Глава 1. Тритон
Путь до Тритона проходил по местам, куда взрослые не совались. Света здесь не было – темнота лежала повсюду. Такая густая и плотная, что об неё, казалось, можно было споткнуться. И в ней плавали едва заметные мерцающие точки – старые красные маркеры, обозначавшие не то двери, не то проходы, не то еще что-то. От шагов они прыгали по стенам, оставляя в темноте розовый тлеющий след. Если бы не они и не фонарики – что закроешь глаза, что откроешь – никакой разницы.
Три ярких белых пятна медленно плыли в этой темноте. Одно из них приблизилось к ограждению и сорвалось в бездну.
– Шахта, – прошептал голос за фонариком.
Непроходимой стеной перед ними возвышалось огромное черное пространство – плотная, бездонная пустота похожая на застывший кошмар – когда-то здесь, наверное, ходил невообразимых размеров лифт. Ребята остановились, что-то хрустнуло под ногами и сразу же успокоилось, тишина заполнила воздух.
– Ух… – качнулся фонарик.
– Да, – дрогнул второй.
– Страшно…, – прошептал третий.
– Ой да ладно, сто раз ходили…, – вздохнул первый.
Всю шахту проходить не требовалось, они спустились всего на три этажа.
– Стой, – поднялась рука. Все замерли.
Лёгкий, но глубокий, едва слышный гул, который ощущался скорее ногами, чем ушами – обычное дело для Энджи. Прислушались, нет ли в нём чего-то нового, чужого и лишнего. Нет. Один фонарик свернул в сторону, выхватывая из темноты серые металлические обломки похожие на огромного паука.
– Робот, – сообщил он тихо.
– Вижу, – шепнул второй. – У башни привал.
– Почему всегда у башни? – возмутился первый.
– Потому что, – отозвался второй. – Мы это сто раз обсуждали.
Второй фонарик приблизился к «роботу», пятно света стало ярче, в нём сверкнули суставы. Фонарик дёрнулся, свет забрался в небольшое углубление с зеркальной поверхностью на дне.
– Ты думаешь её вернут? – хмыкнул первый.
– Ну…
– Ага, жди…
– Мало ли, – печально вздохнул второй.
– Головы в другой раз поищем…
– Почему в другой?
– Потому что, – раздраженно отозвался первый. – Всегда одно и то же. Сколько можно?
– Меня не хватятся, хоть час околачивайся, хоть три, – вступил в разговор третий.
– Вы сговорились что ли?
– Нет, а что? – сердито шепнул второй.
– Что, что… мы здесь не одни, вот что…
– Ну тихо ведь… – все трое на мгновение замерли, задерживая дыхание, прислушиваясь, затем осторожно выдохнули, – тихо ведь, нету их.
– Блин, – поднялся первый фонарик, освещая бледное лицо, – Ник, ты чего?
– Убери, – зажмурился Ник.
– Ладно. Давай только на обратном пути.
– Да! – тихо воскликнул Ник. – Да, давай. Ура!
Головой они называли плоский квадратный предмет, размером примерно с ноготь, без которого на Энджи не включалось ни одно устройство. Даже самому простому чайнику непременно требовалась хоть какая-нибудь голова. Тем более без головы не работали устройства более сложные, такие как пылесос или стиральная машина, гидраторы, роботы, или оружие. Внутри каждой головы содержался экземпляр искусственного разума Энджи – крохотная упрощённая копия с ограниченной силой интеллекта и возможностями. И чем сложнее было устройство, тем умнее голова ему требовалась. Уровень интеллекта головы определялся по выбитым на её корпусе цифрам. Самые слабые, где номер начинался с единицы, годились для фонарика – 100, для чайника чуть сложнее – 101, а если у чайника имелось несколько кнопок – 102. Микроволновка – 110, телевизионная панель – 122 и так далее. Более умные головы имели в начале цифру 2 и 3. Однако, двоечки почти невозможно было найти, не говоря уже о троечках и выше: пятёрках, семёрках, восьмёрках или девятках, про которые среди мальчишек ходили настоящие легенды. Утверждалось, например, будто есть на Энджи «тридевятка» – голова с маркировкой 999. Что существует она лишь в одном единственном экземпляре, и способна управлять совершенно всем: любым устройством и даже самой станцией.
