О́ное

Глава пятая

– Погляди, Павел Игнатьевич, вот на этот портрет.

– Кто это?

– Фома. Атаман ушкуйников.

– Продолжение той заморочки с Иваном и Колькой? С забинтованным кучером?

– Она самая! Так ты погляди, может где встречал раньше этого мужичка? Еще ребята сказывали, что глаза у него разноцветные: один голубой, другой зеленый.

– Сказывают, что разные глаза бывают у колдунов и вещунов.

– Так что, лицо-то тебе знакомое?

– Нет, барин, встречал бы, так сразу же и узнал. За этим меня звал?

– Ты деревню Ермолино хорошо знаешь?

– Севастьян Кириллович, не затевался бы ты со своими делами. С завтрашнего дня начинается уборка зерновых. Каждая минута и каждый человек на примете станут. Даже с конюшней остановка выходит, да и с караулкой тоже.

– Да знаю я все! Так что с Ермолино?

– А что там знать по Ермолино. Двадцать три дома, двадцать семь семей.

– Это как?

– Дети вырастают, женятся. Не хотят с родителями за одним столом сидеть. Наделы земельные и те делят. Но такая самостоятельность быстро рассыпается. Гуртом – оно сподручнее выживать! А сейчас в двух домах у Аверьяновых и Беднягиных по две семьи, а у Климовых аж три!

– Меня интересуют не семьи, а конкретные люди, которые…

Севастьян задумался. Он не знал каким образом задать свой вопрос, чтобы хоть примерно отсеять крестьян, не похожих на бандитов. Теперь он понял, что во всем многообразии личностей, фамилий и имен можно так запутаться, что голова пойдет кругом. Севастьян решил другими способами попробовать найти кого надо. Он опять обратился к управляющему:

– Завтра перед началом работ у тебя общий сход состоится?

– Непременно! Ведь надо кого-то отрядить на барщину, остальные на своих наделах останутся.

– Мне нужно завтра, чтобы ты на сходе предъявил людям эти два портрета. Людей поставь в цепочку. Пусть идут мимо тебя и внимательно смотрят на эти изображения. Скажи им, если кому личность покажется знакомой, пусть дадут тебе знать!

– Тю, барин, ищи дураков! Ежели кто его и узнает, зачем тому головная боль? Да еще в самую страду.

– На это и надеюсь. Мне нужно, чтобы до этого мужика, назови его конокрадом, дошла новость о том, что его ищут. И лик его имеется на бумаге.

До Фомы новость о наличии его портрета с бородой и без дошла через неделю. После разгрома отряда с ним остались два верных бойца. Они втроем в свое время и придумали спрятать в деревне Ермолино украденный золотой запас.

Одного из приближенных к атаману звали Жила, он и предложил подвести к Ивану их человека из деревенских, чтобы внести полную ясность. До сих пор не было понятно, как эти два безграмотных крестьянина Иван и Колька нашли Мякиша.

– Еще крайне важно, – рассуждал Фома, – знаком ли молодой барин с Мякишем? Ежели интерес у них общий, то нам придется худо! Бандитская хватка одного и знание закона другим – это не фунт изюма!

– Коль они оба знакомы, надо про золотой запас забыть? – спросил бандит по кличке Кабан.

– Нет. Запас мы им не отдадим! Но ежели они заодно, то перво-наперво надо искать новое место, чтобы золото перепрятать!

Конечно, полевые работы во время страды забирают все силы. И работнику еле-еле волочившему ноги к родной избе хочется одного, что-нибудь съестное бросить в утробу, свалиться на перину и забыться блаженным сном.

В тот день Иван из последних сил добрался до своей калитки и уже хотел нырнуть за забор, как чья-то рука дотронулась до его плеча. Соседка Дуняха, вдовствующая молодуха, мать двоих девочек – малолеток, умоляюще глядела в глаза Ивану.

– Не откажи, сосед, жернов соскочил. Одной не совладать вернуть его на место. Бо, завтра детоньки голодными останутся!

