Самый лучший ветер. Книга третья

- -
- 100%
- +
– Баллистика дерьмо, веса не будет хватать, – лаконично отозвался Далин на мою речь о найденных пулях. – Но накоротке сойдёт. Ну, или можно навеску пороха добавить. Не мешай!
– Они бы ещё копьё сделали, – Лара взяла в руки и вытащила из мастерски сделанных кожаных ножен такой же мастерский кинжал, блеснувший в неярком свете моих светлячков золотой надписью на клинке.
– Иерарх! – прищурившись, с трудом прочитал я ювелирно ровную надпись, сделанную неудобочитаемым, хоть и очень красивым, церковным шрифтом. – Ишь ты, не хрен собачий! Далин, хочешь ножик?
– Да отстань ты, ради бога! – уже взмолился тот, ковыряясь во вскрытых потрохах раздаточной коробки, но тут же переменил мнение, расслышав слово «ножик». – Хотя оставь, конечно! В сумку себе сунь, я потом посмотрю!
– Смотри, они эти ящики в порошок истирали, – и я показал Ларе пальцем на абсолютно чёрные как в том, так и в этом свете антимагические наручники. – А потом с клеем замешивали и на металл наносили. А вот, смотри, этой дрянью вещмешок пропитали, хорошая же вещь получилась!
– Полезная, – согласилась со мной Пресветлая Лаириэн, передав мне кинжал для Далина. – В некоторые места только в такой одежде и можно сунуться.
– А вот в спирту растворяли, – я чуть приоткрыл одну колбочку и осторожно махнул ладонью к себе, принюхиваясь к знакомому запаху, – но не вышло, скорее всего. Осадка многовато. А вот не знаю в чём, открывать не буду, уж больно ядовито выглядит.
– И не надо, – поддержала меня Лара, с брезгливым интересом разглядывая все эти кустарные ухищрения. – Гномий самогон это. А вот кислоты различные, вот щелочи, а вот и совсем непонятно что. Какой-то алхимик доморощенный всё же среди них был, чтоб ему!
– Генератор включать будем? – Далин уже проверял выхлопную трубу, выведенную в вентиляцию. – А то ведь у меня всё готово!
– А зачем? – слегка недоумённым тоном спросила у него Лара. – Ты меня, гноме, извини, но в поиске так не действуют. Потихоньку надо найденное изучать, по чуть-чуть. Растащить всё по разным местам, для безопасности. И это мой главный секрет, кстати.
– Да мы так же делаем, – успокоил её гном. – Только вот нет у нас этого самого чуть-чуть. Максимум до послезавтра, и то, если эта сволота алчущая сюда не прорвётся.
– Это меняет дело, – немного задумалась Лара. – И вариантов нет. Но тогда да, действуй, здесь пока только те, кого я хочу видеть.
– Пять минут! – деловито отозвался Далин и зажёг паяльную лампу, принявшись чего-то там прогревать. Управился он, кстати, быстрее, и вскоре генератор весело зашуршал движком, выходя на полную мощность.
– Включаю освещение! – предупредил нас гном, и тут же под потолком вспыхнули и засветились самым настоящим солнечным светом несколько ламп.
– Светильники тоже поснимаю, – предупредил нас зачем-то Далин, мы ведь не протестовали. – Таких у нас нет. Чего ещё запитать? Может, вот этот, главный верстак?
Я пожал плечами, Лара тоже была не против, хоть и напряглась больше обычного. Я видел, что была она очень недовольна таким кавалерийским подходом, но другого выхода у нас просто не было. Далин всё же дождался её подтверждающего кивка, и щёлкнул тумблером на самом первом верстаке. Ожидаемо вспыхнули какие-то огонёчки по всему оборудованию, включился и засветился ярким светом какой-то огромный, широкий и толстый полупрозрачный экран, явив перед нами в своей толщи какие-то объёмные и очень красочно-сочные цифры, буквы и фигурки.
– Работает! – похвалился непонятно перед кем довольный Далин, и его слова подтвердил раздавшийся отовсюду металлический женский голос.
– Обнаружено несанкционированное подключение! – Ровным голосом проинформировала нас неведомая девушка. – Внимание, на территории комплекса обнаружено присутствие разумных с магическим даром – включен высший уровень угрозы! Активирована антимагическая защита! Немедленно пройдите процедуру аутентификации! Количество попыток – три, время до полной блокировки главного терминала – три минуты, время до инициации процедуры самоуничтожения – тридцать минут! Пожалуйста, введите свой логин и пароль!