У старого разбитого робота, что валялся в проходе и был похож на паука, несомненно, тоже имелась когда-то голова. Скорее всего, троечка. Всё-таки робот – сложное устройство. И эту голову можно было бы вставить куда угодно, хоть в чайник, хоть в фонарик – аппаратный интерфейс представлял из себя гладкую зеркальную плоскость, куда магнитилась любая, подходящая по размеру. Но лучше всего было бы такую голову продать, потому что стоила она немало, а устройств соответствующей крутизны у ребят всё равно не было.
– Привал, – объявил фонарик.
Все трое остановились. Пятна света суетливо забегали по стенам, проваливаясь в черные выбоины и вспыхивая на белых непонятных надписях.
– Как думаешь, Эха, он уже знает, что мы идём?
– Кто? Тритон?
– Ну.
– Конечно знает. У него всюду глаза и уши. Почему, ты думаешь, его до сих пор не разобрали?
– Как почему? – хмыкнул Ник, – Это же Тритон!
– Вот. У него голова, наверное.. – Эха задумался, прикидывая, какая могла бы быть у Тритона голова. Фонарик уставился в потолок. Фантазия рисовала невероятные числа.
– Да, – прервал его Ник.
– Вот, – кивнул Эха.
– Тритон – это сила, – мечтательно произнёс Ник.
– Да-а, – отозвался Эха.
– Будете перекусывать? – вступил в разговор третий фонарик. В его свете находился открытый рюкзак, из которого один за другим возникали небольшие бутерброды.
– Миша, – восторженным шепотом произнёс Эха, – ты красава!
Перекусив, они двинулись дальше. На возвышавшейся рядом с ними конусообразной конструкции погас едва заметный синий индикатор. Внутри её вершины что-то протяжно скрипнуло. Три пятна света сошлись на звук почти моментально.
– Каждый раз меня пугает… – прошептал Ник.
– И меня…
– Они, – кивнул Ник, – даже башню не смогли разобрать. Куда им до Тритона.
– Может, она им нужна.
– Была бы нужна, они бы не пробовали, а так вон… вся в царапинах. Стопудово хотели разобрать, только не смогли.
– А там наверняка голова, – мечтательно прошептал Ник.
– То-то и оно, – вздохнул Эха.
– Пошли уже, – перебил их третий фонарик, убирая свет с затихшей башни.
Коридоры Энджи делились на три типа: узкие вертикальные – для обслуживающих механизмов, широкие горизонтальные – для людей, магистральные – для машин. Последние представляли из себя широкие и высокие туннели, в которых можно было найти останки древних роботов. Обезглавленных, конечно, но всё равно впечатляюще больших и загадочных.
Одним из таких был Тритон. Разумеется, о том, чтобы выковырять из него голову никто и подумать не смел – робот был включен и двигался. Он переставлял свои тяжелые ноги, поднимал массивную грудь и сопел, прогоняя воздух через встроенную систему вентиляции. Бронированная чешуя на его огромном длинном туловище мерцала и переливалась загадочным зеленым светом. Всё это приводило мальчишек в состояние восторга, близкого к помешательству.
Затем выяснилось, что на Тритона можно не только смотреть. Им управлял достаточно мощный разум. Робот много знал, всё помнил, и был очень старым. Старше любого из дедушек, и мудрее всех взрослых вместе взятых. Ребята поклялись друг перед другом ни за что на свете никому об этом не рассказывать. Эта клятва была скреплена кровью, и не нарушалась уже несколько лет.
Наконец, они вышли к лифту. На нём надо было довольно долго и далеко спускаться. Так далеко, что в ушах что-то выпрямлялось и щелкало. Потом еще коридор, темнота и красные маркеры, но самое страшное – этот лифт. Если его не сломали, а оставили работать, значит это кому-то было нужно. Кто-то, значит, им еще пользовался. И с этим «кто-то» совсем не хотелось встречаться.
