Уголовных дел мастер

Тайные врата

На девятый этаж пришлось подниматься пешком: лифт не работал. Явно не по вине коммунальщиков. Утром, выходя на первом этаже из кабинки, Сергей Антонович Ворсин заметил, что оранжевая кнопка вызова горела как обычно. Теперь от нее осталась только оплавленная пластмасса, от которой исходил неприятный запах. «Витек, наверное, постарался», – беззлобно подумал Сергей Антонович о десятилетнем сыне соседей, живущих этажом ниже. Этот хмурый костлявый остроносый парнишка тяготел к хулиганству, да еще и страдал пироманией, однажды едва не спалил собственную квартиру.

Тяжко вздохнув, Сергей Антонович медленно зашагал по крутым давно немытым ступеням. Каждый метр давался нелегко. Останавливаясь на лестничных площадках и хрипло дыша, он вытирал пот с лица и печально констатировал, что свинина, жареная капуста и пиво явно не идут на пользу. Эта мысль была далеко не нова, посещала его с завидным постоянством. Бывшая жена Антонина, когда он жаловался, что никак не может похудеть, обычно произносила сакраментальную фразу: «Пора на диету». К счастью, его благоверная, собрав вещички, укатила к своей маме. После ее отъезда квартира Сергея Антоновича напоминала номер захолустной гостиницы. Хорошо, что жена не позарилась на компьютер, который он купил, вырвав из семейного бюджета пропасть денег. Она восприняла электронную новинку как личного врага и злилась, когда супруг подолгу торчал в интернете. Сергей Антонович поначалу обижался на благоверную, но через неделю спартанская обстановка и неожиданное одиночество пришлись ему по душе.

Добравшись до седьмого этажа, Сергей Антонович заметил, что пространство над его головой утопает в ночи.

– Витек и лампочку кокнул, – вяло подумал он, чувствуя тревожную боль в груди. Ему показалось, что крохотный злобный зверек тайно проник в межреберное пространство, выпустив коготки, исподтишка царапает сердце. На девятом этаже свет тоже не горел. Ворсин зацепился в темноте за ступеньку, едва не бухнулся всеми своими ста тридцатью килограммами на холодный бетон.

– Подлый мальчишка! – выругался он, твердо решив завтра серьезно поговорить с его родителями.

В том, что именно Витек периодически колотит лампочки, Сергей Антонович не сомневался. В воскресенье Ворсин любил подольше поваляться в постели, он был «совой» и ежедневный подъем в семь утра давался ему чрезвычайно болезненно. Антонина работала детским терапевтом, без всякого будильника она ни свет ни заря вскакивала с постели. К тому моменту, когда супруг, чертыхаясь, нащупывал рукой кнопку противно пищащего электронного тирана, успевала не только приготовить завтрак, но также принять душ, высушить волосы, накраситься и одеться. Антонина считала, что супруг лентяй и лежебока, а когда он сетовал на то, что против физиологии не попрешь, назидательно изрекала, что главное – это режим.

– Не пей на ночь крепкий чай, – безапелляционно изрекала она. – Вместо того чтобы часами пялится в дурацкий монитор, лучше почитай перед сном Библию. Ложись в десять часов. Перед сном обязательно подумай о чем-нибудь приятном. Через пару месяцев будешь отлично высыпаться.

В то воскресенье жена разбудила его в самый неподходящий момент. Сергею Антоновичу снилось, будто ему десять лет, он приехал в гости к бабушке в деревню, сидит вместе с друзьями на берегу мелкой речушки Альмы. Совершив успешный налет на огород бабки Феклы, мальчишки набрали кучу краснобоких помидор и покрытых крохотными пупырышками тугих огурчиков. Вывалив богатство на газету «Правда» с портретом Леонида Ильича, ребята нарезали хлеб, высыпали на довольную физиономию генерального секретаря ЦК КПСС горку белоснежной соли, и, весело смеясь, приступили к трапезе. Сережа выбрал остроносый продолговатый помидор, слегка наслюнявив его аппетитный бочок, присыпал солью и собрался вонзить в ароматный прохладный плод молодые, еще не испорченные кариесом и табаком зубы.

В этот момент сладостное видение исчезло, пред глазами мелькнуло и погасло рыжее счастливое утро, а из полумрака выплыло недовольное лицо жены.

