© Евгений Серафимович Буланов, 2025
ISBN 978-5-0065-8377-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Академия амуров
Глава 1. Добро пожаловать Амурную Академию, или как я попал в ад с крыльями
– —
Солнце только-только поднялось над облаками, окрасив небо в персиковый цвет, когда я впервые увидел Школу Амуров. Здание напоминало гигантский торт, украшенный розовой глазурью и золотыми завитками. Крыши были усыпаны мраморными купидонами, которые то и дело чихали, выпуская из ноздрей облачка в форме сердец. «Ну конечно, – подумал я, – даже архитектура тут кричит: Любите друг друга, или мы вас застрелим!».
Меня зовут Лео, и я – амур-первокурсник. Вернее, почти амур. Пока что я больше похож на голубя, который врезался в витрину: крылья торчат в разные стороны, стрелы путаются с колчаном, а вместо ауры обаяния – вечный запах жареных крылышек. Да, я провалил вступительный экзамен. Но, как сказала мама: «Если все амуры такие идеальные, кому спасать браки от разводов?» Видимо, мне.
– —
«Лео, ты уверен, что это аудитория 13, а не туалет?» – спросил я себя, глядя на дверь с табличкой «Лаборатория вечной страсти». Из-под нее струился розовый туман, пахнущий клубникой и отчаянием. «Ну, если тут не учат, как не сжечь магический арбалет, то хотя бы унитазы с подогревом должны быть».
Я толкнул дверь.
Вместо рядов парт передо мной предстал… балкон. Да не простой, а с видом на бескрайние облака, где десяток амуров в белых мантиях тренировались стрелять по мишеням. Мишенями были портреты преподавателей. Один парень с фиолетовыми крыльями попал прямо в лысину профессора Зевксиса. «Браво! – крикнул наставник. – Теперь он точно влюбится в свою трость!»
Я попятился, но споткнулся о свой же колчан. Стрелы рассыпались по полу с противным звоном. Одна из них, с наконечником в форме поцелуя, закатилась под ноги девушке, которая читала у окна. Она подняла стрелу, осмотрела и фыркнула:
– Ты что, шашлык тут собрался жарить?
Ее голос звучал как смесь колокольчиков и сарказма. Девушка была высокая, с крыльями цвета ночной грозы и взглядом, от которого хотелось спрятаться в шкаф. На груди – бейдж «Лилия, 2-й курс. Не трогать. Не кормить. Не влюбляться».
– Эм… это новая модель, – выдавил я. – Стрелы-шампуры. Для… романтических пикников.
– Пикников? – Она подняла бровь. – Значит, тебе еще не сказали, что на третьей неделе учебы все первокурсники обязаны влюбить хотя бы бутерброд?
Я попытался улыбнуться, но получилось, как у гиены после стоматолога.
– —
Академия внутри оказалась еще абсурднее, чем снаружи. Коридоры вились, как лабиринты Минотавра, только вместо стен – зеркала, в которых отражались не люди, а их желания. Однажды я заглянул в такое и увидел себя… в костюме повара. Видимо, судьба намекала. Потолки были расписаны фресками: Амур, крадущий сердце у циклопа, Амур, промахнувшийся стрелой и попавший в собственный коленник. Истории успеха, как я понимаю.
В столовой подавали «суп страсти» (очень острый) и «десерт верности» (прилипал к зубам). За моим столом сидел парень по имени Марк, который пытался влюбить вилку в ложку. Пока безуспешно.
– —
После пары часов блужданий я все же нашел аудиторию. Вернее, она нашла меня. Дверь с надписью «Основы амурного этикета» вдруг распахнулась, и меня засосало внутрь, как пылесосом.
– Опоздал на 47 минут! – прогремел голос.
Передо мной стоял мужчина с крыльями цвета ржавчины и усами, которые могли бы посоревноваться с сомом в гонке за звание «Самый устрашающий ус».