За лифтом у Эхи выключился фонарик – в нём стояла улучшенная голова от чайника и фонарик срабатывал сам, когда света вокруг становилось достаточно много. Магистральный туннель в этом месте был завален обломками и мусором. Тритон умел маскироваться в этом хламе так, что разглядеть его среди старого пластика и разноцветного лома было непросто. Но мальчишки знали куда идти – огромный робот уже очень долго не менял своего положения – экономил батарею. Они пробрались за кучу пустых контейнеров, обошли дырявую цистерну, пересекли поляну рваных скафандров, и, подобравшись к остову сгоревшего двухэтажного транспорта, копоть на котором была такой старой, что приобрела желтовато-коричневый оттенок, увидели заветную зеленоватую чешую. Это была нога Тритона. В ней находился интерфейс, напоминавший человеческое лицо. Правда, кожа на этом лице закостенела и потрескалась, губы не шевелились, нос отвалился, один глаз не двигался, а голосовые связки работали так плохо, что уже не передавали ни эмоций, ни артикуляции. Речь Тритона была монотонна и походила на болезненный хрип. Он несколько раз упоминал какой-то визор, через который было бы удобней общаться, но ребята не поняли, о чем речь.
– Приветствую, – проскрипел Тритон, – с чем пожаловали?
Черный глаз сфокусировался на Эхе, перескочил на Ника и, заметив Мишу, вернулся к Эхе.
– Эгер Никита и Миша рад вас видеть.
Они поздоровались и расселись.
– Ты обещал, – начал Никита, немного краснея, – когда мы повзрослеем, рассказать настоящую историю людей.
– А вы повзрослели.
– Да, у Миши вчера был день рождения, пятнадцать лет.
– Пять тысяч четыреста семьдесят пять циклов неровное число.
Мальчишки переглянулись, Эгер улыбнулся:
– Да, Тритон, мы знаем, что раньше люди считали циклами, расскажи нам о них больше.
– Ты обещал, – требовательно добавил Никита, пристраивая рюкзак.
– Да но еще раньше они тоже считали время годами днями часами и минутами в дне было двенадцать часов и столько же было в ночи а всё вместе это называлось сутками в которых было двадцать четыре часа за это время планета Земля делала один оборот вокруг собственной оси…
Никита повернулся к Эгеру и, скорчив кислую рожу, покрутил пальцем в воздухе, изображая кольцо. Механический глаз Тритона уловил этот жест.
– Занудило, – скрипнул он, стараясь изобразить вопрос.
– Да, еще как, – подтвердил Никита, – мы это всё и так знаем, по истории проходили…
– Что же вы хотите узнать.
– Что было на самом деле, как погибли прежние? – спросил Никита.
– Да, от чего они вымерли? – добавил Эгер.
– И что такое космос? – раздался третий вопрос.
Мальчишки с удивлением посмотрели на Мишу.
Тритон замолчал.
– Миха?! – процедил Никита, показывая кулак.
– С чего бы начать. Раз вы такие взрослые теперь, – произнёс Тритон, стараясь говорить понятнее, – придется с самого начала.
Никита подложил рюкзак под ноги.
– Раньше люди жили на планете у которой была звезда. Собственная планета и Солнце которое светило только людям. Только нам одним. Но однажды случилась катастрофа и Солнце начало расширяться угрожая уничтожить планету. Тогда люди создали Энджи и отправились на ней к другой звезде. Это был очень долгий путь. Другая звезда называлась Аури. Она оказалась последней звездой во Вселенной и когда люди достигли её системы, вокруг неё находилось уже очень много других разумных существ.
Эгер недовольно хмыкнул. Никита вздохнул, глядя как хмурится Миша.
– Добравшись до Аури люди захотели переселиться на занятую другими разумными существами планету и случилась война. Человечество терпело одно поражение за другим. Когда наши армии были разбиты и враги захватили ближайшие орбиты вокруг Энджи, Лидиртэ принял решение уничтожить вражеские силы с помощью излучения центрального реактора. Так на Энджи появились огромные пробоины, а сам планетоид получил отрицательный импульс и потерял орбитальную устойчивость. Мы не победили но враг отступил потому что понял что человечество утратило способность вести войну и скоро погибнет. Затем печальная судьба Солнца постигла и Аури. Звезда начала расширяться. Первыми сгорели ближайшие к ней планеты. Затем те что были на средних орбитах. Энджи находилась на далёкой орбите но обладала слишком большой массой чтобы успеть покинуть систему Аури. Тем не менее Лидиртэ придумало как спасти человечество. Или если не спасти, то хотя бы выиграть для него время. Оно погрузило Энджи во временную яму. Большинству людей это не понравилось, и они улетели.