– Пока дрыхнешь, у нас лампочки на площадке гробят, – злобно прошипела она

– Кто? Какие лампочки? – недоуменно уставился на супругу Сергей Антонович. – Который час?

Вместо ответа Антонина жестом позвала его в коридор, указав пальцем на дверной глазок. Ворсин едва не застонал от злости, проклиная тот день, когда их квартиру едва не обокрали. Случилось это полгода назад. Мазурики проникли в квартиру через балкон, спустившись по веревке с крыши. Аккуратно сложили на индийское покрывало телевизор «Сони», телефон с автоматическим определителем номера, системный блок вместе с монитором и модемом, шубу жены и его меховую шапку. Но домушников, вероятно, кто-то спугнул. Они спешно ретировались, оставив грязные следы на паркете и стойкий запах тройного одеколона.

С той поры его дражайшая половина стала не в меру подозрительной, тщательно запирала балконную дверь и форточку, а еще настояла на установке дорогущей бронированной входной двери, в которую вмонтировали импортный широкоугольный глазок, обеспечивающий шикарный широкоугольный обзор при любом освещении. С помощью этого чуда немецкой техники можно без труда разглядеть не только стоявших на лестничной площадке людей, но и тех, кто находится чуть ниже на лестнице. Антонина мгновенно реагировала на каждый шорох за дверью и по-хозяйски прилипала к глазку, изучая обстановку. Благодаря такой диспозиции она за пару недель заочно познакомилась со всеми родственниками и друзьями соседей. Сергей Антонович подозревал, что это занятие заменило ей бесконечные мыльные сериалы, до которых раньше она была большой охотницей.

Припав к глазку, Сергей Антонович вначале ничего не увидел. «Блин, да когда она угомонится», – подумал он и едва не выругал жену за то, что не дала ему выспаться в законный выходной. Неожиданно Ворсин заметил неясную фигуру на площадке между восьмым и девятым этажами. Приглядевшись, опознал Витьку, который, нагло прищурившись, пытался попасть из рогатки в лампочку. Стрелок из мальчишки был неважный, но Витек и не думал сдаваться. После третьего глухого щелчка, извещающего о том, что камешек угодил не в лампочку, а в бетон, Сергей Антонович решительно отворил дверь и, не слушая жену, шипевшую вслед «Ты же в трусах», вышел из квартиры.

У Витьки отвисла челюсть. Вероятно, его бы меньше удивило, если бы перед ним возник сам Шварценеггер или на худой конец Джеки Чан. Пузатый дядя Сережа грозным бульдозером нависал над ним, толстым, как сваренная сарделька пальцем манил к себе. Витек поднялся по лестнице, поскуливая, как побитая собака. Он бы сбежал, но строптивые ноги сами несли его к скорой и явно жестокой расправе. Витек робко протянул Сергею Антоновичу свое оружие.

– Я больше не буду, – прошептал он.

– Еще раз поймаю – залью скипидар в заднее место. Поверь на слово, получишь незабываемые тактильные ощущения, – пообещал Сергей Антонович и важно удалился.

После этого Витек шкодить перестал, а когда случайно встречался с Ворсиным, испуганно вжимал голову в плечи и норовил воробышком прошмыгнуть мимо.

Нащупывая в кармане ключи от двери, Сергей Антонович подумал, что Витек явно делает успехи. Отомстил врагу за позор, а чтобы ввести противника в заблуждение, грохнул лампочку и на своем этаже. Если бы ему попался мудрый и толковый воспитатель, из мальчишки вышел бы толк, решил Ворсин, пытаясь вставить ключ в замочную скважину. После нескольких неудачных попыток это ему удалось. Он повернул ключ, услышал негромкий сухой щелчок, а затем все звуки внезапно исчезли. Сергей Антонович, почувствовав, что его засасывает страшная черная воронка, хотел позвать кого-нибудь на помощь, но не успел.

***

– Подсудимый, встаньте!

Строгий женский голос принадлежал женщине лет пятидесяти, одетой в черную мантию. Сквозь массивные очки в серебристой металлической оправе на Сергея Антоновича смотрели безжалостные глаза, от которых невозможно спрятаться. Ее взгляд пронизывал насквозь, обжигал лютым холодом. Ворсин, попытавшись отгородиться от него руками, увидел наручники.