Я сгребал всё со стола в свою сумку, даже не дослушав её, а вот Далин впал в ступор, он просто не хотел во всё это верить.
– Работает, гноме! – радостно подтвердила его слова Лара. – Ты молодец, настоящий мастер! Монахи не смогли, а ты за пять минут разобрался, грёбаный ты умелец! Бежим!
– Да сделайте же что-нибудь! – Далин стоял на месте и уходить не желал. – Вы же маги!
– Хера с два! – обрадовал я его, по-быстрому прислушавшись к себе и ко всему в округе. – Тут всё на таких, как мы, и рассчитано! Не время для экспериментов, гноме, валить надо!
Я тут же подскочил к механику, выдрал из включённого верстака, помогая себе магией, всё ещё светившийся манипулятор, вытащил здоровенный ящик с какими-то инструментами, схватил и вырвал с корнем провода у чудесного настольного светильника с по-настоящему дневным светом, и сунул всё это гному в руки. По пути мне попался заваленный хламом лист бумаги с надписью «Не включать!», сделанный монахами, и я от раздражения сплюнул, вот какая скотина его наверх не вытащила?. Далин машинально прижал добычу к груди, и я принялся выталкивать его из ставшего таким негостеприимным древнего помещения.
– Брось! – коротко приказала мне Лара, когда я намётом вернулся обратно и вырвал два ящика из стеллажа. – Так даже лучше! Не стоит эту погань в наш мир пускать, всему этому стоило погибнуть ещё тогда!
– Ага, – согласился я, лихорадочно осматриваясь, чего бы ещё такого упереть, с пользой для гнома и без вреда для нашего мира. Сама же Лара поспешно перетряхивала ящики в монашеских столах, её больше всего интересовали записи и документы.
Когда я, навьюченный разнообразным инструментом и непонятными механическими деталями, вывалился в коридор, там уже все всё поняли. Народ значительно поредел, ведь все слышали этот женский голос, и у магического барьера остались лишь самые упёртые. Ну, или самые ответственные из тех, кому поручили приглядывать именно за нами.
Гномы уже волокли на плечах тела всё ещё спящих мужиков, повинуясь командам троицы своих соплеменников, находившихся по нашу сторону заграждения. Арчи с Даэроном тащили под руки всё ещё не отошедшего Далина, и за моей спиной оставалась только Лара, но и она выскочила через минуту, не держа ничего в руках.
– Упаковалась, видимо, там ещё, – с уважением прошептал я про себя и припустил по коридору, надеясь, что мне хватит сил и выносливости. – От чужих-то глаз!
Лара убрала барьер и подозвала к себе оставшихся монахов, жестом руки разрешив им схватить оба тела мёртвых тюремщиков при сане, но не разрешив даже одним глазом взглянуть в открытую дверь. Один недовольный было заартачился, но тут же заорал благим матом, схватившись за задницу, и больше недовольных не было.
Я остановился, пропустил мимо себя монахов, дождался Лару, и мы вместе, замыкающими, быстрым шагом рванули к выходу.
Через десять минут мы уже были на поверхности, а монастырь напоминал встревоженный муравейник. Люди и не люди носились туда-сюда, спотыкаясь друг о друга, но оставляя это без внимания. У кого-то, скорее всего у гномов, хватило ума подогнать сюда грузовики, и теперь их кузова заполнялись всем подряд.
– Через десять минут чтобы никого тут не было! – громко, достучавшись до каждого магией, прокричала Лара, вложив в этот крик все свои чувства, и люди забегали ещё быстрее, проникнувшись до самой души.
– Пушки мои, пушечки! – чуть ли не рыдал Далин в крепких руках Арчи. – Да как же так!
Но как бы там ни было, через десять минут все сидели в грузовиках, и первый из них уже выворачивал через монастырские ворота на дорогу, ведущую к нашему лагерю. Предупреждённые Арчи и Ларой, дирижабли охранения поднялись сильно повыше и рванули подальше, выжимая из двигателей всю мощность, не желая рисковать. А мы тряслись на кочках и хватались изо всех сил за борта грузовиков, чтобы только не вылететь на дорогу, чтобы не задержать никого и не остаться в опасной близости от мятежного монастыря.
Я одним глазом посматривал на свои наручные штурманские часы, отсчитывая сначала последние минуты, а затем секунды до уничтожения, судорожно готовясь в случае чего прикрыть находящихся рядом со мной людей.