– Профессор Люцидо, – булькнул он, словно только что вынырнул из болота. – И если ты еще раз перепутаешь аудиторию с буфетом, я пришью тебе крылья к полу.
Класс захихикал. Особенно выделялась Лилия, та самая «Не влюбляться». Она сидела за первой партой и чертила в блокноте карикатуру: я, с пришитыми крыльями, и подпись: «Лео – новый коврик для йоги».
– —
После лекции (где я узнал, что комплименты надо делать не «Ты пахнешь как пирожок», а «Твой аромат сводит с ума даже ветер») Лилия поймала меня у выхода.
– Эй, Шашлычник, – она бросила мне мою стрелу. – Если хочешь выжить, запомни: здесь нет места ошибкам.
– А если я рожден ошибаться? – пошутил я, пряча стрелу за спину.
Она вдруг улыбнулась. Не ехидно, а… будто вспомнила что-то.
– Тогда тебе придется научиться превращать ошибки в мастерство.
Ее крылья дрогнули, и я заметил шрам на левом – длинный, как молния. Интересно, как она его получила?
– —
Вечером я решил потренироваться. Нашел тихую поляну, натянул тетиву… и выпустил стрелу. Она пролетела мимо дерева, мимо облака, и в итоге впилась в задницу директорскому коту – массивному персу по имени Бенедикт.
– Мяу?! – взвыл он человеческим голосом.
– О боже, прости! – я бросился к нему, но кот уже вскинул лапу с достоинством оперного певца.
– Ты… ты пробудил во мне чувства! – провозгласил Бенедикт. – Я влюблен! В ту сосну!
Теперь он сидит под деревом, сочиняя сонеты. Директор в ярости. А Лилия сказала, что это «мило».
– —
Перед сном я нашел в своей комнате записку:
«Лео. Завтра в 5:00 на площадке для тренировок. Научись стрелять, или тебя отчислят. – Л.».
От Лилии? Или это ловушка? Неважно. Потому что если я провалюсь, то единственное, что мне светит – карьера амура для кактусов.
А еще… я заметил, что шрам на ее крыле светится в темноте. Как будто там застряла звезда.
– —
Я лег спать, а за окном Бенедикт декламировал сосне:
– О ствол твой прям, как стрела Аполлона!
– Заткнись! – крикнула сосна.
Да, это будет долгий год.
– —
P.S. Всю ночь мне снилось, как я стреляю шашлыками в облака. А они падают вниз, превращаясь в букеты. И Лилия смеется. Не ехидно. По настоящему.
Глава 2. Энергии любви: Почему сердечки взрываются?
– —
Аудитория напоминала гибрид алхимической лаборатории и свадебного салона. Стены были обклеены обоями с парящими амурами, которые периодически оживали и начинали спорить о том, чьи стрелы круче. На полках стояли колбы с бурлящими жидкостями: розовой «Тоской по лету», синей «Ревностью морской волны» и зеленой «Любовью к кактусам». Профессор Аурелия, женщина с серебряными волосами до пят и крыльями, похожими на опавшие листья, хлопала в ладоши:
– Сегодня мы учимся управлять энергией любви! Кто взорвёт сердечко – получит двойку и вечный запрет на свидания!
Я переглянулся с Марком, своим соседом по парте. Он уже успел привязать к стреле ленту с надписью «Самый няшный».
– Лео, – прошептал он, – если я сегодня не влюблю кого-нибудь, моя девушка-русалка бросит меня. Она считает, что я слишком… сухопутный.
– Не переживай, – фыркнул я. – Может, ты просто подаришь ей акваланг?
Профессор Аурелия бросила нам ледяной взгляд, и моя стрела внезапно покрылась инеем.
– —
На столах лежали «сердечные кристаллы» – хрупкие шарики, которые нужно было заряжать эмоциями. Если переборщить с чувствами, они взрывались, оставляя после себя облако, пахнущее то burnt тостами, то поцелуями. На потолке висела люстра из застывших слез влюбленных, которые звенели, как стеклянные колокольчики, когда кто-то в аудитории краснел.
