километров до церкви. Но этого мы не имели права делать, чтобы самостоятельно пойти в церковь прямо из дома. Мы шли километра полтора в школу, оттуда уже строем под командованием учительницы шли в церковь, и уже получалось, примерно около четырёх. В церкви нас также выстраивали впереди рядами. Помимо, под всякими причинами посещаемость церкви была не столь обязательной. Богомольцы мы были, конечно, не совсем сознательными один одного под бока, щипали или теребили за волосы, но и здесь было наказание.

Были в школе и зимние каникулы. Отпускали на две недели, праздновали рождество, есть 25 декабря. Праздник рождества христова продлился по 31 декабря с 1 января нового года начинались святки до 6 января, то есть до "Крещения господня". Но на зимние каникулы задавали очень много уроков и, чтобы их хорошо выучить, приходилось почти все каникулы сидеть и учить уроки. Но, как правило, большинство учеников уроки забывали, а если готовили, то не все уроки. Почуяв бесконтрольность и свободное время, все стремились отложить их на последние дни каникул.

Накануне рождества, а вернее уже в день рождества, с полуночи ходили по домам славить христа, пели рождественскую молитву, которая начиналась словами: "… Рождество твоё христе явив наш воссия мира и свет разума…". Славить ходили в основном подростки, но и взрослая молодёжь. Ходили в каждый дом, некоторые залаживались и не пускали, а в большинстве своём на рождество всю ночь не спали и ворота не закрывали. Такова была традиция крестьян. Собирались с небольшими группами от 2 до 5 человек. У нас в доме была своя группа – четыре человека. Мы с сестрой Надей, средний брат Костя Ревякин и наша тётка Анисья. К нам в группу входили ещё две сестры Баяновых- Анисья и Устинья – наши соседки. Примерно за полмесяца мы почти ежедневно проводили спевку, вроде репетиции. И наша группа считалась по Верхнему Кукуту лучшей. Все христославы старались зайти в дома первыми, потому что до утра каждый дом приходила по несколько групп и все нужно было дать вроде подаяние: деньгами, или блины, или ещё как какие-то печеньки. Вот и старалась все пойти раньше других, потому что первым подают больше. мы всякими печеньями и блинчиками не интересовались, нас интересовали деньги. Ведь от родителей никаких денег не получали. И какая была радость, когда после обхода мы делили наш сбор и каждому приходилось по гривеннику, который считали своей собственностью.

Крестьяне, делая подаяние, учитывали исполнительское мастерство. поскольку, наша семейная группа считалась по исполнению лучших по деревней и не просыпала с выступлениями, естественно, у нас против других сборы были лучшими. Для того чтобы пополнять наши сборы за счёт своего дома, заканчивая обход по деревне, заходим домой и также, как у всех останавливаемся у порога и поём рождество. Конечно, родители пополняли наши сборы.

С 1 января начинались так называемой святки. По вечерам ходили по улице и по домам, наряжаюсь разные маски и костюмы. Но в дома уже пускать не всех, боялись, чтобы не перепугали детей. И опять же здесь наша семейная группа и соседский ребятишки занимали одно из ведущих мест. Крестьяне нас пускали с удовольствием. Если другие заходили в дома с шумом, с разными не выдержанными выходками, то наша группа готовила какие-нибудь смешные, инсценировки, вовлекая в разговор хозяев дома и никаких шалостей не допускала.

Дни святок молодёжь собиралась вместе, проводили гадания на улицах и в помещении. Святки кончались 5 января. 6 января шли в церковь – это было большим праздником- Крещение Иисуса Христа. Богослужение шли в церкви, а в конце поп шёл на пруд. там около мельницы заранее была вырублена прорубь формой креста. Поп немного что-то почитает, попоёт, а потом специальной кисточкой в направлении богомольцев по брызгает «освещённой" водицей. Называлась "покропить святой водой". На том заканчивается празднества и начинается трудовая деятельность, а мы в школу идём. Набрал мужество, выучил уроки, что задали- идёшь в школу радостный, а не выучил -хмурый. Ведь за это будет спрос и наказание. А какие уроки мы могли выучить, когда чуть не все каникулы мы с двоюродными братом Костей с раннего утра до позднего вечера ходили с дедом Ревякиным Михаилом Константиновичем (отцом моей матери) молотили цепями вручную хлеб.