Но мы успели добраться до границы леса, преодолев за отпущенное нам время около шести километров, ведь неслись гномские шофёры, не жалея ни себя, ни двигателей, ни подвески.
Я уже выскочил из грузовика и остановился рядом с делегацией предупреждённых Ларой главных эльфов, деловито накидывающими на весь лес защитный полог, когда вдалеке вспух огромный огненный шар и земля содрогнулась под ногами. Облака над монастырём испарились в одно мгновение, а чуть позже ударная волна разметала их остатки, чтобы чуть погодя всей своей силой обрушиться на нас.
– Ложись! – прозвучал в мозгу каждого человека отданный непонятно кем магический приказ, – ногами к взрыву! На него не смотреть, ослепнете!
Я упал как подкошенный в ближайшую ямку, совсем забыв о том, что я сильно могучий маг теперь, и молился лишь об одном, только бы пронесло! Экипаж плюхнулся рядом, на ногах осталась лишь Лара да главные эльфы, затеявшие сильное колдовство, но я очень сильно сомневался в том, что магия сможет на равных противостоять всей злой мощи несущейся на нас ударной волны.
По ушам и всему телу стеганул звук взрыва такой силы, как будто у меня прямо над головой бахнули из морской шестидюймовки, но не это было самым страшным. Я извернулся, ведь лежал я лицом вниз, и увидел, что лес, по большому счёту, не пострадал. Лара сотоварищи сумели отразить рикошетом ударную волну, загоревшиеся было сухие ветки, листья и тряпки погасли, и теперь эльфы радовались, но вот Великая Магесса тоже что-то почувствовала, и тревожно завертела головой, поймав в конце концов своими глазами мои.
Я же всем своим существом ощутил горестный вздох, да такой, как будто вздохнуло всё в этом мире, даже и я сам. Потом пришло ощущение застарелой боли, и далёкое чужое воспоминание о тех временах, когда эта боль была везде. И решительное желание избавиться от этой боли прямо сейчас вместе с теми, кто её принёс.
Народ что-то почувствовал, и все испуганно притихли, с тревогой глядя друг на друга. Даже раненые и обожжённые заткнулись, всем своим нутром ощущая приближение намного большей неприятности, чем все их переломы да мгновенно выскочившие волдыри. А вот все окрестные ками, ну или духи, если по-старому, наоборот, выскочили из своих укрытий и завертелись в полнейшей панике на поверхности земли, и сегодня их мог разглядеть любой желающий.
Они разбежались от нас, как от прокажённых, и от места взрыва на хорошее расстояние, и вот теперь мы сидели как будто бы в беснующемся, перепуганном до смерти и обвиняющем нас во всех смертных грехах кольце километрах десяти-двенадцати диаметром. Они не скрывались, и волнующееся кроваво-красное свечение, напоминающее северное сияние, поднялось от земли до неба, спрятав от нас всё остальное в этом мире.
Потом пришёл ещё один медленный вздох, и я даже покачнулся вместе с ним, а кое-кто и упал, потому что устоять не было никакой возможности. Выдох этот всё длился и длился, набираясь по пути раздраженной, злобной усталости, и решительного желания прекратить всё это прямо сейчас, на месте, не разбираясь, кто прав, а кто виноват.
Моё желание спасти друзей и себя, и мгновенно вынырнувшее откуда-то понимание того, что только я сейчас могу это сделать, заставило меня забыть обо всём и полностью раскрыться для магии, откинув всё человеческое как можно дальше. По своей воле я никогда бы этого не сделал, но теперь терять мне было нечего.
Я поднялся сознанием и всем своим существом чуть выше, над лесом, совсем не обращая внимание на то, как я это делаю, но ноги вроде бы твёрдо стояли на земле. Переглянулся с тремя мощными сгустками огня, принявшими сейчас вид сотканных из пламени существ с глазами, хвостами и крыльями и понял, что они были перепуганы сейчас намного больше моего, а уж о прямом противодействии и не помышляют.
Потом пришло чуть мазнувшее по мне ощущение чьего-то всепоглощающего внимания, отвлёкшееся на саламандр, потом на всех окрестных ками, а потом и на место взрыва, над которым сейчас раскинулся огромный дымный гриб.
Духи этого мира принялись как будто тыкать в нас пальцами, отводя от себя чужое рассеянное, омрачённое болью внимание, и я их не винил в этой отчаянной попытке уцелеть за наш счёт. По большому счёту, они были правы, и были они ни при чём.
