Хлопцы

© Сережа Молодец, 2025

ISBN 978-5-0068-8969-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дисклеймер

Все персонажи и события романа являются вымышленными. Любые совпадения с реальными людьми, живыми или умершими, являются случайными.

Мнения, взгляды и высказывания персонажей не отражают позицию автора и используются исключительно в художественных целях.

В произведении содержатся художественные сцены и диалоги, в которых могут упоминаться алкогольные напитки, табачные изделия и иные формы поведения, характерные для изображаемой социальной среды и времени.

Упоминания указанных элементов не направлены на формирование положительного отношения к их употреблению, не являются рекламой и не носят пропагандистского характера.

Произведение предназначено для читателей старше 18 лет.

Предисловие

Эта книга не пытается объяснить, как правильно жить. Она просто фиксирует момент, в котором многие из нас застряли. Если ты узнаешь здесь себя – значит, всё написано честно.

Встреча спустя годы

Бар назывался уже по-новому, модно: «Лофт 17».

Раньше он был просто «У Ромы».

И мы тогда не знали слова «лофт», зато знали, как выносить отсюда стулья, музыку и девчонок. В разной последовательности.

Я припарковался, выключил фары и пару секунд сидел, глядя в лобовое.

В стекле отражался мужчина тридцати с хвостиком, с лёгкими мешками под глазами и теми же зелёными глазами, что в девятнадцать, только вместо наглости в них поселилось какое-то устойчивое «ну ты и дурак, конечно, Даня».

Я вздохнул, затянул ручник и вышел.

Запах внутри не изменился.

Смесь кофе, дешёвого алкоголя, пролитого пива и чьей-то вечной безнадёги.

Изменились только люди: вместо местных пацанов и девчонок – бородатые айтишники, девочки в оверсайз-джемперах и парочки, которые приходят «обсудить тревожность».

Я скинул капюшон, повёл глазами по залу.

И увидел его.

Егор сидел за столиком у стены, спиной к залу, как обычно.

Привычка – контролировать вход, выход и потенциальные точки эвакуации.

Раньше это помогало нам драться и сбегать, теперь, наверное, помогает ему на работе, кем бы он ни был.

Он постарел.

Не развалился, нет.

Скорее, как-то уплотнился.

Плечи всё те же, как шкафчик в школьной раздевалке, только добавились первые седые волоски в бороде.

Лицо загорелое, на щеках легкие морщины от постоянного прищура – человек привык щуриться на солнце и на жизнь.

Я подошёл медленно, словно проверяя, он ли это вообще, наш Пёс.

Хотя узнать его можно было по одной детали: возле него стоял стакан воды и чашка чёрного кофе.

– Ты чё, в запой ушёл? – спросил я, став рядом. – Целых два напитка, и оба без алкоголя.

Егор поднял голову.

Увидел меня.

И его лицо сначала чуть дрогнуло – будто он увидел призрак.

А потом расплылось в той самой ухмылке, из-за которой в школе ему регулярно хотелось дать в нос, но почему-то обнимали.

– Чердак, блин, ты живой, – сказал он, вставая.

Мы обнялись.

Не так, как раньше – с хлопками по спине и обязательным «Ну чё, псина, ты чё тут?».

Сейчас было больше тишины.

Больше понимания, сколько всего между нами и теми мальчишками из посёлка.

– Ты похудел, – сказал Егор, отходя на шаг и окидывая меня взглядом. – Или жизнь тебя подсдула?

– Это не я похудел, – ответил я. – Это твои глаза привыкли к твоему животу. На контрасте все остальное кажется худым.

Он фыркнул.

Живот у него, кстати, был только намёком.

Скорее, плотный пресс, спрятанный под худи.

Я отметил шрам на его правой кисти – раньше его не было.

– Где Святой? – спросил я, скинув куртку на спинку стула.

– Как всегда, – протянул Егор. – Точит совесть где-нибудь по дороге. Написал: «Опаздываю на десять минут», значит, будет через тридцать.

– За это время ты обычно успевал либо подраться, либо влюбиться, – заметил я.

– Сейчас-то? – Егор усмехнулся. – Сейчас максимум успеваю ответить на два сообщения и вспомнить, что забыл купить хлеб.

Мы сели.

На минуту повисла тишина, такая странная и плотная.

Не потому, что нечего сказать, а потому что сказать хотелось слишком много.