Тритон замолчал, зрачок в его черном глазе забегал по лицам ребят.
Мальчишки задумались. В голове Никиты вертелось недоумение, почему такую простую историю, которая в целом повторяла то, что они знали и так, нужно было рассказывать только когда они «повзрослеют». Эгер нахмурился, потёр лоб и стал скрести затылок, то и дело попадая мизинцем в ухо. Его смущала «временная яма» и странное смешение знакомых частей истории с незнакомыми. Лицо Миши тоже выражало сомнение.
– Как-то слишком просто, – расчесывая щеку, произнёс Эгер, – что значит улетели? – Покряхтев, он растёр лоб и воскликнул, – Да тут вообще… много странного!
– Что здесь странного, – спросил Тритон.
– Мы думали ты расскажешь, как они погибли… в катастрофе…, – пробубнил Никита.
– Да нет же, Ник! – возмутился Эгер, – что значит улетели? На чем? Куда? Зачем?
– Вы точно повзрослели, – произнёс Тритон монотонно.
Мальчишки притихли – это утверждение или вопрос?
– Люди улетели на космических кораблях, – сказал Тритон. – Собрали все что у них были. И улетели. Они отправились к ближайшему квазару, который давно погас заодно с остальными звездами, но был таким массивным и ярким что свет от него мог давать людям энергию еще очень долго. Важно было оказаться у него первым чтобы занять комфортную орбиту раньше чем это сделают другие.
Ребята снова задумались.
– Какие другие? – прозвенел голосок Миши.
– Да, – поддержал Никита.
– Другие разумные существа. Жители других планет, – скрипнул Тритон. – С кем по-вашему воевали люди?
Мальчишки снова переглянулись.
– Сами с собой, – ответил Эгер, – это была гражданская война. И мы победили.
– Гражданская война была потом, – сказал Тритон, – и в ней никто не победил. В гражданской войне нельзя победить.
– Ерунда какая-то, – кисло произнёс Никита. – Прежние не могли улететь, они погибли, их тела находят постоянно, до сих пор.
– Да, их очень много, – согласился Эгер, – а кто не погиб, стали псевдами.
Тритон ненадолго задумался, затем произнёс:
– Хорошо давайте я вам покажу. Отойдите. Мне придётся встать.
Ребята не сразу поняли, о чем их попросили. Сообразив, похватали свои рюкзачи и мигом оказались среди рваных скафандров. Гора пластикового мусора перед ними вздрогнула и зашевелилась, в глубине робота что-то щелкнуло и загудело, словно там начал раскручиваться сухой электрический волчок. Пластик полетел вниз, легко и неслышно разбиваясь, а над ним начала появляться зелёная мерцающая броня.
На этом всё и закончилось. Они еще подождали несколько минут, завороженно всматриваясь в зеленые чешуйки, и молча вернулись. За тем местом, где стояла нога, через которую они общались, обнаружилось пустое пространство с гладким черным полом, над которым нависало металлическое брюхо древнего робота.
– Заползайте, – сказал Тритон.
Мальчишки испуганно переглянулись. Первым снял рюкзак Никита, с ним было не пролезть.
– А если он опустится? – шепнул он с опаской глядя на друга.
– Миха, не ссы, – шепнул в ответ Эгер.
– Не опущусь, – подтвердил Тритон.
Поверхность пола была гладкой и ровной, и похожа на стекло. В ней отражалось собственное лицо, серый метал Тритона в стыковых бороздках, и еще какие-то неясные пятна. Когда все заползли, Эгер спросил:
– Что дальше?
– Сейчас увидите, – сказал Тритон, – когда я выключу свет смотрите вниз.
Не успел Никита удивиться, каким образом Тритон способен вот так запросто погасить свет, как отражение лица перед глазами исчезло, и вместо него появилась огромная чернота с красным круглым пятном. Он начал всматриваться.
– Ай-ай, мамочки, – раздался рядом голос Миши.