Саламандры не стали пытаться перевести стрелки, в них было слишком много достоинства и даже небольшое понимание того, что доля их вины в прошедшем всё-таки есть. Лишь Лариска ошалело выскочила и запищала в сильнейшем испуге, кинувшись и попытавшись забиться мне под ноги. Я отвлёкся на неё, на Кирюху, метавшимся сейчас вслед за ней серым хвостиком, и попросил не бояться, ведь всё будет хорошо. Наша девочка тут же мне поверила, другого выхода у неё не было, но уходить не пожелала и сидела, вцепившись мне в ногу и только тихонько дрожала, как огонёк свечи на ветру.
Её присутствие странным образом успокоило меня и придало веселой решимости, ведь я пообещал! Тень чужого мощнейшего внимания вновь мазнула по нам, грозя растворить меня в себе, и тут я понял, что может чувствовать таракан на ровной поверхности, с которой не убежишь и не спрячешься, под внезапным прицельным, кинжальным светом сотни зенитных прожекторов.
Но я не стал метаться в испуге, прятаться и пытаться убежать, да и не было в этом никакого смысла. Или нас всех сейчас смахнут с лица этого мира, не оставив даже воспоминаний, или же мне удастся как-то проскочить самому и протащить за собой всех тех, кто в этот миг смотрел на меня в отчаянной надежде. Я ощущал Лариску и Лару, причём обе они в своих чувствах сейчас совсем не отличались, потом Кирюху и весь остальной экипаж, саламандр, гномов и людей, духов и эльфов, верующих и неверующих.
Я поднялся ещё выше, заслоняя собой остальных, как загнанная в угол крыса поднимается на задние лапы, и сумел привлечь к себе ещё больше внимания. У меня появилось полное ощущение, что неведомые прожектора добавили немилосердного накала, сумев просветить меня до самого дна моей души, и признали достойным разговора.
Чужая боль нахлынула тёмной волной, но я сумел выплыть и даже удержаться на ногах. Вообще, это было похоже на то, как раненый слон вдруг сумел остановиться в своей злобной ярости, заметив под ногами сочувствующую ему мышку, и принялся от всей души жаловаться ей на то, как ему больно и плохо .
Ловкая мышка, то есть я, вдруг сумела уверить мир в том, что щас всё будет, щас всё решим и всё вылечим, ты только постой чуть-чуть, ты не топчи никого только! Повинуясь непонятно откуда взявшемуся пониманию того, что так будет правильно, я погнал саламандр выпить и полностью проглотить тот злобный огонь, что бушевал сейчас на месте мятежного, чтоб они все провалились, монастыря.
Саламандры с большой неохотой, мол, сильно болеть потом будем, подчинились, но я не обратил на них никакого внимания. Перетопчетесь, ничего с вами не случится! Огонь начал по чуть-чуть утихать, и мир вздохнул с облегчением, заставив Лариску на моей ноге радостно взвизгнуть.
Потом мне пожаловались на опаснейший, невидимый и ничем не ощущаемый яд, который мог проникать сквозь стены и надолго заражать не только земли, но даже воздух и воду, и который травил не только хапнувших его, но и всё их потомство. А я откуда-то понял, что бороться с этим ядом насобачились ещё в давние времена эльфы, и тут же заставил их заняться делом. А ещё с облегчением мир выдохнул в тот раз, когда я припряг к делу всех окрестных ками, упросив их срочно заняться починкой магической стороны этого покорёженного злым огнём места.
А потом я покачнулся, упал на одно колено и чуть не умер окончательной смертью, потому что именно мне начали предъявлять за весь этот балаган, что случился сегодня.
– Эт-то не ммы! – сумел я промычать жалкие оправдания, и давление удивлённо ослабло, потому что это была чистая правда, во всяком случае, я в неё истово верил. – Эт-то Древние! Это всё они, чтоб им пусто было!
Мир замер, дав мне возможность выговориться, и я своего не упустил. В самых красочных выражениях, удивляясь самому себе, откуда что и взялось, я принялся излагать свою версию событий. Захлёбываясь и торопясь, ловя явные изменения внимания и лавируя между ними, я нёс отчаянную пургу про то, что мы здесь совсем не при чём, а совсем даже наоборот, что мы хорошие, мы всё исправить хотели!