Лилия сидела через два ряда. Ее кристалл уже светился ровным розовым светом. У меня же шарик дергался, как сумасшедший светляк, и периодически шипел: «Слабак!».
– —
«Лео, соберись, – уговаривал я себя. – Просто представь, что это не кристалл, а… пицца. Ты же любишь пиццу? Накачай её сыром страсти, томатами нежности…»
– Что ты там бормочешь? – Лилия обернулась, и её кристалл на мгновение вспыхнул ярче.
– Рецепт пиццы «Четыре сезона любви», – брякнул я. – Первый сезон – одиночество. Второй – отчаяние…
Она закатила глаза, но уголки губ дрогнули.
– —
Марк первым не выдержал. Его кристалл, перегруженный романтическими цитатами из интернета, лопнул с грохотом новогоднего фейерверка. Розовый дым заполнил комнату, а из облака выплыли силуэты целующихся единорогов.
– Марк! – взревела Аурелия. – Вы что, пытались влюбить всю вселенную сразу?
– Ну… она такая одинокая! – оправдывался он, чихая блёстками.
Я засмеялся и… мой кристалл треснул. Из него вырвался луч света, прошибил окно и ударил в статую директора на площади. Мраморный гигант с лицом, словно высеченным топором, вдруг ожил.
– О… – статуя повернула голову, и её каменные глаза уставились на меня. – Ты… ты подарил мне жизнь.
– Э-э-э… пожалуйста? – я отполз к Лилии.
– И теперь я твоя! – прогремела статуя, делая шаг, от которого задрожали стены.
– —
Директор Бруно, услышав грохот, ворвался в аудиторию с криком: «Кто посмел трогать мою статую?!». Увидев, как каменная версия его самого обнимает столб, он застыл.
– Она… она мне изменяет! – прошептал он трагически.
Лилия схватила меня за руку:
– Бежим!
Мы выскочили в коридор, где статуя уже писала мелом на стене: «Лео + Брунетта = любовь на века».
– Ты… ты умеешь влюблять даже камни? – фыркнула Лилия, но её пальцы всё ещё сжимали мое запястье.
– Это не я! – защищался я. – Это пицца виновата!
Она вдруг рассмеялась – звонко, без сарказма.
– Знаешь, это… гениально. Теперь у директора будет вечный повод тебя ненавидеть.
– А ты как будто рада? – я приподнял бровь.
– Может быть. Ненависть – это ведь обратная сторона страсти, – она отпустила мою руку, но её крылья слегка коснулись моих.
– —
Пока мы прятались в кладовке среди вёдер с «эликсиром забытых обещаний», Лилия неожиданно спросила:
– Почему ты вообще здесь? Ты же явно не создан для стрельбы.
– Потому что… – я замялся, глядя на её шрам, который слабо светился в темноте. – Потому что я верю, что даже у неудачников есть шанс.
Она замерла, затем достала из кармана смятый листок:
– Тогда запомни: энергии любви нельзя контролировать. Их можно только чувствовать. Даже если это больно.
На листке был набросок – я, стреляющий в облако, и сотни сердец, падающих с неба.
– Ты… нарисовала меня?
– Это не ты, – она резко спрятала рисунок. – Это… метафора.
Но я уже видел подпись в углу: «Лео. Гроза кристаллов».
– —
Нас спасли пожарные-амуры, затушившие «любовный ураган». Статую усыпили, директор поклялся меня отчислить, а Лилия исчезла, оставив на моей парте кристалл. Он не взрывался. Вместо этого внутри мерцали слова: «Следуй за чувствами. Даже если они ведут к катастрофе».
Перед сном я разглядывал шрам на своих крыльях – мелкий, но болезненный. Может, когда-нибудь и мои шрамы станут светиться?