– Ну, рассказывай, – наконец сказал он. – Как ты там поживаешь? Жив или просто существуешь?

– Работаю, – сказал я. – Иногда кажется, что меня наняли быть взрослым.

– И как, справляешься?

– Тут вообще планка невысокая. Достаточно платить по кредиту и не орать в общественных местах.

Егор хмыкнул.

– Кредит есть?

– А ты думал, я вырос из того Данилки, который денег не видел?

– Я думал, ты станешь либо полным фрилансером, либо сектантом, – серьёзно сказал он. – Чтобы ходил в льняной хламиде, рассказывал всем про «энергию рода» и пил тёплую воду по утрам.

– Я пил тёплую воду по утрам, – признался я.

– И?

– Понял, что проблема не в температуре воды.

Мы оба засмеялись.

Смех вернул в зал кусочек тех времён, когда нам было по двадцать, и мы думали, что самое страшное – это завалить сессию и не успеть на последнюю маршрутку.

– Ладно, – Егор потёр ладонями лицо. – У меня жена спросила, не страшно ли мне ехать встречаться с «теми двумя психами».

– И что ты ей ответил?

– Что страшно, но хуже, если я не поеду. – Он посмотрел на меня. – Ты же понимаешь, мы уже не те.

– Я это понял, когда посмотрел на меню и сначала искал «американо», а не «сто грамм», – сказал я.

Он кивнул.

В его взгляде мелькнуло что-то похожее на усталость.

– Как она? – спросил я.

– Кто?

– Жена.

Егор чуть заметно дернулся, как будто не ожидал, что я помню о её существовании.

– Нормально, – сказал он. – Мы с ней как два соседа по общаге: вместе платим за свет и иногда говорим о погоде.

– Романтично.

– Это я ещё сокращаю. – Он усмехнулся. – Зато ребёнок растёт в тепле и без криков.

Мы оба замолчали.

Я подумал о том, сколько наших ровесников живут примерно так: вместе, но не рядом.

Похожи на мебель в одной комнате.

– Ты, кстати, кого-нибудь сейчас… – он кивнул неопределённо,

– Ничего масштабного, – пожал я плечами. – Пара попыток построить что-то «здоровое и осознанное». Закончилось тем, что она считала меня эмоционально недоступным, а я её – подпиской на все марафоны «как стать собой за 7 дней».

– Ну, главное, вы честно поговорили, – отрезал Егор. – Ты, как всегда, с психикой, а она – с мотивацией. Отличный обмен.

Я хотел что-то ответить, но в этот момент за нашими спинами кто-то тихо сказал:

– Вы, как обычно, начали без меня.

Этот голос я узнал бы из тысячи.

Мы обернулись одновременно.

Илья стоял у стола, опершись о спинку стула, с тем же взглядом человека, который видел все ваши глупости, запомнил, но не осудил.

Он почти не изменился.

Тот же худой, чуть угловатый, в старой куртке без лишних деталей.

Только волосы чуть поредели на висках, а в глазах стало больше того самого спокойствия, которое умеет пугать больше любого крика.

– Святой, – сказал Егор и поднялся. – Ты выглядишь, как человек, который знает, где лежит правда. И всё равно сюда пришёл.

Илья обнял сначала его, потом меня.

Его объятия всегда были тихими, без хлопков и мужских «ну чё, здорово», но почему-то после них становилось легче.

– Чердак, – он посмотрел на меня. – Ты всё ещё делаешь вид, что у тебя есть план?

– Я стал скромнее, – сказал я. – Теперь я честно признаю, что у меня только список дел.

– Уже прогресс, – заметил он.

Мы сели втроём.

Официантка принесла меню.

– Что будете?

Я автоматически потянулся к разделу кофе, Егор – к разделу «горячее», Илья – просто отодвинул меню в сторону.

– Нам чайник чая, – сказал он. – И по воде каждому.

Официантка удивилась, но записала.

– Мы что, в тридцать с небольшим уже как деды? – не выдержал я.

– Если мы сейчас начнём с бухла, – спокойно ответил Илья, – разговор скатится в «помнишь, как мы тогда». А мне интересно не только «тогда».

– Слышал? – Егор ткнул меня локтем. – Вон, у человека цели.

Илья улыбнулся:

– У меня не цели. У меня список вопросов.

– К нам? – спросил я.

– В том числе.

Наступила странная тишина.

Та, в которой уже чувствуешь, что простой «болтовни» не будет.