Какой был толк от нашей молотьбы, когда нам было 7-8 лет. Но дед считал, когда молотят в три "молотила" удары производятся как бы правильным ритме и работать так бывает легче.

Конец каникул и конечно же мы набрались бодрости и силы для дальнейшей учёбы, а руки вверх от боли не поднимаются, но всё это проходит быстро. В течение зимы мы частенько брались за "молотило" иногда нас даже не пускали в школу, оставляли помогать деду.

А дед изо дня в день, всю зиму молотил один. Очевидно, ему было легче с нами и веселее. Кроме того, мы с Костей помогали ему сушить хлеб овине: ведь нужно было дежурить в яме под полом овина, где горел костёр, чтобы не выгорел пол, и нужно подкидывать в костёр дрова. Вот так проходило время зимы.

Зима проходила! Мы ждали весну. Предвестника весны была масленица, а после неё наступал "великий пост".

Не радостным было для нас время, когда приходил великий пост, который длился семь недель перед пасхой. За это время сами родители ничего мясного и молочного не ели и нам не давали. Да…, как хотелось стаканчик молока или кусочек мяса, но… Это было великим грехом перед богом. Но иногда мы не могли удержаться от соблазна и крадучись кое-когда схватывали молока или сметаны в надежде на то, что в конце семинедельного поста мы будем поститься или, как говорили, говеть, то есть сдавать все грехи господу богу. Это завершающий этап поста, который заключается в посещении церкви несколько дней подряд. А в последний день перед причастием почти сутки нельзя было есть. А вот последний долгожданный день, стоишь и в церкви, а живот подтянул, ведь ты не ужинал и не завтракал, богослужении заканчивалось, примерно, в час дня. накануне этого дня каждый человек, большой и маленький, сдаёт свои грехи попу. Поп стоит на левом клиросе. к нему подходит каждой человек, встаёт на колени, а он тебе с голов накрывает подолом ризы и тихонько учиняет допрос, и делала то-то, не делал ли это, а мы уже получили строгие инструктаж от родителей, чтобы на все вопросы попа отвечает только одним «грешен батюшка». Я, между прочим, нарушал этот закон и, когда мне поп задавал вопросы, в которых я не чувствовал вины, то я ему отвечал "нет". Например, у попа был вопрос "Не воровал ли что?" Этим я не занимался никогда. То на такой вопрос всегда попу отвечал: "Нет". После допроса поп немного что-то наговаривает с господом богом и по его поручению снимать с тебя все грехи, и ты уже не грешен.

В конце богослужения идёт причастие: все подходят к попу, он из серебряной чаши подаёт каждому прямо в рот чайную ложку вина (обычно применялась обыкновенное вино "Кагор"). Поп, конечно, его светил в алтаре. После этого давал кусочек просфоры, грамм 10-20 (просфора – это маленькая булочка, специально испечённое для этого. Гигиена, что называется- ложечка из рук попа бывает во рту человек у ста и больше, и каждый должен поцеловать попу руку. на этом отпущение грехов заканчивается, и придя на из церкви, можно есть, но всё постное, а мясной и молочное можно есть только с наступлением пасхи.

Наконец наступила пасха! Проморив себя семь недель, не выдержишь и хватаешь через меру мясного, молочного, ну и, конечно, яиц. Вот и представляете, что будет желудком. Ну, ничего, всё обходиться хорошо и праздник пасхи длится неделю. Традиционной игрой на пасхе был была игра в бабки, в неё играли ребятишки, молодёжь и взрослые.

И надо отдать предпочтение старым религиозным обычаям и законам, по которым на празднике пасхи считалось большим грехом употреблять спиртное, и, как результат, неделя праздника – и вы редкого человека увидите выпивший.

Говорят, что наш дед Иван в этом был и в пасху грешен. Бывает в гостях у своих родственников или близких знакомых, вы не встретите, что будет за праздничным столом водка. Молодёжь до пасхи организовывала и совместно делали качели, ставили козла из жердей, связывали распаренными прутьями из берёзы. качели были берёзовые и на берёзовых кольцах. Около качели всегда было многолюдно с утра до позднего вечера.