– Пойдем, – сказал Иван, грязными словами в своих мыслях обзывая соседку.

Конечно, дело плевое. В обычное время и разговора не надо заводить, а тут вдруг отвлечение от того, о чем грезил последние два часа.

Жернова Иван поправил и хотел было двигать к дому, но Дуняха поднесла ковш мутной жидкости, от которой пахло травой и пряностями. Физический труд всегда требует утоление жажды, потому Иван с благодарностью принял ковш и испил настой до последней капли. Хотел уж было открыть дверь на улицу, но Дуняха подошла и поцеловала его в щеку.

– Это тебе благодарность от меня! – и как-то случайно на ее кофте расстегнулись две верхние пуговицы.

Взору Ивана открылся вид на полные белоснежные груди, зовуще вздымающиеся вверх и вниз. Уловил запах полевых цветов, исходящий от косы молодухи. Усталость отступила. Парню показалось, что он взлетает к небу, и, чтобы не упасть, нужно навалиться всем своим телом на полногрудую красавицу. Как произошла внезапная близость, Иван не смог бы пересказать даже самому себе. Охватившая его благодать не сравнивалась ни с чем. Дуняха предстала женщиной неземной красоты. Ее поцелуи в губы, шею и грудь лишали Ивана рассудка. Близость продолжалась снова и снова. Потом Дуняха вмиг посерьезнела и сказала:

– Все, Иван, тебе скоро вставать на работу! Устоишь в поле или нет? Не бойся, мой взвар даст тебе силы на весь день. Другую ночь отдохни дома, потом приходи опять.

Уборка завершилась. Урожай собрали отменный. Колька первый прибежал в гости к Ивану и не узнал своего друга. Тот сильно похудел, но возмужал. Движения стали по-мужицки размашистыми. Колька спросил:

– Здоров ли, друг мой дорогой?

– Думаешь ты первый меня спрашиваешь? Так я уже наслушался любителей позубоскалить!

– Ладно, я о другом. Никто к тебе от Мякиша не приходил?

– Нет, не видел!

– А от Фомы?

– Сказал же нет!

– Но к Севастьяну все равно идти придется, ведь договаривались.

– Сходи один. Новостей нет, что нам вдвоем таскаться? – сказал Иван и начал прощаться с другом.

Павел Игнатьевич не прослужил бы столько лет управляющим, кабы туго не знал свое дело. О походах Ивана к Дуньке первым ему сообщил дед Макар. Был этот дед уже негоден для полевых работ по старости. Исполнял должность сторожа-обходчика. Не для вмешательства при случае в дела воровские, а для присмотра за происходящим ночью. Вот и заприметил он Ивана, крадущегося от Дуньки в сторону своего дома по темноте. Подумал тогда, что малый вырос двужильным, и в поле не отстает, и на любовь его хватает. Потом дед его еще несколько раз встречал по ночам, но особого интереса к его пряткам не испытывал, все и так было понятно. Когда дед Макар с максимальной достоверностью изложил новость управляющему, тот велел наблюдение не продолжать и никаким намеком Ваньке об это не показывать.

Когда это узнал молодой граф, то начал задавать вопросы о личности Дуняхи. Со слов управляющего выходило, что Копылова Евдокия Муратовна с неизвестной девичьей фамилией прибыла в Ермолино десять лет назад по случаю замужества за местного жителя. Три года назад Копылов Ефим утонул, провалившись под лед на Волге. Мужик был трезвый и серьезный. Евдокию ввел в дом еще при жизни своих родителей. У молодых в семье родилось трое детей, но мальчик помер еще младенцем. Остались две дочери: шесть лет и четыре года. С хозяйством справляется сама. Подрабатывает прачкой в усадьбе по тяжелому.

– Что это означает по тяжелому?

– Шторы, занавески, скатерти, чехлы на мебель.

– Почему по тяжелому?

– Не знаю, барин, так принято!

– Почему Муратовна?

– Говорили кровей татарских или еще чьих-то, но веры она православной. Это точно.

– А где же Копылов ее отыскал?