– Ладно, – я стукнул пальцами по столу. – Давайте по стандарту. Имейте в виду, я не готов к групповому сеансу психоанализа.

– Ничего, – сказал Илья. – Ты никогда не готов, это не мешало нам втроём ломать тебе защиту.

– Сначала ты расскажешь, как до такого докатился, – Егор кивнул на меня. – Потом я.

– А в конце, как всегда, Святой скажет одну фразу и поставит точку, – сказал я.

Илья усмехнулся:

– Я сегодня без точек. Сегодня у меня только многоточия.

Разговор не начинался легко.

Как будто каждый из нас шёл по тонкому льду, проверяя, выдержит ли он честность.

– Давай так, – начал Илья. – Чтобы не превращать встречу в «ну как ты, да нормально». Каждый говорит не «чем занимается», а «чем недоволен».

– Это что за формат? – нахмурился Егор.

– Человеческий, – ответил Святой.

Он посмотрел сначала на меня.

Я почувствовал легкое раздражение – не на него, на себя. За то, что мне действительно было что сказать на тему «чем я недоволен».

– Я недоволен тем, – начал я, медленно подбирая слова, – что живу как будто по чужому сценарию. Работа, график, отчёты, планёрки. Все нормально, стабильно. Но иногда ловлю себя на том, что вспоминаю, как мы сидели на берегу после очередной драки и думали, что у нас будет «другая жизнь».

Егор фыркнул:

– Ты и тогда любил драматизировать.

– А ты – всё упрощать, – парировал я. – Я ещё недоволен своим страхом.

– Каким?

Я вдохнул, хотя мы были всего лишь в баре и никто мне не угрожал.

– Страхом, что если я всё брошу и начну жить «как хочу», то окажется, что я…

– Не знаешь, как хочешь? – тихо подсказал Илья.

Я кивнул.

Несколько секунд никто не говорил.

Егор смотрел куда-то мимо, в сторону окна, словно там был ответ, как жить.

– Моё время, да? – сказал он и поёрзал на стуле.

– Ты сам предложил, – напомнил Илья.

– Ладно. – Егор почесал затылок. – Я недоволен тем, что делаю всё правильно. Работа норм, деньги есть, жена не орёт, ребёнок здоров, машина заводится. А я иногда стою на балконе ночью и думаю:

«А где тот долбоёб, который бегал по посёлку в кедах и верил, что мир можно если не перевернуть, то хотя бы встряхнуть?»

– Вон он, – сказал я. – Только в худи и с ипотекой.

– У меня нет ипотеки, – буркнул Егор. – Я же не идиот.

– Тогда тебе вообще нельзя жаловаться, – сказал Илья.

Егор усмехнулся.

Но в глазах у него мелькнул тот же оттенок пустоты, который я видел в зеркале.

– И ещё я недоволен тем, – продолжил он, – что не умею говорить. Кроме как матом и шутками. Жене, ребёнку, родителям… вам.

Мы с Ильёй переглянулись.

– Не поверишь, – сказал я, – но даже ты сейчас говоришь.

– Это вы меня подтянули, – отрезал он. – Я же не приду на мужскую встречу и не скажу: «Ребята, давайте обсудим мои чувства».

– Почему? – спросил Илья.

– Потому что я Егор, блин, а не Злата, которая ведёт блог о самопринятии.

Мы засмеялись.

Смеялись по-настоящему, с облегчением.

– Ладно, – Илья выдохнул. – Моя очередь.

Он немного помолчал.

Потом посмотрел на нас так, как смотрел раньше, когда собирался сказать неприятную правду.

– Я недоволен тем, что слишком много молчал.

– Ты? – почти одновременно сказали мы с Егором.

– Да. – Он кивнул. – Всё детство, всю юность, половину взрослой жизни. Вы дрались, влюблялись, орали, спорили, ломали, строили.

А я…

Я в основном подбирал осколки.

Я почувствовал, как в груди что-то дрогнуло.

Пёс тоже посерьёзнел.

– Ты был нашим якорем, – сказал я. – Без тебя мы бы давно…

– Утонули бы, – договорил Егор.

– Да, – спокойно сказал Илья. – А теперь я хочу перестать быть только якорем. Я хочу быть кораблём.

Мы помолчали.

– Ты это к чему всё ведёшь? – первым не выдержал Егор.

Илья посмотрел на него спокойно, откинулся на спинку стула.