– —
P.S. Марк теперь встречается с единорогом из дыма. Говорит, что она «невесомая, как мечта». А статуя директора… пишет мне стихи. Уже прислала сонет через окно. Начинается так: «О Лео, твои стрелы – как землетрясения…».
Похоже, я обречен быть автором эпических романов… и эпических провалов.
Глава 3. Управление эмоциями: Плачь, смейся, беги!
– —
Кабинет управления эмоциями напоминал цирковой шатер после урагана. В углу стояла «зона плача» – груда подушек в форме слез, из которых периодически вылетали носовые платки с вышитыми мемами. На противоположной стене висели зеркала, кричавшие комплименты: «Ты – божество хаоса!» или «С такой улыбкой можно завоевать мир… или хотя бы буфет!». А посередине комнаты крутилась беговая дорожка с надписью «Сбеги от проблем!».
Профессор Веритас, мужчина в строгом костюме и с лицом, словно высеченным из гранита, щелкнул указкой:
– Эмоции – это оружие. Сегодня вы научитесь его заряжать… или взорветесь.
Лилия, сидевшая рядом, шепнула:
– Он выглядит так, будто его последняя улыбка застряла в прошлом веке.
Я кивнул, но поймал себя на мысли, что её собственные крылья сегодня дрожали чаще обычного. Шрам на левом светился тускло, будто сквозь тучи.
– —
На столах стояли колбы с зельями: алой «Яростью дракона», синей «Меланхолией луны» и ярко-желтой «Вечной радостью». Последнюю Марк уже попробовал лизнуть.
– На вкус как конфета с перцем! – засмеялся он, и его волосы внезапно засияли неоном.
– Идиот, – проворчала Лилия, но её губы дрогнули. – Ты же знаешь, что будет…
Не успела она договорить, как Марк вскочил на стол и завопил:
– Кто хочет танцевать?!
Профессор Веритас взмахнул руками, но зелье уже струилось по полу, превращаясь в золотистый туман. Первой забилась в пляс беговая дорожка.
– —
Мы бежали в столовую, спасаясь от облака «Вечной радости», но оно настигло нас у входа. Воздух звенел, как тысяча колокольчиков, а запах напоминал смесь попкорна и надежды.
– Лео, держись! – Лилия схватила мою руку, но её пальцы дрожали. – Не вдыхай!
Слишком поздно.
Первой заплясала супница. За ней – вилки, ножи и даже жареный цыпленок, машущий крылышком в такт музыке. Студенты, подхваченные волной зелья, встали в круг и затянули макарену. Даже профессор Аурелия, обычно холодная как айсберг, крутила бедрами, напевая: «Хей, счастье!».
– Это… прекрасно! – засмеялся я, чувствуя, как смех поднимается из самой глубины души.
– Нет, это конец! – Лилия пыталась сохранить серьезность, но её ноги уже выбивали ритм. – Лео, остановись…
– Не могу! – я подхватил её за талию, и мы закружились среди летающих тарелок.
Её крылья распахнулись, задевая мои, а шрам вспыхнул ярко-синим. Вдруг она перестала сопротивляться.
– Ладно… – она улыбнулась, впервые без сарказма. – Но если я упаду, ты меня подхватишь?
– Всегда.
– —
В эпицентре безумия стоял профессор Веритас. Зелье обтекало его, как река вокруг скалы, но лицо его было искажено болью.
– Прекратите это… – прошипел он, но его голос утонул в смехе.
Вдруг он схватился за голову, и из его глаз хлынули черные слезы. Они падали на пол, превращаясь в тени, которые обвивали ноги танцующих.
– Он… разрушается, – прошептала Лилия, резко остановившись. – Зелье вывернуло его душу наизнанку.
Мы подбежали к нему, но Веритас отшатнулся:
– Не трогайте меня! Я… я не могу чувствовать. Я забыл, как это…
Его строгость была маской. Настоящий Веритас – мальчик, который когда-то потерял любовь и заморозил сердце, чтобы не страдать.
