Чужая память. Осторожно! Магия! Не влезай – убьёт!

Все события и персонажи, описанные в книге, являются вымышленными. Любое совпадение с реальными людьми и событиями случайно.

Фотограф Wolfgang Eckert

© Таисия Семёнова, 2021

© Wolfgang Eckert, фотографии, 2021

ISBN 978-5-0051-6951-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

* * *

Каждый человек, появляющийся в твоей жизни, все события, которые с тобой происходят, – всё это случается с тобой потому, что это ты притянул их сюда. И то, что ты сделаешь со всем этим дальше, ты выбираешь сам.

Предисловие

На дереве в парке висел труп мужчины. Картина была почти мистической. Снегопад, первый обильный в этом году, продолжался всю ночь. В предрассветном невнятном свете, в дымке снегопада человек, казалось, парил над землёй. Капитану Петрову было не до романтики. Дежурство подходило к концу, впереди был первый выходной день за неделю, который он планировал провести с женой и дочкой, просто отоспаться. Теперь все мирные семейные планы шли псу под хвост из-за этого «парящего» призрака. Зло сплюнул на занесённую снегом дорожку, не стесняясь в выражениях, мысленно обругивал «призрака», испортившего выходной. Сигнал поступил от бдительного старичка, страдавшего бессонницей. Он разглядывал парк через окуляры военного советского бинокля, оставил его себе как память о службе. Это стало его привычкой – «Ночной дозор», так он себя в шутку называл. Сначала подумал, что кажется. Сильный снегопад и плохое освещение мешали обзору. К утру снегопад уменьшился, и фигура крупного мужчины отчётливо повисла в воздухе. Позвонил участковому, с которым сложились хорошие отношения – старичок был «внештатным сотрудником». По природе наблюдательный и дисциплинированный, он много раз замечал необычные ситуации и помогал в расследованиях. Участковый на месте оценил ситуацию, вызвал опергруппу. Теперь ждали следователя и судебного медика. «Всё так хорошо начиналось, – думал капитан, – тихо, ни одного вызова за сутки. Бэтмен, блин. Мог бы подождать до обеда или в квартире удавиться, по-тихому. Нет – испортил выходной». Даже издалека было понятно, что мужчина был крупного телосложения. Снег лежал ровным пушистым белым покрывалом, нигде не было видно следов. «Вес килограмм сто тридцать примерно, – думал капитан, – он должен продавить снег, должны быть следы».

Глава 1

Марина

Уже почти месяц не было дождя. Земля высохла и дала глубокие протяжённые трещины, которые изрезали её поверхность морщинами, обнажили корни растений. Воздух был наполнен густыми ароматами сухой травы и раскалённой земли. От почвы шёл жар хорошо натопленной печи. От этого, казалось, воздух был такой густой, что можно было на нём лежать, как в гамаке. Время было уже глубоко послеобеденное, но солнце нещадно дарило тепло высохшей земле. От того, что воздух был обжигающе горячим, если смотреть на солнце, казалось, что кто-то щедрой рукой разлил цветочный мёд, и он сочился на землю янтарными каплями. А солнце было так близко, что можно было поздороваться с ним за лучик своей маленькой ладошкой. Как же хорошо было сидеть в ничегонеделании, в этой детской беспечности на берегу большой реки, кидать в воду камушки, загадывая каждый раз новое желание.

А вот их было очень много. И самое главное, чтобы мама с папой побыстрее приехали и привезли из города конфет. Конфеты «Вечерний звон» – так в шутку назывались карамельки с начинкой из повидла за то, что они звенели, ударяясь о стенки пол-литровой банки, когда её трясли. Трясли её только по вечерам, за чаем и давали всего одну конфетку. Возможно, именно от этого она была сказочно вкусной. Марина, конечно, пробовала другие конфеты и даже шоколадные, но эти только один раз в год, зимой, приносил Дед Мороз. До Нового года ещё было далеко, а вечер – близко.

Маринке исполнилось целых пять лет, она считала себя очень взрослой. Девочка жила с двумя бабками и дедом в деревне, родители и старшие братья в городе. Одну из бабушек звали Дарья, это была мамина мама, и она была очень строгая. Маринке доставалось за всё и, как казалось тогда, совершенно напрасно. Мама Марины была единственной дочерью бабушки и чуть не умерла родами, когда рожала Марину, и беременность была очень тяжёлой. Маринина мама чудом осталась жива. Маринка родилась глубоко недоношенной, а молока у матери не было. На семейном совете было принято решение – после выписки отдать Маринку бабушкам, одна из которых была повитухой (когда-то в молодости), про другую говорили, что она – ведьма. Вот бабушки Марину и выходили. Выпаивая козьим молоком и настоем трав, массажами и мучительными растираниями в горячо натопленной бане. Марина росла совершенно обычным ребёнком, ничем не отличаясь от других таких же голоногих сорванцов в деревне.