– Вроде как у другого барина она в крепостных жила. Верст двадцать отсюда, усадьба Володиных. Так он, сам Копылов, ходил к старому барину и просил сосватать его за Дуську.

Граф и управляющий расстались.

Севастьян ждал еще два дня. Наконец, в усадьбе появился Колька, без Ивана, один.

– Уже хорошо, – подумал капитан, хотя посчитал отсутствие второго друга показателем серьезного отношения Ивана к Евдокии Копыловой.

Севастьян встретил друга детства приветливо, усадил в кресло и попросил принести три стопки для вина.

– Понимаю так, что Иван придет позже?

Колька глядел в пол и что-то бубнил себе под нос.

– Говори толком, что случилось? – испуганно спросил Севастьян.

– Все хорошо. Просто Иван сказал, что новостей нет, потому вдвоем и делать нечего.

– Тогда ты зачем пришел?

– Вроде договаривались!

– Передай Ивану, так не поступают! Наверное, забыл он кто в доме хозяин? Могу напомнить и жизнь ему усложнить так, что мало никак не покажется.

– Но я-то пришел!

– А Иван просто сидит на завалинке и ждет, когда ты вернешься? Говори, в чем истинная причина его отсутствия?

– Бабу он завел!

– Молодую?

– Молодую, но с двумя детьми.

– Потянет он сразу троих? Венчаться будут?

– Говорит, что пока не собирается. Но на деньги, которые нам раненый тогда дал, подарки покупает и гостинцы детям и ей.

– А ты куда эти деньги дел?

– Берегу. Может скоплю на вольную.

– Дело, конечно, хорошее. Так стало быть никто к вам не приходил?

– Ни единый человек!

– Ладно, смотрите в оба! Ежели что…

– Севастьян, дозволь задать один вопрос? Помнишь, ты говорил, что кто-то третий будет к нам в друзья набиваться?

– Помню! И что?

– Эта баба не может быть тем третьим?

Мареев подумал, что голова у Кольки варит. И не будь он таким хлипким в характере, пользы была бы от него больше.

– Нет, Николай, эта штука называется любовь. Слышал?

– Слышал, – повесил голову Колька.

После его ухода Мареев разыскал управляющего.

В это время в густой лесной чаще возле сложенной наспех шалаше-землянке Фома проводил со своими подельниками толковище.

– Отвечай, Жила, что твоя подопечная вещает о своем друге?

– Короче так! Этот дитя природы довел Дуняху до белого каления. Баба уже еле-еле стоит на ногах. Давеча на встречу пришла с лукошком груздей. Так ее перекосило на одну сторону, – прохрипел Жила.

– Пусть нашего зелья более ему не дает, – перебил Фома.

– Она уже, атаман, просит другого зелья, чтобы в обратку…

– У меня такого зелья нет!

– Ежели во время уборочной он захаживал к ней через две – три ночи, то теперь шастает, как только стемнеет, и до первых петухов. А ведь у нее детки. Надо еду готовить, стирать, ну и забавляться с ними.

– Вот пусть с Иваном и забавляется! – съехидничал Кабан.

– Надо думать о нашем интересе! Чего-чего, а баба это выдержит, – настраивал подельников на свой лад атаман, – получается так, что дорогу Ивану и Кольке к Мякишу указал тот раненый с деньгами. А кто он, Иван не знает. Так? – Фома посмотрел на Жилу.

– Так-то оно так, но тратит эти деньги Иван теперь на Дуняху и ейных детенышей, – Жила снова вернулся к старой теме, – Дуняха говорит, что кабы не ее бездетность, приключившаяся после третьих родов, Иван ей еще бы детей наделал.

– Жила, хватит о бабе. Все-таки, кто же этот раненый?

– Иван точно не знает.

– Значит друзья передали Мякишу письмо и оказались в ловушке?

– Ой, ли? Не сами ли они это удумали?

– А если все-таки это сделал Мареев? – спросил Жила.