– —
Тени сгустились, угрожая поглотить всех. Лилия вырвала из крыла перо и прошептала заклинание. Шрам на её крыле вспыхнул, и свет пронзил тьму.
– Ты… как ты это сделала? – я уставился на неё.
– Потом, – бросила она, хватая зелье «Меланхолию луны». – Выпей это!
Профессор глотнул, и тени исчезли. Он упал на колени, плача уже обычными слезами.
– Спасибо, – прошептал он. – Я… я так давно не плакал.
– —
Когда зелье выветрилось, столовую покинули последние танцоры. Марк спал в супе, а директор Бруно грозил отчислением… пока не узнал, что его статуя написала мне ещё два сонета.
Лилия и я остались вдвоём среди разгрома.
– Твой шарм… он опаснее зелий, – она сказала, поправляя растрепанные волосы.
– Это комплимент? – я ухмыльнулся.
– Предупреждение.
Но её рука снова нашла мою.
– —
Позже я нашел в кармане записку от Веритаса:
«Лео. Иногда боль – это ключ. Спасибо за то, что напомнили мне, как плакать. P.S. Ваша следующая работа – эссе „Как не уничтожить школу за неделю“».
А ещё… шрам на моем крыле начал слабо светиться. Как у Лилии.
– —
P.S. Директорский кот Бенедикт объявил, что влюблен в беговую дорожку. Теперь он пишет ей стихи в стиле рэп. А супница… мы её больше не видели. Говорят, она гастролирует по кухням с танцевальным коллективом.
Глава 4. Стрельба стрелами: Целься в сердце, попади в пятку
– —
Тир Школы Амуров напоминал рай для неудачников. Стены были испещрены дырками от стрел, а вместо мишеней висели портреты бывших возлюбленных преподавателей. Некоторые из них моргали, кричали «Ай!» или читали стихи при попадании. В углу стоял автомат с «антистрессовыми стрелами» – они возвращались, как бумеранги, и били того, кто их выпустил.
– Лео, ты готов? – профессор Люцидо, наш суровый наставник, скрестил руки. Его усы дёргались, словно предчувствуя беду. – Сегодня мы отрабатываем прицел. Попадёшь в сердце – получишь шоколадку. Попадёшь в пятку – будешь мыть туалеты с зубной щёткой.
Лилия, стоявшая рядом, бросила на меня взгляд, полный скепсиса:
– Шоколадку ты всё равно не получишь. Но если промажешься в мою сторону, я пригвозжу тебя к стене.
– Не волнуйся, – я натянул тетиву. – Сегодня я точно…
«Щёлк».
Стрела сорвалась раньше, чем я успел прицелиться.
– —
Стрела пролетела мимо мишени, прошила окно и вонзилась в хвост Бенедикта – директорского кота, который как раз вальяжно прогуливался по двору.
– Мя-а-ау?! – взвыл он человеческим голосом, подпрыгнув на месте.
– О нет… – прошептал я, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Бенедикт замер, его глаза расширились. Затем он повернулся к почтальону, который как раз выгружал посылки у входа. Почтальон, пожилой мужчина с седой бородой и в очках, даже не заметил кота… пока тот не начал декламировать:
– О, владелец сумки с письмами! Твои руки нежны, как конверты… А запах твой – смесь чернил и надежды!
– Что за… – почтальон уронил пачку газет.
– Ты вдохновил мою мяукающую душу! – продолжил Бенедикт, прижимая лапу к груди.
– —
Кот-поэт стал тенью почтальона. Он таскал ему мышей в виде сонетов, подкладывал розы в сумку и мяукал серенады под окном общежития. Директор Бруно был в ярости:
– Мой кот! Мой воспитанный, аристократичный кот! Теперь он цитирует Байрона в туалете!
– Это временно, – попытался я успокоить его, прячась за Лилией. – Через пару дней стрела потеряет силу…
– Через пару дней почтальон подаст в суд! – заорал Бруно. – Исправь это, или твои крылья станут ковриком!