– К тому, что мы здесь не просто вспоминать. Вернее, не только.

Официантка принесла чайник, три стакана, воду.

Мы молча наблюдали, как она разливает кипяток, как струя воды попадает в прозрачные стаканы.

Почему-то этот простой процесс казался сейчас почти торжественным.

Когда она ушла, Илья взял стакан, подержал в ладонях.

– Нам позвонили не просто так, – сказал он.

– Кому «нам»? – спросил я.

– Мне. – Он посмотрел сначала на меня, потом на Егора. – Про него… про человека, который нас троих в своё время вытащил из полной жопы.

Я почувствовал, как холодная волна пробежала по спине, несмотря на горячий чай в руках.

– Ты про кого сейчас? – голос Егора стал ниже.

Илья произнёс имя.

Имя того, с кем связаны наши первые ночные вылазки, первые серьёзные разговоры, первая мысль, что мы можем быть кем-то ещё, кроме «пацанов из посёлка».

Я почувствовал, как в груди стянуло.

– Что с ним? – спросил я.

Илья отвечал не сразу.

Он перевёл дух, глотнул воды, как человек, который готовится произнести приговор.

– Его… не стало, – тихо сказал он.

Стало очень тихо.

Даже музыка в баре на секунду как будто ушла на задний план.

Егор откинулся назад, уставившись в потолок.

– Ты уверен? – спросил он. Голос прозвучал глухо.

– Да, – ответил Илья. – Сегодня утром мне позвонили. Похороны через два дня. В нашем посёлке.

Мне вдруг стало тяжело дышать.

Открылась дверца в ту часть памяти, которую я давно держал закрытой: ночи в гараже, посиделки на старых колёсах, его голос, его фраза:

«Вы трое либо друг друга вытащите, либо утопите. Среднего не дано».

– И ты… – я сглотнул. – Ты нас сюда собрал из-за этого?

– В том числе, – сказал Илья. – Но не только.

Он посмотрел на нас пристально, как врач на пациентов, которые сами знают диагноз, но делают вид, что нет.

– Мы давно друг другу обещали, что в важные моменты в жизни будем рядом, помните? – тихо спросил он.

– Это мы тогда после драки в лесополосе решили, – сказал Егор. – Когда ты нам лекцию читал о «брате за брата».

– Это он нам лекцию читал, – поправил я, кивая в сторону Ильи.

Святой слегка улыбнулся.

– Так вот, – сказал он. – Похороны – это важный момент. Но ещё важнее другое.

– Что? – Егор подался вперёд.

Илья поставил стакан на стол.

Его голос стал твёрже.

– Я не хочу, чтобы мы поехали туда как трое взрослых дядек, которые скажут: «Эх, времена были», выпьют, поплачут и разъедутся по своим аккуратным, стерильным жизням. Я хочу, чтобы эта поездка стала точкой. Точкой, после которой мы не просто вспоминаем, а меняем.

– Меняем что? – спросил я, хотя уже примерно понимал ответ.

– Себя, – коротко сказал он. – То, как живём. Как дружим. Как смотрим на своё будущее.

Он помолчал, потом добавил:

– Мне надоело наблюдать, как мы тихо превращаемся в тех взрослых, над которыми раньше смеялись.

Егор усмехнулся, но без прежнего задора:

– С чего ты взял, что мы ещё можем что-то радикально поменять?

– С того, – сказал Илья, – что мы всё ещё можем сидеть за одним столом и говорить честно. Значит, не всё потеряно.

Он посмотрел на нас и сказал:

– Я хочу, чтобы мы поехали на эти похороны вместе. И чтобы это стало нашим стартом. Не знаю ещё каким, но точно не в сторону «ещё чуть-чуть потерпеть и дожить до пенсии».

Я молчал.

Егор тоже.

Каждый в этот момент был где-то в своём личном аду: кредитах, недосказанностях, усталости, страхе.

И странным образом мысль поехать в тот самый посёлок, из которого мы когда-то мечтали вырваться, вдруг показалась не откатом назад, а шансом.

– Ты много хочешь, Святой, – глухо сказал Егор.

– Я просто устал смотреть, как вы сдаётесь, – ответил Илья. – И как я сдаюсь вместе с вами.

Он снова взял стакан, сделал маленький глоток и сказал:

– Так что, хлопцы… Едем?

Я посмотрел на Егора.

Он – на меня.