– Уже говорили раньше, Иван это сто раз подтвердил, что Мареев с Мякишем никак не связан, – поправил его атаман и продолжил, – ну что ему с нас? Мы имения его не трогали, вряд ли он стал бы такими деньгами швыряться. Я эту барскую породу хорошо знаю! Думаю, что наши молодцы сами все сварганили, а деньги им Мякиш дал за предательство. Он же их отпустил живехонькими, надеется на них. Обещал курьеров прислать. Мое решение такое – Дуняха пусть готовится к зимовью со своим другом. Нам тоже пора подумать о тепле. Будут для жилья хорошие условия, сможем другими делами заниматься. Прежде выправить каждому документ, потом весной забрать золотой запас и уходить к литовцам. А там в Пруссию. Нынешняя императрица чистая немка, небось уже с Фридрихом подружилась! Не все немцам в Россию ехать, теперь и нам можно туда рвануть.

– На зимовке в лесу мы совсем одичаем, – заныл Кабан, – надо искать пристанище в крупном городе Твери или Ярославле. Там и документы проще добыть.

Павел Игнатьевич по просьбе молодого графа сел за стол, взял в руки грифель и уставился на чистый лист бумаги. Он никак не мог понять, какую схему от него требуют.

– В толк не возьму, Севастьян Кириллович, какую такую птицу ты хочешь, чтобы я из себя изобразил?

Капитан со своей стороны решился на сравнение:

– Ну как? Вот летишь ты над домом Копыловой, и что сверху ты видишь?

– ???

– Какой формы ее земельный надел? Какой формы дом, сарай?

– Так бы и сказал сразу. А то лети, будто птица!

На бумаге появился прямоугольник. Внутри большой фигуры два таких же, но поменьше.

– Вот молодец, – подбодрил граф управляющего, – а теперь ткни пальцем где ее дом, а где сарай?

– Деревья наносить?

– Обязательно! Даже лавочки, скамеечки. Уличная печка для готовки есть? Тоже укажи!

– Ну все, барин, вот, любуйся!

– Молодец! А внутри избы бывал?

– Приходилось. Один или два раза.

– Рисуй, – Мареев перевернул лист чистой стороной.

– Вот здесь у нее красный угол. На божнице две иконы: Спасителя и Богородицы. В том же углу стол, за ним у стен по лавке, на окнах занавески. Окон три: два прямо и одно сбоку. Тут печь, вдоль нее лавка, ухваты, кочерги. Здесь, сразу от входа, сундук.

– А кровать?

– Кровать не помню. Не помню, и все тут! Ведь по делу приходил!

– Теперь отдохни, – Мареев взял в руки лист стал вертеть его, рассматривать с одной и другой стороны. Понял одно, что к разгадке ближе не придвинулся.

Понимая это, Павел Игнатьевич извиняющим тоном завопил:

– Прости, Севастьян Кириллович, помочь тебе не сумел. Но что знал, то сказал. А врать не приучен.

– Ладно, ступай, Павел Игнатьевич. Что-нибудь придумаю.

Мареев пошел к отцу. Тот работал с цифрами по сбору урожая, считал доходы, проверял отчеты.

– С чем пожаловал?

– Батюшка, спешу доложить, что приказную избу, по-другому караульное помещение, подводим под кровлю. Стены конюшни скрепляем верхним венцом. До холодов, дождей и снега закончим с кровлей.

– Что от меня хочешь?

– Видимо, пора основному хозяину, т. е. тебе появиться на стройке. К тому же народ стал болтать будто барин старым стал, недомогает, на улицу не выходит.

Последний аргумент окончательно убедил Кирилла Севастьяновича в поездке в Ермолино.

– Ты прав, сын! Завтра с утра после полудня и поедем.

– Буду ждать Вас, батюшка, у ступеней в готовности.

Рано утром Севастьян лично съездил в Углич. Купил пшеничных булок, сдобных баранок и печатных пряников, аккурат на три средних мешка.

После полудня приехали на стройку, поздоровались с мужиками, походили вокруг, постучали обухом топора по стенам, в избе потопали сапогами по полу. Кириллу Севастьяновичу пришло хорошее расположение духа, и он не жалел хвалебных слов в адрес окруживших его строителей.