Деревенская жизнь – она тяжёлая. Детей к труду приучали сызмальства: в огороде помогать, ходить за скотиной – это было Маринкиной обязанностью. Бабушка Дарья, на самом деле, работала фельдшером в акушерском пункте, её любили и уважали в селе, обращались за советом и за помощью в любой день и час. Муж бабушки Даши – председатель совхоза, мужиком был коренастым, спокойным и хозяйственным, немногословным.

Вторая бабушка Марья отличалась суровым нравом и крутым характером, много лет жила одна, после того как муж погиб на войне. Сыновья быстро выросли и уехали в город, поступив кто куда учиться. В совхозе она работала помощником председателя, хозяйство было крепкое, спуска никому не давала – ни себе, ни другим. Сколько лет ей было, никто толком не знал, старшие внуки уже побаловали правнуками, и вот только младшая внучка Маринка оказалось каким-то заморышем. Но выходили её с Божьей помощью. Марья – красивая, статная, без единого седого волоса, с красивым бархатным голосом и зовущей поволокой в глазах вызывала бурную зависть всех деревенских баб, но трогать её побаивались, говорили, что ведьма.

Маринка сидела на берегу, продолжала бросать камушки в воду и болтать босыми ногами над обрывом. Так хотелось сбежать с крутого обрыва, с разбега нырнуть в ласковые, тёплые воды большой сильной реки, испытать это счастье – когда тебя подхватывают волны, вынося куда-то высоко-высоко. Так же хорошо бывает, когда приезжает папа, кружит, кружит на сильных руках высоко над головой наряженную в новое платье дочку, подбрасывает вверх к самым облакам, Маринка смеётся. Так хорошо. Вот именно сейчас, вот именно сейчас она разбежится и кинется вот эту вот воду. Сейчас. Прямо сейчас. В чём была, по деревенскому обычаю в трусах, в тёплое нутро большой реки.

«Вот ты где, бездельница», – это баба Дарья нашла её. «Огород не полит, не полот, гуси разбежались, а она тут прохлаждается». Удар пучка крапивы пришёлся как раз по попе, вода усилила обжигающий поцелуй жгучей травы, шлепок превратился в острую боль, возвращающую в реальность.

* * *

Она медленно открыла глаза, увидела белый потолок палаты, прозрачные трубки капельниц, к груди были пристёгнуты датчики мониторов, которые равномерно пищали, извещая медперсонал о состоянии больного.

Это была палата частной дорогой клиники с вышколенным персоналом и высококлассными врачами. Врачи боролись уже даже не за жизнь Марины, они пытались облегчить последние дни, уменьшить боль. Боль.

Боль поднималась из ниоткуда. Она разрывала такие прекрасные сны, она накатывала тёмной удушливой волной действительности в тот момент, когда так близко и так возможно счастье, подступала эта безжалостная боль – так было всегда. Когда-то давно, очень давно, ей казалось, что самое страшная боль – это боль души. Когда уходит или умирает любимый человек, а ещё раньше она думала, что боль – это когда двойку получила, или потерялся любимый котёнок. Но только сейчас… Только сейчас она поняла, что такое боль на самом деле. Это то, чему ты не можешь сопротивляться, то, что захватывает тебя полностью до твоей самой последней клеточки, и перестаёшь понимать – где ты. Когда ты не можешь собрать всю свою волю, свою большую, отточенную, как стрелу, волю в кулак и вырваться из этой боли. Боль больше и сильнее тебя, она тебя поглотила, ты её полноправная жертва.

Оставалось ждать тех минут, когда острое жало медицинской иглы в умелых руках улыбчивой медсестры вонзится в трубку капельницы, и по венам побежит спасительное зелье, даря покой и сны.

В этот момент понимаешь, что эта жидкость дарит тебе забвение. Всего на несколько часов. Несколько часов без боли, в эти моменты приходят счастливые воспоминания, которые, как маленькие янтарики, сверкают на жарком солнце. Хочется пережить их снова хоть на миг, хочется забрать с собой кусочек этого лета туда, где зима, пустота и холод.