Никита не сразу понял почему «ай-ай», но, когда его глаза привыкли, сам чуть не вскрикнул – его словно потянуло вниз, в черную бездонную пропасть, в глубине которой, на фоне ярких и тусклых звездочек сверкал раздувшийся красный шар. Он переливался тонкими искорками и как будто дышал, и Никита падал на него, не в силах остановиться.
– Это космос, – произнёс Тритон. – Красная Аури. Звёзды.
Некоторое время, затаив дыхание, ребята всматривались в иллюминатор. Затем, немного привыкнув, Эгер произнёс:
– Это настоящее? Очень круто.
Все остальные с ним согласились.
– А где здесь люди? – осторожно поинтересовался Никита.
– Люди, – отозвался Тритон, – это длинные рукава искорок, которые растянулись в сторону открытого космоса. Каждая искорка – это космический корабль. Ближайшие можно разглядеть. Самые большие и медленные еще не отошли далеко.
Ребята снова затихли, присматриваясь.
– Да, я вижу! – воскликнул Эгер.
– О, я тоже… ого!
– О-у-у… похоже на спираль
– Как же так… ведь прежние вымерли триста лет назад, – произнёс Эгер, с удивлением заметив, как неуместно и даже глупо звучит теперь слово «вымерли».
– Эти триста лет прошли здесь для нас. Для них прошло всего несколько дней.
Никита восторженно выдохнул, Эгер облизал пересохшие губы, глаза Миши смотрели не моргая.
– Это и есть временная яма. В их потоке времени Энджи скоро погибнет. В нашем потоке этого придётся ждать многие сотни лет. Для вас ребята… – Тритон сделал паузу. – Аури будет светить вечно.
Глава 2. Птица
– Выходит так, – прошептал Никита, – что можно их догнать?
Он первым нарушил молчание. Никто не ответил. Фонарики лежали в руках, белые пятна света и пятки товарища мелькали перед глазами. Мимо проплывали серые плоскости стен, черные отверстия в клочьях рваного металла, поваленные двери, мусор, лом и останки роботов – всегда старых, всегда поломанных. Ничего нового никогда не возникало в этих бесконечных коридорах, темных шахтах и разграбленных жилых отсеках. Люди, которые всё это создали, ушли отсюда, покинув Энджи и всех, кто на ней остался.
– Так почему же они… – начал Эгер и замялся, – улетели.
– А вдруг это просто большой экран, – задумчиво произнёс Никита. – Стоит ли ему доверять?
Он как будто разговаривал сам с собой, разбираясь где мог прятаться обман: в том, что им рассказывали по истории или в том, что рассказал Тритон. Чувства, однако, были на стороне робота, и, если он говорил правду, значит прежние, которые создали все эти удивительные механизмы и головы, включая самого Тритона, бездонные шахты и бесконечные туннели, да и вообще всё, – эти всемогущие люди прошлого не погибли в какой-то непонятной войне или катастрофе, а вполне себе живы и находятся где-то рядом. Представлять такое было интересно до головокружения. И в такое хотелось верить. А в то, что прежние вымерли – нет.
– Почему же к ним еще никто не отправился, – шепотом произнёс Эгер.
– А как. На чем, – не спрашивая, а словно размышляя, отозвался Никита. – Нужно где-то взять космический корабль. Лично я ничего про такой не слышал. Даже не знаю, как он выглядит.
– Вот было бы здорово! – мечтательно произнёс Эгер. – Попасть в космос.
Снова замолчали. Надо было подниматься, Тритон жил глубоко внизу, теперь только вверх и вверх. Коридоры, лифт, черная шахта. Но Энджи теперь не казалась мальчишкам такой уж пустой. В них пробудилось волнующее чувство, будто прежние люди находились здесь совсем недавно, пусть даже и по их собственному странному времени. И сейчас, случайно завернув в незнакомый коридор, они натолкнутся на одного из них. И у него будут все эти непонятные устройства, и он расскажет для чего они нужны и как работают, или вдруг даже подарит что-нибудь удивительное и крутое.
– Эха.
– У?
– Мы собирались за головами.
– Угу.
– Ну.
– Что ну?
Фонарик Эгера остановился.
– Миша?
– Я тут.
– Что с картой?
Третий фонарик задёргался, освещая рюкзак. Перед ним появился блокнот с яркими пластиковыми страницами и черный фломастер.