– Подведете до холодов под кровлю, выставлю прямо здесь бочку пива! Ну, что, Сева, теперь домой?

– Нет, батюшка, коль уж приехали сюда, проедем с Вами по деревне. С людьми и их детками поздороваемся. Я вот угощенье прихватил: булки, баранки, пряники. Пусть будет нежданная радость.

Барин согласился, даже похвалил сына за эту идею. Севастьян более всего боялся насторожить Копылову, проявив свой повышенный интерес к ее особе. Посещая избы жителей Ермолино, капитан выделял женщин безмужних, детей сирот. С Копыловой говорили у дверей ее избы. Коль хозяйка их в дом не позвала, то и проситься не стали. Наделили ее и детей подарками и ушли.

Севастьяну едва хватило терпения, чтобы проехать деревню до конца. Радость переполняла его, ведь на участке Дуняхи он увидел такое, от чего можно было смело праздновать победу.

По приезде в усадьбу отец предложил сыну разделить с ним трапезу. Но Севастьян отказался, сославшись на головную боль, и ушел к себе в кабинет.

Говорят, что мужчины в любом возрасте будто маленькие дети. Мареев подтвердил это своим поведением. Только он закрыл дверь на ключ, как начал подпрыгивать, выписывать пируэты, переворачиваться на ковре через голову. Потом бросился на диван и растянулся во весь свой рост.

На участке Копыловой он увидел колодец. Старые перекошенные венцы, вокруг них трава высотой в пояс, заросшая тропинка. Видно, что из этого колодца уже давно никто не черпал воду. Но деревянный вал для веревки и сама веревка были новыми, рассчитанными на подъем или спуск тяжелых грузов. По бокам находились упоры из толстых новых досок. Внушительной оказалась металлическая ручка для кручения вала. Количество оборотов веревки говорило о том, что длина рассчитана на серьезную глубину. Главное – это строение вовсе не бросалось в глаза. Оно как бы дополняло ветхий сарай с перекошенной дверью. Если на все смотреть целиком, то стоит себе бывший колодец и никому не мешает. Даже управляющий не обратил на него никакого внимания.

Дальнейшие действия капитана сложились сами собой. Он дождался вечера, в людской нашел Степана и предупредил его, что утром следующего дня они уезжают. Утром Павел Игнатьевич отвез барина и Степана в Углич, оставил их у причала и уехал.

Путешественники подошли к сторожке, где собирались капитаны судов и суденышек. Графа не интересовали размеры и быстроходность судна. Ему нужен был сообразительный и умеющий держать язык за зубами капитан. Другим непременным условием являлось то, что Мареев хотел сам остановить выбор на нужном человеке. К нему подходили, интересовались потребностью, платежеспособностью, предлагали скидки и прочие выгодные условия. Граф не торопился. Наконец, его внимание привлек седоусый, сорокалетний мужик в фуражке, непонятного происхождения. Его отличала вальяжность походки, и именно эта особенность была характерна для видавших виды мореманов. Из-за постоянной качки, чтобы не терять устойчивость эти люди именно так передвигались по палубе. Видимо, как и Мареев, этот морской волк сам выбирал себе клиента. Севастьян подошел к мореману и представился.

– Гордей, – пробасил в ответ мужик. И в его взгляде читались вопросы: куда, зачем и за сколько?

– Я не купец, – сразу предупредил граф.

– Это видно.

– Нужно в Рыбную слободу. Там придется стоять два-три дня. Потом возврат в Углич. Нас двое.

– Это понятно.

– В деньгах не обижу. Посудину свою покажи.

– Моя мокшана с синим парусом. На ней два матроса, еще подойдут двое. Понимаю, дело у тебя серьезное. Может, и сила потребуется?

– Сила не потребуется, а вот поддержка может быть.

– Вижу ты военный?

– Капитан в отставке.

– Ну пошли, капитан, на судно.