– —
Лилия тащила меня через сад, где Бенедикт разбрасывал лепестки роз по пути почтальона.
– Ты – гений, – сказала она, и я не сразу понял, сарказм это или комплимент. – Влюбить кота в человека? Даже я до такого не додумалась.
– Это не я! – я взмахнул руками. – Это стрела сама…
– Стрела не виновата, что ты не умеешь целиться, – она резко остановилась. – Но я знаю, как это исправить.
Она достала из кармана чёрное перо с серебристым отливом.
– Это из моего крыла. Оно… усиливает концентрацию. Но только на час.
– Почему ты мне помогаешь? – я уставился на перо.
– Потому что если тебя отчислят, мне будет скучно, – она отвернулась, но её шрам вспыхнул слабым светом.
– —
Мы вернулись в тир. Лилия встала позади, направляя мою руку. Её дыхание щекотало шею, а запах напоминал дождь и чернила.
– Целься не глазами, а сердцем, – прошептала она. – Даже если оно глупее курицы.
Стрела вырвалась из лука и попала точно в яблочко мишени – портрета профессора Люцидо. Сердце на рисунке замигало розовым, и из динамика раздался голос:
– Ох, юноша, ты пленил мою душу!
– Это… успех? – я обернулся к Лилии.
– Почти, – она ухмыльнулась. – Теперь Люцидо влюблён в тебя.
– —
Пока профессор Люцидо засыпал меня записками со стихами («О, Лео, твои стрелы – как иглы моей судьбы!»), я успел найти противоядие для Бенедикта. Оказалось, кот ненавидит лук. Достаточно было подложить ему в миску стрелу, и любовь прошла.
Почтальон, к счастью, оказался романтиком и попросил оставить пару стихов «на память».
– —
Перед сном я застал Лилию в библиотеке. Она переводила древний свиток, но при моём появлении быстро его прикрыла.
– Спасибо за помощь, – сказал я, протягивая её перо. – Ты… почему носишь это кольцо?
На её руке было серебряное кольцо с треснувшим камнем. Она сжала пальцы:
– Это напоминание. Что даже самая крепкая любовь может разбиться.
– Но осколки всё ещё острые, – я неожиданно для себя коснулся её руки.
Она не отдернула её.
– Да. Ими можно порезаться.
– —
На следующее утро Бенедикт вернулся к директору, но иногда по ночам всё ещё бормочет рифмы. Люцидо избегает меня, а Лилия… оставила на моей парте записку:
«Следующая тренировка – в полночь. Не промахнись. – Л.»
P.S. Марк теперь продаёт стихи Бенедикта в виде открыток. Говорит, бизнес процветает. А я всё чаще ловлю себя на мысли, что Лилиин шрам светится в такт моему сердцу.
Глава 5. Лабораторная работа: Создай идеальное свидание
– —
Лаборатория любовной алхимии пахла розами, шоколадом и тревогой. На столах громоздились хрустальные вазы с «эликсиром страсти», серебряные блюдца с пыльцой лунных орхидей и горшки, в которых кактусы шептались друг с другом на колючем диалекте. Профессор Флора, женщина с венком из живых змей вместо волос, хлопнула в ладоши:
– Сегодня вы создадите идеальное свидание! Кто оживит скуку – получит «незабудку» в зачётку. Кто устроит апокалипсис – будет чистить аквариумы с влюбчивыми медузами!
Лилия, стоявшая рядом со мной, ткнула пальцем в горшок с кактусом:
– Смотри, он уже строит глазки розам.
– Это же кактус, – я фыркнул. – У него вместо сердца – иголки.
– Иголки тоже могут колоть от ревности, – она ухмыльнулась, поправляя бейдж «Не влюбляться. Особенно в растения».