Вот Древние, это да, это же их рук дело, а мы живём в мире и согласии, мы не такие! А чтобы это понять, ты только дай нам возможность, дай нам шанс, и ты увидишь, что мы и сами с твоей болью справимся, тебе даже делать ничего не придётся!
Очень помогло и то, что пришпоренные саламандры сумели и в самом деле обуздать этот злобный, разрушающий саму ткань этого мира огонь, ну или он сам кончился, а эльфы с Ларой во главе кинулись бороться со всепроникающим ядом, и у них получалось! Ками от них не отставали, лихорадочно шурша и заделывая пробоину на магической стороне, и лишь только люди с гномами отчаянно молились кто Единому, а кто-то и мне, и это очень даже помогало.
Спустя ужасно долгую и длинную минуту чужое внимание с сомнением ослабло, принявшись присматриваться ко всей этой восстановительной суете, и я с облегчением выдохнул сам.
А потом сознание этого мира ушло из этого места, запомнив и назначив меня напоследок крайним, в случае чего, на будущее, чтобы знал, а я стоял на месте, замерев как вкопанный, боясь поверить своему счастью и не совсем осознавая то, что всё уже кончилось.
А потом все мои ощущения стали стремительно меркнуть и уменьшаться, как и я сам. Вернулись запахи и звуки, вернулась надоедливая боль во всё никак не желающей угомониться печени, появилось ощущение ожога на правой ноге, и я удивлённо посмотрел на свой прогоревший ботинок и суетливо спрыгнувшую с него Лариску, безутешно заплакавшую от того, что она обожгла меня и сделала больно.
А потом меня кинулась лечить Лара, подхватили под руки эльфы и Далин, но сознание моё померкло, не справившись с такой конской дозой переживаний и новых ощущений, и в себя я пришёл, как водится, уже на корабле.
Глава 5, в которой герои немного отдыхают
Я проснулся, когда в окнах корабля было уже или всё ещё темно. Рывком, весь в липком поту, поднялся и сел на койке, будто бы вырвавшись из нового кошмара, и тут же с облегчением выдохнул, поняв, что всё уже закончилось. Но перебирать воспоминания и разбираться в них мне, к счастью, не дал присущий каждому человеку будильник, недвусмысленно заявивший о том, что сначала по-настоящему важные дела, а уже потом всё остальное баловство.
Кое-как нашарив ногами тапочки, чуть согнувшись и даже приплясывая от нетерпения, схватив себя руками для верности за причинное место, я крабиком пополз в сторону корабельного санузла, и мысли мои в этот момент, слава богу, не были заняты ничем таким эпическим, вытесненные простым, но сильным опасением увидеть на двери табличку «Занято!».
Но, хвала Единому, весь экипаж спал, а Кирюха в этом деле был мне не конкурент. Хотя, уже умываясь, я почувствовал близкое присутствие друзей, и всё равно спешить не стал. Пусть проснутся, успокоятся, да чайник поставят, может быть.
Я деловито вытерся насухо, с некоторым опасением рассмотрел своё отражение в зеркале и с удивившим меня самого огорчением отметил, что все эти страсти великие не оставили на мне никаких следов, кроме отросшей, зудящейся щетины. Не стал я ни красивее, ни мужественнее, и ничего на моём лице не передавало тех эпичных треволнений, что выпало мне пережить на этой неделе. Из зеркала на меня пялился обычный, уже не совсем молодой балбес, и я с облегчением выдохнул.
Но тут в дверь деликатно постучали, и я, прибрав за собой, пошёл сдаваться.
– Тёма! – стоило лишь чуть приоткрыть дверь, как Арчи тут же схватил меня за руки и выволок в коридор, принявшись обниматься, – здоровый, Далин, ты гляди, всё с ним нормально! Третий день же спишь, ты чего!
Потом меня перехватил и помял гном, как-то странно при этом ухватив и придавив за шею сзади, пробурчав при этом что-то вроде: «Ну ты блин зараза!», потом мне вскарабкался на руки Кирюха и прилепился сбоку Антоха, и вот такой компанией мы направились к Лариске, потому что девочка наша уже изнывала от нетерпения.
В машинном отсеке я открыл дверцу топки и без всякого опасения погладил её по огненной шёлковой шёрстке рукой, я уже знал и умел это делать, и вот это обрадовало и успокоило её больше всего. Но от объятий пришлось ласково, но решительно уклониться, на них меня бы уже не хватило. Да и рубаху жалко, что ни говори.
– Может, тут чаю попьём? – решительно предложил Далин. – Все вместе! Ты смотри, как радуется!