Глава шестая

Пассажиры расположились на перекладине у левого борта. Там им никто не мешал, и они могли спокойно беседовать. К осени до сезона дождей Волга местами мелела. Вероятность для корабля оказаться на мелководье возрастала многократно. Посему команда целиком была занята навигацией.

Мареев поглядел на Степана и понял, что его помощник витает в облаках и не представляет серьезности и опасности предстоящих событий. Граф решил, как можно страшнее, изобразить картинку ожидаемой встречи с бандитами.

– Идем к волку в пасть! – начал свой инструктаж капитан, – наши действия бандиты могут понять по-разному. И в любом случае сделают все, чтобы в живых нас не оставлять. Наша задача – не дать им этого сделать. Вынудить Мякиша пойти на разговор и принять выгодное для нас решение. На тебя возлагается важная задача: «слышать» разговоры на расстоянии и узнавать о намерениях бандитов.

Мареев еще долго говорил о вариантах развития событий, и уже при подходе к Слободе ему показалось, что желаемый результат достигнут. Степан проникся пониманием момента.

Кербаты, ушаны, насады, галеры, лодки всяких размеров и конструкций выстроились вдоль причалов Рыбной слободы. Мареев подошел к капитану и попросил его выбрать место швартовки подальше от центрального причала и только в первой линии к берегу. Пристали в самом конце по ходу движения, сбросили на берег сходни.

– Ты, Сева, хотя бы намекнул, чего хочешь сделать, а то чувствую себя, как невеста без жениха, – пробасил Гордей.

– Вопросы у меня имеются к главному в этих краях ушкуйнику. Только где его найти я не знаю, – Мареев глянул на моряка. У того ни один мускул не дрогнул, а только кивнул головой и пошел наверх палубной постройки.

Мареев и Степан сошли на берег и медленным шагом двинулись к середине пристани. На горке увидели деда с балалайкой. Точно такого описали графу Иван с Колькой. Остановились и начали наблюдать. Дед грыз семечки, лузгу сплевывал на землю. Попадал часто на свои лапти и онучи. Это его нисколько не волновало. Догрыз горсть, отряхнул руку об руку, обтер ладони об рубаху и взял балалайку в руки. Играл он плохо, не понять, что: частушки, баллады или песни. Тянул гнусавым голоском какие-то звуки. Допел. Балалайку поставил рядом и снова полез в карман порток за семечками. За все это время к нему никто не подошел, никто не присел рядом.

– Это воровской пригляд, барин, – прокомментировал Степан, – такие в каждом порту имеются. Кто ложками стучит, кто приплясывает. Могут просто просить милостыню или изображать слепых. Но знают все, что происходит вокруг. По приметам найдут человека, назовут судно с нужным товаром, сообщат о количестве охраны. За такие знания бандиты всех мастей платят им копеечку. На то и существуют.

– Откуда это знаешь?

– Забыл, барин, где подобрал меня?

– Тогда подойди сейчас к балалаечнику и скажи ему, что прибыл на разговор к Мякишу. Проводи деда до нашей посудины, покажи на чем пришел, а я издали буду за вами следить.

Степан подошел, дед его выслушал, и они пошли к кораблю.

Мареев пропустил их вперед и уже было собрался следовать за ними, как увидел двух ражих парней, увязавшихся за Степаном и дедом. Теперь Мареев шел за четверкой. Не доходя до стоянки шагов сто, дед незаметно отступил назад и эти двое взяли Степана под локотки. Мареев долго не раздумывал, ударил деда ладонями по ушам. Тот ойкнул, выронил балалайку и опустился на землю. На всхлип деда обернулся один из провожатых, но тут же получил от Севастьяна ногой в живот. Согнулся и начал корчиться от боли. Второй развернулся и сделал замах рукой. Он метил прямо в голову Марееву, но голова быстро увернулась, а нападавший получил удар кулаком в самое болевое место между коленями и пупком. Тут не обошлось без крика. Окружающие взирали на эту сцену молча. Никто даже не пытался вмешаться. Одни понимали суть происходящего и не лезли, а другим было просто любопытно, чем закончится.