Болезнь терзала Марину уже более десятка лет. Она меняла маски, иногда прикидывалась, что ушла совсем. Это был обман, это как игра в покер. Болезнь умело блефовала, обманывала не только Марину, но и врачей, хитрые приборы и новейшие анализы. Всё это время, затаившись, болезнь забирала себе по кусочку жизни, отъедала и отвоевала плоть.

Всё началось с пустяковой царапины во время маникюра. Вроде бы еле заметную родинку на пальце поранили, а она стала болеть и вспухать, иногда кровоточила. Марина лечила её прижиганием, кремом, йодом, даже сходила на лазер. Вроде как отпустило, прошло и со временем забылось. Было много командировок, нужно было зарабатывать деньги, много денег – дочь ещё очень маленькая. Муж был рядом: сильный и заботливый, зарабатывал неплохо, но надежды на него было мало. Марина себя так уговаривала. Ездила по командировкам в жаркие страны, где было очень-очень много солнца. Всегда любила солнце, в его лучах она ощущала себя, как у бабушки в руках. Солнце ласково гладило волосы, нежно целовало кожу, и оно же питало болезнь. Потом были операции, химиотерапия и снова операции. Болезнь проросла, укоренилась, окрепла, теперь приходилось с ней считаться. Тогда Марина узнала, что такое боль по-настоящему, что боль теперь её контролирует, что это от боли зависит – поедет Марина в командировку или пойдёт на курс химиотерапии. Теперь не Марина принимала решения в своей жизни, все решения принимала болезнь.

Агрессивные клетки грызли здоровое тело, разрушая и подчиняя его каждый день медленно и неумолимо.

* * *

Глава 2

Марина мало знала о своих родителях. Знала, что у неё удивительно красивая мама: стройная, с яркими карими глазами, восхитительными длинными, тёмными волосами, в которые так хорошо было зарыться, мама очень вкусно пахла. Этот запах снился Маринке по ночам. Она так хотела, чтобы мама была рядом, но мамы не было. Мама жила в городе вместе с отцом и старшими братьями, так было всегда, и всех устраивало. Никто не хотел менять сложившуюся жизнь. Мама так и не смогла полюбить Марину: очень тяжело ей всё досталось, долго она приходила в себя после родов, изуродованный шрамом живот, невозможность родить ещё одного ребёнка – всё это не давало принять эту девочку. Она была умной и начитанной, всё понимала, но переступить через себя не могла. Сыновей любила очень, позже они с мужем удочерили ещё двух девочек, но принять в свою жизнь Маринку не могла, она даже по имени её называла редко.

Мама работала в каком-то НИИ, кажется, с лекарственными травами, ничего о своей жизни никогда не рассказывала. Отец был военным, засекреченным военным.

Летом всей семьёй отдыхали пару недель у бабушек и дедушки. Братья рассказали, что они скоро поедут на море. Марина никогда не видела моря. Она пытала отца: «А какое оно, море? А оно больше реки? Правда, что берега не видно? А правда, а правда, что оно – солёное? И там медузы и дельфины?» Папа много раз рассказывал про море, обещал даже как-нибудь свозить. Завтра они уезжают на море с братьями и мамой. Маринка оставалась в деревне, потому что у Марины слабое здоровье, ей вредны такие долгие поездки и смена климата. Она, конечно, плакала, горько и безутешно плакала, зарывшись головой в подушку, сжимая у груди единственную куклу, которую сшили вместе с бабушкой, думая, почему её не могут забрать в город и на море. Это была первая детская боль.

Бабушки между собой общались мало и только по делу, единственным общим делом у них была Марина – общая внучка, обе бабушки неплохо разбирались в травах. В одно июньское утро, Марине тогда было около 6 лет, задолго до рассвета, обе бабушки, одетые в красивые светлые одежды, разбудили Марину и велели одеваться, пошли в луга. У каждой в руках был холщовый плат, который они тащили за собой по луговым травам. Солнце только приподняло край неба, было тихо, воздух напоен ароматами земли и цветов, на высокие травы легла обильная роса. Бабушки тихонечко пели незнакомую песню. Вскоре рубашка промокла до последней нитки, холодно не было, было весело и приятно отчего-то. Хотелось кружиться и прыгать в этой траве, распустить волосы. Солнце величественно поднималось по небосклону. Когда солнечный диск зашёл над окоёмом, тогда из детской груди вырвался неподдельный крик восторга, это радость от того, что жизнь – она есть, она продолжается. И что-то новое и прекрасное вошло в этот мир. Бабушки молча смотрели на солнце, умывались ладонями, смоченными в росе. Обратный путь они прошли молча, ткань несли в руках. Стрижи резали небосвод криком и крыльями, на душе было тихо, хорошо, спокойно и радостно от осознания того, что в этом мире мы не одни.