– Готова.
– Отсюда пойдём? – спросил Никита.
Фонарики заметались по сторонам. Выхватили висящую на стене картину, глубокую царапину с острыми краями и затёртый желтый штамп «015А» на стене.
– Пятнашка, – удовлетворённо прошептал Эгер.
– Миша, отметь.
Зашелестели страницы, скрипнул фломастер.
– Идём направо, – объявил Никита.
Фонарики устремились в пыльный проход за покосившейся перекладиной. Шли только прямо, коридоров на станции было столько, что если заблудился – считай погиб.
– Как они тут жили? – шепотом спросил Эгер.
– У них здесь был свет, – отозвался Никита, – на стенах надписи. Ну и карты, наверное, хорошие, не самодельные.
Медленно продвигаясь по неизведанному коридору, фонарики то и дело разбегались по сторонам. Мимо проплывали жилые отсеки, но двери в них были открыты, а значит всё ценное разграблено. Ребята терпеливо и долго шли дальше, пока, наконец, не упёрлись в заваленную мусором стену.
– Черт, валим, быстро! – чуть не в голос выпалил Эгер, наскакивая на идущего следом Никиту.
– Там дверь, – остановил его Никита. – Закрытая.
– Ты дурак что ли? Это тупик! Услышат – нам крышка. Валим!
– Да стой ты, Эха, – хватая друга за рюкзак, выпалил Никита, – там дверь, понимаешь? Под завалом. И замок работает. Сейчас откроем!
Эгер направил фонарик в лицо друга, тот прикрылся ладонью, оставив между пальцами тонкую щелочку, в которой блестели глаза.
– Эха, не кипиши, – Никита постарался успокоить друга. – Давай послушаем. Тихо!
Все затаили дыхание. Для надёжности выключили свет. Минута абсолютной темноты и тишины. Никиту качнуло в сторону, и он прислонился к стене, чтобы не упасть. Шорох рукава показался безумным грохотом. Подождали, прислушались.
– Ладно, – прошептал Эгер, включая фонарик, – только быстро.
– Ага, – выдохнул Никита, – но вы мне поможете. Надо раскидать.
Стараясь не шуметь, они начали разбирать завал, за которым, у самой стены действительно пряталась дверь. Никита протёр рукавом небольшую выемку в стене, снял перчатку и приложил палец. Дверь мерзко пискнула. Этот неприятный звук показался самым громким на всей станции. Эгер едва слышно ругнулся. Фонарик Миши вздрогнул. Никита прикоснулся к выемке еще раз – тот же гаденький писк. Третий раз, четвертый, и наконец пятый: четыре раза замок пищал противно, но затем его ответ изменился – теперь это был густой утвердительный «пиу» с самым приятным для слуха тембром. После него дверь попыталась отъехать в сторону, но что-то ей помешало. Дрогнув и сердито погудев, она опять пропищала и затихла.
– Что за нафиг? – возмущенно прошептал Эгер.
Никита снова приложил палец. Четыре раза, «пиу», дверь гудела и не открывалась. Его бросило в жар.
– Ей что-то мешает, – произнёс Эгер, водя рукой по серой шершавой плоскости и присматриваясь. Он надавил, за дверью что-то скрипнуло.
– Ну-ка, – произнёс он азартно, – давай еще разок. Ей там что-то мешает.
Никита подышал на палец: четыре мерзких писка, один приятный, один недовольный. После этого он почувствовал, что обычный гул станции в ногах немного изменился. Сердце забилось чаще.
– Сейчас, – шепнул Эгер и полез в рюкзак.
Он таскал с собой массу каких-то неведомых штуковин «на всякий случай», и теперь выудил из темноты небольшую металлическую палку с каким-то блином на конце и выпуклой круглой кнопкой посередине.
– Что это? – стараясь не выдать волнения, спросил Никита. Фонарик дрожал в его руке. Гул в ногах усиливался. Скоро это заметят остальные.
– Откуда я знаю, – хмуро отозвался Эгер, – хрень какая-то. Но если нажать – от блина всё нафиг разлетается. Давай приложим к двери и нажмём.
– Давай, – торопливо ответил Никита, – только если не получится – валим.