И так сильна была пропаганда религии в народе, что в праздники, особенно большие, как пасха, рождество, троица и многие другие, при любых обстоятельствах работать было нельзя. Если «Рождество Христово» было в зимнее время, то пасха и троица весной и летом, это начало полевых работ, нужно было быть в поле, но нельзя было этого делать, считалось большим грехом работать в такие праздники. Интересно то, что Иисус Христос родился 25 декабря, вот, когда его распяли на кресте, он умер, а потом воскрес. И вот в отношении того, что воскресал он каждый год в разные числа, потому что пасха должна всегда быть в тёмную ночь, а троица должна быть через пятьдесят дней и обязательно пасха и троица в воскресенье, учёные тех времён составляли обратным счётом по луне календарь на сотни лет, чтобы всегда эти праздники так и совпадали. И в народе в этом сомнении не возникло.

Октябрьской революция застала нас, когда я учился во втором классе. Порядки в школе сразу изменились, учителя изменили своё отношение к ученикам. Наказание были отменены.

И вот, один из обычных дней учительница из нижнего шкафа достала маленькую книжку, пожелтевшую и помятую от времени, и видно, что она побывала не в одних руках. По этой книжечке всей школы мы стали разучивать всем известно сейчас песню "Отречемся от старого мира отряхнем его прах с наших ног", а через некоторое время в с. Харат около школы был собран митинг. Было очень много народа, выступали оратор, но не помню, о чём говорили они. После выступления ораторов мы всей школой пели эту песню.

Когда я учился в третьем классе, у меня начали проявляться проблески поэзии, я начал сочинять кое-что, вроде стихов. Однажды перед праздником "вербное воскресенье" мы, несколько ребят, пошли по вербу. День был тёплый, снег сильно подтаяли, и мы пришли домой все мокрые. Несмотря на то, что мы к празднику принесли вербы, нас изрядно поругали, а дня через три я написал тему стишок, конечно, преувеличением происшедших событий, вот такой:

Мы ходили в лес по вербу,

Наслаждались светом дня,

Ветки рвали и бросали

Прямо в талые снега.

Наломали вербы много

И отправились до дома.

Дома нас и бьют, ругают,

Прямо палками бросают.

Наконец берут ухваты,

Выгоняет нас из хаты.

А после решил написать более серьёзное "произведение". Тема у меня родилась быстро. Она, очевидно, созрел у меня на основе песни, которую мы пели, и произошедшего митинга, ну и, конечно, из беседы учительницы. Видимо, созрела мысль, что скоро мы заживём гораздо лучше, чем сейчас. Начал я сочинять стихи о тяжелой, бедные доле крестьянина. Вот эти слова:

Приходит весна, в полях пташки запели,

Цветной пеленою покрылись луга,

И дети на птичек прилежно смотрели,

Лишь пахарь бывает унылый всегда.

Измучен, бледный, худой

Весь век проживёт на корке сухой.

Лошадь тащится, одни только кости,

В ней нет уже больше ни силы, ни злости.

Еле идёт по сырой борозде

В худом хомутишке и рваной узде.

Да в детском возрасте того времени, мне и сейчас непонятно, откуда я мог понимать о тяжелой бедной участи мужика.

Свои стихи я прочитал своим товарищам, они в свою очередь передали учительнице, которая попросила показать ей мои "произведения".

Будущем мечте моей осуществится не удалось. Так сложились условия жизни.

В летнее время особенно развлекаться было некогда. Отец был в армии, а я был первым помощником матери и почти всё лето находился с ней в поле: или боронил, или просто пас лошадку. А в возрасте 9 лет я уже был неплохим жнецом. Когда начиналась жатва, то уже не просто для развлечения, а без отдыха с утра до вечера орудовал серпом.

Кроме других ребят нам сродным братом Костей менялась в обязанность следить за рогатым скотом на выпуске летом. Почему-то тогда скот в табуне не пасли, а мы должны были обеспечить, чтобы не попал в потраву и вовремя приходил домой.