– —
Мы смешали лепестки роз с каплей утренней росы и щепоткой звёздной пыли. Лилия, как всегда, делала всё идеально: её движения напоминали танец, а шрам на крыле пульсировал в такт заклинаниям. Я же умудрился пролить эликсир на горшок с кактусом.
– Лео, ты… – она не договорила.
Букет роз в вазе вдруг дёрнулся, будто чихнул, и… заговорил баритоном оперного певца:
– О, благодарю, создатели! Вы подарили мне жизнь!
– Пожалуйста? – я отпрянул.
– Но кто ЭТО? – роза резко повернула бутон к кактусу. – Этот колючий уродец посмел занять моё место?!
Кактус зашелестел иголками:
– Уродец? Да я переживу тебя на сто лет, розан ты пересушенный!
– —
Роза вылезла из вазы, швырнув лепестки в кактус. Тот выстрелил иголками, которые впились в стену, образуя надпись: «Роза – дура». Лаборатория превратилась в поле боя. Другие студенты, завидев это, бросились врассыпную. Марк попытался вмешаться, но его собственный букет тюльпанов вдруг запел серенаду и обнял его за шею.
– Лео, что делать? – Лилия схватила меня за рукав.
– Может, устроим им свидание? – предложил я. – Пусть выяснят отношения за ужином.
– Гениально! – она закатила глаза, но уже доставала из кармана «пыльцу примирения».
– —
Мы загнали розу и кактус в угол, осыпав их пыльцой. Роза тут же расцвела ярче, а кактус… замялся.
– Ну что, колючка, – прошипела роза, – признай, я прекрасна!
– Прекрасна? – кактус дрогнул. – Ты… ты как восход солнца в пустыне.
– А ты… – роза смягчила тон, – ты стойкий. Мне это… нравится.
Они потянулись друг к другу – лепестки к иголкам.
– Сейчас они поцелуются, и мы все умрём от милоты, – прошептал Марк.
Но вместо поцелуя роза вдруг вскрикнула:
– Ты уколол мне бутон!
– Сам виноват! Ты слишком близко!
– —
Профессор Флора ворвалась в лабораторию с криком: «Кто посмел нарушить баланс стихий?!». Увидев розу и кактус, сплетённых в боевом танго, она взмахнула руками. Змеи на её голове зашипели, и растения замерли, превратившись в обычные цветы.
– Вы… – она уставилась на меня и Лилию, – получите «незабудку». Но если повторится – станете удобрением.
Лилия выдохнула и неожиданно рассмеялась:
– Думала, сегодня будет скучно.
– Со мной скучно? – я притворно возмутился. – Я же ходячая катастрофа.
– Именно поэтому, – она сказала тихо, поправляя мою сбившуюся стрелу за спиной.
– —
Мы остались убирать лабораторию. Лилия вытирала стол, когда я заметил, как её шрам светится в такт биению моего сердца.
– Можно спросить… – я начал, но она прервала:
– Это след от стрелы. Меня… ранил тот, кому я доверяла.
– Ты больше не доверяешь никому?
Она повернулась, и в её глазах мелькнуло что-то тёплое:
– Не всем.
Внезапно горшок с кактусом швырнул в нас иголку. Мы отпрыгнули в разные стороны, но Лилия споткнулась, и я поймал её за талию.
– Спасибо, – прошептала она.
– Всегда, – я не отпускал её, чувствуя, как её крылья касаются моих.
– —
На следующее утро роза и кактус стояли рядышком. На горшке красовалась надпись: «Любовь – это когда ты колешь, а тебе прощают».
А в моём кармане лежало перо Лилии. Она «случайно» обронила его. Следующая лабораторная работа – через неделю. Не могу дождаться.
– —
P.S. Марк теперь встречается с тюльпаном. Говорит, у них «отношения на расстоянии – он в вазе, я в сердце». Директор Бруно прислал записку: «Следующий провал – и твои крылья станут ёршиком для унитаза». А я… начал писать стихи. Про колючки и лепестки.