Эгер приложил блин к двери и отогнул палку.
– Видал, как гнётся… классная штука.
– Давай уже! – процедил Никита.
– Теперь надо надавить на неё, а то она от двери отскочит.
Мальчишки навалились на блин.
– Миха, помогай!
Все трое принялись давить. Эгер нащупал кнопку, блин дрогнул, пытаясь их сбросить, и за дверью разразился сокрушительный грохот, показавшийся Никите бесконечно громким и долгим.
– Тихо, – шепнул Эгер.
Но его друг уже прикладывал палец. Четыре писка, низкий «пиу», и дверь с шипением отползла в сторону. Блин с ручкой грохнулся на пол. Включился свет. Глаза кольнуло. Их тут же захотелось закрыть, но сделать это оказалось невозможно. Отсек был забит самым разным добром, мальчишки застыли как вкопанные.
– Черт, – с отчаяньем произнёс Эгер, слегка приседая, – нас походу прочухали.
Никита сделал вид, что не слышит, шагнул вперёд. Здесь было всё. Очень много всего. И всё было целым: огромные, наполненные чем-то шкафы, множество незнакомых устройств и невиданных предметов. И необычный запах, словно пыль смешали с чем-то вкусным. Всё осталось от прежних хозяев в нетронутом виде. Никита заметил приоткрытые двери в другие комнаты, подался вперёд, но его дёрнул за рюкзак Эгер. Лицо друга было бледным, глаза белые, губы сомкнулись в полоску.
– В другой раз, Ник. Миха, отметь. Ник, в другой раз придём. Сейчас валим, – он махнул рукой в сторону чернеющего выхода, – быстро! Они услышали.
Никита чуть не взвыл от досады. Эгер был прав, и крыть нечем. Он обвёл взглядом ускользавшую из-под носа сокровищницу. У двери стоял невысокий шкафчик, на котором лежала какая-то мелочь. Дрожащей рукой Никита сгрёб её в кучу. Что-то упало. Прошелестел блокнот, скрипнул фломастер, звякнули застёжки рюкзака. Они выскочили в коридор и побежали. Никита обернулся – яркая белая полоса освещала коридор из открытой двери. Он рванулся назад, зацепился за что-то, и чуть не упал.
– Ты дурак? – Эгер держал его за скафандр.
Друг снова был прав. Они снова рванули за Мишей, быстрее к выходу из тупика. Чужой звук теперь различался даже сквозь собственный отчаянный топот. Сердце бешено колотилось, ноги несли так, словно их было не две, а восемь, но коридор всё равно казался в обратную сторону длиннее.
– Если перекроют проход нам крышка! – задыхаясь прокричал Эгер.
Грохот был совсем рядом, слышались чужие шаги и сиплый механический скрежет. Они поднажали, догоняя Мишу. Перед глазами мелькнули грязные ботинки, фонарик выхватил «015А» на стене. Едва не падая на повороте, все трое проскочили в знакомый коридор, и припустили там с новой силой.
Остановились только у башни. Несмотря на сильнейшую отдышку, постарались задержать дыхание и прислушаться. Удалось не сразу. Никита откашливался, Эгер кряхтел. Миша едва дышала, прислонившись к стене. Никита посмотрел на неё и подумал, что для девчонки она очень даже неплохо бегает. Ему вдруг вспомнилось, как они с Эхой впервые взяли её к Тритону. А тот сказал, что у прежних это было мужское имя. Странно. Но у прежних многое было странным. Никита сунул руку в карман и ощупал трофеи. Сердце согрелось, он представил, как, осторожно очистив их от пыли, будет внимательно осматривать каждую вещь, каждый их изгиб и царапинку, и как они все втроём будут бережно раскладывать его находки на столе, вертеть при ярком свете и фантазировать для чего они могли быть предназначены и как их можно приспособить в теперешнем хозяйстве. И еще, может там окажется голова? Он запустил руку в другой карман. Да еще и двоечка… Сейчас, конечно, на ощупь то не поймешь.
Никита прочистил горло и, глубоко вздохнув, приложил ухо к стене.
– Тихо, – прошептал Эха.
– Угу, – подтвердил Ник.
– Привал тогда.
– Есть хотите? – спросила Миша.