Потрясенный, он опустил глаза долу, испуганно охнул: его аккуратный круглый животик, на который во время еды постоянно сваливались крошки хлеба, бесследно исчез. Поведя плечами, Сергей Антонович почувствовал легкость во всем теле, будто сбросил не меньше двадцати килограммов. Легко и мощно вздулась мускулатура на руках и напряглись икры, когда он безо всяких усилий встал с жесткого табурета.

– Вы признаете себя виновным?

Сергей Антонович недоуменно оглянулся по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Помещение, в котором он находился, напоминало зал заседаний суда, хотя по непонятной причине металлическая клетка для обвиняемых отсутствовала. Ворсин много лет проработал в городской прокуратуре и неплохо разбирался в судоустройстве.

– Если я в суде, то почему в зале только председательствующий? Где остальные судьи? – лихорадочно соображал Ворсин. – Этот заморыш – прокурор? А что здесь делает нахальная блондинка в сером пиджаке и красной мини-юбке? Неужели она его адвокат?

Сергей Антонович оглянулся. Витек сидел в последнем ряду. Радостно осклабившись, мальчишка помахал ему рукой. Он зачем-то напялил на себя громадный малиновый пиджак, белую рубашку и желтый галстук.

– Ну и клоун, – подумал Сергей Антонович и вздрогнул от пронзительного голоса судьи.

– Отвечайте, подсудимый.

– А, собственно, в чем я должен признаваться? – разозлился Ворсин. У него появилось смутное подозрение, что ему шьют какую-то тяжкую статью уголовного кодекса.

– Не юродствуйте, – скривился заморыш.

– Я протестую! – взвизгнула блондинка. – Это давление на суд!

– Повторяю вопрос, – в голосе судьи проклюнулись визгливые нотки. – Вы признаетесь, что убили свою бывшую жену Ворсину Антонину Петровну?

– Что за чушь? – обозлился Сергей Антонович. – Она сама от меня ушла. С какой печали мне ее убивать?

– Именно поэтому вы и расправились с беззащитной женщиной! – запальчиво воскликнул прокурор. – А тот факт, что вы ее задушили, а затем завернули в три простыни, предварительно намочив их в гипсе, свидетельствует о том, что преступление тщательно спланировано.

– Что вы несете? – разозлился Ворсин. – Где вы такое видели, чтобы труп загипсовывали?

– Иными словами, вы признаете факт убийства, – обрадовался прокурор.

– Мой подзащитный инкриминируемого ему злодеяния не совершал, – разгневанная блондинка с силой ударила кулачком по столу и неожиданно подмигнула Ворсину.

– Во время досудебного следствия вы утверждали, что вас уже посещала мысль об убийстве жены, – укоризненно посмотрела на Сергея Антоновича судья. – Надеюсь, вы это не отрицаете?

– Почему же? – обрадовалась мини-юбка. – Непременно станет. Свои предыдущие показания мой подзащитный давал под физическими и моральными пытками.

– Дура! – обозлился Ворсин.

Он много лет поддерживал государственное обвинение в судах, за это время мог по пальцам перечислить подсудимых, которые бы не жаловались на избиение в СИЗО. Для ментов отдубасить человека – милое дело, они к этому занятию привычные. Но даже если адвокат добивался медицинского освидетельствования клиента и предъявлял справку судмедэкспертизы, толку мало. Судью тоже можно понять. Нынче каждый второй защитник, дабы доказать, что следствие шито белыми нитками, рвет на себе волосы и вопит, что его клиента на допросах зверски мучили.

Мысль об абсурдности происходящего Ворсина не посетила: за время работы в прокуратуре он привык к тому, что за приличные деньги упрятать обидчика за решетку труда не составляет. Тоню он не убивал, но откуда эта очкастая змея знает, что он хотел ЭТО сделать? Если велось следствие, кто этим занимался?

***

Сергей Антонович вспомнил девяносто восьмой год. Вспотели ладони, по спине поползли противные мурашки. В то лето ему на халяву достались две путевки в крымский санаторий «Ай-Петри». Тоня как обычно взяла с собой такую прорву вещей, что они еле уместились в два громадных чемодана. Ворсин давно смирился с тем, что жена за двадцать лет совместной жизни кардинально изменилась: изрядно растолстела и подурнела. Но ее страсть к модной и дорогой одежде его удивляла, тем более что все импортные шмотки сидели на ней, как ватник на манекенщице. Совершив очередное приобретение, Тоня часами вертелась в обновке перед зеркалом, кокетливо интересуясь у супруга, нравится ли ему вещица. «Ничего», – выдавливал из себя Ворсин и запирался в ванной, другого места для уединения в квартире не было.