Помогали и в других делах. Однажды дед Михаил Ревякин поехал в село Харат получить ссуду зерна и взял меня с собой, чтобы помогать ему держать мешки. Мы подъехали к двум большим складам, в них было много зерна. Склады эти назывались Мангазеем. Дед нагрёб мешка три или четыре зерна, взвесили его на больших коромысловых гиревых весах. Смотрю, отпускавший достаёт аккуратная наложенных пачку лучин, берёт одну из них, аккуратно нарезает на ней ножом зарубочек и расщепляет её надвое, одну половинку даёт деду, другую оставляет у себя. Одновременно что-то записал себе в книжку, но росписи не взял от деда. Да и какая роспись, он же неграмотный. Росписью служила лучинка. Когда заёмщик привозит ссуду, он везёт с собой лучинку, кладовщик берёт и его училку и находит её второй частью у себя, прикладывать их вместе и, если по зарубкам и плотности расщепления, значит всё в порядке. Зарубки – это обозначают, сколько на лучинке зарубок, столько и брал пудов зерна. За ссуду брали большие проценты. Рассказывают, что раньше и вообще никакой записи не было, были только одни лучинки. Как запоминали, кому принадлежат эти лучинки? Это непонятно и сейчас. Откуда создала эти фонды? Раньше был узаконен вроде налогов крестьян, по которому ежегодно каждый крестьянин должен в эти Мангазеи сдать два пуда зерна, налог этот назывался "Руга". И на эту сдачу зерна крестьянину давали лучину с двумя зарубками. На всякий случай для проверки, что руга заплачена.

Была у нас и хозяйстве умная и смирная лошадь- рыжий мерин. Я очень любил езду верхом, гонял верхом во всю лет с пяти. И вот наша лошадка уже меня определила, как из ездока не настоящего, и рысью бежала только по своему настроению, а если не хочет, будет спокойно пошагивать, и я ничего с ней не могу сделать, а иногда и совсем встанет и начинает щипать траву, а я сижу на ней верхом. Впоследствии стал фокусничать и на работе. Бывало, придём с мамой в поле боронить, заведём его в оглобли, а он нас обоих носом отшвырнёт и убежит. часок побродит по хлебам, по траве, поест и опять поддаётся нам. Мы опять заводим его в оглобли, он опять такой же номер выкидывает. И вот так мучает нас полдня, но потом опять начинает трудиться. Я взбирался на неё верхом и начинал боронить до самого позднего вечера. К вечеру поднималась тучами мошкара и без сетки на лице становится невозможно править лошадкой. Вот так всё лето Мы с мамой на пашне копаемся, как черви.

Осенью 1917 года отец вернулся из армии. Но почему он вернулся из армии в самый разгар революции? Может быть дезертировал? Ведь в это время это наблюдалось. Но он вёл себя открыто и уверенно. И с первых дней он твёрдо был на стороне революции и ввёл на селе с крестьянами разговор о революции. Впоследствии, уже став взрослым, предполагал, да и сейчас остался при таком же мнении, что отец был каким-то органами направлен в деревню для проведения пропаганды революции. Об этом говорил тот факт, что ввернувшись на из армии, он принёс и библиотеку, примерно из десятка небольших книжечек.

Запомнилась мне, что на каждой из них вверху было написано "Пролетарии, всех стран, соединяйтесь!" А вот заголовки заполнил только на двух. На одной – "В борьбе обретёшь ты право своё", и на второй крупной буквами – "II съезд РСДРП" или третий, точно не запомнил. Для меня в то время эти буквы были непонятны. Вот, когда стало взрослым, и когда начал изучать краткий курс партии, в моём моей памяти ясно воскресли те пять букв на той брошюре.

Когда отец пришёл из армии, мы продолжали жить на квартире Ревякиных. С таким составом семьи жить стало уже невозможно. О койке в то время речи не могло быть, её некуда было ставить, и мы все года спали на полу. Своего дома готового, чтобы жить в нём, не было и мы переселились через дом от Ревякиных к сестре нашей мамы, то есть к дяде – Труфанову Ивану Фёдоровичу, опять же две семьи, опять же кровати ставить некуда, и приходилось спать на полу, но тем не менее здесь было немного свободнее, так как семьи были маленькими – две семьи в 10 человек. Дядя наш по тем временам был одним из грамотных мужиков в селе, он читал книги, выписывал газеты и даже вёл подшивку газет, но для семьи был сварливый и скандальный за всякие пустяки поднимал скандал. Имеющийся в хозяйстве собака настолько знала и боялась своего хозяина, что в ограду заходила только тогда, когда его не было дома, а когда он появлялся домой, она уходила за двор и пока он дома во дворе во двор не заходила.