Это был тот самый взгляд, которым мы обменивались перед дракой, перед дурной затеей, перед любой историей, которая могла закончиться плохо, но зато была настоящей.

Во мне поднялось что-то забытое.

Не подростковый протест, не глупое «сломаем систему», а тихое, твёрдое: «Хватит жить как зритель».

– Едем, – сказал я.

Егор чуть усмехнулся, провёл рукой по бороде и кивнул:

– Ладно. Если уж тонуть, то вместе.

Илья ничего не ответил.

Просто впервые за весь вечер улыбнулся так, как улыбался в семнадцать: чуть устало, чуть грустно, но очень по-живому.

В этот момент я ещё не понимал, что поездка на похороны действительно станет началом.

Только не того начала, которое рисуют в мотивационных книжках.

Это будет начало той версии нас, которые перестали играть роль взрослых и впервые рискнули снова быть собой.

Но тогда, в «Лофте 17», это было просто одно короткое слово, сказанное втроём.

– Едем.

Как мы учились жить без мозгов

Первый раз я понял, что у нас реально нет мозгов, когда мы решили заработать «быстрые деньги» на продаже арбузов.

В пятнадцать лет это казалось бизнес-планом уровня Илон Маск из райцентра.

Началось всё, как обычно, с Егора.

– Смотрите, – сказал он, развернув перед нами тетрадный листок в клетку, – это чистая экономика.

На листке было нарисовано три кружочка, стрелки и слово «ПРИБЫЛ».

Без «ь».

– Это не экономика, – сказал Илья. – Это рисунок к диагнозу.

Мы сидели на детской площадке между двумя панельными домами.

Вечер, июль, запах пыли, кошачьей мочи и свежего хлеба из магазина за углом.

Скамейка была наша, как будто по документам.

Мы на ней пережидали детство.

Егор сел по центру, как спикер на форуме.

Я слева, с чипсами.

Илья справа, со своим вечным блокнотом, куда он записывал то, о чём приличные люди стараются не думать.

– Слушайте внимательно, – продолжал Егор. – У нас есть:

во-первых, посёлок, который дохнет от жары.

во-вторых, люди, которые хотят арбуз.

в-третьих, мы.

– Ты сейчас описал апокалипсис, рай и ад одновременно, – прокомментировал Илья.

– В-четвёртых, – не отреагировал Егор, – у нас есть рынок в райцентре, где арбузы стоят по пять рублей за кило. В нашем ларьке – по восемь.

– Ты был на рынке? – удивился я.

– Был, – кивнул он. – Там мужики грузят фуру. Я спросил.

– И не получили по шапке за тупые вопросы? – уточнил Илья.

– Почему сразу тупые? – обиделся Егор. – Я спросил профессионально.

– Как? – спросил я.

Егор поднял голову, изобразил выражение «я бизнесмен»:

– «Дядь, а если мы возьмём пару штук, вы нам дешевле дадите?»

– И?

– Он сказал: «Вали отсюда, пока жив».

Мы с Ильёй засмеялись.

– Короче, – не сдался Егор, – план такой. Берём в складчину денег.

Едем на рынок. Покупаем арбузы. Привозим сюда. Продаём по семь с половиной.

Все довольны. Мы – богачи.

– Нам сколько лет, напомни? – спросил Илья.

– Пятнадцать.

– И как ты представляешь: трое пятнадцатилетних долбо… экспертов по арбузам перевозят полмашины бахчи?

– У моего деда есть «Москвич», – гордо сказал Егор.

– У твоего деда есть инфаркт, а не «Москвич», – уточнил Илья.

– Машина тоже есть! – настаивал Егор. – Стоит в гараже. Не ездит, но это детали.

Я слушал всю эту ахинею и чувствовал, как внутри растёт то самое чувство, за которое потом психологи берут деньги: смесь страха, азарта и тупой надежды, что у нас что-то получится.

– Я за, – сказал я.

Илья посмотрел на меня как на ребёнка, который собирается засунуть вилку в розетку.

– Ты даже не посчитал ничего, – заметил он.

– Я посчитал, – сказал я. – Если мы ничего не делаем – у нас ноль. Если делаем – есть шанс на минус. Но хотя бы будет, что вспомнить.

Егор довольно хмыкнул:

– Вот видишь, Чердак понимает.

Илья закрыл блокнот.

– Ладно, – сказал он. – Я согласен при одном условии.

– Каком?

– Мы делаем всё честно.

Не кидаем никого.