На юге Тоня расцвела. Она записывалась на все экскурсии подряд, громко разговаривала, без конца переспрашивала экскурсоводов, стремясь продемонстрировать свою эрудицию, игнорировала откровенно насмешливые взгляды, которыми ее одаривали другие дамы. Сергей Антонович молчал, вытирая носовым платком потное лицо, страдал от жары и стыда за жену.

Когда Тоня записалась на экскурсию на плато Ай-Петри, терпению Ворсина пришел конец. Он категорически отказался участвовать в этой авантюре, потому что отчаянно боялся высоты. Забраться под облака, чтобы посмотреть на Ялту с птичьего полета? На такие подвиги он не способен, уж лучше по набережной погуляет, поест мороженое, заглянет на городской рынок, прикупит свежих фруктов, которые они вечером вдвоем и отведают. Антонину упрямство мужа удивило. Она собиралась обрядиться в умопомрачительное длинное платье с глубоким декольте и взять с собой эффектную голубую шаль: гид Рувим Романович предупредил, что наверху будет прохладно.

– Мы поднимемся по канатной дороге, это абсолютно безопасно, котик, – уговаривая мужа, Антонина ласково прикоснулась к его руке.

Сергей Антонович испуганно дернулся, будто его ужалила ядовитая змея, умоляюще произнес:

– Почему бы тебе самой не отправиться в эти проклятые горы?

– Не будь ребенком, милый. Неужели ты отпустишь меня одну?

Ворсин чуть не брякнул «С большим удовольствием», но вовремя прикусил язык. Антонина в таких случаях хваталась за сердце и безудержно рыдала, размазывая тушь по жирным щекам. От жалости к самой себе у нее поднималось давление. Выпив валокордина, Тоня укладывалась в постель и трагическим голосом просила принести минеральной воды или положить на лоб холодный компресс. Ближе к вечеру Сергей Антонович в полной мере проникался раскаянием, просил у жены прощения и супруги мирились. В молодости Ворсин по глупости ругался с Антониной чуть ли не каждую неделю, расплачиваясь безнадежно испорченным настроением и походами по аптекам. С годами он остепенился, охотно соглашался с женой, дабы не утрачивать собственные нервные клетки.

Тоня все же уговорила его отправиться на Ай-Петри, соблазнив вином и шашлыками. Мол, Рувим Романович заявил, что такого добра там навалом. В Мисхор, где находилась нижняя станция канатной дороги, они добирались на автобусе. По пути Рувим Романович заливался соловьем. Этот хлыщ Ворсину сразу не понравился. Худой, рыжий, с огромными базедовыми глазами, он нервно размахивал руками, брызгая слюной в лицо собеседнику. Судя по всему, гид питал страсть к упитанным женщинам, он плотоядно пялился на Антонину, не обращая внимания на остальных дам. Как заметил Ворсин, в горы отправились леди исключительно бальзаковского возраста. Кроме Сергея Антоновича, в группу затесался древний, но на удивление юркий старичок, который сидел в автобусе позади него и всю дорогу рассказывал соседке, что две культуры – азиатская и европейская – рано или поздно смешаются и в результате получится новое сообщество. Иисус Христос и Аллах воплотятся в одном лице. Ворсина подмывало спросить, куда подевают Будду, но он решил промолчать.

– Высота Ай-Петри составляет тысячу двести тридцать один метр, – вдохновенно разглагольствовал Рувим Романович. – Вершина горы представляет собой огромный коралловый риф. Зубцы, которые мы сегодня увидим, образовались в результате выветривания.

Вагончик канатной дороги оказался не таким уж и маленьким, в него вмещалось больше двадцати человек, имелись четыре сидячих места. Сергей Антонович не опростоволосился, ловко растолкав растерявшихся женщин, угнездился на одно из них. Антонина, отгородив его своим массивным телом от остальных женщин, ласково шепнула:

– Только в окно не смотри.