– Миха, – прошептал Эгер, – ты снова в точку. Доставай.
Миша улыбнулась, но фонарики светили в другую сторону и мальчишки этого не заметили. Все начали рыться в рюкзаках, а Никита подумал, что у него замечательные друзья. Ему вспомнилось, как Эгер вступился за него, когда шпана пыталась отнять у него книгу Сола. Тогда он испугался, что, если начать за неё драться, она рассыплется, страницы разлетятся, и хотя с ними вряд ли что-нибудь случиться, собрать их снова в книгу будет очень сложно, одна или две непременно потеряются. А Эгер ворвался, лихой и решительный, как электрический разряд, одного пнул, другого ударил, третьего повалил. Тогда он тоже завертелся, махая кулаками, а потом каким-то непонятным образом в руке друга оказалась эта книга, и Эгер, неровно дыша, протянул её другу. «Не знаю, Ник, нафига ты везде её носишь. Она же тяжелая». Вспомнив это, Никита улыбнулся. Достал из рюкзака книгу, провел рукой по обложке. «Сол Ка Оникс. Путешествие в страну вулканов». Да, странные у прежних были имена. «Сол» – это вот, например, мужское или женское имя? На обложке были покрытые лесом сопки и выступающая над ними гора с белоснежной вершиной. Ничего подобного на Энджи не существовало, книга была про Землю.
– Ник, ты снова носишь этот балласт?
– Это не балласт, – можно было бы обидеться за такое, но только не на Эху. Никита улыбнулся. – Всё хочу Тритона спросить… – он повернул книгу, из-под обложки у неё торчали закладки, – но вот никак случай не выходит.
– Ну ты решительней, Ник, хочешь я напомню?
– Так ты вон про свой блин никак не спросишь.
– А, – хмыкнул Эгер, – так с ним же всё прояснилось. Это – квазимагнитный самоотталкиватель.
– Что? – сдвинул брови Никита.
– Он поднимается и висит. Прямо над полом. Только равновесие не держит. Наверное, вставлялся куда-то. Чето типа носилок, я думаю. Чтобы всякие тяжести легче было перемещать.
– А, – пристраивая книгу в рюкзак, кивнул Никита, – может и так. Но ты молодец, догадливый.
– Угу, – согласился Эгер, – вот я только никак не пойму, почему у тебя все двери открываются? И как ты, кстати, прочухал, что там дверь?
– Какие все, Эха? Было то всего пару раз…
– Сейчас, и еще была, когда мы к провалу ходили. Подсобка там, помнишь?
– Угу, – Никита взял протянутый Мишей бутерброд. – Так ведь пустышка.
– Не об этом речь, – возразил Эгер. – Как тебе это удаётся? Я вот пробовал, и Миша. А у тебя – пи-пи-пи… и открылась.
– Эха, черт, я вообще без понятия, – жуя, произнёс Никита. – Может я просто руки чаще мою?
Миша прыснула.
– Нет, ну серьёзно… – не сдавался Эгер.
– Да не знаю я.… честно.
– А как ты понял, что там дверь за пластиком?
– Тоже не знаю, – Никита сдвинул брови, и решил не выдумывать ничего, не рисоваться перед друзьями, а сказать честно, как есть. – Просто чувствую, как бы… ну, когда рядом… что-то такое… не знаю, как объяснить… ну, будто связанное с чем-то внутри…
– Внутри тебя? – проникновенно шепнула Миша.
– Ну нет… внутри Энджи.
Все замолчали.
– Опа, – произнёс Эгер. – Неожиданно. А ты точно не из этих, – его фонарик дёрнулся в сторону, рассыпаясь в черноте коридора.
– Нет, Эха, мы же сто раз это обсуждали, я точно не из этих. И ты не из этих. И Миха. И псевды вообще тут не при чем.
– А я вот теперь в этом не уверен, – сказал Эгер.
Никита взял второй бутерброд:
– Эха, чего ты докапываешься? Дай поесть.
– Ладно, – поскрёб затылок Эгер, – Завтра еще вернёмся. Там дофига всего, походу. Видели?
– Да-а, – прогудел Никита. – Крутая голова там точно есть.
– Ты это тоже чувствуешь? – язвительно спросил Эгер.