Меряем арбузы честно, деньги делим честно.

– Ты думаешь, мы кто? – возмутился Егор.

– Я думаю, мы подростки из посёлка, – спокойно ответил Илья. – А это почти всегда о том, как кого-то попытаться надуть. Я просто хочу, чтобы мы начали с того, что сами себе не врём.

Я тогда не понимал, насколько эта фраза потом прицепится ко мне на всю жизнь.

«Начать с того, что самому себе не врёшь».

– Хорошо, – сказал я. – Честно так честно.

– Ладно, – махнул рукой Егор. – Главное, чтоб прибыль была нечестно большой.

День «старта бизнеса» выдался жаркий.

Солнце жарило асфальт, таял мозг, коты лежали плоскими ковриками в тени подъезда.

Мы встретились у гаража Егора.

Гараж деда был отдельным миром: запах бензина, масла и мужских разговоров, застывших в стенах.

В углу – тот самый «Москвич», цвета депрессии, с толстым слоем пыли.

– Ты уверен, что он вообще ездит? – спросил я.

– Угу, – кивнул Егор. – Дед сказал: «Он ещё вас всех переживёт».

– Он имел в виду вас с дедом или всё человечество? – уточнил Илья.

Егор сейчас был в своей стихии.

Рукава закатаны, физиономия сосредоточена.

– Так, Чердак, открывай ворота. Святой, выноси ящики.

– Какие ящики? – спросил Святой.

Егор огляделся, как будто они должны были материализоваться из воздуха.

– Ну… я думал, у кого-нибудь найдутся.

– Великолепный план, – сказал Илья. – Уже нравится.

Я нашёл в углу три старых пластиковых ящика от бутылок.

Егор вытащил откуда-то верёвку.

– Нормально. Лишнего веса не будет.

Часа через полтора, матов, попыток завести мотор, дедовского рыка «Только троньте, гады, я вас сам закопаю», «Москвич» всё-таки ожил.

Затарахтел, воняя бензином и воспоминаниями о лучшей жизни.

Мы каким-то чудом выкатили его из гаража.

– Кто за рулём? – спросил я.

Егор уже устроился на водительском сиденье.

– Ты с ума сошёл? – поднял брови Илья. – У тебя прав нет.

– У нас у всех нет прав, – логично заметил Егор. – Значит, вопрос не в законности, а в способности.

Он завёл мотор ещё раз, выжал сцепление так, будто хотел выдавить душу из машины, и «Москвич» дёрнулся вперёд.

– Мы умрём, – тихо сказал Илья.

– Зато с капитализацией, – добавил я.

До райцентра мы доехали чудом.

Егор рулит, как человек, который одновременно играет в гонки и в «догадайся, где у меня тормоза».

Я считал каждый поворот как последнюю возможность помолиться, хотя никогда раньше не молился.

На рынке нас встретили жар, крики и орущие бабки.

Фуры, машины, тележки, арбузы, дыни, мат.

Середина лета, середина жизни, середина дурости.

Мы подошли к тому самому мужику, который уже однажды послал Егора.

– Здорова, дядь, – начал снова Егор.

Я с Ильёй переглянулись.

– Только не это, – прошептал Илья.

– Нам, короче, нужно… – продолжал Егор.

Мужик перевёл на нас тяжёлый взгляд, с головы до ног.

Пахло потом, табаком и терпением на исходе.

– Ты опять? – спросил он.

– Мы – потенциальные оптовики, – сказал Егор.

Я чуть не поперхнулся воздухом.

– Чего?

– Оптовики, – повторил Егор. – Нам нужно десять арбузов.

– Десять арбузов – это опт? – мужик посмотрел так, как будто пытался решить, шутим мы или реально больные.

– Для нас – да, – вмешался Илья. – У нас пилотный проект.

Мужик фыркнул.

– Пилотный проект у вас будет, когда в кювет улетите. Сколько денег есть?

Мы переглянулись.

Из карманов, сумок и заначек мы наскребли сумму, которая больше подходила для «купить мороженое всем двором», а не для оптовых закупок.

– Столько, – честно сказал я.

Мужик взял деньги, пересчитал.

– На эти «опты» я даже грузчика не позову, – сказал он. – Ладно. Выбирайте сами.

Мы ходили вокруг груды арбузов, как ювелиры вокруг бриллиантов.

Стучали, слушали, катали, притворяясь, что понимаем, что делаем.