Предупреждение излишнее. Как только вагончик, мягко качнувшись, поплыл по воздуху, Ворсин вперил взгляд в пластиковый пол и не поднимал голову до тех пор, пока сопровождающая их «бортпроводница» не попросила выйти. Оказалось, что они прибыли на промежуточную станцию «Сосновый бор», от которой начинался новый подъем на головокружительную высоту к грозным зубцам Ай-Петри. Вагончик, в который они перешли, был точной копией первого, но поскольку Сергей Антонович не предполагал, что его восхождение на Голгофу будет состоять из двух этапов, то припоздал, все сидения оказались заняты.

Ворсин обречено прижался спиной к железной стене вагона, пытаясь справиться с подступающей дурнотой: острый запах всевозможных женских духов, минуя легкие, проникал прямо в мозг. Он прижался лицом к форточке, жадно вдыхая напоенный ароматами горных трав воздух, отчаянно боролся с животным страхом, переполнявшим все его естество. Он понимал, что стальная коробка прикреплена к тросу надежно и все же никак не мог избавиться от липкого ужаса: ему казалось, что вагончик вот-вот оторвется и ударится о камни. Прислушиваясь к женщинам, которые изумленно вскрикивали, восхищаясь приютившимися на выступах скал соснами, Ворсин проникся отвращением к этим дурам, не понимающим, что они в любую минуту могут разбиться в лепешку. Антонина что-то шептала на ухо наклонившемуся к ней Рувиму Романовичу, а тот самодовольно зажмурился и начал все плотнее прижиматься к собеседнице. Ворсин задохнулся от острой ненависти к супруге. В этот момент в его голове промелькнула какая-то важная мысль, которая, взмахнув крылом, тут же исчезла, оставив в душе недоумение и досаду.

Вскоре вагончик резко замедлил ход, ударившись о боковое ограждение, остановился. Их путешествие благополучно закончилось. Миновав мрачный коридор станции, Ворсин оказался на залитой пронзительно-ярким солнцем бетонной площадке. На горе дул свежий прохладный ветер, пока женщины натягивали на себя ветровки и кофточки, Рувим Романович вкратце изложил дальнейшую программу.

– В распоряжении тех, кто проголодался, этот маленький Вавилон, – он указал жестом на торговые ряды, над которыми интенсивно курился голубой дым. В воздухе царил ядреный шашлычный запах. – Желающие также могут покататься на лошадях или совершить экскурсию в пещеру Трехглазку. Тех, кому нравятся горы, приглашаю прогуляться по плато, подняться к зубцам Ай-Петри. Сбор через полтора часа на этой же обзорной площадке.

Шустрый Рувим Романович хотел увлечь за собой укутавшуюся в бирюзовую шаль Антонину. Та неожиданно заупрямилась, заявив, что останется с мужем. Вдохновленная присутствием одиноких дам, большинство из которых старше ее, Антонина, вероятно, вознамерилась сыграть роль заботливой жены, чем до чрезвычайности озадачила Ворсина. Ему захотелось отослать супругу подальше и разобраться со своими чувствами. Что-то неуловимо изменилось в душе, пока он поднимался на гору, но оценить это событие и правильно истолковать его Ворсин пока не мог. Чрезвычайно интересная мысль, посетившая его в железной утробе вагончика, не давала покоя: будто на мгновение приоткрылись тайные врата, за которыми скрывалось нечто судьбоносное, не поддающееся расшифровке.

Взглянув на раскрасневшуюся от ветра жену, подле которой растерянно топтался Рувим Романович, не терявший, судя по всему, надежды, Ворсин вспомнил: ошеломившая его мысль родилась в тот момент, когда эти двое весело перешептывались, а, следовательно, она имеет к ним непосредственное отношение. Но какое? О банальной ревности не могло быть и речи. Прилипчивый гид, положивший глаз на Антонину, вызывал омерзение с изрядной долей гадливости. Ворсин жену нисколько не ревновал, потому что давно не испытывал к ней никакого влечения. Антонина, посчитав, что у него проблемы по мужской части, не раз предлагала ему сходить к врачу, даже отыскала какое-то медицинское светило, то ли академика, то ли профессора, но Ворсин отказался, грустно пошутив: «Зато теперь меня за изнасилование точно не посадят».

– Зря ты отказываешься от восхождения, – проронил Сергей Антонович, обращаясь к жене.

Антонина молчала, подозрительно поглядывая на Ворсина. Решившись, строго произнесла:

– Вот тебе пятерка, на сок хватит, – протянула синенькую бумажку. – А вино вместе выпьем, когда с горы вернусь.