После этого бабушки, посовещавшись, решили учить Марину родовому искусству, к этому было решено привлечь и деда. Учёба давалась очень тяжело. Никто не отменял прополку огорода, ухода за скотиной, заготовку сена. Задания тоже были очень сложные: найти траву, которая вылечит у деда Михея болячки на руках, а какая эта трава? Сколько её надо принести? А не ту траву принесёшь – получишь хворостиной. Или другая забава – принесут охапку травы, и поди разбери: где травы злые, где травы добрые, где бесполезные. А потом ещё сложнее началось – одна и та же трава может быть и доброй, и злой, зависит от того, для чего ты сорвал и когда.

Долгими зимними вечерами дед рассказывал Марине сказки, сказки о старом мире, который давно потерян. Про эти сказки нельзя было говорить никому, даже лучшей подружке Галке, ни даже Мишке, дружку, никому, потому что за эти сказки могли очень сильно наказать. Всех. В детстве сказки она не записывала, она их запоминала. Сшила себе кукол, называла именами старых богов, играла в них. Иногда играла с бабушками, но никогда с другими детьми или с братьями. Она мечтала, что когда-нибудь старый мир возродится. Что опять придут добрые боги, и всё будет по-другому. Она даже умела читать облака, искать верные признаки в цветах и листьях, не боялась ходить за рощу, она слышала реку, она слышала ветер. Кому такое расскажешь? Дед говорил, что бабушки Марья и Даша про одно и то же говорят, только с разными подходами. Это вот как огород можно и лопатой вскопать, вилами можно и трактором – результат-то будет один, земля будет готова к посеву. А уж как ты этого добился – это дело твоё. Марину захватила эта жизнь, ей хотелось наполниться этими знаниями, запомнить, унести с собой всё куда-то. Она всегда мечтала уехать. Уехать. Сбежать. Получить какую-то новую жизнь где-то там, где далеко и хорошо. Она тогда ещё не знала, что этого нет. Нет «далеко» и нет «хорошо». Есть только этот мир, который она вокруг себя выстраивает. Бабушка Дарья учила обращаться с веретеном по-разному: не только сучить пряжу, но и предсказывать, лечить, снимать заклятья, которые злой колдун наложил, и судьбу поправить, если заблудился кто. Учила в бане парить, учила хвори выгонять, говорила, что хворь – живое существо, её надо потихонечку попросить, и она уйдёт, не надо с ней ссориться.

Баба Марья была немногословной, рядом с собой ставила и говорила: «Не лезь». Собирала она разные странные вещи: иногда доставала сухую траву, которой так много лет, что сама не помнила, говорила, что девочкой её собирала, иногда ходила на болото, выкапывала корни, толкла какие-то камни в ступе до состояния мелкой соли – всё это смешивалось и перемешивалось. Дважды в месяц она натиралась этим сама и Маринку заставляла, говорила, для молодости. «А какая молодость, мне всего семь лет? Зачем мне ваша молодость? Я и так маленькая?»

Однажды баба Марья велела сварить отвар и вылить под курятник злой соседки, в тот же день передохли все куры. Вроде трава была обычная – чернобыльник, чего куры от чернобыльника померли – непонятно. Спрашивала у бабушки: «Зачем ты это делаешь?» Она говорила, что во всём равновесие должно быть – без зла добра не будет. И бывает так, что у человека надо злую долю отнять для того, чтобы он счастлив был. А значит, ведун злым должен быть и сильным, иначе сложно будет, может зло тебя не послушаться или даже одолеть. А дед говорит, что они одно и то же говорят… Вот поди ж ты разберись тут со своим детским умишком. Просто они говорят и говорят… И зачем они говорят?

Глава 3

Марине было уже восемь лет, когда летом родители приехали и сказали: «Собирайся, поедешь с нами, в школу пойдёшь. Мы будем все вместе жить в городе у моря. Отцу дали другое назначение. Уезжаем далеко». Она не хотела уезжать, она уже привыкла жить так. Она любила бабушек и деда, свою подружку Галку, друга Мишку. Даже без собаки Жучки уже не могла. «Куда? Зачем? Я не хочу! Я не хочу никуда ехать! Я здесь живу! Здесь трава, здесь лес, здесь речка! Я не хочу к морю!!!»