– А давай, – быстро согласился с ним Арчи. – Чур, я за верстаком! Кирюха, действуй, как на празднике! Антоха, пошли за табуретками! А ты, штурман, тут посиди, с Лариской пообщайся, уж очень она переживала за тебя эти три дня!
Маг раздал указивки и вышел, сопровождаемый юнгой и Кирюхой, который принялся сердито доказывать Арчи, что он тоже переживал изо всех сил, а ты не сказал почему-то!
– Сам скажешь! – потрепал его рукой по макушке маг. – Потом! А пока сыпь жимолость горстями прямо в чайник, грей суп да кашу, доставай конфеты и пряники! Четыре утра, самое время для пира!
– Самогонки захвати! – решился на невиданный для него поступок Далин, не отводя глаз от Лариски, ведь пьянствовать в машинном отсеке строго запрещалось прежде всего им самим. – Гномьей! Выпью стакан, но как лекарство, не гляди ты на меня так.
– Да я бы тоже тяпнул, – мне пришлось пожать плечами. – Только не этой твоей, косорыловки три свеклы, а простой.
– Кирюха! – гаркнул Далин на весь корабль, закрыв дверцу топки и начав быстро освобождать свой верстак от инструментов, – Ну или Антоха, хрен вас там разберёт! Водки тащи, да четыре стакана! Отмечать будем!
Я пододвинулся к стене вместе с дежурной табуреткой, чтобы не мешать экипажу суетиться, и начал переглядываться с Лариской. Девочка наша хоть и хотела спать, но не очень сильно, и была довольна тем, что мы собираемся в машинном отсеке, она уже поняла, что всё это только ради неё.
А я прикидывал, кем же это она может вырасти, если три её старших сестры сумели выпить целое море злобного огня, уничтожившего мятежный монастырь. Я бы, например, и приближаться бы не рискнул. Даже в том своём состоянии не рискнул. Или попробовал бы с ним договориться, что ли, но ни в коем случае не переть на него рогами вперёд.
Кирюха между тем накрыл верстак торжественной белой скатертью, красиво задрапировав тиски складками ткани и выставив на них четыре стопочки в один ряд.
– Много не тащи, – остановил я его, – четыре утра всё-таки.
– Есть разные мнения, – улыбаясь, ответил тот подслушанными у Далина словами и шмыгнул за дверь, – на этот счёт!
Я по своей крестьянской натуре и деревенскому происхождению не очень любил, когда на столе было не протолкнуться от разнообразных закусок и заедок, мне нравилось по простому, когда на поляне царствовало одно блюдо, пусть даже и под водку. Борщ – так борщ, шашлык – так шашлык, пельмени – так пельмени, бешбармак – так бешбармак, был бы ещё свежий хлеб да салат впридачу, то желать уже больше нечего. А клевать из разных мисок по чуть-чуть – только аппетит и пищеварение себе портить. Да и остаётся много, приходится выбрасывать, или, что ещё хуже, через силу доедать на следующий день, вот как моя семья это делает после всех праздников, а разве ж это дело?
Но мнение моё на этот счёт, как выразился Кирюха, выяснили давно и тогда же объявили отсталым, провинциальным и даже кулацким, и никто его уважать не собирался. Арчи с Далином любили разнообразие, гном в основном за то, что тогда получается на столе много всего, полуэльф за невольно возникающую сложность вкусов, а Антоху никто и не спрашивал. Но парень попал под полное влияние механика и копировал его во всём, так что можно было и не интересоваться .
– Сюда иди, – Далин хлопнул ладонью по табуретке рядом с собой и принялся разливать огненную воду из разных бутылок по стопкам. – Антоха, тебе чего налить-то, на полпальца хотя бы?
– А чего сам пьёшь, то и мне налей! – решительно высказался юнга. – Попробую!
– Ну и дурак, – гном без колебаний нацедил ему грамм пятьдесят гномского самогона. – Ромашкинский первач лимонадом покажется, смотри.
Мы расхватали стаканы и повернулись к прильнувшей к жаропрочному стеклу с той стороны Лариске, рассматривавшей сейчас нас во все глаза, уж очень ей было интересно. Она довольно нам улыбалась, и мы ей тоже.
– Давайте выпьем за наш экипаж! – гном перебил собравшегося было по своему обычаю затянуть длинный тост Арчи. – Вот просто за нас! За тебя, за меня, за него, за всех! А остальные пусть идут к чёрту!