Она заковыляла к поджидавшему ее Рувиму Романовичу, слегка покачивая толстыми ягодицами. Ворсин самодовольно улыбнулся. Когда супруга удалилась на безопасное расстояние, он присел на камень, снял правый кроссовок, приподняв стельку, извлек пятидесятигривенную купюру. Этот нехитрый мужской прием не раз спасал его в критических ситуациях. Точно такие же заначки он закладывал в осенние туфли и зимние ботинки. Растратив неприкосновенный запас, Сергей Антонович старался как можно скорее его возобновить, справедливо полагая, что много денег никогда не бывает.

Горно-закусочный комплекс представлял собой большую площадку, засыпанную мелкой щебенкой. На ней по обе стороны своеобразной улицы располагались легкие одноэтажные деревянные строения, по виду больше смахивающие на американские салуны, которые обычно показывают в фильмах про лихих ковбоев и подлых индейцев. Это был самый настоящий Клондайк, открытый оборотистыми крымскими татарами, который, судя по всему, приносил знатные барыши. Еду готовили на свежем воздухе возле закусочных. На длинных шампурах, источая умопомрачительный аромат, жарилась баранина, в огромных чугунных котлах варился среднеазиатский плов, кипела ароматная шурпа, в раскаленном масле наливались золотом чебуреки и пахлава. Вина навалом, причем самого разного, начиная с фирменного массандровского и заканчивая самодельным. Причем названия некоторых вин поражали воображение: «Царица ночи», «Черная роза», «Кара-бурун», «Эким-кара», «Черный принц», «Черный шайтан». В немудреных кафе и на площадках рядом с ними за пластмассовыми столиками сидели сотни отдыхающих. На окраине комплекса, возле деревянной изгороди стояли десятка два оседланных лошадей, парочка пони и самый настоящий двугорбый верблюд. И хотя среди курортников любителей верховой езды было не так уж много, этот бизнес, судя по всему, также не был убыточным.

Сергей Антонович купил литровую пластиковую бутылку настоянного на косточках миндаля «Черного доктора», набрал на оставшиеся деньги шашлыков и угнездился внутри накрытой громадным темно-синим тентом кафешки. Он сел так, чтобы видеть уходящую к зубцам Ай-Петри тропу, по которой, как муравьи, сновали отдыхающие. Метров в двухстах от кафе тропа скрывалась в лесу, из которого выныривала значительно выше по склону и круто поднималась в гору. Когда Антонина со своим рыжим Хароном будут возвращаться, он узрит их издалека.

Сергей Антонович питал могучую слабость к шашлыкам, знал в них толк и мог поглощать жареное на углях мясо в любое время суток и в неограниченном количестве. Он выбрал самый крупный кусочек, погрузил его в красный соус, задержав дыхание, бережно положил в рот. Мясо оказалось слегка жестковатым. Судя по всему, это была замоченная в столовом уксусе говядина. Ворсин такой способ приготовления шашлыков считал варварским. Сам он предпочитал нежирную свинину, замачивал ее в кефире или в майонезе, они, в отличие от уксуса, не сушили исходный материал, а делали его еще нежнее. Проглотив пару горячих кусочков, Сергей Антонович залпом выпил стакан терпкого вина и довольно крякнул. Жизнь тем и хороша, что в ней всегда есть место чревоугодию!

– У вас не занято? – прозвучал рядом звонкий женский голос.

Ворсин поднял голову. Подле столика стояла женщина лет сорока, в одной руке держала пластиковую тарелку с пловом, а в другой пластмассовый стаканчик, заполненный пепси-колой. Незнакомка, кажется, отличалась завидным здоровьем: из одежды только легкое белое платье без рукавов. Косметикой, как успел заметить Сергей Антонович, дама не пользовалась. Тонкие губы красноречиво свидетельствовали о жестком характере, а желто-соломенные волосы явно крашеные. Темные очки не позволяли рассмотреть глаза, но Ворсин уверился, что они карие.

– Садитесь, – не слишком дружелюбно буркнул Ворсин, недовольный тем, что его одиночеству пришел конец. Во время трапезы он собирался по пунктам проанализировать последний этап своего путешествия. Он полагал, что вино поможет ему расслабиться и нащупать путь к тайнам подсознания, а посторонний человек не даст ему сосредоточиться.