«Тебе надо учиться. Ты должна учиться в школе. Все нормальные девочки в трусах по крапиве не бегают», – холодно отрезала мать.

Они переехали в большой город на море, Марина пошла в школу. Училась средне, на тройки. Зачем учиться, она не понимала. Скупые цифры математики, глупые правила языка, которые и так всем понятны. Ей нравилось рисовать. Она часами сидела на берегу моря и рисовала бабушек, деревню, деда и поля. Братья уже выросли, в квартире они жили только с младшим из братьев – Колькой, который решил стать военным, и приёмными младшими сёстрами. Марине очень хотелось обратно в деревню, только там она могла жить полной жизнью, дышать полной грудью. Для неё это было странно, ещё не так давно она с такой же страстью мечтала жить на море и с родителями. Каждое лето она рвалась на хутор, для этого подрабатывала зимой где угодно: мыла полы, гуляла с соседскими собаками и сидела с чужими детьми, разносила почту. Копила деньги на билет, лишь бы смогла уехать обратно на хутор и там побыть с бабушками и дедом.

В это лето ей исполнилось шестнадцать, она закончила восьмилетку, надо было поступать в техникум, но совершенно не знала в какой. Ей не нравилось ничего. Мать уговаривала идти на швею, отец убеждал идти в связистки (династию военных продолжать), тётки советовали медицинский. У Марины явно были задатки. Она умела «врачевать»: то травку приложит, и ранка зарастёт, то по щеке погладит, и зуб пройдёт. Ничего особенного, так, детские игрушки, это же не как у бабушек. В деревне она оказалось в конце мая, сразу после школьных экзаменов, встретив её на вокзале, дед сказал: «Поехали, тебя бабушка Марья ждёт». Марина увидела бабушку, поняла, что осталось совсем мало времени. Она не могла принять это, как такая молодая сильная красивая женщина и умирает. Она умирала и ждала только Марину, она хотела попрощаться со своей младшей внучкой. Вокруг было много людей, они не мешали, они как бы растворились в воздухе, их не стало. Сад стоял тихим и тёмным, а должен был весь в нарядном белом цвету. Бабушка обняла её крепко, сжала в объятьях, потом отстранила от себя и долго смотрела в глаза. «Откройся мне, посмотри ещё мне в глаза. Я ищу тебя», – сказала и надела на палец кольцо, обычное золотое кольцо, которое Марина много раз видела у бабушки на руке. Теперь кольцо было у неё на пальце. Оно сидело как влитое, будто всегда там было. Нестерпимо жгло. Казалось, оно впивается в кожу. «Бабушка, не уходи, пожалуйста. Не уходи, пожалуйста! Останься, побудь со мной! Мне мало, так мало тебя! Я так мало знаю ещё…» Марья поцеловала свою младшую внучку, откинулась на высокую подушку. В эту секунду стая ворон сорвалась с веток в небо, оказывается, весь двор, все деревья были заняты вороньей стаей. С громким шумом они взлетели, как один могучий организм, и куда-то исчезли.

Остаток лета Маринка провела с бабушкой и дедом. Помогала им по хозяйству. Много бегала по полям, старалась набраться детства. Запомнить, как это бывает, побыть немножечко с бабушкой и дедом в беззаботности и полной безопасности.

Марина знала, что она теперь приедет нескоро. Предстояло поступление в училище, там экзамены и каникулы совсем маленькие будут. В лучшем случае, через год получится.

В один из вечеров она попросила бабушку Дашу погадать ей. Бабушка взяла веретено, шёлковый плат, свечи, достала карточки. Она никогда не называла их картами, вообще никак не назвала. На них были нанесены странные знаки и лица. Бабушка привычным движением разложила карточки на платке и сказала: «У тебя будет очень долгая жизнь. Можешь указать людям дорогу к богам. Будешь дарить людям надежду и вести их к лучшему. Если не будешь обманывать людскую надежду. Ты будешь счастлива только в том случае, если научишься верить. Поступай в Ленинград, на реставрацию икон учись. Ко мне приезжай лет через пятнадцать». «Бабушка, это же так долго!» – всхлипнула девочка. «Я дождусь, и дед дождётся, ты приезжай, главное».

Глава 4

Лето кончалось, нужно было что-то решать. Возвращаться домой, оставаться в деревне или всё-таки ехать в далёкий, неизвестный Ленинград. Бабушка и дед говорили, что надо ехать в Ленинград. Родители настаивали на возвращении домой, куда очень не хотелось возвращаться. Ещё страшнее было ехать в Ленинград. Это большой, холодный, незнакомый город, где нет никаких родственников, просто приятелей и тех нет. Абсолютно никого. В дорожной сумке лежал аттестат за восьмой класс, новенький паспорт, немного денег на дорогу.

В Ленинграде Марина оказалось уже почти в конце августа. Деревья начинали желтеть. Но ещё было по-летнему тепло. Она смогла найти это художественное училище, где учат на реставраторов, но приём был уже окончен. Не зная, что делать дальше, она сидела на скамейке рядом со зданием училища, по привычке рисовала в альбоме, так легче думалось. Рядом остановился мужчина средних лет в красивом костюме, долго заинтересовано смотрел, спросил: кто она и почему тут сидит. Марина рассказала ему про то, что закончен приём, про то, что не хочет возвращаться домой и учиться на швею, про то, что не знает, что дальше, а рисовать она любила всегда.

Оказалось, это Александр Иванович, директор училища. Ему понравились рисунки, да и было просто жалко девчонку. Он смог устроить поступление вне конкурса и выделил место в общежитии. Учёба продвигалась достаточно легко. Предметы по специальности давались очень быстро и просто, а всё остальное её не заботило. На первом курсе Маринка подрабатывала в овощном магазине, сортируя картошку и другие овощи. В училище появилась подруга Светка, такая же вечно голодная, весёлая девчонка.

Год пролетел незаметно. Наступила весна…

Любовь случилась внезапно, как это обычно и бывает в нахальные семнадцать лет. Казалось, что всё вокруг цветёт, распускается и щебечет только для неё. Марина влюбилась. Он был хорош собой, невысокий и жилистый. У неё подгибались колени, и бешено стучало сердце, когда она вспоминала о его сильных, загорелых руках. О его пальцах, когда он играл на гитаре, казалось, что он ласкает её кожу, так чувственно это было. Его звали Пашка, он был автослесарем. Но это не главное, главное, что он был Музыкантом, именно так, с большой буквы. Он познакомил её с другой музыкой, которую Марина никогда раньше не слышала. Эта музыка отличалась от той, что звучала по радио и телевизору, от бабушкиных песен. От этой музыки что-то дрожало внутри, хотелось кричать и прыгать, забывалось всё, и одновременно просыпалось что-то животное. Хотелось есть, хотелось ненасытно заниматься любовью.

Вокруг пел май, деревья салютовали молодой листвой и цветами её бесшабашному счастью. С Пашкой было хорошо, они гуляли светлыми ночами, ночевали иногда в парках, купались в Финском заливе и фонтанах голыми. После этого Пашка сочинял новые песни и называл Маринку своей Музой. Маринке хотелось только одного – быть с ним нераздельным существом, войти в него, раствориться в нём, обладать каждой его клеточкой.

Только Светка всё портила, говорила, что до добра это не доведёт, что надо идти учиться, что она нашла хорошую подработку маляром. И всякую такую занудную чушь.

Павел был старше и опытнее, его забавляла влюблённость этой молодой, смешной девчонки, к тому же она нравилась его друзьям. Но любил он другую… Свою бывшую жену, ослепительно красивую девушку, она ушла от него к какому-то комсоргу. Он плакал по ночам от тоски и писал музыку, ему казалось, что его музыка сделает человечество лучше. Иногда Музы не хватало, и тоска обвивала сердце холодной змеёй, тогда помогали средства потяжелее. Маринка в своей дурной влюблённости и детской наивности ничего не замечала, ну курят они папироски, что в этом плохого? В деревне все махорку курили, правда, от неё тошнило. Потом, к осени, она увидела странные ранки на руках у Пашки. Однажды он пригласил её на вечеринку, где можно будет уединиться в комнате. Он был весёлым и заботливым, чем-то угощал, поил портвейном. Потом было плохо, очень. Её рвало и нещадно выкручивало внутренности, сводило руки и ноги. Тело выгибало дугой и сотрясало мучительными судорогами. Болела кожа, волосы, ногти, глаза и уши, болело вообще всё. Марина увидела себя как бы сверху, на грязном полу, такую чужую, жалкую и одновременно любимую. Рядом с собой увидела бабушку Марью, она стояла с хворостиной в руках и велела возвращаться домой.